высшая мера социальной защиты что это в ссср
«Высшая мера социальной защиты»: когда так называли смертную казнь
«Высшая мера социальной защиты»: когда так называли смертную казнь
Словосочетание «высшая мера» стало в СССР эвфемизмом расстрела. И если кого-то сегодня спросить о значении фразы, то почти наверняка вам ответят, что имеется в виду высшая мера [уголовного] наказания. Но на самом деле изначально этот термин имел в Конституции иное значение.
Высшая мера социальной защиты
Именно так называлась смертная казнь в первых Конституции и УК РСФРС образца 1922 года. Новообразованное советское государство, открещиваясь от зверств Гражданской войны, исключило смертную казнь из системы уголовных наказаний и рассматривало ее как исключительную меру. Причем носящую временный характер — в коммунистическом государстве ни преступлений, ни наказаний за них не предполагалось.
В такой ситуации советские законодатели более всего напоминали страуса, спрятавшего голову в песок. На самом же деле скрытый юридический смысл в таком подходе имелся. Трактовка «высшая мера социальной защиты» предполагала не наказание преступника, а защиту от него социума. Советские законодатели и исполнители при этом всего лишь выбирали из двух зол наименьшее.
Высшая мера уголовного наказания
Признать, что полный отказ от смертной казни пока невозможен, пришлось довольно скоро. В 1926 году было затеяно масштабное изменение законодательства с целью привести Конституции и Кодексы всех союзных республик к общему знаменателю. В новой редакции смертная казнь была включена в систему уголовных наказаний как высшая мера. Правда, количество статей, по которым она могла применяться, по сравнению с предыдущей редакцией, было снижено вдвое.
Впоследствии правоприменение наказания несколько раз расширялось различными законодательными актами. В 1935 году оно было распространено на несовершеннолетних подростков и как минимум однажды, в 1940 году, было применено на практике.
Очередной виток борьбы со смертной казнью пришелся на «хрущевскую оттепель». В новой редакции УК РСФСР расстрел трактовался как «исключительная мера наказания», так как в будущем его планировалось отменить. Несмотря на свою исключительность, смертная казнь и после 1960-х оставалась довольно распространенным в СССР наказанием.
Высшая мера социальной защиты что это в ссср
Словосочетание «высшая мера» стало в СССР эвфемизмом расстрела. И если кого-то сегодня спросить о значении фразы, то почти наверняка вам ответят, что имеется в виду высшая мера [уголовного] наказания. Но на самом деле изначально этот термин имел в Конституции иное значение.
Высшая мера социальной защиты
Именно так называлась смертная казнь в первых Конституции и УК РСФРС образца 1922 года. Новообразованное советское государство, открещиваясь от зверств Гражданской войны, исключило смертную казнь из системы уголовных наказаний и рассматривало ее как исключительную меру. Причем носящую временный характер — в коммунистическом государстве ни преступлений, ни наказаний за них не предполагалось.
В такой ситуации советские законодатели более всего напоминали страуса, спрятавшего голову в песок. На самом же деле скрытый юридический смысл в таком подходе имелся. Трактовка «высшая мера социальной защиты» предполагала не наказание преступника, а защиту от него социума. Советские законодатели и исполнители при этом всего лишь выбирали из двух зол наименьшее.
Высшая мера уголовного наказания
Признать, что полный отказ от смертной казни пока невозможен, пришлось довольно скоро. В 1926 году было затеяно масштабное изменение законодательства с целью привести Конституции и Кодексы всех союзных республик к общему знаменателю. В новой редакции смертная казнь была включена в систему уголовных наказаний как высшая мера. Правда, количество статей, по которым она могла применяться, по сравнению с предыдущей редакцией, было снижено вдвое.
Впоследствии правоприменение наказания несколько раз расширялось различными законодательными актами. В 1935 году оно было распространено на несовершеннолетних подростков и как минимум однажды, в 1940 году, было применено на практике.
Очередной виток борьбы со смертной казнью пришелся на «хрущевскую оттепель». В новой редакции УК РСФСР расстрел трактовался как «исключительная мера наказания», так как в будущем его планировалось отменить. Несмотря на свою исключительность, смертная казнь и после 1960-х оставалась довольно распространенным в СССР наказанием.
Высшая мера социальной защиты что это в ссср
Словосочетание «высшая мера» стало в СССР эвфемизмом расстрела. И если кого-то сегодня спросить о значении фразы, то почти наверняка вам ответят, что имеется в виду высшая мера [уголовного] наказания. Но на самом деле изначально этот термин имел в конституции иное значение.
Высшая мера социальной защиты
Именно так называлась смертная казнь в первых конституции и УК РСФРС образца 1922 года. Новообразованное советское государство, открещиваясь от зверств Гражданской войны, исключило смертную казнь из системы уголовных наказаний и рассматривало её как исключительную меру. Причём носящую временный характер – в коммунистическом государстве ни преступлений, ни наказаний за них не предполагалось.
В такой ситуации советские законодатели более всего напоминали страуса, спрятавшего голову в песок. На самом же деле скрытый юридический смысл в таком подходе имелся. Трактовка «высшая мера социальной защиты» предполагала не наказание преступника, а защиту от него социума. Советские законодатели и исполнители при этом всего лишь выбирали из двух зол наименьшее.
Высшая мера уголовного наказания
Признать, что полный отказ от смертной казни пока невозможен, пришлось довольно скоро. В 1926 году было затеяно масштабное изменение законодательства с целью привести конституции и кодексы всех союзных республик к общему знаменателю. В новой редакции смертная казнь была включена в систему уголовных наказаний как высшая мера. Правда, количество статей, по которым она могла применяться, по сравнению с предыдущей редакцией, было снижено вдвое.
Впоследствии правоприменение наказания несколько раз расширялось различными законодательными актами. В 1935 году оно было распространено на несовершеннолетних подростков и как минимум однажды, в 1940 году, было применено на практике.
Очередной виток борьбы со смертной казнью пришёлся на хрущёвскую оттепель. В новой редакции УК РСФСР расстрел трактовался как «исключительная мера наказания», так как в будущем его планировалось отменить. Несмотря на свою исключительность, смертная казнь и после 1960-х оставалась довольно распространённым в СССР наказанием.
Зачем в СССР смертную казнь назвали «высшей мерой социальной защиты»
Словосочетание «высшая мера» стало в СССР эвфемизмом расстрела. И если кого-то сегодня спросить о значении фразы, то почти наверняка вам ответят, что имеется в виду высшая мера [уголовного] наказания. Но на самом деле изначально этот термин имел в конституции иное значение.
Высшая мера социальной защиты
Именно так называлась смертная казнь в первых конституции и УК РСФРС образца 1922 года. Новообразованное советское государство, открещиваясь от зверств Гражданской войны, исключило смертную казнь из системы уголовных наказаний и рассматривало её как исключительную меру. Причём носящую временный характер – в коммунистическом государстве ни преступлений, ни наказаний за них не предполагалось.[С-BLOCK]
В такой ситуации советские законодатели более всего напоминали страуса, спрятавшего голову в песок. На самом же деле скрытый юридический смысл в таком подходе имелся. Трактовка «высшая мера социальной защиты» предполагала не наказание преступника, а защиту от него социума. Советские законодатели и исполнители при этом всего лишь выбирали из двух зол наименьшее.
Высшая мера уголовного наказания
Признать, что полный отказ от смертной казни пока невозможен, пришлось довольно скоро. В 1926 году было затеяно масштабное изменение законодательства с целью привести конституции и кодексы всех союзных республик к общему знаменателю. В новой редакции смертная казнь была включена в систему уголовных наказаний как высшая мера. Правда, количество статей, по которым она могла применяться, по сравнению с предыдущей редакцией, было снижено вдвое.
Впоследствии правоприменение наказания несколько раз расширялось различными законодательными актами. В 1935 году оно было распространено на несовершеннолетних подростков и как минимум однажды, в 1940 году, было применено на практике.[С-BLOCK]
Очередной виток борьбы со смертной казнью пришёлся на хрущёвскую оттепель. В новой редакции УК РСФСР расстрел трактовался как «исключительная мера наказания», так как в будущем его планировалось отменить. Несмотря на свою исключительность, смертная казнь и после 1960-х оставалась довольно распространённым в СССР наказанием.
Высшая мера социальной защиты что это в ссср
1. Письмо Всеволода Гаршина М. Т. Лорис-Меликову, главному начальнику особой «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», 1880 год
«Ваше сиятельство, простите преступника!
Пишу Вам это не грозя Вам: чем я могу грозить Вам? Но любя Вас, как честного человека и единственного могущего и мощного слугу правды в России, правды, думаю, вечной.
Ваше сиятельство! В наше время, знаю я, трудно поверить, что могут быть люди, действующие без корыстных целей. Не верьте мне, — этого мне и не нужно, — но поверьте правде, которую Вы найдете в моем письме, и позвольте принести Вам глубокое и искреннее уважение
Подписываюсь во избежание предположения мистификации.
Сейчас услышал я, что завтра казнь. Неужели? Человек власти и чести! умоляю Вас, умиротворите страсти, умоляю Вас (для) ради преступника, ради меня, ради Вас, ради государя, ради Родины и всего мира, ради бога».
2. Карл Маркс, «Смертная казнь», 1853 год
«Наказание, как правило, оправдывалось как средство либо исправления, либо устрашения. Но какое право вы имеете наказывать меня для того, чтобы исправлять или устрашать других? И вдобавок еще история и такая наука как статистика с исчерпывающей очевидностью доказывают, что со времени Каина мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Как раз наоборот! С точки зрения абстрактного права существует лишь одна теория наказания, которая в абстрактной форме признает достоинство человека: это теория Канта, особенно в той более строгой формулировке, которую придал ей Гегель. Гегель говорит:
„Наказание есть право преступника. Оно — акт его собственной воли. Преступник объявляет нарушение права своим правом. Его преступление есть отрицание права. Наказание есть отрицание этого отрицания, следовательно есть утверждение права, которого домогается сам преступник и которое он сам себе насильно навязывает”.
Казнь Пугачёва. Художник Виктор Маторин
В этих положениях кое-что, без сомнения, кажется правдоподобным, поскольку Гегель, вместо того чтобы усматривать в преступнике только простой объект, раба юстиции, поднимает его до ранга свободного, самоопределяющегося существа. Но, вникнув несколько глубже в суть дела, мы обнаруживаем, что здесь, как и во многих других случаях, немецкий идеализм лишь санкционирует в мистической форме законы существующего общества. Разве это не заблуждение, когда определенного индивида, с действительными мотивами его поступков, с влияющими на него многообразными социальными условиями подменяют абстракцией „свободной воли”, когда человека как такового подменяют лишь одним из многих его свойств? Такая теория, рассматривающая наказание как результат собственной воли преступника, является лишь спекулятивным выражением древнего „jus talionis” [„права тождественного возмездия” — прим. ред.] — око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Скажем прямо, без всяких длинных повторений: наказание есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования, каковы бы ни были эти условия. Но хорошо же то общество, которое не знает лучшего средства самозащиты, чем палач».
3. Из речи Владимира Соловьева, 1881 год
Время теперь минута — самоосуждения и самооправдания. Пусть Царь и Самодержавец всероссийский заявит на деле, что он прежде всего христианин, и, как вождь христианского народа, он должен быть христианином. Он не может не простить. Не от нас зависит решение этого дела, и не мы призваны судить царя, всякий судится своими собственными решениями и действиями. Но если государственная власть отречется от христианского начала, если она произвольно вступит в круг убийства, то мы выйдем из него. Отречемся от этого круга убийц. В нем борются два злых начала: первое начало — хаос греха, второе — начало внешнего закона. Но есть и третье — начало благодати. Два первых начала не могут решить борьбы своей, потому что внешний закон может, а грех не есть внутреннее начало благодати, которая упраздняет и грех, и закон. Русский народ всегда держится бессознательно этого третьего начала. Признаем же и мы его сознательно, что мы стоим под знаменем Христа. Что мы признаем его Богом любви, и тогда мы войдем в единстве с народом. В нашем научном свете он увидит свой собственный свет и услышит нас. И пойдет за нами»
4. Элиас Канетти, «Масса и власть», 1960
«. земным властителям не так просто, как Господу. Они не вечны; их подданные знают, что их дни тоже сочтены. И конец этих дней можно даже ускорить. Как всегда, это делается с помощью насилия. Кто перестал повиноваться, тот решается на борьбу. Ни один властитель не может быть раз и навсегда уверен в покорности своих людей. Покуда они позволяют ему себя убивать, он может спать спокойно. Но едва кому-то удастся избежать приговора, властитель оказывается в опасности.
5. Владимир Короленко, «Бытовое явление. Заметки публициста о смертной казни», 1910
«. депутат Родичев говорил с горьким унынием: „Если мы и признаем обсуждаемую статью (об отмене смертной казни) за закон, в чем же изменится положение дела? Вы убеждены, что этот параграф станет законом и казни прекратятся. Но, господа, каждый из нас понимает, что это не так. ”
И действительно, это оказалось не так. Кто теперь вспоминает на Руси, что в заседании 19 июня 1906 года в первую Государственную думу внесен законопроект, состоявший из двух статей:
Статья первая: Смертная казнь отменяется.
Статья вторая: Во всех случаях, в которых действующими законами установлена смертная казнь, она заменяется непосредственно следующим по тяжести наказанием.
Уэйн Хааг. «Тайберн» Фото: crimerecords.info
И что этот законопроект Государственной думой принят. И что он облечен в форму закона. Новый закон унесен потоком событий, смывших первую Думу, а факт остался. Виселица опять принялась за работу, и еще никогда, быть может, со времени Грозного, Россия не видала такого количества смертных казней. До своего „обновления” старая Россия знала хронические голодовки и повальные болезни. Теперь к этим привычным явлениям наша своеобразная конституция прибавила новое. Среди обычных рубрик смертности (от голода, тифа, дифтерита, скарлатины, холеры, чумы) нужно отвести место новой графе: „от виселицы”. Почти ежедневно, в предутренние часы, когда над огромною страной царит крепкий сон, где-нибудь по тюремным коридорам зловеще стучат шаги, кого-нибудь подымают от кошмарного забытья и ведут, здорового и полного сил, к готовой могиле.
Да, как не признать, что русская история идет самобытными и необъяснимыми путями. Всюду на свете введение конституций сопровождалось хотя бы временными облегчениями: амнистиями, смягчением репрессий. Только у нас вместе с конституцией вошла смертная казнь как хозяйка в дом русского правосудия. Вошла и расположилась прочно, надолго, как настоящее бытовое явление, затяжное, повальное, хроническое. »
6. Мишель Фуко, «Надзирать и наказывать», 1975 год
7. Юлий Мартов, «Долой смертную казнь», 1918 год
«Мы, социал-демократы, против всякого террора — террора снизу и террора сверху.
А потому мы и против смертной казни — этого крайнего средства террора, т. е. устрашения, к которому прибегают все правители, лишенные доверия народа.
Борьба против смертной казни была написана на знамени всех борцов за свободу и счастье русского народа, всех борцов за социализм.
Многострадальная история русского народа освятила виселицу и эшафот, окружила их ореолом мученичества. Лучшие люди России прошли по ступенькам эшафота, стояли под дулами ружей карательного отряда. Лев Толстой, Короленко, Максим Горький, ряд художников заклеймили бездушное дело убийства связанного и безоружного человека именем закона.
И теперь нашлась партия, именующая себя революционной, рабочей и социалистической, которая посягнула на эту святую ненависть русского народа к смертной казни! Которая дерзнула приобщить снова палача к сонму высших носителей государственной власти! Которая от царизма заимствовала кровавую религию человекоубийства по суду — во имя интересов государства!
Позор революционерам, которые своими казнями оправдывают казни, совершенные Николаем и его министрами и проклятые рядом поколений русского народа!
Позор людям, которые своими скорострельными судами снимают позорное пятно с подлых, ненавистных народу, военно-полевых судов Столыпина!
Позор партии, которая званием социалиста пытается освятить гнусное ремесло палача!
В 1910 году на международном социалистическом съезде в Копенгагене было принято решение бороться во всех странах против варварства смертной казни.
Василий Верещагин. «Казнь первомартовцев»
Международный социализм признал, что социалисты никогда, ни при каких условиях не могут мириться с хладнокровным убийством безоружных людей по приказу государства, именуемым смертной казнью.
Под этим решением, товарищи, подписались все нынешние вожди большевистской партии: Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Радек, Луначарский. Их я видел там, в Копенгагене, поднимающими руки за резолюцию, объявляющую войну смертной казни.
Я видел их затем в Петрограде в июле прошлого года протестующими против того, чтобы даже во время войны, даже к изменникам применялась смертная казнь.
Я вижу их теперь применяющими смертную казнь направо и налево, против буржуазии и рабочих, против крестьян и офицеров, вижу их требующими от своих подчиненных, чтобы они не считали жертв, чтобы они подвергали смертной казни возможно больше противников большевистской власти».
8. Альбер Камю, «Размышления о гильотине», 1957 год
«От гуманистических идиллий XVIII века рукой подать до кровавых эшафотов, а теперешние палачи, как всем известно, сплошь гуманисты. Посему не следует слишком доверять гуманистической идеологии, когда речь заходит о таких проблемах, как смертная казнь. В заключение хотелось бы повторить, что не иллюзии относительно врожденной доброты человека и не вера в грядущий золотой век определяют мое неприятие смертной казни. Как раз наоборот: ее отмена кажется мне необходимой из соображений разумного пессимизма, логики и реалистического подхода к действительности. Я пытался вложить душу во все сказанное. Тот, кто не один месяц общался с текстами, воспоминаниями, людьми, имеющими касательство к эшафоту, не может выйти из этого чудовищного лабиринта прежним. Но отсюда не следует, повторяю, что в этом мире нет никакой ответственности и что мы должны идти на поводу у современных представлений, согласно которым можно все свалить в одну кучу, найти оправдание и для жертвы, и для убийцы. Эта чисто сентиментальная путаница замешана скорее на трусости, чем на великодушии, и с ее помощью нетрудно в конце концов найти оправдание всему наихудшему на свете. Благословляя все и вся, можно благословить и концлагеря, и цинизм крупных политиков; можно дойти и до предательства собственных братьев. Именно это и совершается вокруг нас. Но при теперешнем положении вещей истинные сыны века стремятся прежде всего к тому, чтобы им были обеспечены средства для выздоровления, законы и организации, которые сдерживали бы, но не стесняли их, влекли за собой, но не подавляли своей тяжестью».