Я бы русский выучил только за то что на нем
Нашему юношеству
На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
и одёжи!
Насилу,
пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
курьерский
с Курского!
Заводы.
Берёзы от леса до хат
бегут,
листками вороча,
и чист
— как-будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
лесами сломанных,
толпа надвигается
мазанок.
Цветисты бочка́
из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
можете лопаться —
в ответ
снисходительно цедят смешок
уста
украинца-хлопца.
Пространства бегут,
с хвоста нарастав,
их жарит
солнце-кухарка.
И поезд
уже
бежит на Ростов,
далеко за дымный Харьков.
Поля —
на мильоны хлебных тонн,
как будто
их гладят рубанки,
а в хлебной охре
серебряный Дон
блестит
позументом кубанки.
Ревём паровозом до хрипоты,
и вот
началось кавказское —
то го́ловы сахара высят хребты,
то в солнце —
пожарной каскою.
Лечу
ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седи́ны,
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
следят
из седла
осетины.
Верх
гор —
лёд,
низ
жар
пьёт,
и солнце льёт йод.
Тифлисцев
узнаешь и метров за́ сто,
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
в ботинках носастых,
этакими парижаками.
По-своему
всякий
зубрит азы,
аж цифры по своему снятся им.
У каждого третьего —
свой язык
и собственная нация.
Однажды,
забросив в гостиницу хлам,
забыл,
где я ночую.
Я
адрес
по-русски
спросил у хохла,
хохол отвечал:
— Нэ чую. —
Когда ж переходят
к научной теме,
им
рамки русского
у́зки,
с Тифлисской
Казанская академия
переписывается по-французски.
И я
Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!).
Ну, мало ли что —
Бодлер,
Малярмэ
и этакое прочее!
Но нам ли,
шагавшим в огне и воде
годами
борьбой прожжёнными,
растить
на смену себе
бульвардье
французистыми пижонами!
Используй,
кто был безъязык и гол,
свободу Советской власти.
Ищите свой корень
и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Смотрите на жизнь
без очков и шор,
глазами жадными цапайте
всё то,
что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Но нету места
злобы мазку,
не мажьте красные души!
Товарищи юноши,
взгляд — на Москву,
на русский вострите уши!
Да будь я
и негром преклонных годов,
и то,
без унынья и лени,
я русский бы выучил
только за то,
что им
разговаривал Ленин.
Когда
Октябрь орудийных бурь
по улицам
кровью ли́лся,
я знаю,
в Москве решали судьбу
и Киевов
и Тифлисов.
Москва
для нас
не державный аркан,
ведущий земли за нами,
Москва
не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
Три
разных истока
во мне
речевых.
Я
не из кацапов-разинь.
Я —
дедом казак, другим —
сечевик,
а по рожденью
грузин.
Три
разных капли
в себе совмещав,
беру я
право вот это —
покрыть
всесоюзных совмещан.
И ваших
и русопетов.
Владимир Владимирович Маяковский
| Точность | Выборочно проверено |
Владимир Владимирович Маяковский (7 (19) июля 1893 — 14 апреля 1930) — русский советский поэт, виднейший футурист, издатель и редактор журналов «Леф» и «Новый Леф».
Содержание
Цитаты [ править ]
В стихах [ править ]
Ведь, если звёзды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего мяса.
…
А из ночи, мрачно очерченной чернью,
багровой крови лилась и лилась струя.
Людям страшно — у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.
И когда говорят мне, что труд, и ещё, и ещё
будто хрен натирают на заржавленной тёрке
я ласково спрашиваю, взяв за плечо:
«А вы прикупаете к пятёрке?»
Тише, философы!
Я знаю —
Не спорьте —
Зачем источник жизни дарен им.
Затем, чтоб рвать
Затем, чтоб портить
Дни листкам календарным!
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Ленин —
Ленин — жил,
Ленин —
Ленин — жив,
Ленин —
Ленин — будет жить.
Довольно
Довольно ползать, как вошь!
Найдем —
Найдем — разгуляться где бы!
