во что верите вероисповедание свое
Во что верить?
Сразу поясню, что я не затрагиваю религию. Вера в Бога дело тонкое, и разговоры об этом деликатном вопросе лучше оставить. О Боге и религии надо говорить со священником, ламой, имамом или ребе, то есть с теми, кто на самом деле является Его служителем и по долгу избранного пути имеет право обсуждать эти вопросы.
Давно известно, что вера — опора в жизни человека. Только она способна создать ориентиры в жизни, укрепить дух и, что гораздо важнее, — сделать жизнь осмысленной.
Куда можно направить свои усилия, желания, стремления? Как строить свою жизнь? Обычно человеку ответы на эти вопросы настолько трудны, что становятся камнем преткновения и нередко вызывают депрессии и кризисы.
Поиск смысла жизни всегда обусловлен отсутствием веры. Когда человек верит, то начинает строить, он думает о том, как действовать, его силы теперь направлены на созидание. Он активен, устремлён, им движет вдохновение.
Именно потому вера становится предметом спекуляций, именно потому и, прежде всего, на этом месте столько манипуляций сознанием человека, потому к нему протянуто столько жадных рук. Ведь сделать человека активным борцом за какую-то идею, фанатиком, не есть ли цель для нечистоплотных лидеров?
Пожалуйста, не верьте в великие идеи!
Ни одна великая идея не привела людей, верующих в неё к счастью, никогда такая идея не дала тех результатов, о которых громко говорила.
Наоборот, все великие идеи привели к бедам. Они разрушают, не созидая. Они обещают, не давая ничего взамен, кроме горя и несчастий.
Каждая великая идея омыта кровью. Но где сейчас достижения великих революций? Что принесли рыцари из крестовых походов, кроме вечного теперь противостояния востока и запада? Что сейчас осталось от просвещения американских язычников? Индейцы в резервациях, а Испания на пороге раскола, землями владеют даже не Англия и Франция, а сепаратисты, создавшие собственную страну. Александр Македонский вёл людей под высокой идеей, но что осталось от его империй?
Таких примеров множество в истории, если только внимательно вглядеться в неё. Все великие идеи потерпели крах. И именно великие идеи принесли больше всего бед и разрушений! Нет большего несчастья, чем новый человек, что стремится сделать жизнь людей лучше. Именно такие люди и принесли миру наибольшее количество несчастий.
Пожалуйста, не верьте в великие идеи!
Великие идеи заманчивы. Служение высоким идеалам придаёт особую значимость, немного таинственности, героизма, и кажется, что ты теперь такой особенный, отличаешься от других, ты теперь лучше них, остальных. Теперь твоя жизнь выше других, ты, вот, теперь такой вот — ух, а они там все такие… пффф.
Это кроется в каждой великой идее — быть лучше других.
Великая идея зовёт на борьбу, она требует жертв. Ради высоких целей ничего не жалко принести в жертву, даже себя.
И в этом весь подвох — жертва.
Жертва приносит на алтарь служения всё. Личную жизнь, свободное время, дружбу, деньги, дом, семью. Всё!
Никогда жертва не стала счастливой, это противоречит её сути. Никогда с помощью жертвы никто не стал счастливым. Великая идея нередко говорит о свободе, но, как может быть свободной жертва, или как достичь свободы через жертву? Этого никому не удалось. Это невозможно.
От жертвы требуют. Ей говорят — ты служишь великой идее, отдай всё, отдай себя без остатка, иначе никогда не достигнешь того, к чему тебя призвали.
Только не говорят, что ни одна великая идея не достигла того, к чему призывала. Даже те, кто говорил о ней, те кто звал, не достигли. Александр Македонский нёс огнём и мечом новую свободную счастливую жизнь. Его похоронили с широко раскинутыми руками — он хотел показать, мол, мои руки пусты, я ухожу ни с чем. Наполеон тоже нёс освобождение угнетённым народам. И множество других людей, чьи безумные идеи, названные великими, оставили после себя только кровь, горе и разрушения.
Пожалуйста, не верьте в великие идеи!
В то, что просит в жертву великая идея. Верьте в простое. Да, тут нет никакой особенной значимости и таинственности. Внешне кажется, что вы простой, обыкновенный человек. Ну, что может быть великого в семье? Что может быть сверхзначимого в том, чтобы каждый день добросовестно выполнять свою работу? Нет ничего заманчивого в том, чтобы быть обычным человеком, совсем ничего.
