выгоднее собирать мусор чем вознестись на небеса
Се Лянь
Для меня ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой» ты.
Се Лянь протянул руку и легонько прикоснулся к рисунку.
Прикосновение вышло вовсе не таким заметным, подобно дуновению свежего ветра, не более. Но юноша вдруг оторвал голову от коленей, его израненное лицо даже просветлело на миг:
— И почему паренёк такой шустрый?
Се Лянь мягко кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, но юноша ринулся к краю постамента, его дыхание даже сбилось немного:
— Я знаю, что это ты! Ваше Высочество, не уходи, я хочу тебе сказать!
Троица тут же застыла. Юноша, кажется, ужасно волновался, он крепко сжал кулаки:
— Пускай… твои храмы сожжены, но… не нужно печалиться. Впредь я построю для тебя ещё больше, величественнее, роскошнее, таких, с которыми ничьи храмы не сравнятся. Никто с тобой не сравнится. Я непременно это сделаю!
Троица молчала, не в силах подобрать слова.
Юноша выглядел плачевно: в драных лохмотьях, с ног до головы покрытый грязью, с окровавленным распухшим лицом. Но при этом говорил он столь вдохновленно и решительно, что становилось и смешно, и горько, слушателей посетили крайне противоречивые переживания. Будто бы боясь, что его слова не достигнут ушей принца, юноша сложил ладони у рта и закричал, обращаясь к картине над постаментом:
— Ваше Высочество! Ты слышишь? В моём сердце ты — божество! Ты — единственное божество, ты — истинное божество! Ты слышишь?!
Он так надрывно кричал, что вся гора Тайцан отозвалась эхом:
Се Лянь – цитаты персонажа
За год может произойти столько всего, а за десять лет человек меняется полностью! Просто невозможно помнить каждую мелочь. К тому же, многие вещи лучше забыть без остатка. Вместо того чтобы запомнить, как меня пару сотен лет назад ранили сотней мечей и растоптали сотней ног, я лучше запомню, как вчера съел вкуснейший мясной пирожок.
Божество для человека — суть предшественник, достойный восхищения, также учитель, ведущий за собой, и путеводный светоч. Но не хозяин. Мы можем быть благодарны ему, можем восхищаться им, но вовсе не возводить в культ. Также в случае с шествием на Празднике Фонарей, я считаю, что правильное отношение — это благодарность и взаимная радость, но не страх, не заискивание, не благоговейная осмотрительность, и уж точно не признание себя его рабами.
Выгоднее собирать мусор, чем вознестись на небеса.
Общаясь с человеком, нужно обращать внимание на то, подходите ли вы друг другу, на сочетание ваших характеров, а не на то, кем вы являетесь. Если ты мне понравился, этого не изменить, будь ты хоть нищий попрошайка; и если ты мне не понравился, сделайся ты хоть императором, я буду ненавидеть тебя по-прежнему.
— Так значит, это твой дом, — прокомментировал Се Лянь.
— Резиденция, — поправил Хуа Чэн, — не дом.
— Разве есть разница? — спросил Се Лянь.
— Конечно, — ответил Хуа Чэн, — в доме есть домашние, семья. Место, где кто-то живешь один, не может считаться домом.
Тело пребудет в страданиях, но душа пребудет в блаженстве.
Се Лянь протянул руку и легонько прикоснулся к рисунку.
Прикосновение вышло вовсе не таким заметным, подобно дуновению свежего ветра, не более. Но юноша вдруг оторвал голову от коленей, его израненное лицо даже просветлело на миг:
— И почему паренёк такой шустрый?
Му Цин произнёс:
Се Лянь мягко кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, но юноша ринулся к краю постамента, его дыхание даже сбилось немного:
— Я знаю, что это ты! Ваше Высочество, не уходи, я хочу тебе сказать!
Троица тут же застыла. Юноша, кажется, ужасно волновался, он крепко сжал кулаки:
— Пускай… твои храмы сожжены, но… не нужно печалиться. Впредь я построю для тебя ещё больше, величественнее, роскошнее, таких, с которыми ничьи храмы не сравнятся. Никто с тобой не сравнится. Я непременно это сделаю!
Троица молчала, не в силах подобрать слова.
Юноша выглядел плачевно: в драных лохмотьях, с ног до головы покрытый грязью, с окровавленным распухшим лицом. Но при этом говорил он столь вдохновленно и решительно, что становилось и смешно, и горько, слушателей посетили крайне противоречивые переживания. Будто бы боясь, что его слова не достигнут ушей принца, юноша сложил ладони у рта и закричал, обращаясь к картине над постаментом:
— Ваше Высочество! Ты слышишь? В моём сердце ты — божество! Ты — единственное божество, ты — истинное божество! Ты слышишь?!