Даешь
Даешь небо!
. я б Америку закрыл,
. я б Америку закрыл, слегка почистил,
а потом
а потом опять открыл —
а потом опять открыл — вторично.
Если глаз твой
Если глаз твой врага не видит,
пыл твой выпили
пыл твой выпили нэп и торг,
если ты
если ты отвык ненавидеть, —
приезжай
приезжай сюда,
приезжай сюда, в Нью-Йорк.
Говорю себе:
Говорю себе: товарищ москаль,
на Украину
на Украину шуток не скаль.
Разучите
Разучите эту мову
Разучите эту мову на знаменах —
Разучите эту мову на знаменах — лексиконах алых, —
эта мова
эта мова величава и проста:
«Чуєш, сурми заграли,
час розплати настав…»
Смотрю: вот это — тропики. Всю жизнь вдыхаю наново я.
А поезд прёт торопкий сквозь пальмы, сквозь банановые.
Их силуэты-веники встают рисунком тошненьким:
не то они — священники, не то они — художники.
Аж сам не веришь факту: из всей бузы и вара
встаёт растенье — кактус трубой от самовара.
Да будь я
Да будь я и негром преклонных годов
и то,
и то, без унынья и лени,
я русский бы выучил
я русский бы выучил только за то,
что им
что им разговаривал Ленин.
Болтливость —
Болтливость — растрата
Болтливость — растрата рабочих часов!
В рабочее время —
В рабочее время — язык на засов!
Чтоб работа шла
Чтоб работа шла продуктивно и гладко,
выполняй правила
выполняй правила внутреннего распорядка.
В прозе [ править ]
Если я не устал кричать «мы», «мы», «мы», то не оттого, что пыжится раздувающаяся в пророки бе́здарь, а оттого, что время, оправдав нашу пятилетнюю борьбу, дало нам силу смотреть на себя, как на законодателей жизни.
Такой земли я не видал и не думал, что такие земли бывают.
На фоне красного восхода, сами окраплённые красным, стояли кактусы. Одни кактусы. Огромными ушами в бородавках вслушивался нопаль, любимый деликатес ослов. Длинными кухонными ножами, начинающимися из одного места, вырастал могей. Его перегоняют в полупиво-полуводку – «пульке», спаивая голодных индейцев. А за нопалем и могеем, в пять человеческих ростов, ещё какой-то сросшийся трубами, как орга́н консерватории, только тёмно-зелёный, в иголках и шишках.
По такой дороге я въехал в Мехико-сити. [1] :38
Во-первых, конечно, всё это отличается от других заграниц главным образом всякой пальмой и кактусом, но это произрастает в надлежащем виде только на юге за Вера-Круц. Город же Мехико тяжёл, неприятен, грязен и безмерно скучен. [1] :81
Я — поэт. Этим и интересен.
Принять или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошёл в Смольный. Работал. Всё, что приходилось.
Цитаты о Маяковском [ править ]
Ах, сыпь, ах, жарь,
Маяковский — бездарь.
Рожа краской питана,
Обокрал Уитмана.
Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме..
Драться ― так драться! Оратор таковский ―
Здоровенный
Кулак подымая,
Тигром рявкал:
― Я ― Маяковский,
«Люблю грозу
В начале мая ». ―
Так и пошло
По весенним лужкам
Бродить
Половодье, бушуя.
Кистени зазвенели
По дряблым башкам
Мещанина,
Эстета,
Буржуя.
Так и пошло!
