шопен концерт номер один
Шопен концерт номер один
В первой части концерта ми минор (1830, посвящён Ф. Калькбреннеру) — гораздо большая ясность формы, чем в первой части концерта фа минор. Тональный план обращает внимание своеобразием. В нем классическая схема опять „вывернута» (как в сонате c-moll и трио g-moll): в экспозиции дано тональное единство (e-moll — E-dur), а в репризе — различие — противоречие (e-moll — G-dur). Тем самым классический принцип тональной борьбы и заключительного вывода-синтеза — заменяется романтической контрастностью (здесь мягкой), фрагменты которой подчас несколько формально связаны друг с другом, что можно видеть, например, в переходе к первому, C-dur’ному solo в разработке.
Все это, однако, не мешает ясной планировке тональных отрезков, центров и пространств первой части концерта. Это облегчается и чрезвычайной рельефностью тематизма, намного превосходящей рельефность тематизма первой части концерта f-moll.
И первую и вторую темы Allegro концерта e-moll можно считать ярчайшими образцами романтически-сентиментального мышления юного Шопена:
Внимая этим темам (Сравни тему примера 27 с темой романса Гурилева „Разлука» („На заре туманной юности»). Близость — разительная, и С. Лобачевская даже предполагает, что у Гурилева и Шопена был одинаковый народнопесенный источник.), задаешь себе вопрос: в чем их типичность, характерность?
Их создает целый ряд факторов. Во-первых, спокойное движение, обыгрывание выразительных изгибов. Весьма характерен, например, ход g-fis-e-h в тактах 2-3 из примера 27 (представляющий обращение „шопеновского мотива» Микетты). Такое излюбленное романтиками, особенно славянскими, движение с терции тоники на ее основной тон и затем скачок вниз на квинту носит в мажоре светлый, а в миноре печальный, в обоих случаях — ласково убеждающий, молящий характер. Во-вторых, задержания и непрестанное подчеркивание терций и квинт аккордов (а не их основного тона) (Известно пристрастие романтиков к окончанию пьес тоникой в мелодическом положении терции или квинты (а не основного тона) с целью придать и заключительному аккорду неполную устойчивость, „устремленность». Из произведений Шопена многие оканчиваются в мелодическом положении терции и меньшее число — в положении квинты.). Это способствует романтической томительности, неопределенности. Соответственно применены и гармонические средства, прежде всего аккорда из двух малых и одной большой терций, роль которого в первой части e-moli’ного концерта очень велика.
У шопеновского концерта e-moll, как и у концерта f-moll, есть предшественники. Так, сравнивая первую часть концерта с первыми частями концертов Гуммеля a-moll op. 85 и h-moll op. 89, мы находим немало точек соприкосновения. Употребление тремоло, смены ритмических длительностей, планировка спокойных и драматически напряженных фрагментов, наконец, самый интонационный материал гораздо яснее, чем в концерте f-moll, ведут свою родословную от Гуммеля. Но, вопреки элементам сходства, шопеновская мелодика (согретая теплотой переживаний и великолепно развивающаяся) несравнимо выше мелодики Гуммеля, слегка жеманной и суховато-чувствительной. Несмотря на использование Шопеном ряда интонационных традиций западноевропейской музыки, мелос обеих тем первой части концерта e-moll отличается глубоко славянским характером своей пластической и задушевной напевности. Поэтому и легко проследить тут интонационное родство Шопена с Гурилевым, Глинкой, Чайковским.
Вторая часть e-moll’ного концерта, пожалуй, менее непосредственна, чем аналогичная часть концерта f-moll. Это не мешает ей быть совершенной в своем роде. Как и та, она приближается к типу шопеновских ноктюрнов (здесь образы воды, баркарольность) и, вместе с тем, дает прекраснейшие образцы юношеской шопеновской мелодики. Сам Шопен писал об этой части Т. Войцеховскому:
„Adagio (на самом деле — Larghetto, как и в концерте f-moll, как и в концертах Гуммеля. — Ю. К.) нового концерта — в E-dur. Оно не мощное, а скорее напоминает романс, спокойное, меланхолическое и должно производить впечатление ласкового взгляда туда, где думается о тысяче дорогих воспоминаний. Это какое-то мечтание в прекрасное весеннее время, но при месяце. Поэтому и сопровождается оно сурдинами, то есть скрипками, приглушенными родом гребешков, которые, сидя верхом на струнах, придают им какой-то носовой, серебристый звучок. Может быть, это и плохо, но чему стыдиться, если пишешь плохо помимо своего ведома — только результат покажет ошибку».