Он так надрывно кричал, что вся гора Тайцан отозвалась эхом:
Цитаты Благословение небожителей (новелла) Выпуск завершен
Вместо того, чтобы вспоминать, как пару сотен лет назад меня ранили сотней мечей и растоптали сотней ног, я лучше запомню, как вчера съел вкуснейший мясной пирожок.
Неважно, человек ты, божество или демон, за свои деяния нужно нести ответственность.
Советник вдруг добавил:
— Ваше Высочество, многие годы в народе из уст в уста передаётся одна фраза, и каждый воспринимает её как нечто неоспоримое. Но на самом деле она ошибочна, просто никто этого не замечает.
— О какой фразе речь?
— Человек, поднимаясь наверх, становится богом; человек, опускаясь вниз, становится демоном.
Се Лянь, подумав, спросил:
— И в чём ошибочно это суждение?
— Разумеется, оно ошибочно. Запомни: человек, поднимаясь наверх, остаётся человеком; человек, опускаясь вниз, остаётся человеком.
Он прекрасно понимает, что дозволено, а что нет, где находится грань, которую запрещено переступать, и как пройти ровно по ней, а иногда и продавить немного дальше.
— Так значит, это твой дом.
— Разве есть разница?
— Конечно, есть. Дома есть домашние. Место, где ты живешь один, домом не зовется.
— По какому поводу градоначальник решил сегодня сменить образ?
— Я сейчас умру! Новый облик градоначальника столь прекрасен, что я готова умереть! Какая молодость, какая энергия!
— Куда тебе умирать, ты давно уже мёртвая, дуреха старая!
В мире столько разных людей и чудесных встреч. «Странный» вовсе не означает «опасный». Надо сказать, что в глазах некоторых людей я тоже наверняка выгляжу странно, но разве вы считаете меня опасным?
Не знаю, вспоминали ли вы обо мне? Я вот о вас ни секунды не вспоминал.
Как бы там ни было, ты сам должен знать, чего хочешь. И делать то, что считаешь нужным.
О, ты разве не знал? В мире есть вещи, воспрепятствовать которым невозможно. Взять, к примеру, солнце, которое садится на западе, или слона, который собрался раздавить муравья. Или же. меня, когда я намерен выбить из тебя твою собачью жизнь!
К слову, в последнее время мне совершенно нечем заняться. И если среди вас кто-то также страдает от безделья и хочет, к примеру, померяться силами, я с удовольствием составлю ему компанию.
Если ты хочешь увидеться со мной, ты всегда сможешь это сделать, и не важно, какое число выпадет на костях.
Кому какое дело, небожитель ты или демон? Если люди уверуют в то, какой ты есть, таким тебе и быть. Даже если ты далек от этого образа на сто восемь тысяч ли, все увидят лишь то, что хотят увидеть.
К счастью, когда они вернулись из пустыни, здесь уже стояла глубокая ночь. В противном случае, если бы кто-то из местных увидел, как Се Лянь стоит под звездами и спрашивает, как себя чувствует глиняный горшок, скорее всего люди устроили бы переполох.
— Столько слов было сказано, почему же Ваше Высочество наследный принц до сих пор не спросил, для чего я сблизился с ним?
— Если ты не захочешь говорить, то не скажешь, даже если я спрошу. Или же ответ твой не будет правдивым.
— Между вами есть какие-то разногласия?
— Он мне не понравился.
— Много-много лет назад один человек сказал мне, что не может жить дальше, и спросил меня, ради чего ему стоит жить, какой смысл в его жизни. Знаешь, что я ответил ему тогда?
— Я сказал ему: если не знаешь, ради чего жить, живи хотя бы ради меня. Если не можешь найти смысла жизни, тогда пока что сделай меня смыслом своей жизни, опорой, которая будет помогать тебе жить дальше.
Пэй Су, прекратив обращать внимание на Кэ Мо, повернулся к Се Ляню: «Ну вот, посмотри сам. Многие вещи в этом мире невозможно решить в споре. Остается только биться».
Се Лянь ответил: «Я согласен с первой фразой».
Сань Лань же заметил: «Я согласен со второй».
Слово же «немного», прозвучавшее из уст Сань Лана, смело можно было перефразировать как «спрашивай что хочешь, я отвечу».
За год может произойти столько всего, а за десять лет человек меняется полностью.
— Что бы ты хотел, чтобы я спросил?
— Например, человек ли я.
