что обещал ленин народу
Ленин честно отдал крестьянам землю, как и обещал, а вот ленивые крестьяне большевиков просто обманули
Когда Ленин, стоявший во главе партии большевиков, обещал крестьянам землю, он никого не собирался обманывать. Он честно раздал крестьянам всю землю, которая имелась в государстве. А вот крестьяне обманули и Ленина, и большевиков – они не захотели кормить государство, пребывающее в сложной стадии реформ, поэтому государство решило спасать себя своими методами
Очень часто приходится сталкиваться с всякими заблуждениями, а то и фейками, которые опутывают историю СССР. Ну вот, один из, пожалуй, главных – большевики обманули народ России, обещали им одно, а дали совсем другое. То есть сказали, что сделают жизнь малоимущих граждан лучше, а сделали ее вообще невыносимой.
Значит, придется с этим разбираться, чтобы выяснить – соответствует ли это действительности.
Что обещали большевики в целом, и Владимир Ленин в частности народу России?
Ну, насчет мира сомневаться не приходится – под руководством большевиков Россия вышла из империалистической войны, и тут вроде бы Ленин сделал что обещал.
Естественно, государство тоже не оставалось в стороне. Каждое предприятие должно было выплачивать государству налоги, но разница между налогами и прибылью, которая ранее присваивалась капиталистом – это все же разница, причем кардинальная, и при этом неважно, какой величины был налог. Да и прибыль тоже делилась не вся целиком, а соответственно фондам, которые были выделены на предприятие по специфике производства. Но все же большевики не обманули – они ликвидировали утечку денег в карманы частников, и теперь их зарабатывали только рабочие и государство.
Так мы видим, что после того, как кончились «черные годы» Гражданской, военного коммунизма и продразверстки с образованием СССР в 1922 году и наступили мирные времена, крестьяне получили от большевиков все по-честному. Не сказать, конечно, что они стали жить как при коммунизме, но мироеды, по крайней мере, над ними не висели. Они платили только налог государству, а все прибыли от своего труда оставляли себе.
Но все же с крестьянами большевики немного «пролетели». Они им дали то, чего в принципиально новом государстве давать было никак нельзя. Русские крестьяне не привыкли к свободному землепашеству, над ними вечно довлели помещики и община, которые худо-бедно и регулировали производство, обеспечивая государство продовольствием. И это в принципе устраивало всех, хотя, конечно же, крестьяне всегда мечтали о большем.
Но Советская Россия сразу взяла курс на форсированную индустриализацию, а потому рванувшей вперед стране продовольствия требовалось на порядок больше, чем в аграрной царской России. Старые методы земледелия, основанные чуть ли не на первобытнообщинной структуре, пусть даже и в условиях полной экономической свободы, продовольствием стартанувшее государство обеспечить были не в состоянии. Правда, большевики с самого начала пытались создавать добровольные коммуны – прообразы колхозов и совхозов, но в них шла обычно или радикально настроенная молодежь, в сельском хозяйстве ничего не смыслившая, или всякие тунеядцы, которые и при царе-батюшке работать не особо любили.
Между тем СССР наводнило множество всякой сельскохозяйственной техники, или закупленной за рубежом, или произведенной на новых заводах. Мелким крестьянам эта техника была не нужна, а крупных хозяйств практически не было. Можно было, конечно, давать крестьянам в аренду трактора или комбайны, но в виду полной экономической свободы использовать эту технику эффективно не было никакой возможности. Один крестьянин выращивал на своей земле хлеб, другой на соседнем поле – картошку, третий – сажал табак или свеклу, и как при таком разнобое можно было использовать современную мощную технику?
Для того чтобы эту технику можно было использовать, требовалось создание крупных хозяйств, направленных на унификацию производимого продукта, как это, например, начало делаться в эти же самые годы в США и Западной Европе. Но крестьяне не желали объединяться в крупные хозяйства добровольно, и это ставило крест на всей индустриализации, которая в первые годы как раз и держалась на производстве сельскохозяйственной техники и прочих средств производства, которые могли применяться только на селе.