Восемнадцатилетним ―
Гениальная сила
Стихийно рвалась ―
Он, презирая
Газетные сплетни,
Беспощадно громил
Буржуазную мразь. [2]
Центром драматического спектакля был, конечно, автор пьесы, превративший свою вещь в монодраму. К этому приводила не только литературная концепция трагедии, но и форма ее воплощения на сцене: единственным подлинно действующим лицом следовало признать самого Маяковского. Остальные персонажи ― старик с кошками, человек без глаза и ноги, человек без уха, человек с двумя поцелуями ― были вполне картонны: не потому, что укрывались за картонажными аксессуарами и казались существами двух измерений, а потому, что, по замыслу автора, являлись только облеченными в зрительные образы интонациями его собственного голоса. Маяковский дробился, плодился и множился в демиургическом исступлении, Себя собою составляя, Собою из себя сияя. При таком подходе, естественно, ни о какой коллизии не могло быть и речи. Это был сплошной монолог, искусственно разбитый на отдельные части, еле отличавшиеся друг от друга интонационными оттенками. Прояви Маяковский большее понимание сущности драматического спектакля или больший режиссерский талант, он как-нибудь постарался бы индивидуализировать своих картонажных партнеров, безликие порождения собственной фантазии. Но наивный эгоцентризм становился поперек его поэтического замысла. На сцене двигался, танцевал, декламировал только сам Маяковский, не желавший поступиться ни одним выигрышным жестом, затушевать хотя бы одну ноту в своем роскошном голосе: он, как Кронос, поглощал свои малокровные детища. Впрочем, именно в этом заключалась «футуристичность» спектакля, стиравшего ― пускай бессознательно! ― грань между двумя жанрами, между лирикой и драмой, оставлявшего далеко позади робкое новаторство «Балаганчика» и «Незнакомки». Играя самого себя, вешая на гвоздь гороховое пальто, оправляя на себе полосатую кофту, закуривая папиросу, читая свои стихи, Маяковский перебрасывал незримый мост от одного вида искусства к другому и делал это в единственно мыслимой форме, на глазах у публики, не догадывавшейся ни о чем. [3]
Цикл «Париж» заканчивался коротеньким стихотворением «Прощание». Но это прощание с Парижем отнюдь не было окончательным: оно было написано в 1925 году. Последние строки говорили: Я хотел бы жить и умереть в Париже, Если б не было такой земли ― Москва. Драматический отзвук этой фразы имел двойственный смысл. В мыслях советских «контролёров» Маяковского она была лестной для Москвы (иначе говоря ― для советского режима). В их представлении, Маяковский хотел сказать, что Москва привлекала его и звала к себе сильнее, чем Париж. Но для Маяковского та же фраза означала, что он не может остаться в Париже, так как Москва (то есть советская власть) требовала, приказывала, обуславливала его возвращение в СССР. Эмигрировать, как многие другие русские поэты? Нет, Маяковский слишком любил славу. И это ― отнюдь не упрёк по его адресу. Кроме того, он все ещё заставлял себя верить, что иллюзии, которым он поддался, ещё окончательно не потеряны. Вернувшись в Париж в 1927 году, Маяковский остановился, как и раньше, в маленьком отельчике «Истрия» на улице Саmpagne-Première. При нашей первой встрече в кафе «Дом» он ответил мне на мои расспросы о московской жизни: ― Ты не можешь себе вообразить! Тебя не было там уже три года. ― Ну и что же? ― А то, что всё изменилось! Пролетарии моторизованы. Москва кишит автомобилями, невозможно перейти через улицу! Я понял. И спросил: ― Ну, а социалистический реализм? Маяковский взглянул на меня, не ответив, и сказал: ― Что же мы выпьем? Отвратительно, что больше не делают абсента. Абсент вызывал в его памяти образ Верлена, о котором Маяковский писал (тоже в одной из парижских поэм): Я раньше вас почти не читал, а нынче вышло из моды, ― и рад бы прочесть ― не поймешь ни черта: по русски ― дрянь, переводы. [4]
Поэтами моего поколения, до символистов, были Фет, Тютчев. Я никогда не слышала, чтобы их читал Маяковский. В дневнике Б. М. Эйхенбаума записано 20 августа 1918 года: «Маяковский ругал Тютчева, нашел только два-три недурных стихотворения: «Громокипящий кубок с неба» и «На ланиты огневые» («Весенняя гроза» и, очевидно, «Восток белел. Ладья катилась…») Белого, Бальмонта, Брюсова Маяковский редко читал вслух. Когда мы познакомились, они уже отошли от него в прошлое. [5]
«Я русский бы выучил только за то. » (Почему я изучаю русский язык?)