Итак, опять ноктюрн. Хорошо пишет об этом Larghetto А. Соловцов: „В многообразной, изящной, чисто шопеновской орнаментике слышатся неясные голоса природы — шелест листьев, всплески воды, соловьиные трели. Колоритная звукопись, окрашенная в светло-мечтательные тона, сменяется то ласково-нежными, то пылкими речевыми интонациями».
В мелодике этой части мы находим, опять-таки, целый ряд характернейших черт: выделение квинт и терций, ходы септим (такты 24 и 26), национальные обороты, задержания и т. п.
В мелодии и гармонии E-dur’ного периода слегка намечаются интонационные моменты несравненного этюда ор. 10 № 3. Ломаный пассаж триолей (пример 29) дает образец шопеновской мнимой полифонии (спускающийся гаммовый ход верхнего мнимого голоса):
В конце первого solo — типичные для Шопена обыгрывания квинты тонического трезвучия верхним вспомогательным тоном (в сущности, это неполное плагальное диатоническое обыгрывание). Затем — мелодический оборот, начинающий выразительный cis-moll’ный фрагмент чувствительно-романтической лирики. Попевка ярко выраженного фольклорного типа, обведенная кружком, относится к числу излюбленных Шопеном, что вновь указывает на значительную определенность и стойкость шопеновских интонаций:
Примечательно проведение (с такта 80) темы (раньше H-dur’ной) в Gis-dur. Это уже очевидная трактовка соотношения всех трех тональностей (Е-Gis-H) как терцево-тонического.
Финал концерта (рондо с двумя темами) написан с мастерством и ясностью, не уступающими таковым качествам финала концерта f-moll, но не обладает его живой непосредственностью. В финале концерта e-moll больше виртуозного блеска и „внешней» игры красок. Не буду останавливаться на вновь выступающих тут чертах народности — в характерном аккомпанементе, в попевках тем (первой, второй, связующей), в ритмике и т. п. Тональный план финала весьма рельефен, он строится (как еще в рондо ор. 5) на чередовании тоники и субдоминанты, тоники и доминанты. Особо интересна кода финала и всего концерта. В ней — показательное новообразование шопеновской фактуры: стремительные гаммовые ходы постепенно поднимаются волнами из басов, захватывают все более высокие регистры фортепиано и заставляют радостно, импульсивно звенеть их. Это — quasi-импрессионистический заключительный „праздник» ликующей тоники — словно прообраз еще более яркой коды шопеновской тарантеллы.
Партии оркестра в концертах (и других концертных произведениях) Шопена до сих пор не были подвергнуты обстоятельному разбору. Высказывались даже мнения, что эти партии написаны не Шопеном (подозрение падало, в частности, без должных оснований, на И. Добжиньского).
Мнения в большинстве сходились (и сходятся) на том, что оркестр концертных произведений Шопена бледен и играет чисто служебную роль. Великий мастер оркестрового колорита — Берлиоз — говорил даже, что этот оркестр „не что иное, как холодный и почти бесполезный аккомпанемент».
То, что фортепиано играет в концертных произведениях Шопена главенствующую роль — бесспорно. Но мера этого главенства не везде одинакова: оно безраздельно в полонезе ор. 22 и приметно скромнее в концертах. Когда все уцелевшие подлинники партитур Шопена будут опубликованы и изучены, выяснится, вероятно, что, вовсе не претендуя на симфонизм концертных сопровождений и выказывая множество неловкостей оркестровки (в силу недостатка опыта и, отчасти, интереса), Шопен, однако, неоднократно проявлял и в области оркестра то чутье тембрового колорита (вспомним, хотя бы, интродукцию Краковяка), которым в высшей, непревзойденной степени отмечен его пианизм.