В общем, политика, которая была начата Лениным в отношении крестьянства, в новых условиях провалилась. Большевикам оставалось только два пути – или свернуть свои экономические реформы, на которые не хватало продовольствия, или применить силовой метод при создании крупных крестьянских хозяйств. Естественно, на полпути никто останавливаться не собирался, потому было принято решение об ускоренной коллективизации на селе.
Спору нет – когда какие-либо события форсируются, не избежать накладок и провалов. Правда, к началу 30-х большевики уже стали опытными экономистами, потому провалов удалось избежать. А вот накладки, одной из которых был голодомор, охвативший южные регионы СССР, были очень болезненными, потому с ними справлялись довольно радикальными методами.
А у государства просто не было иного выхода – проблему следовало решать во что бы то ни стало. Голодомор удалось ликвидировать, но это событие стало сигналом к тотальной коллективизации. И именно эта коллективизация, проведенная в самые короткие сроки, и позволила провести в СССР тотальную индустриализацию, что сделало нашу страну одной из самых мощных и влиятельных держав в мире.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Рассматривая параллели. Что обещал Новый 1917 год?
Вопрос, вынесенный в заголовок, может показаться не просто наивным, но и странным. Нам, живущим в 2017 году, отлично известно, что ровно век назад – 14 января по новому стилю в Россию пришел год, когда произошло отречение монарха, случились две революции, начался период великой смуты и гражданской войны.
Но что чувствовали, на что надеялись и что ждали от нового года в России тогда, сто лет назад? Для них ведь даже ближайшее будущее не было ясным и очевидным.
Например, из газетных репортажей той поры следовало, что новый год состоятельная публика встречала в обеих столицах с каким-то диким и безудержным размахом. В Петрограде уже к 11 часам вечера были заняты все столики в кафе и ресторанах. Несмотря на официальный сухой закон, вино, водка и коньяк лились рекой. И не важно, что цены запредельные по тем временам – бутылка какой-то кислой бурды, названной вином, по 20 рублей, а коньяк аж по 80! Водку хлещут стаканами, наливая из бутылок для нарзана.
Побывавший в отпуске фронтовой поручик Сергей Вавилов – будущий президент Академии наук СССР – писал тогда о первопрестольной:
— Москва распоясалась, опустилась, обнаглела.
Он указывал на смешение в настроениях и поведении москвичей традиционной патриархальности, огромного количества невероятных сплетен, какого-то необычайного хулиганства и безумного отчаяния. И все это в воюющей стране, где счет убитым и раненым идет уже на миллионы, и во всех слоях населения чувствуется усталость от войны. Но, выходит, для многих нуворишей, спекулянтов и сомнительных дельцов, на войне как раз и разбогатевших, великая бойня стала поводом для пиров и демонстративного веселья.
Они спешат урвать от жизни все и ждут для себя перемен только к лучшему.
Впрочем, людям свойственно всегда надеяться на лучшее и светлое. В конце 1916 года, когда победоносный исход войны для России, казалось, был предрешен, в Святейшем Синоде обсуждался вопрос о том, чей будет Константинополь. Со своим проектом решения этого вопроса выступил архиепископ Антоний (Храповицкий).
Он считал, что задачей России в этом регионе является не только освобождение Константинополя, но и Гроба Господня, Голгофы, Вифлеема, Дамаска, Бейрута и вообще всех православных епархий.
Архиепископ Антоний полагал, что России следует восстановить Византийскую Империю, объединив Грецию с Константинополем (Царьградом) под мирской властью Самодержца-грека и под духовной властью Вселенского греческого Патриарха.
Россия должна была овладеть широкой лентой земли от Южного Кавказа до Дамаска и Яффы, а также Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Архиепископ Антоний предлагал организовать переселение русских крестьян и ремесленников в Сирию и Палестину, «очищая для них и пустыни и магометанские поселения, которые, впрочем, и сами начнут быстро пустеть под русским владением»:
— Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности; в частности, две последние отрасли обильною лавою польются по Волге и Каспию чрез Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как «земля текучая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет.