— Насчёт этого. мне кажется, нет никакой нужды спрашивать.
— Да. Разве она есть? Человек или нет, это ведь совершенно не важно.
— Если кто-то, ослеплённый чувствами, вот так отдает всего себя, а в итоге его прах развевают по ветру. И впрямь печальный исход.
— Чего страшиться? Если бы это был я, то спокойно отдал бы прах, захочет этот человек уничтожить его или же просто поиграть, пересыпая в ладонях, какая мне разница?
— А вы отлично осведомлены, молодой господин.
— Ну что вы, что вы. Просто вы осведомлены хуже, вот и все.
— Э. А что, если Небеса как раз осудят?
— В таком случае уже Небеса будут не правы. Зачем приносить извинения за правильный поступок?
Когда народ говорит, что ты бог, это значит, что ты бог; скажут, что ты дрянь, стало быть, ты дрянь и есть; чем тебя назовут люди, именно тем ты и будешь. Так уж повелось.
Мо Сян Тунсю. Благословение небожителей
В незапамятные времена Се Лянь был наследным принцем государства Сяньлэ. Судьба одарила его всем: прекрасным ликом, чистыми помыслами и бесконечной любовью своих подданных. И если уж кому-то и было предначертано стать Божеством, то именно Его Высочеству.
Однако удержаться на Небесах оказалось для него не так просто. Се Лянь возносился дважды и дважды был изгнан на землю. И вот спустя восемьсот лет скитаний Его Высочество вновь возвращается в Небесные чертоги. Получив своё первое задание в роли Божества, он сталкивается с таинственным и невероятно могущественным демоном, который, как оказалось, уже давно положил глаз на наследного принца.
За год может произойти столько всего, а за десять лет человек меняется полностью! Просто невозможно помнить каждую мелочь. К тому же, многие вещи лучше забыть без остатка. Вместо того чтобы запомнить, как меня пару сотен лет назад ранили сотней мечей и растоптали сотней ног, я лучше запомню, как вчера съел вкуснейший мясной пирожок.
Божество для человека — суть предшественник, достойный восхищения, также учитель, ведущий за собой, и путеводный светоч. Но не хозяин. Мы можем быть благодарны ему, можем восхищаться им, но вовсе не возводить в культ. Также в случае с шествием на Празднике Фонарей, я считаю, что правильное отношение — это благодарность и взаимная радость, но не страх, не заискивание, не благоговейная осмотрительность, и уж точно не признание себя его рабами.
Выгоднее собирать мусор, чем вознестись на небеса.
Общаясь с человеком, нужно обращать внимание на то, подходите ли вы друг другу, на сочетание ваших характеров, а не на то, кем вы являетесь. Если ты мне понравился, этого не изменить, будь ты хоть нищий попрошайка; и если ты мне не понравился, сделайся ты хоть императором, я буду ненавидеть тебя по-прежнему.
Тот, кто из двух вариантов — прибавить десять лет жизни себе или же отнять десять лет жизни своих врагов, выберет последний, как раз человеком и зовется, такова людская природа.
Если кто-то не побоялся замахнуться на целый мир — не важно, желая его спасти или уничтожить — я искренне преклоняюсь перед этим человеком. Первое намного сложнее, чем второе, и потому я преклоняюсь даже вдвойне.
Момент из 2го тома
Видя, что тот по-прежнему полон враждебности и не собирается опускать лук, Ши Цинсюань тяжко вздохнул и внезапно толкнулся в его плечо.
В тот же миг на лице Фэн Синя отразился в десять тысяч раз более неописуемый ужас, чем если бы он увидел самое страшное привидение. Небожитель громко заголосил, луч духовной силы в его правой руке мгновенно испарился, намерение сражаться потерпело полнейший крах. Он с побледневшим как у тяжелораненого лицом разразился бранной тирадой, а когда поток ругательств иссяк, срывающимся голосом воскликнул:
— Мать твою! Ты что творишь.
Всё дело в том, что Ши Цинсюань коснулся его руки, в которой была зажата стрела, ничем иным как грудью. И, судя по всему, это прикосновение не на шутку напугало Фэн Синя. По Ши Цинсюаню же совершенно нельзя было сказать, какую неприличную шалость он только что совершил.
В логове Ци Жуна,1ый том
Схватив Лазурного Демона за голову одной рукой, он с силой отбил её вперёд, будто надувной мяч, и спросил:
— А ты, мать его, кто такой, чтобы передо мной дерзить, смерти не боишься?
Се Лянь протянул руку и легонько прикоснулся к рисунку.