Фредерик Шопен. Концерт для фортепиано с оркестром № 1 ми минор
На Международном конкурсе пианистов имени Шопена, который раз в пять лет проводится в Варшаве, каждый финалист исполняет в качестве обязательного произведения один из двух фортепианных концертов, созданных великим польским композитором. Выбор предоставляется самим участникам – и действительно, выбирать нелегко: оба произведения дают пианисту возможность продемонстрировать виртуозную технику, оба очаровывают красотой мелодий… Они и рождались почти одновременно, и даже нумерация их – дело случая: ми-минорный Концерт был завершен несколько позднее фа-минорного, но издан он был раньше, поэтому Концерт ми минор стал Первым.
Оба фортепианных концерта были завершены в 1830 г. Их созданию предшествовали важные события в жизни композитора. В 1828 г. на него произвело неизгладимое впечатление выступление в Варшаве Иоганна Непомука Гуммеля, которого в то время именовали «Наполеоном фортепиано». Не меньшее влияние оказал на него Никколо Паганини, выступивший в Варшаве в 1829 г. В те же годы Фредерик Шопен сам выезжал за границу – он побывал в Берлине, Вене, где не только с успехом представил публике собственные произведения, но и познакомился с культурной жизнью этих городов, получил множество новых музыкальных впечатлений, способствовавших творческому взлету.
Два фортепианных концерта занимают особое место среди сочинений, созданных на рубеже 1820-1830-х гг. – первый и последний раз композитор обратил взор в сторону этого жанра. Как Шопен трактовал его? В первую очередь он был пианистом-виртуозом – и оставался таковым в своих фортепианных концертах. Мы не найдем в них сильного проявляения симфонизации инструментального концерта. Фортепиано главенствует абсолютно – оркестр же создает фон для него, в развитии тематического материала он почти не участвует, а о тембровом разнообразии можно говорить применительно скорее к фортепианной партии, чем к оркестру.
При всем сходстве двух шопеновских концертов, у каждого из них – свои особенности. Концерт № 1, в действительности написанный вторым, имеет более ясные очертания формы. Композитор использовал классическую структуру цикла: первая часть в сонатной форме, медленная вторая, подвижный рондообразный финал с чертами танцевальности, однако в трактовке традиционных форм проявляются оригинальные черты (например, в первой части – вопреки традициям – темы тонально едины в экспозиции, а в репризе излагаются в разных тональностях).
В горделивой теме вступления к первой части – Allegro maestoso – фанфарные интонации сочетаются с песенностью. Эта тема играет важную роль в произведении. Лиричная, интонационно родственная вступлению главная партия, излагаемая струнными, кажется безмятежной благодаря опоре на тоническую гармонию, но появляющееся тремоло литавр вносит ощущение тревоги. В побочной партии проявляются черты славянской песенности. Во второй – сольной – экспозиции главная партия усложняется пунктирными ритмическими фигурами, ей предшествуют пассажи, но образный строй ее в целом не меняется. Побочная партия расширена, на ее последних интонациях основывается весьма обширная заключительная, в которой важную роль играет секвенционное развитие. Разработка несколько уступает по масштабу экспозиции, но насыщена мощной энергией. В ней развивается главная партия, обогащенная фигурациями заключительной, в оркестре возникают мотивы вступления. Обилие пассажей создает ощущение импровизационности, при этом композитор отказался от каденции. В репризе образность тем экспозиции остается прежней, но по мощности реприза не уступает разработке.
Часть вторая – Romance. Largetto – исполнена спокойствия и меланхолии: «Впечатление ласкового взгляда туда, где думается о тысяче дорогих воспоминаний», – так охарактеризовал ее автор. Первая тема, излагаемая засурдиненными скрипками, напоминает ноктюрн – в орнаментированной мелодии можно «услышать» и соловьиное пение, и ночной шелест листьев. Вторая тема не контрастирует ей – она так же лирична, но кажется еще более напевной.
Финал – Rondo. Vivace – ассоциируется с картиной народного праздника: все темы рондо отмечены чертами танцевальности. Рефрен напоминает краковяк, эпизоды интонационно родственны ему.
Мировая премьера Концерта № 1 состоялась в Варшаве в октябре 1830 г. По свидетельству газеты «Курьер Варшавский», зал, вмещающий семь сотен слушателей, была полон. Солировал сам композитор, дирижировал Карло Эвазио Солива. Наградой Шопену стали громовые аплодисменты. Не менее благосклонно встретила Концерт парижская публика, когда семь недель спустя он прозвучал – тоже в авторском исполнении – в зале Плейель. В газетных рецензиях отмечались «фантазия и оригинальность».