Русский язык — язык, созданный для поэзии. Он необычайно богат и примечателен главным образом тонкостью оттенков. Знание нюансов языка позволяет выразить самые тонкие чувства, самые волнующие эмоции. Русский язык способен передать всю гамму чувств, обуревающих человека, обозначить все нюансы и дать возможность быть понятым.
«Я русский бы выучила только за то», что он чрезвычайно красиво звучит. Русский язык необычен в использовании полногласий в словах и чередовании гласных и согласных звуков в слогах с подвижным ударением, что придаёт языку напевность и мелодичность. Недаром так много древнерусских сказаний пелось народными певцами.
М. Ломоносов высоко отзывался о красоте русского языка в «Российской грамматике»: «. Но если бы он русскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашёл бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка». По-моему, именно эти замечательные свойства языка становятся основой и источником создания русской литературы.
«Я русский бы выучила только за то», что он один из богатейших языков в мире. В этом языке очень много прилагательных и причастий, которые придают речи выраженность и поэзию. Нет ни одного языка в мире, который мог бы сравниться с русским. Например, «Зелёная зелень зеленеет», а на английском – «The green green greens». Очевидно, что разнообразные формы русских слов помогают вдохнуть жизнь в речь. В русском языке есть уменьшительно-ласкательные формы и окончания, которых нет в других языках, придающие богатство словам.
студентка 3 курса ШУИЯ (Шанхайский университет иностранных языков).
Справка: Гу И И (Gu Yiyi) заняла первое место в Вермонтской международной олимпиаде по русскому языку (номинация «Cочинение», уровень B2).
«Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин». СССР, 1963
Художник В. В. Сачков
Искусство плаката
676 постов 3.2K подписчиков
Правила сообщества
1. Это сообщество о плакатах.
1.1. Не публикуйте то, что не является плакатом (различные написанные от руки листовки, фотографии вывесок и наружной рекламы, открытки, этикетки, наклейки, слоганы и иллюстрации из газет, журналов, книг);
1.2. Не публикуйте различные самопальные интернет-мемы на основе плакатов, плакаты с намеренно искажёнными композициями и изменённым текстом.
2. Это сообщество — не мусорная свалка всех плакатов, которые есть в сети, поэтому:
2.1. Старайтесь указать художника (если известен), страну или регион и год создания;
2.2. Не публикуйте самые «баянные» плакаты, такие как «Нет!» Говоркова, «Не болтай!» Ватолиной и Денисова, «Ты записался добровольцем?» Моора, «Родина-мать зовёт!» Тоидзе и т. п. Это прекрасные плакаты, но их все уже 100500 раз видели;
2.3. Не публикуйте бессодержательные рандомные подборки. Оформляйте подборки по определённой тематике, художнику или каким-либо другим категориям.
3. В сообществе приветствуются не только посты с интересными плакатами, но и также статьи об искусстве плаката в целом, интересное о художниках-плакатистах, новости о выставках, новых альбомах с репродукциями, аукционах и т. п.
я б английский выучил только за то, что им разговаривал Леннон
Нужно говорить «на нём», а не «им». Но неграм пофиг.
Негры не такие уж и лохи оказались, так и не купились на коммунистическую идею.
с неграми лучше вообще не разговаривать
ГОЭЛРО: фантастика от «кремлёвского мечтателя», ставшая реальностью благодаря удивительному народу
Сегодня, в День энергетика, хочется вспомнить дату, к которой был приурочен этот праздник: 22 декабря 1920 года Советом Народных Комиссаров был принят Государственный план электрификации России (ГОЭЛРО).