Куда интереснее быть неким таким, не как все. Особенным, может быть великим даже, ну, или популярным, выглядеть красивее, умнее, круче. На это не жалко времени.
Принц Гаутама покинул свои дворцы, он стал очень простым. Он стал нищим, саманом. Потом он стал Буддой. Иисус не стал входить во дворцы — он был очень простым и общался с простыми людьми. Серафим Саровский жил в лесу. Он был очень прост.
Таких примеров много. У подлинной духовности нет великих идей. Духовный человек не одержим. Он не меняет мир, он меняет себя. Он верит в простые вещи. Не надо великих свершений, просто делать то, что ты можешь сделать то, во что ты веришь.
Простая вера не требует жертв. Возлюби ближнего своего. Почитай отца и мать. Всё просто. Понимай сам, чтобы быть понятым. Протяни руку помощи, твори добро, прояви заботу — всё очень просто.
Не надо ничего особенного, просто уважать себя и других. Искать в себе причину бед, не перекладывать вину на других и потом наказывать их за это.
Так начинается вера в себя — с уважения. С поступков. Не оправдывать себя, а поступить согласно своей совести. Совсем скоро вы начнёте уважать себя.
Далее появится достоинство. С ним вы поверите, что люди могут к вам относиться иначе. Они станут приходить к вам за советом, будут слушать и уважать ваше мнение.
Так рождается благодарность. А благодарность даёт веру счастливую жизнь. Ведь вы взяли ответственность за свои поступки на себя, а значит, сами управляете своей жизнью, сами решаете, как вам быть. Вы ни от кого не зависите.
Так рождается ответственность. Она же даёт веру в свободу. Она становится путём к ней. Ведь теперь вы в состоянии отличить, где вы сами причина случившегося, а где рука судьбы, или божественное провидение. Глаза открыты, сердце открыто, решаете вы, тут нет места для страха.
Так рождается любовь. А она путь к вере истинной. Любовь, и только она, единственный путь к высшему. Великая идея питается страстями. Любовь поступками, она выросла из достоинства и ответственности. Потому она сильна. Она может дарить, она не станет ломать. Любовь не может нести горе и разрушения, она творит и дарит. В этом её суть.
И ничего не надо жертвовать!
Дарящему сердцу не нужны жертвы. Счастливый не требует поклонения. Потому ему нет нужды лезть на трон или пьедестал. У него всё есть. Есть самое главное — счастливая жизнь, наполненная смыслом.
Верьте в простые вещи. Дом, семья, любимый человек, дети, родители… в то, что вы будете на самом деле защищать, если придёт беда. Верьте в тех, кто вас ждёт. Верьте в то, что вы делаете. Верьте доброте. Верьте правде и в неё, только она освободит вас.
Верьте в настоящее, в то, что есть рядом. Где-то там есть только кое-что. И пока вы идёте за ним, настоящее потеряно. Не делайте эту ошибку. Не гоняйтесь за призраками, всё уже есть, оно рядом. И в нём смысла куда больше, чем в безумии великих свершений.
Во что мы верим на самом деле
Потребность верить — часть нашей природы. Она проявляется в трех основных сферах жизни: мы нуждаемся в том, чтобы верить в свои силы, верить людям, а еще мы хотим быть уверенными в том, что все в этом мире взаимосвязано и в нашей жизни есть некий важный смысл.
Слово «вера» имеет в нашем языке множество смыслов. У него общий корень с доверием, верностью, уверенностью. Но также и с верованиями, поверьями и проверками… Без этих оттенков веры жизнь была бы просто невозможна.
Видимо, потребность верить — часть нашей природы. Она проявляет себя в трех областях жизни. В личных отношениях мы нуждаемся в том, чтобы верить другим людям: без этого рушатся общественные связи. В отношениях с собой мы хотим верить в себя и собственные силы: без этого невозможно ничего достичь в жизни. Наконец, вера дает нам связь с абсолютом, с той трансцендентной реальностью, которая придает смысл нашему существованию.
Между Сциллой и Харибдой
Мало что вызывает у нас такой гнев, как злоупотребление доверием. Мы осуждаем политиков, которые твердят о честности, скупая роскошные виллы и автомобили. Высмеиваем журналистов, которые искажают факты или манипулируют нашими чувствами. Презираем лжеученых, присваивающих чужие диссертации. А уж про то, как мы относимся к супружеской неверности, и говорить нечего. По данным опросов, честность и порядочность неизменно оказываются в первой тройке качеств, которых мы ждем от окружающих, идет ли речь о спутнике жизни или президенте страны.
Общество теряет жизнеспособность тогда, когда переходит через критический порог недоверия. Представьте учителя географии, который сообщает ученикам, что Волга впадает в Каспийское море, и слышит в ответ: «А чем докажете?» Представьте, что пациенты больше не верят врачам, а покупатели постоянно готовы к тому, что их обманут. Вообразите пассажиров, которые уверены, что машинист поезда нетрезв, пилот самолета пускает за штурвал своего сына, а капитан корабля нарушает все инструкции подряд. Постоянная неуверенность превращает жизнь в таком мире в ад.
Мы хотим верить на слово, но, памятуя о пережитых обманах, вынуждены быть настороже
Слова «Я тебе верю» лежат в основе социальных связей. Именно «верю», а не «знаю, что ты говоришь правду». Разумеется, второе было бы удобнее, но в том-то и дело, что, когда речь идет о другом человеке, знание невозможно.
Поэтому нам нужно верить. Чтобы существовали семьи, чтобы работали школы, лечили врачи и совершались сделки (между прочим, само денежное обращение основывается все на той же вере — как иначе мы смогли бы обменять цветные бумажки на что-то полезное?). Словом, чтобы мы могли жить вместе.
Но возникает противоречие. Мы хотим верить на слово, но, памятуя о пережитых обманах, вынуждены быть настороже. Каждый день мы отправляемся в это плавание между Сциллой и Харибдой, снова и снова отыскивая баланс между безусловной верой и тотальным скепсисом. Увы, верить становится все труднее. После трагедии в Крымске долго не утихали разговоры о том, что город затопили намеренно, открыв шлюзы водохранилища.
Верить, чтобы расти
Пожалуй, именно вера такого рода сегодня наиболее востребована. Жесткие реалии постоянно убеждают нас, что полагаться можно только на себя. Значит, и вера в себя становится главной. Свидетельство тому — огромное разнообразие и востребованность всевозможных тренингов личностного роста и курсов саморазвития, которые на все лады повторяют: главное — поверить в себя.
В поисках абсолюта
Итак, мы живем в обществе, а потому нуждаемся в том, чтобы верить другим людям. Мы конкурируем друг с другом и, значит, должны быть вооружены верой в себя. Но есть и третий аспект веры. И общественные связи, и победа над конкурентами важны лишь постольку, поскольку мы видим какой-то смысл в самой жизни. Есть ли он? Или мы оказались в этом мире без всякой причины? И что все-таки происходит после смерти?
Мы можем пытаться ответить на эти вопросы, лишь опираясь на веру во что-то, что нас превосходит. В этом вера в Бога и моральные убеждения сходятся. Для одних абсолют — Бог как личность. Для других — имманентная сущность, космическая энергия. Третьи довольствуются нравственным кодексом, идеалами братства, святостью прав человека. В любом случае наша вера в высшие силы и принципы утешает нас и придает нашей жизни смысл.
Во что мы верим?
Каждый человек во что-то верит. Один верит в миллионную сделку сегодня вечером, другой в успешную работу днем, а третий — в бутылку водки завтра утром. Но вера — это неотъемная часть любого человека. Вера — это осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом.
Другое дело — во что верит человек. Эту статью я написал, основываясь на проповеди Анатолия Белоножко, почетного доктора теологии и богословия, епископа и просто замечательного христианина. Я выражаю ему огромную благодарность за его добрые слова и ценные наставления.
Рассмотрим уровни веры по возрастанию: Самая легкая и доступная вера — вера в Бога. «Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют и трепещут». В Бога верят практически все. Потому что это легко, и ни к чему не обязывает человека. У большинства людей это абстрактная вера в абстрактного Бога. Когда спрашиваешь у человека, верит ли он в Бога, большинство отвечает утвердительно. Кто отвечает «местами», кто — «иногда», часто отвечают «да, я верю в Бога и всегда верил «, при этом в одной руке держит бутылку пива, а в другой — сигарету, может быть, что он даже ходит в церковь.
Легкая, но ненадежная вера — вера в других людей. Часто люди верят и надеются на других, и часто остаются разочарованными. Надеяться на других — значит снимать с себя ответственность. А человек должен взять на себя ответственность за свою жизнь.
Самая сильная и жизнеспособная вера — вера в Слово Божье. Человек, который верит в то, что написано в Библии, знает правильные принципы, по которым стоит жить. Слово — это жизненный стержень, который всегда укрепляет человека; это компас, который всегда указывает на правильный выход. Оно несет в себе бесценную пользу.
Многие люди путают религию с верой в Слово Божье. Так вот, религия — это когда человек может ходить в церковь, может носить крест, ставить свечки, иметь дома несколько Библий и еще больше икон; и при этом продолжать ругаться матом, сплетничать, обманывать Вера в Слово Божье — это когда человек соглашается с тем, что написано в Библии и желает применить это в жизни. Такой человек четко видит границу между праведностью и грехом. Сплетни и обманы у него вызывают отвращение, а любовь к людям — приоритет для него. Крест находится у него в сердце.
Самая эффективная и самая трудная вера — вера в себя. Если человек не верит в себя, то вера во все остальное не принесет пользы. Ведь компас не поможет, если человек боится им воспользоваться. Напротив, вера в себя позволяет человеку творить грандиозные свершения. Люди, которые верят в себя, но не верят в Слово Божье, могут достичь огромных успехов. Вспомните, например, «Повесть о настоящем человеке». Человек поверил в себя, и эта вера в свои возможности аккумулировала желание и усилия, которые ему помогли. Если у человека нет компаса, но он не станет отчаиваться, а будет упорно искать выход из леса (конечно же, он должен иметь какие-то знания и желание их приобретать для того, чтобы выбраться), то выход он обязательно найдет. Хотя, с компасом это было бы легче.
Человек способен на очень многое, когда верит в себя. Но многое — не всегда значит правильное. Чтобы определить уровень человека, уровень его веры в самого себя, нужно посмотреть, где человек опустит руки. Где вы соглашаетесь с неудачей, останавливаетесь — вот это и есть вы, то, как вы видите себя в своих же глазах. Самая важная оценка — это ваша собственная. Поэтому вера в себя — самая главная вера. Чтобы приобрести веру в себя, нужно избавиться от сомнений и страхов, которые уменьшают самооценку и тем самым ограничивают веру. Нужно вооружиться правильными принципами, поверить в них, в их эффективность, и, главное — поверить в то, что вы все сможете сделать, поверить в себя.
Какая разница, в кого именно верить — в Христа, Вишну или Высший разум?
Фрагмент книги «Загадки Бога»
Приблизительное время чтения: 12 мин.
В книге «Загадки Бога» собраны вопросы, которые будоражат умы великих мыслителей тысячи лет: если есть Бог, то чего Он хочет? Есть ли у Него планы на конкретного человека и на все человечество вообще? Как можно называть Его добрым, если в созданном им мире страдают и умирают дети и невинные люди? Если тысячи и миллионы гибнут в ходе катастроф? Кажется, для верующих это самые неудобные вопросы, ответить на которые понятно и убедительно для простого человека у них вряд ли получится. Но авторы журнала «Фома» решились это сделать.
Письмо читателя:
Почему я верю, но не религиозна?
Сначала отделим зерна от плевел. Вера — это человеческая потребность, совершенно естественная и ясная. Верить — это способ понимать, познавать и пробовать на вкус окружающий мир. Не важно, как назвать то, во что, собственно, веришь — Бог или, скажем, Высший Разум, — важно, что душа работает. Ни в регулярных походах в храм, ни в ежедневном чтении молитв бог в человеке не проявляется. Это — внешнее. А проявляется бог в человеке изнутри, и называется он — совесть. Совестливый человек, рефлексирующий — значит, есть в нем та самая божественная искра. В моем понимании, если человек замечает несовершенства мира и молится, чтобы их не было — это лень. Если же человек видит в мире изъяны и стремится их исправить делом — это вера. Так что в этом смысле я человек вполне верующий.
Верующий — но не религиозный. Религия — это человеческое изобретение, придуманное для поддержания общественного порядка. Уздечка. Чаще — строгая уздечка: дернул — все испуганно присели.
Вообще идея делить бога на религии кажется мне странной. Вот мне совершенно все равно, как его зовут — Иисус, Аллах, Вишну или Сергей Васильевич, все равно, как он мог бы выглядеть — носит ли он чалму или задорное бикини в клубничках. Важнее понимание, что все происходящее вокруг — не случайный хаотичный процесс, а Система. Система закономерностей и чудес. Поэтому бог — это не тот «парень» из Ветхого Завета и не «ребятишки» из Махабхараты. Бог — это сущность выше всяких имен и персонификаций.
. Конечно, это все личное. Вероятно, есть что-то удивительно хорошее именно в религиозной системе, чего я не вижу — то ли в силу недостатка ума, то ли по недостаточной образованности или чрезмерной зашоренности. Но вижу — так. Религия — чуждо и страшно, вера — необходимо и естественно.
Тина Н., интернет-сообщество «Живой журнал»
Отвечает первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков:
Мне кажется, Тина, Ваше определение веры чересчур общо. «Пробовать на вкус» окружающий мир можно через ощущения, душевные движения, которые не обязательно предполагают веру. Человек способен жить «полной жизнью», вкушать горе и радость, любить и ненавидеть; он может творить, быть великолепным художником, писателем. И при этом не иметь никакой веры, считать все, с ним происходящее, плодом своих желаний, везения-невезения, и только.
Все это — вера. И на первый взгляд, действительно, кажется: во что веришь — неважно. Я сам в свое время увлекался и толстовством, и Рерихом, и Евангелием увлекался. Мне достаточно было, что в отличие от науки, которая отвечает на вопрос «как мир устроен?», существует вера со свои вопросом: а зачем существует мир? И ответ на это «зачем» — есть Бог. Мы живем, Вселенная наполнена галактиками, горит Солнце, растет трава — и всюду бог. Мне казалось, что остальное — плод человеческой фантазии. И что неважно, как верить, во что верить. Я смотрел с восторгом на мир как на бесконечную сокровищницу волшебных чудес и тайных знаков и упивался своей духовной широтой. Но стоило только столкнуться с религиозной верой, с верой как институтом — я ее сразу же начинал презирать.
Своих православных знакомых я считал чудовищно невежественными (хотя это были люди умные и образованные). Когда я слышал, что они общаются с Богом, считая Его Личностью, которой можно сказать «Ты», то внутренне потешался. Воспитание не позволяло с ними спорить, но мне казалось это крайним примитивом, величайшей наивностью.
Так я думал о христианстве, которое — независимо от того, как относиться ко Христу — безусловно пример глубокой веры. И вот какой парадокс: получалось, как только я соприкасался с христианством, мне почему-то становилось не все равно, как верить и как называть Бога.
Я принимал боксерскую стойку: ах вы, примитивные клерикалы, как вы смели присвоить Бога себе. Оказывалось — я не желал видеть Его глазами православных, мусульман, иудеев. И проповедуя «всеобщего бога», я оказывался вовсе не универсалистом, потому что постоянно отвергал Бога Библии, Евангелия, Корана.
Мне казалось: правда — на стороне моих мудрых друзей, равно почитавших и Христа, и Толстого, и Рериха. Меня не коробило, что Лев Николаевич ради своих идей безбожно чиркал Новый Завет и убирал оттуда все, что ему не нравилось. Мне было «очевидно», что Рерих нес истинный свет единой веры Запада и Востока — и не смущало, что его высокогорные учителя с восторгом писали «махатме» Ленину. А когда я все-таки задумался и спросил своего знакомого агни-йога, как же Ленин, истреблявший священников, оказался «махатмой», то услышал: потому что, покончив с всевластьем православия, тот очистил Россию для будущего «просвещения», грядущего с Востока. И почему-то впервые не испытал восхищения от такой широты взглядов.
Прошло много времени, и мы снова говорили, но я был уже православным. И я с болью говорил своему другу: ведь в Индии, куда едут твои единоверцы, многие из них погибают во время своих аскетических опытов! Умирают, с вашей точки зрения, без спасения! — Да, умирают, — спокойно согласился мой друг.
Его голос не дрогнул. Потому что он твердо верил, что неспасшихся ожидает «всего лишь» еще одна реинкарнация, новая жизнь — и так до тех пор, пока они не покинут колесо сансары. А я — я был уже убежден, что людей этих лишили главного — одной, данной им для спасения, жизни. Мне было страшно и горько. А моему другу — нисколечко.
Вера — понятие общее. Но далее начинаются пропасти и разломы. Да, мы все молимся, ищем любви и спасения. Но кому молимся? Как понимаем смысл слова «любовь»? В чем чаем спасения.
Не могу же я согласиться с тем, что Христос и богиня Кали, для которой приносили в жертву (удушали) сотни тысяч людей — одно и то же! Вы можете, конечно, напомнить о жертвах инквизиции — да, это было в истории христианства. Но совесть христиан до сих пор неспокойна, и это само по себе свидетельство различия. Не может заболеть совесть у поклонников чудища с крокодильей головой! — они принимают его таким, каков он есть. А Христос — Сам, всем образом Своих мыслей и дел приводит к тому, что рабство — плохо; что женщина не ниже мужчины; что не должно быть разделения на «эллинов» и «иудеев».
Человек, веруя, пытается взять пример с предмета своей веры. И тот, кто возлюбил фюрера «великого рейха», будет совершенно иначе смотреть на вещи, нежели любящий распятого Христа.
Это, быть может, не так легко объяснить сразу, в одном разговоре.
Столь же нелегко сходу убедить, что придумать то же самое христианство человеческим умом — невозможно. Знаете, Тертуллиану приписывается выражение «верую, ибо абсурдно». Непосредственно этой фразы у него нет, но он и многие другие апологеты в самые первые века христианства говорили: посмотрите, наша вера истинна, потому что ее невозможно изобрести.
Недоумение по поводу такого Бога присутствовало и в другие времена, у других народов. Вот диалог из романа японского писателя середины двадцатого века Сюсако Эндо Самурай«. Роман посвящен событиям XVII века, когда накануне гонений на христиан в Японии оттуда в Европу отправилась последняя японская делегация. По пути самураи посетили Мексику. И в этом эпизоде писатель рисует встречу главного героя романа с японцем, который в свое время принял католицизм, стал монахом, переехал в Центральную Америку, но здесь бежал из монастыря, видя, как испанцы избивают и мучают индейцев.
Однако, вопреки ожиданиям Самурая, японец остался верующим христианином. И вот они говорят о Христе:
— Нет, я не могу без конца думать об этом Человеке, — прошептал Самурай извиняющимся тоном.
— Это неважно. Даже если вы не отдадите Ему своего сердца, Он все равно отдаст вам Свое.
— Я проживу и без этого.
Бывший монах с жалостью глядел на Самурая, теребя в руках лист.
— Плачущий ищет того, кто будет плакать вместе с ним. Стенающий ищет того, кто прислушается к его стенаниям. Как бы ни менялся мир, плачущий, стенающий всегда будет взывать к Нему. Ради этого Он и существует.
— Я этого не понимаю.
— Когда-нибудь поймете. Когда-нибудь вы это поймете.
Кстати, этот отрывок из романа Сюсаку Эндо иногда удерживает меня от отчаяния — если почему-то страдаю. Ведь страдание — это тоже путь. Оно заставляет поднять голову и посмотреть, что есть в моей жизни единственная цель, ради которой только и можно жить и умереть однажды.
Христос приходит не к благополучному — а к плачущему, страдающему. И в этом есть глубокий смысл. Страдание может вести к истине, что-то очень важное, глубокое открывается человеку в опыте страдания. Поверьте, я говорю не о вычитанном в книгах, а о реальном опыте, о том, что прочувствовал, что называется, «своей шкурой».
Когда тоска по любви и состраданию достигает предельной точки, никакой иной бог не может прийти и быть со мною. Только Христос. И мне не стыдно перед Ним за свою слабость.
Вера парадоксальна. Причем это не голое утверждение. Если Вы непредвзято прочитаете текст Евангелия, то убедитесь, что не только римляне, но даже сами ученики Христа, апостолы, не могли многого понять в происходившем. Отсюда неверие Фомы, что Христос действительно воскрес. Евангельская история «изнутри», с точки зрения ее непосредственных участников-апостолов, была, по крайней мере, до Воскресения, чередой логически не увязываемых между собой событий. Они постигались не логикой, но сердцем и живой верой. Фарисеи же, люди весьма благочестивые, но логичные, духовно-расчетливые — в конечном итоге Христа и вовсе возненавидели: вся их логичная система рушилась перед Ним, весь их авторитет, все их предписания. Спаситель оказался «не таким», каким Его представляли себе фарисеи.
Я не представляю, можно ли придумать подобную историю. Во всех творениях литературного гения, несмотря на потрясения, моменты удивительно сильного сопереживания с автором и героями, я все же не встретил ничего сочиненного, чему можно было бы так поверить. Евангелие — уникально. А ведь у него даже нет единого автора — но почему всюду, независимо от имени повествователя или автора послания, та же сила и достоверность? Откуда.
Вы, быть может, спросите о священных книгах других религий. Возможно, там тоже есть такие же невероятно живые вещи. И вполне возможно, все они тоже не плод авторской фантазии, а откровение, посланное с той стороны. Но для меня и в этом случае важен не только факт проявление запредельного. Прежде чем отозваться на призыв, я должен понять, чей же именно голос зовет меня.
Почему так? Когда люди начинают говорить, что бог у всех один, я как христианин задаюсь вопросом: как же я могу совместить свою веру в Христа-Бога с точкой зрения восточных вероучений, для которых слезы и жалость — проявление слабости, одна из низких черт приверженности земным страстям? Христос заплакал перед могилой Своего друга, Лазаря (которого минуту спустя воскресил). Что это — высшее проявление любви, или недостойная Высшего существа слабость? Есть буддийская притча, как мать умершего ребенка пришла к Будде просить о помощи. Тот согласился, но при одном условии — что она принесет ему горсть земли, на которой никто никогда не умирал. Женщина поискала-поискала — и поняла наивность своей мечты. Сравните это с Христом, Который воскресил умершую девочку (Евангелие от Марка, глава 5, стихи 35-42). Как совместить одно с другим? Неужели мне, христианину, это не должно быть важно?
Да, в каждой религиозной системе есть вера в высшую силу, но у этой высшей силы слишком разные обличья, чтобы можно было успокоиться. Человек-то уподобляется именно тому, во что он верит! Если он исповедует культ богини Кали, то покоряется страшной красоте плотоядного существа, которое требует человеческих жизней, он становится жрецом-душителем людей. Что здесь общего с представление христиан о своем Боге? Может, совесть устроена по-разному?
Ведь человеку совестно не беспричинно! Совесть — словно волна, радиопередатчик, а источник сигнала, «голос диктора» — тот, в кого ты веришь.
Нацист, уверенный в том, что арийцы — сверхчеловеки, а инородцы — нелюди, может искренне мучиться совестью за грубое слово в адрес своего партайгеноссе. И при этом спокойно отправлять в газовую камеру «евреев» и «коммунистов» (независимо от пола и возраста). Почему же совесть молчит? Потому что «на другом конце провода» — не Христос, а фюрер. Если мы признаем единство Того и другого, это будет даже абсурднее, чем утверждение, что Пол Пот и махатма Ганди одно и то же, поскольку оба были политиками.
Сказать, что боги, которым люди поклоняются, едины — значит признать, что совершенно все равно, кто перед глазами человека — существо, жаждущее крови, или Мученик, проливший за нас Кровь на кресте. Согласитесь, чтобы с этим смириться, нужно что-то в себе сломать. Но сделать это я не могу. Да и не хочу.
Это нельзя. Невозможно. И потому именно, что вера, вопреки Вашему утверждению, никогда не ленива. Она соединяет в себе молитву — и стремление преобразить мир. Стремление такой невероятной силы, что перед ним отступают и власть, и стихия.
Кто из наших соотечественников молился более многих? Сергий Радонежский? Серафим Саровский? Но первый своими руками построил монастырь; он вместе с князьями решал вопрос, быть ли Куликовской битве! А второй — вовсе не «просто-отшельник». Он жил в саровском бору с послушанием сторожа монастырского леса (за что чуть не был убит ворами), трудился, принимал тысячи страждущих людей.
Если Вы реалистически посмотрите на верующих, то непременно обратите внимание: те, кто молится о несовершенном мире, обязательно пытаются этот мир изменить. И раздражать в религиозных людях может, скорее, что они слишком активны! Вот еще парадокс веры. Верующий — деятелен. Посмотрите: в наше время самые активные «герои» — это религиозные экстремисты всех мастей. Разве они не молятся? Молятся, еще как! Но то, каков плод их молитвы, лишь серьезнее заставляет задуматься: может ли быть так, что у нас с ними один Бог? Мой вывод — нет, не один и тот же. И я вновь обращаюсь ко Христу. Единственному Богу, кроме Которого иных — не знаю.