Ныне ми-минорный Концерт Шопена исполняется не только в авторской редакции, но и в оркестровке Милия Алексеевича Балакирева. Наряду со своей версией оркестровки русский композитор создал транскрипцию этого произведения для фортепиано-соло.
Концерт для фортепиано с оркестром № 1 (Шопен)
Концерт для фортепиано с оркестром № 1 ми минор op. 11 был написан гениальным польским композитором Фридериком Шопеном в 1830 году после Второго, написанного в 1823 году, но получил свой номер из-за более раннего издания в 1833 году, в то время как Второй концерт был напечатан в 1836 году.
Строение
Концерт написан в трёх частях общеё протяжённостью около 41 минуты:
Средняя часть концерта – «Романс» написана в тональности E-dur. Интересна трактовка ремарки Larghetto самим композитором: «Larghetto-это не мощное, а скорее романтическое. Это какая-то греза в лунную ночь». Форма части – трехпятичастная (A-В-А1-В1-А2). В основу части положены две неконтрастные песенные темы. Они очень близки друг к другу по безмятежно спокойному настроению. После небольшого вступления, звучит первая тема. Орнаментальная тема с звукописными приемами письма написана в гомофонно-гармонической фактуре, в жанре ноктюрна. Уже в первом периоде тема постепенно насыщается сложными техническими приемами: излагается в октавном удвоении, затем арпеджированными аккордами, с применением форшлагов и группетто. Вторая тема написана в тональности H-dur. По сравнению с первой темой она более певучая, насыщена малосекундовыми интонациями, орнаментальными триольными пассажами в верхнем регистре. Сквозь музыкальную мысль «слышатся» голоса природы – шелест листьев, всплески воды, соловьиные трели. Главенствующая роль в обеих темах отдана партии фортепиано. На долю оркестра приходится скромный аккомпанемент в виде гармонической поддержки. В процессе развития темы усложняются вкраплением ритмических фигураций, гаммаобразных пассажей. После ремарки а tempo 1 тема впервые получается насыщенное оркестровое проведение на фоне прозрачных фигураций солирующего инструмента. Часть завершается прозрачной кодой на материале темы A.
Финал концерта написан в форме рондо. Все темы имеют основу народной танцевальной музыки. В образной сфере можно говорить о картине народного гулянья. Тема рефрена энергичная, яркая, бодрая. Написана в ритме краковяка с четкими акцентами, размашистым мелодическим рисунком. Каждая фраза начинается с яркого затактового скачка доминантового звука на октаву с последующим логическим разрешением в тонику. Этот материал продолжается восходящим гаммаобразным движением. Гармонический язык в первом периоде основывается на тонико-доминантовом соотношении, что придает простоту, ясность музыкальной мысли. Оба эпизода не контрастны по отношению друг к другу, так и к самому рефрену. Интонационно схожи (начало со скачка и затакта); легкая танцевальная жанровая природа. Одна из особенностей 3 части – тематическое богатство, что явно в духе народных жанров: песен, танцев. Эта идея воплощается в творчестве Шопена в таких жанрах как мазурки, вальсы и другие. Радостный характер основных тем, богатство фортепианных красок, виртуозная эффектность – все это определяет праздничный тон финала концерта e-moll.
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Познакомившись с историей жанра концерта, мы выяснили характерные черты, закономерности нескольких видов концерта (в хронологическом порядке). Фредерик Шопен не привнес в этот жанр новаторских особенностей. Он соединил в своем первом концерте лирическую песенность, грациозность и торжественность, народно-бытовые краски. В концерте композитор использует черты тех жанры, которые нам известны по его фортепианному творчеству (прелюдия, ноктюрн, этюд и др.). Темы всех трех частей песенные, что соответствует стилю композитора. В первой части Шопен «взращивает» каждую партию из интонаций вступления, тем самым создавая эффект единения, общей мысли. В концерте почти нет ярких контрастов, драматизма. Общее настроение – лирико-созерцательное (эту идею продолжают в своих концертах Р. Шуман и Э. Григ). В первой части слышится явное противопоставление вступление всей сонатной форме, это напоминает традицию Й. Гайдну. В дальнейшем тема вступления проводится в узловых моментах формы. Простые и оригинальные темы второй части композитор искусно варьирует, насыщая их орнаментальной мелизматикой, что тоже является элементом стиля Шопена. Яркое и праздничное настроение финала соответствует художественному замыслу всего концерта – лиричность, песенность, основанная на народных мелодиях, переходит в бурное, эмоциональное гулянье. Оркестровка концерта скромная, нейтральная. Служит фоном для солиста. Почти не используется медно-духовая группа и ударные (исключение кульминационные моменты в финале).