Словом, вот он, Третий Рим, уже близкий – только руку протяни. Для нас сегодня приведенный текст – не свидетельство реальных прогнозов, а православной идиллической мечты о давно предначертанном будущем. А как же надвигающиеся революционные бури, спросит современный читатель. Их не видел или не принимал в расчет не только этот известный иерарх Русской православной церкви, в скором будущем, ставший одним из претендентов на патриарший престол.
Человек диаметрально противоположных взглядом и иной судьбы, Ленин, находившийся тогда еще в швейцарской эмиграции, писал в одном из частных писем:
— В России все глухо, революции пока не предвидится.
Да, о ней нет и намека в русских газетах той поры, из которых Ленин как раз черпал информацию, следя за событиями на родине. Однако вот французский посол Морис Палеолог как раз тогда выслушал рассказ одной великосветской дамы о ее поездке в Москву и царящих там настроениях протеста против царя и, особенно, царицы. Выходит, недавнее убийство Распутина нисколько не охладило слухи и сплетни. Ропот и недовольство только нарастали.
Как истинный дипломат, а, значит, и разведчик, Палеолог делает неутешительный вывод для страны пребывания, о чем доносит в Париж:
— Во всех классах общества чувствуется дыхание революции.
И он прав – именно во всех, начиная с самых высших. Ведь даже великая княгиня Елизавета, старшая сестра императрицы Александры Федоровны, послала сочувственную телеграмму матери одного из главных участников убийства «старца Григория»:
— Все мои глубокие и горячие молитвы за всех вас, за патриотический акт вашего дорогого сына. Да храни вас Бог.
Это убийство так и осталось нерасследованным в законном порядке, а его участники не осуждены. Так начиналась пора великого беззакония. Но современники об этом еще ничего не знали. И все же наиболее прозорливые что-то уже чувствовали, предвидели.
Незадолго до нового года Владимир Маяковский пишет стихотворение с говорящим о многом названием «Надоело». Заканчивается оно так:
— Когда все расселятся в раю и в аду,
земля итогами подведена будет —
помните:
в 1916 году
из Петрограда исчезли красивые люди.
Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Переводя с поэтического на язык политики и социологии, можно однозначно утверждать – поэт с безошибочной точностью зафиксировал распад социальных тканей пока еще формально существующего государства.
Даже не тяготы и лишения войны, а, прежде всего, кричащая несправедливость, жизнь разных классов и слоев населения, будто не только в единой стране, но и в чуждых друг другу мирах, толкало общество к пропасти.
Спустя четверть века, в годы Великой отечественной войны страна несла потери несравненно более тяжелые, народ северной блокадной столицы умирал от голода и истощения, но при этом была единая, по целям, задачам, устремлениям страна. А величайшие жертвы и испытания всего народа навсегда останутся великим подвигом.
Ровно сто лет назад все было иначе. Историю того времени можно, конечно, переписать.
Но никому не дано жившим, думавшим и действовавшим тогда людям неким методом чудесного перепрограммирования привнести сегодняшнее видение и толкование событий, заставить их смотреть на себя и окружающее иначе, чем тогда.
А ведь сегодня подобное стремление, пусть даже из благих намерений, у некоторых есть.
Иное дело уроки истории. Хотя и живем мы сегодня совершенно в иных условиях, да и название страны официально иное, есть один важнейший момент, заставляющий нас пристально и неотстраненно смотреть на события вековой давности.
Нельзя, чтобы кичливая наглость богатства, роскоши и безвкусия хамски бросала вызов огромной массе народа, живущего трудно, далеко не в роскоши.
Те кричащие полюса не только материального, но и духовного разобщения, которые мы наблюдаем и сегодня, могут вновь стать причинами большой беды. На их ликвидацию и должно, пожалуй, быть направлены, прежде всего, усилия и власти, и общества. В этом есть у него огромная потребность.
