больше чем брат и сестра
Кого родители любят больше? Почему старшие братья и сестры чаще становятся топ-менеджерами, а младшие — писателями
Я прошу вас связаться, впервые или вновь, с самыми важными людьми в вашей жизни, со своими братьями и сестрами. Это может стать очень жизнеутверждающим делом, даже если не всегда дается легко.
Мой брат — президент
Этого человека зовут Эллиот, и ему было сложно. Эллиот был пьяницей и боролся с алкоголизмом, депрессией, наркозависимостью почти всю жизнь, которая для него закончилась в 34 года. Эллиоту приходилось особенно нелегко из-за его фамилии — Рузвельт. Ему было не уйти от постоянных сравнений со старшим братом Тедди, которому, казалось, все давалось легче.
Едва ли есть отношения, затрагивающие нас глубже, отношения ближе, тоньше, сильнее, роднее, счастливее и печальнее, радостнее или мучительнее, чем отношения с нашими братьями и сестрами. У отношений между братьями и сестрами особая сила. В ней есть великолепие.
А есть капризы и обиды, как в случае с Нилом Бушем, братом и президента, и губернатора. Известно, как он сетовал: «Мне надоело, что меня сравнивают со старшими братьями», словно Джеб и Джордж Буш-младший были в ответе за скандалы с займами и за скандальный развод, испортившие общественное мнение о Ниле.
Но важнее всего то, что связь между братьями и сестрами бывает пронизана неугасимой любовью. Родители оставляют нас слишком рано, супруги и дети появляются слишком поздно. И только братья и сестры сопровождают нас всю жизнь. Десятилетиями нет ничего, что определяет и меняет нас сильнее, чем отношения с братьями и сестрами. Так было со мной, так будет с вашими детьми, а если у вас есть братья и сестры, то это справедливо и для вас.
Я и мои братья
На этом фото Стиву, слева, восемь лет. Мне было шесть, нашему брату Гэри — пять, а Брюсу — четыре. Не скажу, в каком году это было. Не в этом.
Я начинаю свою книгу «Братья и сестры: сила родства» с того субботнего утра, незадолго до того, как сделали это фото, когда три старших брата решили, что будет неплохо закрыть младшего брата за электрощитком в нашей игровой комнате.
Хотите верьте, хотите нет, мы хотели уберечь его.
Наш отец был вспыльчив, он не проявлял терпения, когда его тревожили субботним утром. Не знаю, чего он ждал от него, когда у него было четыре сына, старшему из которых было четыре года, когда родился самый младший, но тихо не было никогда. Он не мог с этим смириться. Его реакцией на шум субботним утром было ворваться в игровую и в очень вольной манере отчитать детей, и наподдать тем, кто попадет под руку. Нет, нас не били, но доставалось всем, и мы этого страшно боялись, поэтому отточили тактику «разделяйся и прячься».
Едва заслышав приближающиеся шаги, Стив, старший, юркал под диван, я забирался в шкаф, Гэри нырял в короб с игрушками у окна, но первым делом мы прятали Брюса за электрощитком. Мы говорили ему, что это космический модуль Алана Шепарда, и это срабатывало.
Отмечу, что отца всеми этими ухищрениями было не провести. И только много лет спустя я осознал, что едва ли было хорошей идеей заталкивать четырехлетнего мальчика впритык к панели высокого напряжения.
Но даже в те нерадостные моменты мы с братьями справлялись ясно, уверенно и на «ура»: мы ценили то, что нас связывало. Мы были единым целым — шумным, неопрятным, буйным, верным, любящим, постоянным. И это ощущение было сильнее ощущения себя отдельно. Мы знали, что жизнь будет идти, но мы всегда сможем воззвать к этой силе.
Родители и их «любимчики»
Мы не одни. Еще 15 лет назад ученых мало волновала связь между братьями и сестрами. И на то была причина: мать только одна, отец только один, если повезет, то и брак будет только один. У братьев и сестер нет этой уникальности. Они взаимозаменяемы, «однородны», эдакий семейный ресурс.