Шопен Концерты для фортепиано № 1 и №2
Великий польский композитор, “певец рояля”, родился на русской земле и детские каникулы проводил в играх с еврейскими мальчиками. Вот те нотки, из которых складывается тончайший аромат шопеновской музыки.
Музыкальный гений проявился в Шопене в раннем детстве: подобно Моцарту, он был вундеркиндом исполнителем и композитором. Его педагог Живный отказался заниматься с ним дальше, заявив, что “ничему больше не может научить его”.
Из биографии композитора:
1830
Написан «Концерт f-moll» op. 21, исполненный 17 марта на первом сольном концерте Шопена, в Национальном театре с оркестром под управлением Кароля Курпиньского. Мауриций Мохнацкий пишет: «Он полностью отдается гению музыки, которым вдохновляется и дышит».
11 октября Шопен дает прощальный концерт перед отъездом (как оказалось — навсегда) из Варшавы в Вену и Париж. В программе — новый «Фортепианный концерт e-moll» op. 11. Отзывы в прессе: «Это творение гения».
2 ноября Шопен покидает Варшаву, провожаемый кантатой Йозефа Эльснера «Рожденный на польской земле».
Известие о Ноябрьском восстании (29 ноября) застает Шопена в Вене. Знакомые и родители отговаривали его от возвращения на родину, а сам он писал: «Проклинаю минуту отъезда».
Эмиграция:
1834
Шопен отказывается подавать прошение в российское посольство о выдаче паспорта и выбирает статус политического эмигранта. Это означало, что он больше не увидит родины.
Первый концерт на самом деле второй:) Написал почти сразу, но издали сначала первый — и он стал вторым.
Шопен сам исполнил оба свои концерта. Этот концерт стал последним перед отъездом. Шопен уже никогда не вернется, только его сердце, уже после смерти, по завещанию, перевезут домой.
Главная партия — пылкий монолог главного героя — звучит на фоне взволнованного биения сердца в левой руки. Побочная — вновь обдает нас весенним теплом — пастельными красками сольного рояля.
2 часть: Романс. Время философского размышления. Слова самого Шопена: «Larghetto — это не мощное, а скорее романтическое. Это какая-то греза в лунную ночь» Помните, как Шуберт так и не вернулся из этой страны грез?
3 часть: Финал. Рондо. Краковяк. Как романтик может почувствовать почву под ногами? Только в стихии родного танца — там, где не надо размышлять, достаточно быть.
Концерт №2
Концерт f-moll писался в пору и под очарованием любви к Гладковской, но посвящен позднее Потоцкой.
Еще один французский роман. Более порывистый и мечущийся — ведь мы помним, на самом деле — этот концерт написан раньше.
1 часть
Как радостно осознавать, что после этого концерта будет второй (который по нумерации первый ;)) и в руках оркестра появится чистая кварта вверх — фигура Воскрешения. Жаль только, что в репризе вступления у солиста сама кварта уже исчезнет, но порыв и энергия протеста — останутся.
Пропев первую фразу до конца, спустившись вниз на целую октаву, та же ритмоформула звучит в новой, с самой напряженной и болезненной интонацией — в уменьшенной кварте. Это сжатая пружина сомнения, на которую прозвучат жесткие ответы тутти с ниспадающей интонацией — ответ неутешителен. Наша сердце начинает учащенно биться в сопровождении, и мы погружаемся в бесчисленный поток упоительным мелодий.
Тритата, которой открывает свою “прямую речь” солист — стремительно обрушивается вниз с высоты 5 октавы. А ответом на те же жесткие вопросы с интонацией уменьшенной кварты, прозвучит новая тема. В ней впервые блеснет огонек надежды: мы распахнем свой взгляд на на октаву вверх — неслыханная интонация для мелодии, которую неспособна легко пропеть не одна примадонна — это мелодия не для голоса, это мелодия вырвавшаяся из души.
Прозвучит еще много вопросов… ответы мы услышим уже в ноктюрнах и сонатах.
2 часть
Слова Шопена: «Larghetto» имеет романтический, спокойный, частью меланхолический характер. Оно должно производить такое впечатление, как будто видишь пред собой любимый пейзаж, вызывающий в душе дорогие воспоминания, как, например, в тихую, озаренную лунным светом, весеннюю ночь”
Безумно романтическая тема в каденции становится
3 часть
Яркий калейдоскоп мазурочных интонаций. Где же еще черпать силы — как не на родной почве. Как и русские богатыри, не отправялись на подвиги без горсти землицы русской, так и наш славянин Шопен всегда находит источник жизненной энергии в родных фольклорных танцевальных жанрах: краковяк, мазурка, куявяк, …..Мазурка в финале — озорная, юная, искрящаяся счастьем.
А рожок? Куда он нас зовет — на охоту, легкой рысью, весенний ветерок так и скользит из партитуры финала. Встречаем весну в красках финала 2 концерта!
Помните, мы задавались вопросом, какими красками Шопен напишет концерты: масляными или пастелью? Не знаю как вам, но всегда ожидая от Шопена тончайших пастельных оттенков, на этот раз, во многом благодаря оркестру, я слышу масляную насыщенность и густоту красок.
“Свобода, ведущая народ” — далеко не единственная картина Эжена Делакруа. У него тоже, есть тончайшие акварельные образы, написанные по воздуху:
Удивительно, что он создал два портрета — близнеца: как похожа манера и даже тональность красок: 
Ну и наша красавица не забыта: куда же без ее романов?
Портрет Жорж Санд написан в той же тональности, и это не удивительно: они действительно дружили, и видели жизнь в одних красках, в одной тональности.
И все-таки, вернемся к нашей Свободе:
Эта то, романтическое представление о революции, в котором были едины Делакруа и Шопен. С той лишь разницей, что для Делакруа — это свобода французов, а для Шопена — поляков. Как он рвался домой, узнав о революционном восстании … Но путь был закрыт, восстание подавлено, и ему осталась лишь горстка друзей, связанных с родной землей, родной почвой. Та сила, которую он черпал в родных мазурках, краковяках, куявяках и которые так наполненны жизненной энергией в финалах концертов — все это он потерял. Вот почему в его поздних мазурках звучат нотки горечи. Вот почему его личная свобода не дала ему утешения. Трупы героев, которые мы видим на переднем плане, которые, еще немного, и вывалятся на нас из рамы картины — то, что останется для Шопена на переднем плане. Это же мы слышим в стихах Мицкевича — того самого земляка, который поддерживал его в эмиграции:
К РУССКИМ ДРУЗЬЯМ1)
Вы — помните ль меня? Когда о братьях кровных,
Тех, чей удел — погост, изгнанье и темница,
Скорблю — тогда в моих видениях укромных,
В родимой череде встают и ваши лица.
Где вы? Рылеев, ты? Тебя по приговоре
За шею не обнять, как до кромешных сроков, —
Она взята позорною пенькою. Горе
Народам, убивающим своих пророков!
Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
Пленённая рука поляка вплоть прибита.
А кто поруган злей? Кого из вас горчайший
Из жребиев постиг, карая неуклонно
И срамом орденов, и лаской высочайшей,
И сластью у крыльца царёва бить поклоны?
А может, кто триумф жестокости монаршей
В холопском рвении восславить ныне тщится?
Иль топчет польский край, умывшись кровью нашей,
И, будто похвалой, проклятьями кичится?
Из дальней стороны в полночный мир суровый
Пусть вольный голос мой предвестьем воскресенья —
Домчится и звучит. Да рухнут льда покровы!
Так трубы журавлей вещают пир весенний.
Мой голос вам знаком! Как все, дохнуть не смея,
Когда-то ползал я под царскою дубиной,
Обманывал его я наподобье змея —
Но вам распахнут был душою голубиной.
Когда же горечь слёз прожгла мою отчизну
И в речь мою влилась — что может быть нелепей
Молчанья моего? Я кубок весь разбрызну:
Пусть разъедает желчь — не вас, но ваши цепи.
А если кто-нибудь из вас ответит бранью —
Что ж, вспомню лишний раз холуйства образ жуткий:
Несчастный пёс цепной клыками руку ранит,
Решившую извлечь его из подлой будки.
Но все это еще впереди, а пока, Шопен еще не знает о том, что он не вернется, и его нынешняя весна наполнена предвкушением любви. Рождение Венеры Ботичелли — написано в тональности наших концертов:
Картина наполнена струями Зефира(3), старательно задувающего нашу новорожденную Венеру к острову Крит. Это те самые струи весеннего воздуха, насытившие финал 2 концерта Шопена. Зефир держит в своих объятиях Флору (4), его духовная, любовь в тесном союзе с плотской, изливается дождем роз(5). Но все мы знаем, как коварна красота этого цветка — его шипы всегда будут колоть того, кто решиться быть ближе. И как бы юная Венера не стыдилась своей красоты, прячась за две веточки камыша (6) — символа скромности — усыпанное васильками платье Оры Талло (7) дает нам уверенность в любвеобильности Венеры. Василек (8)- стал символом плодородия, потому что он растет среди созревших хлебов.
Но наши васильки — будут рождены в верности: ведь они обвиты плющом (9) — это растение, «обнимающее» стволы деревьев, символизирует привязанность и верность.
Как бы Талло не старалась укрыть Венеру алой мантией, защищающей ее божественной властью ее красоты и усеянной маргаритками (символ чистоты и непорочности), Венере не пройти мимо анемонов (13). Цветы покрывают берег, на который ей предстоит ступить. Это те самые анемоны, которые вырастут от слез Венеры, пролитых над Адонисом. Романтическая любовь — без happy end’а. Возлюбленный Венеры пастух Адонис погиб на охоте от клыков кабана. Зевс, заботясь о своей любимой дочери, повелел своему брату Аиду отпускать молодого человека на полгода на землю. Адонис возвращался на землю в самом начале весны, в это же время распускаются и анемоны.И лишь вечно зеленое дерево апельсина дает нам надежду на вечную жизнь в мире, в котором шипы розы — не колят, а анемоны цветут круглый год.
Обращение Боттичелли к языческому сюжету, да еще с обнаженной натурой, может, на первый взгляд, показаться странным: в начале 1480-х годов художник вроде бы посвятил себя христианскому искусству. Дело в том, что по мировосприятию Боттичелли был близок к флорентийским неоплатоникам — кружку, возглавляемому философом Марсилио Фичино, который стремился синтезировать античную мудрость с христианской доктриной.
Согласно представлениям неоплатоников, непостигаемый Бог все время воплощает себя в земной красоте, будь то красота телесная или духовная — одна без другой невозможна. Тем самым языческая богиня у неоплатоников становилась аллегорией гласа Божьего, несущего людям откровение прекрасного, через которое спасается душа.
Такой синтез христианства и язычества присутствует и в работе Боттичелли. «Композиция «Рождения Венеры», — писала историк искусства Ольга Петрочук, — удивительным… образом заключает содержание античного мифа в средневековую сугубо христианскую схему «Крещения». Явление языческой богини уподобляется таким образом возрождению души — нагая, подобно душе, выходит она из животворных вод крещения… Немалая смелость понадобилась художнику и выдумка тоже немалая, чтобы заменить фигуру Христа победительной наготой юной женщины — сменив идею спасения аскетизмом на идею всевластия Эроса… Даже библейское «Дух божий носился над водами» здесь приравнивается ни более ни менее как к дыханию Эроса, которое воплощают летящие над морем ветры».
Тонкий синтез духовной и телесной красоты созвучен музыке Шопена. В ней, также как и у неоплатоников, удивительным образом христианская чистота наделена языческой красотой. Знаменитый жест Венеры, которым она стыдливо прикрывает грудь и лоно, Пет Рочук называет «жестом обольстительной чистоты». Рожденная для любви, сама Венера страдала от утраты своего возлюбленного. Боттичеллевская Венера действительно настолько целомудренна, что ее нагота не прельщает, а восхищает.