Я всегда твердил что судьба игра аккорды
Ночные Снайперы – Я всегда твердил, что судьба – игра
Ночные Снайперы – Я всегда твердил, что судьба – игра
Am
Я считал, что лес – только часть полена.
F
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Dm
Что, устав от поднятой веком пыли,
E
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Bm
Я сижу у окна. За окном осина.
G
Я любил немногих. Однако – сильно.
Em
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
F#
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
F E
Я сижу у окна.
Am
Я писал, что в лампочке – ужас пола.
F
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Dm
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
E
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Am
Я сказал, что лист разрушает почку.
F
И что семя, упавши в дурную почву,
Dm
не дает побега; что луг с поляной
E
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Bm
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
G
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Em
Я сижу у окна, обхватив колени,
F#
в обществе своей грузной тени.
F E
Я сижу у окна.
Am
И моя песнь была лишена мотива,
F
но зато ее хором не спеть. Не диво,
Dm
что в награду мне за такие речи
E
своих ног никто не кладет на плечи.
Am
Гражданин второсортной эпохи, гордо
F
признаю я товаром второго сорта
Dm
свои лучшие мысли и дням грядущим
E
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Bm
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
G
море гремит за волнистой шторой.
Em
Я сижу в темноте. И она не хуже
F#
в комнате, чем темнота снаружи.
F E
Я сижу у окна.
«Я всегда твердил, что судьба – игра…» И. Бродский
Я всегда твердил, что судьба – игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако – сильно.
Я считал, что лес – только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке – ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
Дата создания: 1971 г.
Анализ стихотворения Бродского «Я всегда твердил, что судьба – игра…»
Стихотворение «Я всегда твердил, что судьба – игра…» было написано И. А. Бродским в 1971 году и посвящено Л. В. Лифшицу. Этот человек был близким другом Иосифа Александровича и, вероятно, лучше других понимал, что творится у поэта на душе. Поэтому такое личное, полное противоречий произведение, адресовано именно ему.
Это стихотворение содержит философские измышления, обрамлённые короткими фразочками, этакими бытовыми записками. Композиция выглядит следующим образом: строфа состоит из шести строк, которые рифмуются попарно. Четыре из них представляют собой мировоззренческие выкладки. Последние две строчки – зарисовки из обыденной жизни. Эти части представляют собой такой разительный контраст, который может поначалу не укладываться у читателя в голове. Однако он становится понятен тому, кто хорошо знает автора или способен вдуматься в смысл произведения.
Стихотворение построено на рефренах. Сначала мы видим анафоры, открывающие строфы (кроме двух последних): «Я всегда твердил», «Я считал», «Я сказал». Затем повторяются начала у строк, содержащих жизненные тезисы автора:
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа…
Наконец, двустишие начинаются с фразы «Я сижу у окна». Только в пятой и шестой строфах этот рефрен меняется на «Я сижу в темноте».
Эти повторы не случайны. Центральная тема стихотворения – рефлексия. Автор, он же лирический герой, находясь в одиночестве и совершая простые действия («Я помыл посуду», «Вспоминаю юность»), восстанавливает в памяти свои жизненные принципы. О них поэт всегда говорит в прошедшем времени, что наводит на мысль о том, что он уже не придерживается этих убеждений. Более того, в некоторых строках звучит сомнение в правильности юношеских представлений о мире:
Я считал, что лес – только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Раньше, условно говоря, поэт пренебрегал личностью, предпочитая тело. Теперь же поэт иначе смотрит на вещи. Внезапно он обнаруживает, что его внутренний мир не менее многообразен, нежели материальный мир, который он прежде оценивал и куда стремился. Это примиряющее с действительностью открытие заключено в последних строках:
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
Так философская составляющая стихотворения просачивается в бытовую. Эта гармония заметна в образе «море гремит за волнистой шторой». Комната – это метафора души поэта, и море находит в ней отражение в виде занавески, имеющей очертания волн.
Единственное, что беспокоит автора, – это его вклад в поэзию. Он анализирует собственное творчество:
Моя песня была лишена мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Иосифа Александровича не смущает, что его стихи не популярны у большинства, но сетует, что он как поэт, возможно, не повлияет на потомков. Читатель может заметить здесь аллюзию на выражение «стоять на плечах гигантов» Исаака Ньютона. Однако сегодня мы можем сказать, что это пророчество, к счастью, не сбылось. Многие современные авторы воспитаны на творчестве Бродского, поэтому нельзя не переоценить его вклад в мировую культуру.
Я всегда твердил, что судьба игра
Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.
Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.