У животных те же проблемы, но решают они их примитивнее. Хохлатый пингвин, отложив два яйца, смотрит на них внимательно и выталкивает то, что поменьше, из гнезда, чтобы полностью сосредоточиться на том птенце, который кажется покрепче и сидит в яйце побольше. Кафрский орел ждет, когда вылупятся все птенцы, и смотрит со стороны, как более сильные разбираются с более слабыми, обычно рвут их в клочья, а затем растит их в мире и согласии. Миленькие поросята рождаются с торчащими острыми зубами, которыми задирают друг друга в борьбе за лучше место под выменем.
Ученым было сложно от того, что идея считать братьев и сестер людьми второго сорта, так и не устоялась. Когда они узнали все, что можно, об отношениях в семье, с матерями и другими родственниками, все еще оставалась пульсирующая темная материя, притягивающая нас своей гравитацией. И исходила она от братьев и сестер.
У людей, как у животных. Рождаясь, мы идем на все, чтобы завладеть вниманием родителей, определяя свои наиболее привлекательные стороны и яростно их продавая. Этот забавный, а тот симпатичный, этот спортивный, тот умный. Ученые называют это «деидентификацией».
Если мой старший брат играет в школьной футбольной команде, а если б вы его видели, то знали, что это не так, я тоже могу пойти в футбол и в лучшем случае получить за это свои 50% оваций семьи. Или я могу стать президентом студсоюза или заняться искусством и получить все 100% внимания в этой сфере.
Иногда родители вторгаются в процесс деидентификации, с разной степенью открытости сообщая детям, что семья поощряет только определенные заслуги. Джо Кеннеди был известен тем, что ясно дал понять своим детям, что им нужно соревноваться друг с другом в спорте и от них ждут побед, и проигравший будет есть с прислугой, а не в столовой вместе с семьей. Неудивительно, что щуплый Джек Кеннеди, второй сын, так ожесточенно соревновался со своим крепким старшим братом, первенцем Джо, отчего сам и страдал. Однажды он ввязался в заезд на велосипедах вокруг дома, и из-за столкновения ему пришлось наложить 28 швов. А Джо закончил гонку без единой царапины.
Родители еще больше усугубляют эту проблему, если демонстрируют фаворитизм, чем грешат слишком часто, даже если в этом не признаются. Исследование, на которое я ссылаюсь в статье в TIME и раскрываю в своей книге, показало, что 70% отцов и 65% матерей показывали, что у них есть любимчики. Обратите внимание на слово «показывали». Остальные родители, возможно, лучше умели это скрывать.
Скажу так: у 95% родителей есть любимчики, а оставшиеся 5% об этом врут. Я и моя жена — исключение. Честно, у нас любимчиков нет.
Проблемы старших, средних и младших
Нет вины родителей в том, что они отдают предпочтение кому-то из детей. Это тоже естественно. Первенцы знаменуют запуск семейного конвейера. Как правило, родители два года вкладывают в них свое время, деньги, энергию и многие другие ресурсы, поэтому к рождению второго ребенка первенца в экономических терминах можно описать как «невозвратные затраты», которые не хочется бросать и начинать разработку нового продукта.
Но задействованы и другие силы. Еще одно исследование, к которому я обращаюсь и в статье, и в книге, показало, что у отцов любимицей чаще бывает самая младшая дочь, а у матерей — первенец, старший сын. И дело не в том, что маленькие дочки вьют из отцов веревки, хотя как отец двух дочерей должен сказать, что это, конечно, играет роль.
Скорее, дело в репродуктивном нарциссизме. Дети противоположного пола не могут быть вашей копией. Но если они походят на вас характером, вы любите их еще больше. Поэтому отец-бизнесмен тает от мысли о дочке с дипломом MBA и четким взглядом на мир. Впечатлительная мать будет без ума от сына, который пишет стихи.
В статье в TIME я еще говорил об очередности рождения, в книге я тоже затрагиваю эту тему, и она важна по ряду причин. Задолго до ученых родители заметили, что в зависимости от порядка появления на свет у детей бывают разные типы характера: первенец серьезный и целеустремленный; блуждающий в дебрях средний ребенок; и младший — сорванец. И снова, когда за дело взялась наука, выяснилось, что родители правы.
История показывает, что первенцы чаще бывают крупнее и здоровее, чем последующие дети, частично оттого, что если пищи мало, то им в детстве достается больше. Первенцев тщательнее прививают, регулярнее показывают врачам в случае болезни. Так происходит по сей день. Момент с IQ — будучи вторым по старшинству, признаю это с горечью — действительно существует. У первенцев этот показатель в среднем на три пункта выше, чем у вторых детей, а у вторых — на 1,5 пункта выше, чем у последующих. Частично это объясняется всецелым вниманием родителей к первенцу, а частично тем, что старшие учат младших. Все это объясняет, почему первенцы чаще становятся главами компаний, сенаторами, космонавтами и чаще зарабатывают больше младших детей.
У самых младших детей свои трудности. Самые маленькие и слабые, они развивают в себе так называемые навыки «малой мощности» — способность очаровывать и обезоруживать, предугадывать чужие мысли. А еще они в сто раз забавнее, что тоже им на руку, потому что того, кто умеет расмешить, не обижают.
Вероятно, не удивительно, что на протяжении истории многие великие сатирики — Свифт, Твен, Вольтер, Кольбер — были или самыми младшими, или одними из младших в очень больших семьях.
Большинству средних детей не приходится так сладко. Я вижу нас такими срединными штатами. Мы сильнее всех боремся за признание семьи. Мы всегда тянем руку, когда к доске вызывают другого. Мы дольше других ищем свой жизненный путь. Из-за всего этого возникают проблемы с самооценкой.
С другой стороны, именно у средних детей складываются самые тесные и богатые отношения вне дома. Корень этого преимущества в недостатке, в том, что им чего-то не хватило в семье.
«Так нечестно!» и другие ссоры в детской
Разборки с «любимчиками» в детской комнате, старшинство и многие другие вопросы действительно жестоки. В книге я цитирую исследование, согласно которому дети в возрасте от двух до четырех лет затевают ссоры каждые 6,3 минуты. Это 9,5 разборок в час. Это даже не разборки, а представление. Поразительно.
Во-первых, причина в том, что в вашем доме больше людей, чем вы думаете, по крайней мере, больше отношений. У каждого члена семьи есть личные отношения с каждым членом семьи, и число таких пар, или диад, быстро растет. В семье из двух взрослых и двух детей таких пар шесть: мама и ребенок А и Б, папа и ребенок А и Б. Еще отношения между супругами и отношения между детьми.
Формула кажется сухой, но так и есть. К — число членов семьи, Х — число пар. В семье из пяти человек — десять отдельных пар. В «Семейке Брейди» из восьми человек — на фото все очень мило — 28 пар. В семье Кеннеди было девять детей и 55 разных пар. А Бобби Кеннеди, у которого было 11 собственных детей, жил в семье, где было немыслимое число отношений — 91. Из-за этого переизбытка отношений конфликты неизбежны.
В подавляющем большинстве случаев братья и сестры ссорятся из-за собственности. Исследования показали, что больше 95% конфликтов между маленькими детьми начинаются, оттого что кто-то тронул, играл или разглядывал чужую вещь.
И очень шумная ссора по-своему естественна, поскольку маленькие дети приходят в этот мир, где им ничего не подвластно. Они абсолютно беспомощны. Единственный способ продемонстрировать свою весьма ограниченную силу — обладать чем-то своим. Когда кто-то пересекает эту зыбкую черту, они выходят из себя, вот в чем дело.
Другой распространенный повод к спорам между детьми — «честность», это вам подтвердит любой родитель, который по 14 раз на дню слышит: «Так не честно!» Хотя по-своему и это хорошо. Дети появляются на свет с врожденным пониманием правильного и неправильного, честного и нечестного, и они на этом учатся.
Хотите знать, как глубоко укоренена справедливость в геноме человека? Этот феномен обрабатывает та же область мозга, что и отвращение, а значит, на несправедливость и обман мы реагируем, как на протухшее мясо.
Нужно ли удивляться, что Берни Мейдоффа, основателя финансовой пирамиды, не любят?
Тот, кто всегда рядом
Все эти драмы, происходящие день за днем, час за часом, служат для нашей жизни настоящей тренировкой с полным погружением. Братья и сестры учат друг друга избегать конфликтов или их урегулировать, иногда защищаться, иногда уступать. Учат любви, верности, честности, щедрости, заботе, компромиссу, учат хранить секреты и, что намного важнее, сохранять доверие.
Я слушаю, как мои маленькие дочки — разве не прелесть? — разговаривают поздно вечером так же, как мои родители несомненно слушали наши с братьями разговоры, и иногда вмешиваюсь, но это бывает редко. Они участвуют в разговоре, в котором я не участвую, ничего в мире не участвует, и этот разговор может и должен продолжаться всю их жизнь. Это даст ощущение стабильности, чувство, что идешь не один, а делишь испытания с верным спутником, задолго до того, как они отправятся в одиночное путешествие.
Братья и сестры — это не обязательное условие счастливой жизни; у многих взрослых отношения с братьями и сестрами безнадежно испорчены, и ради общего блага о них лучше забыть. И только дети всегда творчески проявляют свои великолепные способности находить друзей среди круга общения, родственников и одноклассников.
Но когда у вас есть братья и сестры, по-моему, нет ничего глупее, чем забывать о том, как много может дать эта связь. Если отношения испорчены, но их еще можно исправить — исправьте. Если они налажены, делайте их еще лучше. Не делать этого — словно владеть огромной плодородной плантацией и ничего не сажать. Конечно, еду всегда можно купить в магазине, но задумайтесь о земле, которая ждет рассады.
Жизнь коротка, ей придет конец. И это не игрушки. Наши братья и сестры могут стать главным достижением в нашей жизни.
Хороший вопросЧто делать, если брата или сестру родители любят больше
Разные девушки делятся семейными воспоминаниями
Считается, что родители должны любить всех своих детей одинаково и безусловно — независимо от послушания и отметок в школе, соответствия или несоответствия их представлениям о благополучии, успешности, внешней привлекательности и других критериев. Но по разным причинам внимание в семье может распределяться неравномерно: например, когда на старшего перекладывают часть ответственности за младших, а младший ребёнок борется за внимание мамы или папы. И даже если родители стараются не выделять кого-то одного, часто брат или сестра могут ощущать дефицит любви, хоть на первый взгляд объективных причин для этого и нет. Наши героини рассказали, как конкурировали с братьями и сёстрами за внимание родителей в детстве и как складываются их отношения с семьёй сейчас.
Интервью: Ирина Кузьмичёва
Алина
Мы с сестрой близнецы. Внешне очень похожи, а характеры противоположные: она — кремень, я гораздо мягче и уступчивее. В детстве я была уверена, что мама любит сестру больше, чем меня. Но мне и в голову не приходило злиться из-за этого ни на маму, ни на сестру — я просто смирилась с таким положением, как с климатом, на который невозможно повлиять. Поводов для мелких конфликтов хватало, но я люблю сестру и восхищаюсь ею несмотря ни на что.
К сожалению, навязанный собственной психикой сценарий «второстепенного героя» не мог не повлиять на мою жизнь. Очень долгие годы я была не уверена в себе и постоянно искала одобрения сестры. Я думала, что она заслуживает большего, чем я.
Я считаю, что сестра талантливее меня, но ведь родители любят детей не за это. Сегодня я думаю, что мама любила нас одинаково — просто сестра требовала больше внимания и не терпела, когда в нём отказывают. Я настаивать на своём не умела, поэтому доставалось мне по остаточному принципу. Наше детство пришлось на девяностые годы, мама воспитывала нас одна, думать о каких-то проблемах детей, кроме еды и одежды, ей было просто некогда. Сейчас у меня самой трое детей, и распределить равное количество внимания и любви — сверхъестественная задача. Мне остаётся только уверять их, что я люблю их одинаково сильно (это правда), и надеяться, что они этому верят.
Настя
До шести лет мне уделяли очень много внимания, а потом в мою жизнь ворвался младший брат. У меня с ним сразу не заладилось: было трудно принять, что родители переключились с меня на маленький, вечно кричащий свёрток. Когда он подрос и нас оставляли вдвоём в комнате, я могла ударить его головой о дверцу шкафа или огреть игрушкой. Думаю, родители видели и понимали мою агрессию, но вместо разговоров я получала основательный шлепок тяжёлой маминой рукой и час стояния в углу. Естественно, жизнь проще от этого не становилась, и нелюбовь к брату, которого в то же время обнимали и жалели, только росла.
Я хорошо училась, ходила в разные кружки. Но внутри семьи близких отношений не было: я должна была быть идеальной, чтобы заслужить объятия и поцелуи мамы — брат же получал их просто так. Ситуация изменилась, когда на свет появился мой второй брат. Родители переключились на него, и со средним произошло то же самое, что было со мной в шесть лет (ему, кстати, на тот момент было столько же): вместо любви он испытывал к младшему лишь агрессию. Я же в свои двенадцать была вполне взрослой и взяла на себя роль няни: водила младшего в садик, играла с ним. Средний брат нашёл выход агрессии от недостатка внимания — переключился на компьютерные игры и ушёл в себя.
Сейчас мои отношения со средним братом-интровертом стали намного лучше. Возможно, потому что после развода родителей он уехал жить к папе в другую страну. Я редко его вижу и успеваю соскучиться. Но на общение нам хватает получаса, дальше его захватывает компьютер, а у меня кончаются вопросы. Младший живёт с мамой. Он так и остался самым избалованным ребёнком, и в десять он до сих пор начинает кричать на людях, если, к примеру, не купить ему игрушку. Я не потакаю ему, это выливается в конфликт со слезами и хлопаньем дверьми. Выносить его больше двух часов в день я не могу.
До сих пор у меня есть ощущение, что я осталась брошенным и недолюбленным волчонком слишком рано. До сих пор мне необходимо поощрение родителей. Спасибо им, что привили мне настойчивость, дисциплинированность и умение идти по головам. Но какой ценой? Я бы предпочла быть мягче. Возможно, если бы родители вели себя по-другому, моя жизнь сложилась иначе, и я не смотрела бы на институт семьи как на пожизненное заключение. С родителями я это не обсуждала: такие разговоры выбьют почву у меня из-под ног, а на них никак не повлияют.
Карина
Наверное, нашу семью можно назвать клише. Я — классическая «папина дочка», мой старший брат — «маменькин сынок». Нет, он очень даже самостоятельный, просто мама больше любила его, а папа — меня, и, кажется, это было взаимно. Я боролась с братом за внимание не обоих родителей, а только мамы. Например, когда я, учась в старших классах, поздно приходила голодная с тусовок, мама говорила, чтобы я сама себе готовила. А когда брат ещё позже возвращался с работы, она всегда делала для него ужин. Наверное, звучит мелочно, но внимание проявляется в том числе в деталях, и подростку особенно нужно.
Мама, надо отдать ей должное, ни разу даже голос на меня не повысила — такой у неё характер. Но и проявлений обратных чувств — совместных игр в детстве, объятий, слов любви — не помню совершенно. Как и не помню, чтобы папа проводил много времени с братом. Точнее, знаю, что так было, но до моего рождения: брат старше меня на одиннадцать лет. Думаю, потом к нему стали относиться как ко взрослому. А когда он действительно вырос, папа поддерживал его материально: несколько раз привозил продукты и вещи в армию на другой конец страны, после армии помог устроиться на работу, бабушкина квартира тоже досталась брату. Но всё это делалось неохотно, с претензиями, мол, ты ж мужик, сам справляйся. В том, что брату помогали через силу, конечно, не обошлось без маминого влияния.
Только сейчас я понимаю, что, вероятно, брат, будучи подростком, тоже ревновал меня к маме и поэтому всячески меня изводил. Говорил, что родители меня не любят, что меня взяли из детского дома или что нашли на помойке. Обливал утром холодной водой, якобы чтобы я быстрее проснулась, душил меня подушкой, а однажды повесил вниз головой на турник, отпустил, и я врезалась головой в пол — такие игры на выживание. Он этого не помнит. Кстати, я ему никогда не мстила и всегда его обожала. Просто мне не хватало внимания мамы, её одобрения, поддержки, гордости за меня. У брата же всё это было, хотя он едва окончил школу и не поступил в университет (я закончила учёбу с красным дипломом).
По советским стандартам меня родили довольно поздно: сейчас моей маме столько же, сколько бабушкам моих более молодых подруг, и это не способствует взаимопониманию. Брат живёт «правильно»: женился рано и на всю жизнь, больше двадцати лет работает на госслужбе, лето проводит с семьёй на даче, которую сам построил. Я же не радую маму бисексуальностью, работой без трудовой книжки, ненавижу дачу (не знаю, что для мамы хуже — это или отношения с девушками), и в целом моя жизнь далека от стабильности. Периодически она сравнивает меня с братом, и не в мою пользу. Поэтому ощущение нелюбимости никуда не делось. Пару раз я пыталась обсудить это с мамой, она лишь отмахивалась и этим ещё больше убеждала меня в том, что я права. Папы давно нет, и его дочкой я быть перестала, а маминой так и не стала. С братом вижусь пару раз в год по праздникам, хотя живём рядом. Внимание и одобрение в общении с людьми для меня крайне важно и сейчас. Но я хочу, чтобы они доставались не за что-то, а просто так.
В нашей семье трое детей: старший брат, я и младшая сестра. В детстве мне уделяли мало внимания, потому что у брата были вечные проблемы в школе, а сестра — младшая, ей доставался и самый лакомый кусочек торта, и больше родительского внимания. Я же была тихим и самостоятельным ребёнком, который не чувствовал, что его любят.
На чувство ненужности накладывались плохие отношения с братом, которые усугубились в подростковый период. У нас с ним всего год разницы, поэтому мы всё делали вместе, даже учились в одном классе. Часто доходило до драк с синяками и лёгкими сотрясениями мозга. Ни дня не обходилось без травли, издёвок и неприятных поступков по отношению ко мне — так действовал не только брат, но и его школьные друзья. Я думала, что старшие братья должны защищать сестёр, и плакала ночами, оттого что это было не так.
Родители всегда говорили с нами на эти темы по отдельности, поэтому я слышала только одно: я во всём виновата, провоцирую его, надо быть мудрее и не обращать внимания. Мне хотелось того, что хочется каждому ребёнку от родителей, — тёплых слов и объятий, а не упрёков и нравоучений. Сестра в свою очередь подливала масла в огонь тем, что постоянно ябедничала и подставляла меня. Этому кудрявому ангелочку с большими золотисто-янтарными глазами и длинными ресничками всегда верили.
Я не видела, что нужна семье — впала в депрессию, мне не хотелось жить. Родители не понимали, в чём проблема. Папа вечно был в командировках, а мама заботилась о младшей сестре и ходила к директору школы разбираться с поведением брата. Мы часто ссорились до пульсирующих вен на лбу. Мне казалось, что жизнь катится по наклонной. Последней каплей перед визитами к психологу стал момент, когда меня стаскивали с подоконника, а я кричала: «Я никому не нужна, меня никто не любит!»
Всё изменил один случай. Как-то знакомый парень ударил меня по лицу. Через пять минут пришёл брат со своими друзьями заступаться за меня. Тогда мы уже учились в разных классах и не общались дома — так было проще избегать ссор, — но он пришёл. Я почувствовала себя нужной. Именно это ощущение стало отправной точкой к тому, чтобы измениться самой, и хорошим взаимоотношениям в семье.
Прошло больше пяти лет, и я понимаю, что тогда моё мироощущение было искажено переходным возрастом и юношеским максимализмом. Мы простили друг друга. Сейчас я, как никогда, чувствую огромную поддержку и любовь со стороны семьи, и прежде всего родителей. Я счастлива.
У меня есть прекрасный старший брат, мы с ним погодки. У нас было общее детство, и оно было хорошим, потому что в основном мы дружили. Иногда баловались, иногда кусались, но никогда не дрались. Он был тихим, спокойным, серьёзным мальчиком, а я любила бегать и танцевать. Мне не хотелось читать, учить историю и так далее, а моему брату это удавалось и даже нравилось делать.
Мне казалось, мама больше любит сына. И мне было понятно, за что: ведь он умный, а я не очень. Периодически я ей говорила об этом прямо, но не любила её из-за этого меньше, просто иногда грустила. Однажды она мне сказала, что мы оба её дети, а значит, она не может любить кого-то больше, а кого-то меньше: «Ведь если выбирать, какой палец отрезать, ты не сможешь этого сделать. Тебе в любом случае будет больно, это часть тебя». Это разумное объяснение меня успокоило.
Когда нам с братом было по шестнадцать и семнадцать лет соответственно, родилась наша младшая сестра. Я заняла среднее место, которое, как мне кажется, очень уравновесило ситуацию. Правда, сестре тоже иногда кажется, что мама нас с братом любит больше.
Екатерина
Когда мне было семь лет, папа сообщил, что мама беременна. Я ждала рождения сестры, мне хотелось с ней играть. Но я была совершенно не готова к тому, что мир прекратит вращаться вокруг меня. Родители не объяснили, что маме нужна моя помощь, наверное, решили, что я сама догадаюсь. А я не догадалась, и тут началось. Обычные бытовые вопросы стали поводом для семейных скандалов с выселением меня на несколько дней к бабушке. Если бы мама рассказала (как она делает это сейчас), что папа постоянно на работе и ей нужна простая физическая помощь, думаю, я бы поняла. Но мне просто говорили, что я обязана ежедневно мыть полы, а я это ненавижу. Вот так из-за каких-то полов у нас с мамой практически началась война. Примерно раз в месяц мы орали друг на друга, а я потом отыгрывалась на младшей сестре. Папа вставал на мою сторону, мама ещё больше обижалась. В итоге получилось так: я — «папина дочка», а сестра — «мамина».
В этом феврале я кинула железный стул в дверь, в которую только что вышла сестра. Тогда мама посоветовала мне сходить к психологу. И психолог сказала мне интересную вещь: «Вы очень любите друг друга. Но ни вашу маму, ни вас не научили говорить близким „Я тебя люблю“, поэтому вы выражаете любовь как можете — ором и криками». Эта фраза успокоила меня. Наконец-то мне сказали, что мама меня любит, и дали логичное объяснение тому, что между нами происходит.
После того сеанса у психолога мы стали жить более мирно. Я работаю над собой, знаю, что родные меня любят, что они мои друзья и поддержка, а вся проблема в том, как я реагирую. Мы не перестали ругаться совсем, но теперь я могу извиниться перед сестрой и объяснить, почему так отреагировала. Отношения с мамой тоже стали лучше. Она поняла мои страхи, и фраза, сказанная психологом, нашла своих адресатов.