А в остальном, как говорится, со старым Новым годом и с наилучшими пожеланиями всем нам!
Лозунги, которыми коммунисты обманули народ и захватили власть в 1917 году
В работах Ленина это встречается многократно, особенно после начала Первой мировой войны, которую большевики решили превратить в гражданскую.
Сейчас некоторые иронично улыбнутся: ага, как же, вот так взяли и отдали. А потом догнали и еще раз отдали.
Напрасная ирония. Ровно сто лет назад рабочие и работницы нашей страны на самом деле стали хозяевами на своих заводах и фабриках. Ненадолго.
Бери завод, пошли домой
Организаторам обеих революций 1917 года нужно было заручиться поддержкой народа. Любой ценой. Особенно в отчаянном положении были большевики, чьи лидеры жили в Швейцарии и для которых Февральская революция была определенной неожиданностью. Надо было что-то предложить широким массам трудящихся.
А вот о передаче завода рабочим в собственность речь не шла. Почему? А рабочие этого и не просили. Там работали трезвомыслящие люди. Понимали, что на одном предприятии не может быть 36 тысяч хозяев. Именно столько их тогда трудилось на Путиловском (если брать не только головное предприятие, но и филиалы).
Тогда чего же они хотели? А вот их требования: «Хлеба!», «Долой самодержавие!», «Долой войну!» Ну и, конечно, повышения зарплаты и улучшение условий труда.
Если бы власть адекватно реагировала на запросы народа, революционерам было бы нечего обещать электорату. Наверное, об этом стоить помнить и нынешним владельцам заводов и пароходов.
После бала
Итак, рабочие у организаторов революции просили достойных условий жизни, а отнюдь не право быть хозяином на своей фабрике.
Но фабрики им все-таки дали.
Тотальный рабочий контроль был введен на всех предприятиях с числом рабочих не менее 5 лиц.
Правда, никто толком не мог объяснить, как совету рабочего контроля управлять этим самым заводом (фабрикой). Власть осторожно рекомендовала «разрешать все спорные вопросы и конфликты сообразно с особенностями производства и местными условиями».
Вот они и разрешали. Как умели.
Вам о чем-нибудь говорит фамилия Сикорский? Да, тот самый: один из гениев мирового авиастроения. Известен и в качестве отца вертолетной авиации США.
До того как стать легендой американского вертолетостроения, Игорь Сикорский вывел Россию в мировые лидеры по тяжелым самолетам. В начале XX века только у одной страны в мире был реально летающий пассажирский авиалайнер и единственный на планете тяжелый бомбардировщик. У нас! Сикорский его спроектировал, построил и сам испытал в полете.
Почему он покинул Россию?
После Октябрьской революции Русско-Балтийский вагонный завод, в авиаотделе которого Сикорский работал, остановился. Конструктор пришел к «коллективному директору» (в заводской комитет), спросил, что ему делать. Рабочие посоветовали идти на все четыре стороны.
Часть этих денег рабочие тут же выпросили в долг у доброго инженера. А отдавать не все хотели.
Умер в США в 1972 году.
И это еще не самая грустная история рабочего контроля.
В Нижегородской губернии в 1918 году владелец небольшого завода не дал революционерам ввести рабочий контроль. Был арестован. Строптивца обещали выпустить, если выплатит чрезвычайный революционный налог. Выплатил. Отпустили. Осенью опять арестовали. Потребовали еще раз заплатить, но уже неподъемные деньги: 200 000 рублей.
За что боролись
С момента создания вертикали экономической власти реальными хозяевами заводов и фабрик стали чиновники. Хотя справедливости ради: часть из них пришли как раз из рабочего контроля.
Чтобы пролетариат не воспринимал отъем фабрик болезненно, сначала контроль над производством передавали профсоюзам. С их последующим огосударствлением и усилением партконтроля.
Это был конец революционной романтики. Да, рабочих обманули. Фабрики им дали ненадолго, и лишь для того, чтобы старый менеджмент и буржуи-капиталисты не остановили производство.
Но давайте поднимемся над эмоциями: а что если бы рабочий контроль и «коллективные директора» подержались подольше? Хорошего мало. Талантливых инженеров пролетарии стали изводить еще раньше, чем советская власть. Того же Сикорского рабочие выставили из страны еще в 1918-м, а «философские теплоходы» по решению партии и правительства отчалили лишь осенью 1922-го.
Да и расстреливать хозяев заводов начали задолго до 1937-го.
Впрочем, едва ли рабочих тогда сильно тревожило то, что чиновники отнимают власть над производствами. Были дела поважнее. Уже к осени 1918 года зарплата была заменена продпайком. Отменили плату за жилье и коммунальные услуги, бесплатным стал проезд в транспорте (военный коммунизм). Готовились к полной отмене денег.
Парадокс истории: в начале 1920-х советская власть пыталась закрыть Путиловский завод. Тот самый, с которого и началась революция. Под предлогом, что он расходует слишком много ресурсов, нужных Петрограду. К 1921 году на заводе осталось около 2 тыс. рабочих. Это из 37 тысяч! Но даже остатки пролетариата сумели отстоять родное предприятие.
Не всем так повезло. Во многих городах Советской республики бастовал пролетариат. Забастовки проходили на тех самых заводах и фабриках, которые формально как бы принадлежали рабочим.
Последняя артель
Уже весной 1918-го выходит Декрет об учреждении инспекции труда, которая «имеет целью охрану жизни, здоровья и труда всех лиц. «. Вводятся правила об отпусках: «Рабочие и служащие всех отраслей труда, проработавшие в предприятии, учреждении или у частного лица не менее 6 месяцев без перерыва, имеют право один раз в течение года получить отпуск с сохранением содержания и выдачею его вперед. «
Некоторые революционные законы воспринимаются как курьез. Например, постановление о порядке приема на службу саботажников. Первый пункт: никаких переговоров с саботажниками не вести. Второй: можно принимать на работу тех саботажников, которые необходимы советской власти.
В общем, честным трудом разрешали искупать любые грехи.
А главное: для пролетариата запустили «социальные лифты»: даже бедные могли учиться, становиться на родном предприятии инженерами.
Повторюсь: капиталисты, что, правда, не могли это дать народу без революции?! Было жалко или просто ума не хватило?
. Полностью отъем собственности у капиталистов завершили к осени 1920 года, когда ВСНХ объявил все частные предприятия с числом рабочих свыше пяти человек (при наличии двигателя) или десяти (без двигателя на предприятии) национализированными.
Но, как известно, строгость наших законов смягчается необязательностью их исполнения. Еще 40 лет у сотен тысяч советских рабочих была возможность работать на предприятии, где он был полноправным собственником. И при Ленине, и при Сталине артели были нормальным явлением. Причем многие артели были вовсе не группой инвалидов, шьющих рабочие блузы. Иногда артель представляла из себя небольшой завод, где рабочие трудились на современных станках. Были артельные конструкторские бюро, лаборатории. Ленинградская артель «Прогресс-Радио» выпускала первые в СССР телевизоры с электронно-лучевой трубкой.
Увы, часть артелей не в меру разбогатела. Платили своим членам повышенные пенсии, строили санатории, давали ссуды. Это не могло продолжаться бесконечно, так как выглядело островком капитализма в социализме.
С артелями расправились под предлогом борьбы со спекуляцией. В 1948 году вышло Постановление ЦК ВКП(б) и Совета министров СССР, в котором клеймили неких абстрактных дельцов-спекулянтов, которые вступали в артели с принадлежащим им промышленным оборудованием, превращая объединения порядочных кооператоров в лжеартели. Вывод звучал как приговор: в нарушение Конституции СССР допущена частная собственность на орудия и средства производства.
Вообще-то это было неправдой.
На тот момент страна жила с «Конституцией победившего социализма». Приняли ее в 1936 году. Там черным по белому: «Социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собственности, либо форму кооперативно-колхозной собственности (собственность отдельных колхозов и кооперативных объединений)».
Спекулянты, конечно, были. И даже при Сталине. Куда же без них. Но власть почему-то «забыла», что артели во время войны перечисляли огромные деньги в фонд обороны, за свой счет создавали и отправляли на фронт артдивизионы и кавалерийские эскадроны, бесплатно передавали армии тонны снаряжения. А еще они делали пистолеты-пулеметы, строили аэростаты заграждения для противовоздушной обороны Москвы и Ленинграда. Героев и честных тружеников там было в тысячи раз больше, чем аферистов.
Хотя, думаю, многие согласятся, что эта история как минимум поучительна. Организаторы всех революций традиционно щедры на обещания. Но обещанного сложно получить. Ну все как всегда.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Рассматривая параллели. Что обещал Новый 1917 год?
Вопрос, вынесенный в заголовок, может показаться не просто наивным, но и странным. Нам, живущим в 2017 году, отлично известно, что ровно век назад – 14 января по новому стилю в Россию пришел год, когда произошло отречение монарха, случились две революции, начался период великой смуты и гражданской войны.
Но что чувствовали, на что надеялись и что ждали от нового года в России тогда, сто лет назад? Для них ведь даже ближайшее будущее не было ясным и очевидным.
Например, из газетных репортажей той поры следовало, что новый год состоятельная публика встречала в обеих столицах с каким-то диким и безудержным размахом. В Петрограде уже к 11 часам вечера были заняты все столики в кафе и ресторанах. Несмотря на официальный сухой закон, вино, водка и коньяк лились рекой. И не важно, что цены запредельные по тем временам – бутылка какой-то кислой бурды, названной вином, по 20 рублей, а коньяк аж по 80! Водку хлещут стаканами, наливая из бутылок для нарзана.
Побывавший в отпуске фронтовой поручик Сергей Вавилов – будущий президент Академии наук СССР – писал тогда о первопрестольной:
— Москва распоясалась, опустилась, обнаглела.
Он указывал на смешение в настроениях и поведении москвичей традиционной патриархальности, огромного количества невероятных сплетен, какого-то необычайного хулиганства и безумного отчаяния. И все это в воюющей стране, где счет убитым и раненым идет уже на миллионы, и во всех слоях населения чувствуется усталость от войны. Но, выходит, для многих нуворишей, спекулянтов и сомнительных дельцов, на войне как раз и разбогатевших, великая бойня стала поводом для пиров и демонстративного веселья.
Они спешат урвать от жизни все и ждут для себя перемен только к лучшему.
Впрочем, людям свойственно всегда надеяться на лучшее и светлое. В конце 1916 года, когда победоносный исход войны для России, казалось, был предрешен, в Святейшем Синоде обсуждался вопрос о том, чей будет Константинополь. Со своим проектом решения этого вопроса выступил архиепископ Антоний (Храповицкий).
Он считал, что задачей России в этом регионе является не только освобождение Константинополя, но и Гроба Господня, Голгофы, Вифлеема, Дамаска, Бейрута и вообще всех православных епархий.
Архиепископ Антоний полагал, что России следует восстановить Византийскую Империю, объединив Грецию с Константинополем (Царьградом) под мирской властью Самодержца-грека и под духовной властью Вселенского греческого Патриарха.
Россия должна была овладеть широкой лентой земли от Южного Кавказа до Дамаска и Яффы, а также Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Архиепископ Антоний предлагал организовать переселение русских крестьян и ремесленников в Сирию и Палестину, «очищая для них и пустыни и магометанские поселения, которые, впрочем, и сами начнут быстро пустеть под русским владением»:
— Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности; в частности, две последние отрасли обильною лавою польются по Волге и Каспию чрез Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как «земля текучая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет.
Словом, вот он, Третий Рим, уже близкий – только руку протяни. Для нас сегодня приведенный текст – не свидетельство реальных прогнозов, а православной идиллической мечты о давно предначертанном будущем. А как же надвигающиеся революционные бури, спросит современный читатель. Их не видел или не принимал в расчет не только этот известный иерарх Русской православной церкви, в скором будущем, ставший одним из претендентов на патриарший престол.
Человек диаметрально противоположных взглядом и иной судьбы, Ленин, находившийся тогда еще в швейцарской эмиграции, писал в одном из частных писем:
— В России все глухо, революции пока не предвидится.
Да, о ней нет и намека в русских газетах той поры, из которых Ленин как раз черпал информацию, следя за событиями на родине. Однако вот французский посол Морис Палеолог как раз тогда выслушал рассказ одной великосветской дамы о ее поездке в Москву и царящих там настроениях протеста против царя и, особенно, царицы. Выходит, недавнее убийство Распутина нисколько не охладило слухи и сплетни. Ропот и недовольство только нарастали.
Как истинный дипломат, а, значит, и разведчик, Палеолог делает неутешительный вывод для страны пребывания, о чем доносит в Париж:
— Во всех классах общества чувствуется дыхание революции.
И он прав – именно во всех, начиная с самых высших. Ведь даже великая княгиня Елизавета, старшая сестра императрицы Александры Федоровны, послала сочувственную телеграмму матери одного из главных участников убийства «старца Григория»:
— Все мои глубокие и горячие молитвы за всех вас, за патриотический акт вашего дорогого сына. Да храни вас Бог.
Это убийство так и осталось нерасследованным в законном порядке, а его участники не осуждены. Так начиналась пора великого беззакония. Но современники об этом еще ничего не знали. И все же наиболее прозорливые что-то уже чувствовали, предвидели.
Незадолго до нового года Владимир Маяковский пишет стихотворение с говорящим о многом названием «Надоело». Заканчивается оно так:
— Когда все расселятся в раю и в аду,
земля итогами подведена будет —
помните:
в 1916 году
из Петрограда исчезли красивые люди.
Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Переводя с поэтического на язык политики и социологии, можно однозначно утверждать – поэт с безошибочной точностью зафиксировал распад социальных тканей пока еще формально существующего государства.
Даже не тяготы и лишения войны, а, прежде всего, кричащая несправедливость, жизнь разных классов и слоев населения, будто не только в единой стране, но и в чуждых друг другу мирах, толкало общество к пропасти.
Спустя четверть века, в годы Великой отечественной войны страна несла потери несравненно более тяжелые, народ северной блокадной столицы умирал от голода и истощения, но при этом была единая, по целям, задачам, устремлениям страна. А величайшие жертвы и испытания всего народа навсегда останутся великим подвигом.
Ровно сто лет назад все было иначе. Историю того времени можно, конечно, переписать.
Но никому не дано жившим, думавшим и действовавшим тогда людям неким методом чудесного перепрограммирования привнести сегодняшнее видение и толкование событий, заставить их смотреть на себя и окружающее иначе, чем тогда.
А ведь сегодня подобное стремление, пусть даже из благих намерений, у некоторых есть.
Иное дело уроки истории. Хотя и живем мы сегодня совершенно в иных условиях, да и название страны официально иное, есть один важнейший момент, заставляющий нас пристально и неотстраненно смотреть на события вековой давности.
Нельзя, чтобы кичливая наглость богатства, роскоши и безвкусия хамски бросала вызов огромной массе народа, живущего трудно, далеко не в роскоши.
Те кричащие полюса не только материального, но и духовного разобщения, которые мы наблюдаем и сегодня, могут вновь стать причинами большой беды. На их ликвидацию и должно, пожалуй, быть направлены, прежде всего, усилия и власти, и общества. В этом есть у него огромная потребность.
А в остальном, как говорится, со старым Новым годом и с наилучшими пожеланиями всем нам!