Широко известна история (и в моих постах она упоминалась) о том, как во время встречи с В.И. Лениным в 1920 году английский фантаст Герберт Уэллс назвал вождя мирового пролетариата «кремлёвским мечтателем», услышав о планах преобразования страны и, в частности, о масштабном плане электрификации России, о намерениях построить крупные электростанции для нужд населения, транспорта и промышленности, об обеспечении светом губерний России и т.д. Этот замысел показался англичанину фантастическим: он был абсолютно уверен, что реализовать подобное невозможно «в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населённой неграмотными крестьянами, лишённой источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность».
Нашему юношеству (Маяковский)
На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
И, глуша прощаньем свистка,
Берёзы от леса до хат
— как-будто слушаешь МХАТ,
из-под крыш соломенных,
Стихов навезите целый мешок,
снисходительно цедят смешок
далеко за дымный Харьков.
на мильоны хлебных тонн,
Ревём паровозом до хрипоты,
то го́ловы сахара высят хребты,
ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седи́ны,
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
узнаешь и метров за́ сто,
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
в ботинках носастых,
аж цифры по своему снятся им.
У каждого третьего —
и собственная нация.
забросив в гостиницу хлам,
Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!).
шагавшим в огне и воде
кто был безъязык и гол,
свободу Советской власти.
во тьму филологии влазьте.
глазами жадными цапайте
что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
не мажьте красные души!
на русский вострите уши!
и негром преклонных годов,
я русский бы выучил
Октябрь орудийных бурь
в Москве решали судьбу
не державный аркан,
ведущий земли за нами,
не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
не из кацапов-разинь.
дедом казак, другим —
Утро. Пробки. Стоны. Маты
С неба тонны белой ваты
Москвичи не виноваты
Ночь. Фонарь. Сугроб. Лопаты
Дважды орденоносный Новокузнецк
В силу обстоятельств оказался на малой родине.
Негров стреляют полицейские не только в США, но и в России (ВИДЕО)
Однозначно видео дня. В Москве чёрный парень с ножом кидался на водителя автобуса, а когда приехала полиция — разделся.
Знойный гражданин в районе Выхино-Жулебино был в состоянии предельно спонтанного неадеквата, но хотя бы соблюдал приличия. То есть был в одежде. Когда же на вызов приехала полиция, парень скинул с себя всё лишнее.
Картинка из оригинального поста.
В Москве планируется построить дополнительно 279 православных храмов.
— Вот подумалось, это какое же колоссальное количество, добрых, нужных, и полезных дел можно было сделать на стоимость всех этих храмов? Да что там храмов, даже на стоимость только лишь одних куполов?
Сколько больных можно было вылечить, сколько людей можно было спасти, сколько нищих и бездомных вытащить из пропасти, и вернуть к нормальной жизни, сколько спасти человеческих судеб.
Вместо этой огромной, никчемной, бессмысленной груды металла. Или без золотого купола бог не услышит?
Наколи мне кольщик, купола. (с)
Понастрой нам дольщик, купола,
Пусть блестят над парками и скверами,
Пусть звонят вовсю колокола,
Пусть все видят, как мы сильно веруем!
Понастрой нам дольщик, купола,
Пусть блестят своею позолотою,
Пусть стекается туда паства,
Ведь для этого мы здесь работаем.
Понастрой нам дольщик, купола,
Храмы возведи многомиллионные,
Не иссякнет пусть поток бабла,
Все ведь знают, мы же люди скромные.
А по кругу вознеси столбы,
И стоянку с царскими воротами,
Чтобы без труда смогли попы,
Встать туда своими шестисотыми.
Пусть святая окропит вода,
Наши мерсы, с виллами и яхтами,
Ну а бедных тоже иногда,
Мы накормим обедами бесплатными.
Лебедев-Кумач: про Оксфорд, «Священную войну», славу с горьким привкусом, страх Гитлера, радость жизни и грустные стихи в финале…
Честно говоря, этот пост рождался нелегко: информации не очень много, степень её достоверности – 50 на 50… Если вам есть что добавить – добро пожаловать.
«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…»
«Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…»
«Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка — это флаг корабля…»
«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…»
«А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!»