Прикосновение вышло вовсе не таким заметным, подобно дуновению свежего ветра, не более. Но юноша вдруг оторвал голову от коленей, его израненное лицо даже просветлело на миг:
— И почему паренёк такой шустрый?
Му Цин произнёс:
Се Лянь мягко кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, но юноша ринулся к краю постамента, его дыхание даже сбилось немного:
— Я знаю, что это ты! Ваше Высочество, не уходи, я хочу тебе сказать!
Троица тут же застыла. Юноша, кажется, ужасно волновался, он крепко сжал кулаки:
— Пускай… твои храмы сожжены, но… не нужно печалиться. Впредь я построю для тебя ещё больше, величественнее, роскошнее, таких, с которыми ничьи храмы не сравнятся. Никто с тобой не сравнится. Я непременно это сделаю!
Троица молчала, не в силах подобрать слова.
Юноша выглядел плачевно: в драных лохмотьях, с ног до головы покрытый грязью, с окровавленным распухшим лицом. Но при этом говорил он столь вдохновленно и решительно, что становилось и смешно, и горько, слушателей посетили крайне противоречивые переживания. Будто бы боясь, что его слова не достигнут ушей принца, юноша сложил ладони у рта и закричал, обращаясь к картине над постаментом:
— Ваше Высочество! Ты слышишь? В моём сердце ты — божество! Ты — единственное божество, ты — истинное божество! Ты слышишь?!
Он так надрывно кричал, что вся гора Тайцан отозвалась эхом:
Мо Сян Тунсю — цитаты из книг автора
За год может произойти столько всего, а за десять лет человек меняется полностью! Просто невозможно помнить каждую мелочь. К тому же, многие вещи лучше забыть без остатка. Вместо того чтобы запомнить, как меня пару сотен лет назад ранили сотней мечей и растоптали сотней ног, я лучше запомню, как вчера съел вкуснейший мясной пирожок.
Божество для человека — суть предшественник, достойный восхищения, также учитель, ведущий за собой, и путеводный светоч. Но не хозяин. Мы можем быть благодарны ему, можем восхищаться им, но вовсе не возводить в культ. Также в случае с шествием на Празднике Фонарей, я считаю, что правильное отношение — это благодарность и взаимная радость, но не страх, не заискивание, не благоговейная осмотрительность, и уж точно не признание себя его рабами.
Выгоднее собирать мусор, чем вознестись на небеса.
Общаясь с человеком, нужно обращать внимание на то, подходите ли вы друг другу, на сочетание ваших характеров, а не на то, кем вы являетесь. Если ты мне понравился, этого не изменить, будь ты хоть нищий попрошайка; и если ты мне не понравился, сделайся ты хоть императором, я буду ненавидеть тебя по-прежнему.
Запомни — в этом мире каждый считает жертвой именно себя.
Тот, кто из двух вариантов — прибавить десять лет жизни себе или же отнять десять лет жизни своих врагов, выберет последний, как раз человеком и зовется, такова людская природа.
Если кто-то не побоялся замахнуться на целый мир — не важно, желая его спасти или уничтожить — я искренне преклоняюсь перед этим человеком. Первое намного сложнее, чем второе, и потому я преклоняюсь даже вдвойне.
Не хватит и десятка тысяч слов, лишь громкий смех ответом и объятия.
Меня не удивляет, что кто-то способен на такое. Меня беспокоит, что на это вдруг оказался способен ты.
Он прекрасно понимает, что дозволено, а что нет, где находится грань, которую запрещено переступать, и как пройти ровно по ней, а иногда и продавить немного дальше.
Что правильно, а что нет — я решу сам. Как оценить меня, пусть решают другие. О потерях и победах говорить не стану. Как следует поступить я сам способен понять.
Человек, поднимаясь наверх, остаётся человеком; человек, опускаясь вниз, остаётся человеком.
Обращается к Се Ляню.
Никому не следует высказываться, не видя полной картины.
Вэй У Сянь залез в окно по дереву магнолии, росшему рядом с библиотекой. Лицо его сияло: «Лань Чжань, я вернулся! Ты скучал, а? Все эти дни ты скучал по времени, когда я переписывал правила, сидя рядом с тобой?»
Лань Ван Цзи сидел, словно древний медитирующий монах, не замечающий ничего вокруг. Он даже продолжил раскладывать книги по стопкам с бесчувственным выражением лица. Вэй У Сянь, как всегда, по-своему истолковал его молчание: «Хоть ты и не хочешь признаваться, я знаю, что ты скучал по мне. Иначе зачем сегодня утром ты следил за мной из окна?»