«Легко на сердце от песни весёлой, она скучать не даёт никогда…»
«Как много девушек хороших, как много ласковых имён. »
«Закаляйся, если хочешь быть здоров! Постарайся позабыть про докторов…»
«Удивительный вопрос: почему я водовоз? Потому что без воды —и ни туды и ни сюды!»
«Я на подвиг тебя провожала, над страною гремела гроза…»
На самом деле, Лебедев-Кумач был автором большого количества произведений весьма разного характера и наряду с патриотическими и очень проникновенными стихами, писал, например, злободневные литературные пародии, сатирические сказки, фельетоны, посвящённые темам хозяйства и культурного строительства, а также лирические строки и полные оптимизма и радости жизни стихи о молодых и жизнерадостных людях.
Если вы полюбопытствуете, то найдёте в Интернете стихи Лебедева-Кумача, сильно отличающиеся от широко известных песен о войне и к кинофильмам.
Затем была работа в Бюро печати управления Реввоенсовета и в военном отделе «АгитРОСТА», в различных периодических изданиях. Как раз в это время будущий «любимый поэт сталинской эпохи» нащупал главные направления и темы своего творчества (в первую очередь, это патриотизм; не лишним оказались и «Гимн НКВД»), а также стал Лебедевым-Кумачом. В эти же довоенные годы Василий Иванович работал для эстрады (для театральных обозрений и самодеятельных рабочих коллективов) и кино (были написаны тексты песен к кинокомедиям Г. В. Александрова «Весёлые ребята» (1934), «Цирк», «Волга, Волга» (1938), к фильму «Дети капитана Гранта» и др.). В 1938 году вместе с Александром Александровым Лебедев-Кумач написал «Гимн партии большевиков», который стал победителем конкурса на создание первого Гимна Советского Союза.
В 1939 году Василий Иванович в качестве офицера РККА участвовал в походе на Западную Украину и в Западную Белоруссию. Во время советско-финской и Великой Отечественной войн в звании капитана первого ранга служил в ВМФ политработником и был сотрудником газеты «Красный флот».
Большая советская энциклопедия называет Лебедева-Кумача одним из создателей жанра советской массовой песни, «проникнутой глубоким патриотизмом, жизнерадостностью мироощущения». И большинство критиков, писавших о творчестве поэта, признавали за ним создание жанра весёлой, жизнерадостной песни. Между тем, не раз возникал вопрос относительно оригинальности текстов поэта: эксперты и даже коллеги по цеху обвиняли Лебедева-Кумача в плагиате. Например, есть данные о том, что в 1940 году Александр Фадеев даже собирал Пленум правления Союза писателей, на котором разбирались около 12 случаев «воровства» Лебедева-Кумача…(к слову, Фадеев вообще без особой симпатии относился к Лебедеву-Кумачу не только как к поэту, но и как к человеку, но об этом писать не буду, т.к. не владею материалом). А история об авторстве «Священной войны» (озвучивалась версия о том, что её автором был учитель русского языка и литературы Рыбинской мужской гимназии Александр Боде) и вовсе в 1999 году неожиданно была доведена до судебного разбирательства, в результате которого суд принял окончательное решение о том, что текст песни «Священная война» принадлежит Лебедеву-Кумачу.
Не знаю, когда и где Лебедев-Кумач мог «списать» тест «Священной войны», поскольку на второй день после нападения гитлеровской Германии на СССР, 23 июня 1941 года, он получил задание написать патриотическую песню, и уже на следующий день газеты «Известия» и «Красная звезда» опубликовали текст «Священной войны». 26 июня, положенная на музыку Александра Александрова, она впервые прозвучала в исполнении Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР, навсегда став символом борьбы нашего народа за Родину.
И всё же после этого Василий Иванович написал песни к кинофильмам «Первая перчатка» 1946 года («Закаляйся», «На лодке» и «Во всём нужна сноровка») на музыку Василия Соловьёва-Седого и «Весна» 1947 года на музыку Исаака Дунаевского.
Попав в октябре 1948 года в больницу Лебедев-Кумач написал свои последние стихи: