во что поверит сердце читать
Во что поверит сердце читать
Свечение почти погасло.
— Я призвал того, кто защитит меня от тебя!
— Но я надел на него усмирители…
— Идиот! Ты вызвал высшего демона и надел на него усмирители низшего! Такие, как ты, долго не живут! Так ты еще и полгорода за собой утянуть хочешь?! – и брат с размаху отвесил мне звонкую пощечину.
От неожиданности бокал выпал из моей руки, вино разлилось по полу, размывая четкий рисунок защитного контура. Демона больше не сдерживало ничего. Свечение пентаграммы погасло. Призванный поднял голову.
Половину его лица закрывала прозрачная вуаль. А сам он был какой-то зимний, светлые, почти серебряные короткие волосы, белая кожа. Он был почти человеком, не то что низшие демоны. Почти, если бы не вытянутые кончики ушей и небольшие рожки на лбу. Нет, все-таки он демон, люди никогда не украшают лицо татуировками и металлом, а у него серебряное колечко на левой брови и в губе, и что-то над правой бровью, я беззастенчиво разглядывал его, не имея сил оторваться, пока сам не наткнулся на взгляд холодных, нечеловеческих глаз, серых, с вытянутым, как у змеи, зрачком. Меня разглядывали так же молча и внимательно.
И если бы я так пристально не смотрел на него сейчас, то не увидел бы, как чуть дрогнули губы, я только не понял, что это было, погашенная улыбка или гримаса отвращения.
Про случаи, когда вызванного высшего демона не могли удержать, знали все, сотни людей погибали, попадая под руку разъяренных нелюдей.
Я даже не успел сообразить, что он сказал, когда демон тронулся с места. И Валент, и я оба замерли, втянув голову в плечи, ожидая удара.
Демон, не обращая на нас внимания, пошел к креслу, я зачарованно смотрел ему вслед, длинный, черный хвост, в такт шагам, бил по ногам, словно у рассерженного кота. А демон подняв плед, завернулся в него, затем уселся с ногами в кресло и молча закрыл глаза.
Мы с Валентом в недоумении переглянулись.
Глава 2.
День вызова. Утро. Дом Учителя в Чиэрдаре – столице чиэрри.
Щелчок хлыста пришелся на то место, где еще секунду назад находились мои ноги, хотя я все еще сплю. Инстинкт.
— На тренировку! Быстро!
— Тренируем только тело, в Тень не уходить, магией не пользоваться. Понял?
— Не слышу! – кнут приходится на то место, где я только что стоял.
— Да! – и я нагло улыбаюсь.
— Сколько раз тебе говорить, мне не нужны твои эмоции! И если они у тебя есть, незачем их показывать всем подряд!
Кнут проходится поперек улыбающихся губ. Кровь капает на грудь, а я довольно облизываюсь. Иногда я позволяю ему достать меня кнутом. Я не знаю зачем, просто хочется и все. Хочется что-то чувствовать, пусть боль, пусть. Лишь бы не холодное ленивое равнодушие. Я снова вспоминаю питомник. Учитель орет на меня. Забудь. Забыть половину моей жизни?
Сейчас мне уже кажется, что я почти забыл, но иногда воспоминания все-таки прорываются и рвут душу.
Нас было десять. Одного возраста, одного пола и почти похожих внешне. Все серебристо белоснежные, не то, что все остальные черные чиэрри. Нираах выращивал нас в питомнике до тринадцати лет как красивых кукол, баловал и позволял порой очень многое. Нас обучали услаждать взоры танцами, а слух пением. С нами занимались лучшие учителя, философия, история, рисование, языки и многое другое. Еще детьми мы уже виртуозно владели своим телом. Нас учили жить с открытой душой, отдавая свою энергию по первому требованию. И мне плевать было, что через десять лет я должен был погибнуть от этого. Я не знал другой жизни, а упоительное чувство соприкосновения с чужой энергией, отголоски чужих эмоций, ароматы чужих желаний – это стоило того.
Никто не спрашивал нашего желания ни тогда, когда держали нас в питомнике, ни тогда, когда забирали нас оттуда.
Потом был какой-то распределитель, где чиэрри наблюдали за нами и долго думали, куда нас деть. Они ежедневно разглядывали нас как диковинных зверей, словно боялись. А кого? Нас? Мы сами боялись всех подряд. Для нас все были чужаками.
Но как-то, на грани слуха, я уловил разговор двух чиэрри, все свелось к тому, что нираах в своем питомнике выращивал чиэрри давно, селекционно и направленно, и что мы уже восьмое поколение. А вот в какую сторону была направлена селекция, никто не знает, поэтому и боятся.
Напряжение ожидания не пойми чего сказывалось, и когда Учитель впервые вошел в комнату, где нас держали, и, поравнявшись со мной, протянул руку, то ли поздороваться, то ли просто потрепать по волосам, я вцепился ему в запястье зубами. За что сразу и получил. Встав на одно колено, он перегнул меня через другое и, держа за волосы, отшлепал по заднице так, что дня два сидеть было больно. Вот так мы и познакомились. Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Тем же вечером, столовым ножом я обрезал свои длинные волосы коротко, как только мог, теперь за них не схватиться. Это был мой вызов.
Придя утром и увидев меня, Учитель только хмыкнул и, переговорив с начальством, забрал с собой.
Учителю – Рансу, доверяли подготовку ученика к служению Легиону, чтобы потом выпустить во взрослую жизнь, когда тот будет готов. Война с нираахами высасывала все ресурсы.
И обучение Рансом было выбрано специально. Мне предстояло стать Говорящим с Тенями. Учителя не напрягало, что из тысячи демонов до конца обучения доживали единицы. Слишком ценны были эти единицы для Легиона, чтобы обращать внимание на смерти остальных. Лучшие разведчики, Говорящие могли пробираться тенями в такие места, куда воинам путь был заказан, доставать документы, карты, убивать неугодных. Но их было мало, слишком мало, и год за годом молодняк погибал, стараясь стать гордостью Легиона.
Во что поверит сердце читать
Ноты рычания в голосе страхом прошлись по позвоночнику, отдаваясь дрожью в паху.
А через мгновение я был притиснут к стене, еще миг и распахнутая одежда дала волю его рукам, а между моих ног расположилось его колено. Шесть лет я не чувствовал на себе силу мужских рук, шесть лет я думал, что мне это не нужно, шесть лет я сознательно выбирал самых слабых женщин и только теперь понял, чего так жаждало мое тело.
Да! Отдаться на волю чужой силы, и чувствовать себя игрушкой чужой воли, вспомнить, что и боль бывает сладкой и от нее безумством заходится сердце.
Я потянулся к демону губами, но он, зло рыкнув, вцепился клыками мне в плечо, одновременно поднимая колено, от боли перехватило дыхание и в тоже время тело выгнулось, сведенное судорогой желания. Да! Так! Еще! И я грудью прижался к нему.
Но он почти оттолкнул меня, недовольно ворча. Секунду казалось, что он уйдет, его взгляд оценивал меня словно вещь, а затем, прихватив за шкирку, он поволок меня по коридору. Я даже не сопротивлялся, это было словно сон наяву. И когда он швырнул меня на ковер, я только покорно раздвинул ноги.
Пять лет я мечтал наладить отношения с братом, пять лет я ждал шага с его стороны или какого-нибудь знака, что я ему не безразличен. Но почему именно сегодня я этого дождался! Почему этот недотепа ворвался спасать меня именно сейчас, а не утром или хотя бы не через час?
А нелюдя это, судя по всему, рассмешило, да и что ему все наши трагедии. У демонов нет чувств, есть только желания. Сегодня он пожелал меня, но я не уверен, что так будет и завтра.
Я задумался и только сейчас сообразил, что же мне показалось странным в фигуре демона. На его животе была татуировка, которую нираахи называли «рассветное солнце», она ставилась только несущим светлое благословение и у демона ее в принципе быть не могло. Да она была даже не у всех светлых адептов. Так что же это? Как такое вообще возможно?
Глава 7.
Я проснулся утром и никак не мог сообразить, приснилось мне то, что было, или нет. Усевшись на кровати и увидев в матрасе дыру, понял – не приснилось. Натянув короткий дневной халат на голое тело, потому что рваная рубашка валялась тут же под ногами, пошел проверить, куда делось мое персональное проклятие, так испугавшее меня вчера.
Испугал-то он меня в тот момент сильно, но я вовремя вспомнил, что могу ему приказывать, хотя показалось потом даже, что он меня просто убьет. Наверное, все-таки усмирители для низших демонов работают на нем как-то не так, хотя вроде работают, иначе с чего бы ему меня слушаться. Ладно, потом разберусь.
Демона я нашел в соседней комнате на полу возле камина, он мирно спал, разлегшись на покрывале от дивана. Странно. Почему на полу? Рядом диван стоит.
Он спал на спине, закинув за голову руку, хорошо халат надел, он хоть и короткий для Арта, но прикрывает все, что меня так смущает.
И вот я теперь стою над спящим демоном и ловлю себя на том, что с любопытством рассматриваю его. Умиротворенное лицо по-своему красиво, он почти как человек, почти. Вчера я был в этом совсем не уверен. Но сегодня, когда он так спокоен… Я шагнул поближе.
В мгновение что-то черное обвилось вокруг моей ноги и дернуло вперед, роняя меня сверху на демона, сильная рука с когтями уцепилась за горло.
Вот только больная нога сегодня особенно давала о себе знать, и мне все никак не удавалось встать. Пришлось аккуратно сползать с демона и вставать на четвереньки, а вот дальше уцепиться было не за что.
— Соблазняем? –хриплый, бархатный голос тихо мурлыкнул у меня над ухом.
Рука Арта, оказавшись под халатом, прошлась по ягодицам, скользнула между ног и теперь ласкала меня в паху. Я, взвизгнув как испуганная девчонка, шарахнулся, заваливаясь в сторону, рука его меня покинула, а я, плюхнувшись на задницу, для верности прикрылся руками.
Если демон сейчас рассмеется, я умру от стыда. Но он с непроницаемым выражением смотрел на меня.
— Во сколько вас здесь кормят? – как ни в чем не бывало спросил он.
Вопрос меня неожиданно развеселил и снял напряжение.
Я тоже не улыбнулся, а видит бог, как хотелось.
Через полчаса мы сели завтракать, я смотрел, как он ест, мне почему-то казалось, что раз он напоминает мне зверя, то и есть он должен как зверь, но он обращался с вилкой и ножом не хуже моего брата, вот только ел почему-то одно мясо. Сначала я подумал, что демоны не едят ничего другого. Потом поймал на себе его взгляд, он очень внимательно смотрел на меня, когда я ел виноград, потом аккуратно оторвал одну ягодку от кисти, рассмотрел ее со всех сторон и откусил, зажмурился, медленно жуя, пробуя, впитывая в себя этот вкус и тихо улыбаясь.
Я понял, что он никогда не ел виноград, так же осторожно он отнесся ко всем остальным фруктам и ягодам. Что же они там едят?
А как он искренне обрадовался, когда стали накрывать к чаю и внесли печенье. Он сразу подвинул тарелку к себе и чай ему, по-моему, был не нужен. Я встал, собираясь принести вино со столика у окна.
В этот момент вошел Валент, уже одетый в утренний костюм, но как-то нерешительно, я впервые видел его таким.
— А почему вы не завтракаете в столовой?
Хоть Валент и говорил «вы», но смотрел он исключительно на меня, слишком старательно отводя глаза от демона. А тому было абсолютно наплевать, смотрел на него Валент или не смотрел, он был занят очень серьезным делом, из целой тарелки с печеньем выбирал самое аппетитное.
До Валента, наконец, дошло, что его напрочь игнорируют и, похоже, он разозлился.
Во что поверит сердце читать
Нираахи в награду за голову Говорящего давали богатое поместье.
А что давали Тени? Сначала я учился видеть их, а они укрывали меня, растворяя в любой тени. Потом я учился слышать их, и получил возможность путешествовать по теням, входить в тень, перемещаться и выходить из нее со временем все дальше и дальше. И еще я слушал, и говорил, потому что больше общаться было не с кем.
Я долго не мог привыкнуть жить так, как сейчас. После питомника с сотнями чиэрри и десятком братьев, одиночество убивало. Иногда мне казалось, что даже разговаривать я уже разучился. А иногда казалось, что просто схожу с ума, и тогда я говорил, и говорил с Тенями, от одиночества выплескивая душу, а сам слушал, сначала стоны и вздохи, потом обрывки слов, затем отдельные слова, а потом я, наконец, понял, что они говорят. И постепенно стал различать отдельные Тени, выделяя одну, особенно большую, закутанную, казалось бы, в черный саван, она приходила всегда, но стояла в стороне, молча. Именно для нее я еще и пел. И песни без слов рождались в душе одиночеством, выплескивались в эту серую хмарь, делая ее немного светлее. Однажды Тень раскрылась, черный саван оказался большими крыльями, а за ними абрис тоненькой женской фигурки. Затем эта Тень заговорила со мной.
Хотя Учитель не самый плохой вариант, между прочим. С ним хоть со временем стало возможно разговаривать. Обычно чиэрри просто холодны и замкнуты.
Они все закрыты, они трясутся и оберегают свою душу, свою энергию. Сначала я не понимал, как можно так жить, только с самим собой, закрытым наглухо, не открывающимся ни для кого из года в год. Мне не хватало чужих эмоций, я задыхался, казалось, еще немного и я не выдержу. И я стал потихоньку, ночами, когда чиэрри спали, брать сам то, что мне не давали.
А ведь чиэрри искренне считают, что спасли нас, хотя эти семеро могли бы прожить еще десять лет…
Десять кругов по тренировочной площадке много даже для меня. Почему даже для меня? Потому что, тренируясь рядом с другими чиэрри, заметил, что сильнее и выносливее их, они выдыхались уже после третьего, четвертого круга. Да и болевой порог у меня намного выше, там, где другие уже орут, я только еще прислушиваюсь к боли.
Так что Учителю приходится быть очень изобретательным в приемах наказания. Позавчера, например, он надумал меня топить, когда мне пить надоело, я вырвался. Со мной у него вообще сплошная головная боль. Даже воду, которую обычные чиэрри не любят, я обожаю, могу часами стоять под домашним водопадом.
Но иногда мне начинает казаться, что Учителю это нравится, нет, не бить меня, а именно возиться. Все чаще он проводит со мной вечера в библиотеке, учит меня многому, мне интересно, я слушаю. Все чаще он словно ребенку объясняет мне правила этикета и поведения в столице и при дворе Повелителя, словно меня туда пустят. Сегодня вообще вывел меня в город, часа два выгуливал, мы обошли почти весь город, и это впервые за многие годы. Раньше мы жили в загородном поместье, но и там он меня чиэрри не особо показывал.
Город встретил нас жарой и ярким солнцем. Нереально прекрасный город. Чиэрри не признавали деревянных домов. Все здесь было выстроено из серого камня, светлые, темные тона, и металл, черный, кованный. На светлом камне он смотрелся идеально. Узорчатые решетки на стрельчатых окнах, фонари на домах, кованный черный плющ, обвивающий колонны в арках террас, цветы и листья, поддерживающие перила у дверей, и целые картины на глухих стенах, деревья, звери, птицы. Сами дома основательные, будто мускулистые, и в то же время устремленные вверх высокими шпилями, стройными башнями, окнами, арками. Весь город будто рвался в небо, но словно корнями его держали на земле узкие улицы, туннелями уходящие вдаль. А темный камень мостовых усиливал это впечатление. Вот только ничего живого, ни травинки в городе не было…
На прогулке Учитель смотрел на меня так странно, будто ожидая какой-то гадости или непристойности, словно я должен был нагадить в общественном месте. А вот не будет тебе счастья, я даже по сторонам не буду глазеть. Наверное, поэтому и налетел всем телом на молоденькую чиэрриту, и обхватил ее руками, чтобы она на мостовую не упала. Она хорошенькая, рожки длинные, назад загнуты, вот только глаза холодные, а я смотрю на нее и улыбаюсь вовсю, и так хочется, чтобы и она мне улыбалась и теплом с ней поделиться.
Текст книги «Во что поверит сердце (СИ)»
Автор книги: MarLen-Mor
Жанры:
Эротика и секс
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Во что поверит сердце
Макси, 171 страница
Первая часть цикла «Сказания Дома Теневого Пламени».
Виконт Линарэс, вызывая демона по листочку, оставленному ему убитым при загадочных обстоятельствах дедом, надеялся только найти защиту от старшего, ненавидящего его брата Валента, сумевшего добиться над ним опеки. Ну и что, что пентаграмма вызова какая-то неправильная! Ритуал прошёл успешно, и в круге вызова появился высший демон, Говорящий с Тенями, не связанный подчинением… Конец братцам и половине города? Нет, это только начало.
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора.
Картинки можно посмотреть вот здесь:
Краткое описание мира.
Глава 49. Последняя.
Краткое описание мира.
AU (Alternative Universe) – Альтернативная Вселенная. Описание.
Мир, разделенный натрое.
Общий мир – мир, в котором обитают люди, оборотни, эльфы, орки и т. д.
Мир чиэрри – люди называют их демонами, но к канону демонов они не имеют никакого отношения, хотя похожи внешне: рога, хвосты, кожистые крылья.
Мир нираахов – люди называют их хранителями: золотые локоны, идеальная красота и трепещущие белые перья крыльев.
Общий мир отделен завесой времени и только на стыке миров в храме Судьбы в центральном зале находятся три дымчатые двери переходов. Между миром чиэрри и нираахов завесы нет.
Чиэрри так же могут попасть в мир людей через пентаграмму вызова, а нираахи – через алтарь храмов в ответ на молитву.
Чиэрри, для того чтобы наслаждаться миром и эмоциями, которых они лишены, нужна энергия человеческих душ, чиэрри получают вместе с энергией весь эмоциональный фон. Иногда случается, что увлекшись, выпивают человека полностью.
Нираахи, для того чтобы сохранить вечную красоту, подпитываются энергией чиэрри, отработанные остатки которой скидывают людям как благословение. Иногда случается, что, увлекшись, выпивают больше, чем можно, чиэрри быстро стареют и умирают.
Люди, принимая благословение, переводят его в энергию души.
Точно так же как обезьяна относится к человеку, так же и низшие демоны относятся к высшим.
Низших нираахов люди называют духами.
Больше всего люди любят, когда их работу за них делает кто-то другой. Магии в мире полно, поэтому самой почитаемой профессией является демонолог. Вызывая в людской мир демонов, надевая на них браслеты повиновения, убивающие волю, демонолог может наслаждаться видом работающих на него демонов. Чаще всего низших.
Религия хорошо относится к демонологам, считая их борцами за правое дело, так как они заставляют работать демонов на благо людей.
Но раздобыть демона очень сложно, чтобы вызвать высшего демона, нужно знать его родовое имя и имя Дома, к которому он принадлежит.
Самые богатые и знаменитые – старинные, людские рода, столетиями собиравшие себе имена демонов.
Обычаи чиэрри и нираахов.
С раннего детства и до смерти в их жизни все строго распределено.
Шесть старших Домов власти и седьмой Дом правящей семьи, семьи Повелителя.
В Старшие Дома входят Младшие, все зависит от влияния и количества воинов.
Строгие линии подчинения. Это не просто подчинение силе и авторитету – это магические путы, раскинутые сверху вниз. Магические связи подчинения – нравится тебе или нет, ты будешь делать то, что тебе скажут старшие.
Доран – один из человеческих городов на окраине империи.
Дедушка умер только неделю назад, а мы уже вовсю делим его наследство. Мой старший брат ни в чем не любит неопределенности. Брат, хотя матери у нас и разные.
Заходя в контору семейного адвоката, я уже и так знал, что брат, со всеми своими связями, сделает так, как захочет сам.
Адвокат неторопливо зачитывает завещание деда. После смерти дедушки Валенту переходит графский титул и майорат, мне же определенное количество денег, оставленное в банке на мое имя.
Но Валента это не устроило и под его издевательским взглядом адвокат зачитал мне решение об определении надо мной опеки Валента.
– Валент, ты в своем уме? Я совершеннолетний!
– Да, но ты инвалид, а, следовательно, не совсем дееспособный и будешь делать то, что я тебе говорю.
Я еле поднимаюсь на ноги из кресла, опираясь на трость, колено, как всегда, отзывается резкой болью. Мало мне того, что пять лет назад из-за него моя лошадь, взбесившись, скинула меня, копытом почти раздробив мне колено, так еще теперь я и недееспособен для него, чтобы забрать у меня все! И ведь оспорить я этого не смогу! Для этого нужны будут деньги.
А Валент смотрит мне в лицо и ждет вспышки моего гнева. Ну нет, еще и сумасшедшим я себя выставить не дам. И я уже разворачиваюсь на выход, когда снова слышу голос Валента.
– А вот это дед просил передать тебе лично, – я оборачиваюсь. Валент издевательски протягивает мне молитвенник дедушки, – учись смирению.
Скотина! До двери один шаг, до Валента три и четыре назад, но все равно желание иметь в память о деде хоть что-то, что у меня не отберут, пересиливает, и я забираю у брата книгу.
Уже намного позже, сидя дома в своей комнате, я, поглаживая тисненую кожу обложки, вспоминаю последний разговор с дедушкой.
– Линарэс, я не уверен, что проживу долго, слишком сейчас все шатко, я очень хорошо знаю твоего брата, чтобы не заподозрить его в желании сделать тебе гадость, и поэтому прошу, пусть после моей смерти мой молитвенник останется у тебя. Только у тебя, – дедушка повторил это, требовательно глядя мне в глаза.
Тогда я согласился, хотя мало себе представлял, почему здоровый и крепкий человек говорит о смерти.
Через два дня его не стало. Его убили в нашем загородном поместье, более того, его пытали перед смертью и перерыли весь дом сверху донизу. От жутких, черных ожогов он и умер.
Интересно, что они искали, и что прятал дедушка.
Машинально я все глажу и глажу переплет рукой и вдруг соображаю, что под пальцами край разреза, там, где его быть не должно. Я всматриваюсь, глазами это не увидишь, если не знать, куда смотреть. Сразу за выпуклыми рисунками кожа волнисто надрезана и соединена вновь.
Осторожно, ножом для бумаг, я вскрываю разрез и достаю тонкий, почти прозрачный, сложенный вчетверо лист папиросной бумаги и, развернув его, замираю в недоумении.
На бумаге изображена пентаграмма вызова демона. Но даже мне, который о демонологии знает только теорию из Академии и то, что наблюдал за время работы деда, ясно – пентаграмма какая-то неправильная. С детских лет я знаю, что для вызова нужно родовое имя демона и имя Дома, к которому он принадлежит.
Здесь же из этого ничего нет, зато есть много другого и даже руны, которых я не встречал ни разу, хотя и специализировался в Академии по языкам демонов и хранителей. А те руны, которые тут есть, усилены.
Интересно, что это? И не понятно, что теперь делать, вызывать демона или спрятать листок? И я едва успеваю накрыть листок молитвенником, когда входит брат.
– Как твой опекун, Линарес, я решил, что тебе будет удобнее жить в монастыре святого Ирета. Завтра утром слуги отвезут тебя туда, так что собирай вещи.
– Валент, я не хочу в монастырь!
– Я не спрашиваю у тебя о твоих желаниях, я констатирую факт отъезда! – и Валент, развернувшись, вышел.
Да я лучше подохну с голоду на улице! Надо найти хоть какие-нибудь деньги и ценности, которые можно продать. И поднимаясь на ноги, я смотрю, как по воздуху планирует выпавший листок.
Вот и ответ. Вызывать! Когда? Сейчас. И будь, что будет!
Работы предстоит много, поэтому, прихватив бутылку вина, стакан и тарелку с печеньем, я спускаюсь в подвал. В подвале есть все для вызова, дед всегда работал там и, войдя, я прохожусь по периметру комнаты, зажигая свечи.
Здесь уютно, только сейчас холодно, камин не топили со смерти дедушки. Здесь осталось все так, как он любил. Его рабочий стол, шкаф, кресла, диван с подушками, ковер на полу. Нет только деда и его любимого низшего демона Рэда, они погибли вместе. Бедная зверюшка защищала хозяина до последнего, а говорят еще, что все демоны не способны ничего чувствовать.
Сам рисунок пентаграммы уже давно несмываемо нарисован на полу, остается только нарисовать руны вызова и знаки, и еще, на всякий случай, охранный контур вокруг. Я не большой знаток вызовов, я их никогда не производил, но даже меня смущает то, что я вижу.
Господи, ну как же тяжело ползать по полу, колено просто горит огнем, а ведь надо еще двойным защитным кругом очертить пентаграмму.
И вот я наконец-то все нарисовал, даже вспотел, и это в холодном подвале. Раз восемь сверил с листочком все знаки и еще раз десять с книгой деда – защитный контур. Все верно. Линии защитного контура нигде не прерываются. В центральный луч установил амулет-активатор. Все готово.
В шкафу у стены нашлись браслеты. Теперь у меня все есть. Вспотевшее тело остывало и я, зябко поежившись, достал из шкафа и плед, кто его знает, сколько придется ожидать отклика. Подтащив к пентаграмме кресло и небольшой столик, я поставил на него принесенные печенья, бутылку и стакан. Уселся и принялся вслух читать заклинание.
Читать надо было где-то с четверть страницы, не прерываясь, я уже дочитал почти до конца, когда дверь подвала грохнула о стену.
– Что здесь происходит? – голос Валента резанул по ушам.
– Да будет так! – закончил я ритуал вызова.
– Кого ты призываешь? – Валент с рычанием выдернул меня из кресла. – Откуда у тебя имя?
За нашими спинами пентаграмма начала светиться золотым огнем. Валент резко обернулся.
– Что это? – почти шепотом проговорил он.
Я сам заворожено смотрел на невозможное янтарное переливающееся пламя. Пламя при вызове должно быть всегда красным. Напутать я не мог, я проверял много раз – значит, что-то не то с самим рисунком.
А в центре пентаграммы начинал закручиваться спиралью золотой поток света, все шире и выше, пока в его круговороте не появилась фигура склоненного человека. Молодого мужчины, это было видно сразу, потому что фигура под нашими взглядами стояла обнаженной. Вернее, одетой в какие-то кожаные ремни, и что-то вроде корсета закрывало его спину, но и только.
Фигура стояла, не шевелясь, свет все так же омывал ее со всех сторон. Валент шагнул вперед, читая надписи на пентаграмме, а я трясущимися руками налил себе в бокал вина и подошел к брату.
– Но здесь нет имени! А призыв есть… – в недоумении Валент читал дальше, – руна отдающей силы, руна обрыва связей, усиленная во много раз, и руна забирающей силы, остальные я вообще не знаю… Кого ты призвал, недоумок? – шепотом проговорил брат, изумленно разглядывая фигуру.
Свечение почти погасло.
– Я призвал того, кто защитит меня от тебя!
– Придурок! – заорал брат, оборачиваясь ко мне, – ты понимаешь, что ты сделал? Мы не сможем удержать его! Как только он выйдет за защитный контур – мы погибли!
– Но я надел на него усмирители…
– Идиот! Ты вызвал высшего демона и надел на него усмирители низшего! Такие, как ты, долго не живут! Так ты еще и полгорода за собой утянуть хочешь?! – и брат с размаху отвесил мне звонкую пощечину.
От неожиданности бокал выпал из моей руки, вино разлилось по полу, размывая четкий рисунок защитного контура. Демона больше не сдерживало ничего. Свечение пентаграммы погасло. Призванный поднял голову.
Половину его лица закрывала прозрачная вуаль. А сам он был какой-то зимний, светлые, почти серебряные короткие волосы, белая кожа. Он был почти человеком, не то что низшие демоны. Почти, если бы не вытянутые кончики ушей и небольшие рожки на лбу. Нет, все-таки он демон, люди никогда не украшают лицо татуировками и металлом, а у него серебряное колечко на левой брови и в губе, и что-то над правой бровью, я беззастенчиво разглядывал его, не имея сил оторваться, пока сам не наткнулся на взгляд холодных, нечеловеческих глаз, серых, с вытянутым, как у змеи, зрачком. Меня разглядывали так же молча и внимательно.
– Здравствуйте, – сказал я скорее от неожиданности, чем из вежливости.
И если бы я так пристально не смотрел на него сейчас, то не увидел бы, как чуть дрогнули губы, я только не понял, что это было, погашенная улыбка или гримаса отвращения.
Про случаи, когда вызванного высшего демона не могли удержать, знали все, сотни людей погибали, попадая под руку разъяренных нелюдей.
– У него татуировки Говорящего с Тенями, – в ужасе прошептал за спиной Валент, – ты погубил не только наш город…
Я даже не успел сообразить, что он сказал, когда демон тронулся с места. И Валент, и я оба замерли, втянув голову в плечи, ожидая удара.
Демон, не обращая на нас внимания, пошел к креслу, я зачарованно смотрел ему вслед, длинный, черный хвост, в такт шагам, бил по ногам, словно у рассерженного кота. А демон подняв плед, завернулся в него, затем уселся с ногами в кресло и молча закрыл глаза.
Мы с Валентом в недоумении переглянулись.
День вызова. Утро. Дом Учителя в Чиэрдаре – столице чиэрри.
Щелчок хлыста пришелся на то место, где еще секунду назад находились мои ноги, хотя я все еще сплю. Инстинкт.
– На тренировку! Быстро!
– Тренируем только тело, в Тень не уходить, магией не пользоваться. Понял?
– Не слышу! – кнут приходится на то место, где я только что стоял.
– Да! – и я нагло улыбаюсь.
– Сколько раз тебе говорить, мне не нужны твои эмоции! И если они у тебя есть, незачем их показывать всем подряд!
Кнут проходится поперек улыбающихся губ. Кровь капает на грудь, а я довольно облизываюсь. Иногда я позволяю ему достать меня кнутом. Я не знаю зачем, просто хочется и все. Хочется что-то чувствовать, пусть боль, пусть. Лишь бы не холодное ленивое равнодушие. Я снова вспоминаю питомник. Учитель орет на меня. Забудь. Забыть половину моей жизни?
Сейчас мне уже кажется, что я почти забыл, но иногда воспоминания все-таки прорываются и рвут душу.
Нас было десять. Одного возраста, одного пола и почти похожих внешне. Все серебристо белоснежные, не то, что все остальные черные чиэрри. Нираах выращивал нас в питомнике до тринадцати лет как красивых кукол, баловал и позволял порой очень многое. Нас обучали услаждать взоры танцами, а слух пением. С нами занимались лучшие учителя, философия, история, рисование, языки и многое другое. Еще детьми мы уже виртуозно владели своим телом. Нас учили жить с открытой душой, отдавая свою энергию по первому требованию. И мне плевать было, что через десять лет я должен был погибнуть от этого. Я не знал другой жизни, а упоительное чувство соприкосновения с чужой энергией, отголоски чужих эмоций, ароматы чужих желаний – это стоило того.
Но потом пришли чиэрри и с боем забрали нас оттуда. Все, что нам осталось на память – это неснимаемый, защищенный магией нираахов корсет, закрывающий спину. Для чиэрри снять его невозможно, а, следовательно – ни выпустить крылья, ни летать мы уже никогда не сможем. Мы никогда не летали и никогда не будем, хоть все наше тело предназначено для этого. Мы как были пленниками, так и остались.
Никто не спрашивал нашего желания ни тогда, когда держали нас в питомнике, ни тогда, когда забирали нас оттуда.
Потом был какой-то распределитель, где чиэрри наблюдали за нами и долго думали, куда нас деть. Они ежедневно разглядывали нас как диковинных зверей, словно боялись. А кого? Нас? Мы сами боялись всех подряд. Для нас все были чужаками.
Но как-то, на грани слуха, я уловил разговор двух чиэрри, все свелось к тому, что нираах в своем питомнике выращивал чиэрри давно, селекционно и направленно, и что мы уже восьмое поколение. А вот в какую сторону была направлена селекция, никто не знает, поэтому и боятся.
Напряжение ожидания не пойми чего сказывалось, и когда Учитель впервые вошел в комнату, где нас держали, и, поравнявшись со мной, протянул руку, то ли поздороваться, то ли просто потрепать по волосам, я вцепился ему в запястье зубами. За что сразу и получил. Встав на одно колено, он перегнул меня через другое и, держа за волосы, отшлепал по заднице так, что дня два сидеть было больно. Вот так мы и познакомились. Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Тем же вечером, столовым ножом я обрезал свои длинные волосы коротко, как только мог, теперь за них не схватиться. Это был мой вызов.
Придя утром и увидев меня, Учитель только хмыкнул и, переговорив с начальством, забрал с собой.
Учителю – Рансу, доверяли подготовку ученика к служению Легиону, чтобы потом выпустить во взрослую жизнь, когда тот будет готов. Война с нираахами высасывала все ресурсы.
И обучение Рансом было выбрано специально. Мне предстояло стать Говорящим с Тенями. Учителя не напрягало, что из тысячи демонов до конца обучения доживали единицы. Слишком ценны были эти единицы для Легиона, чтобы обращать внимание на смерти остальных. Лучшие разведчики, Говорящие могли пробираться тенями в такие места, куда воинам путь был заказан, доставать документы, карты, убивать неугодных. Но их было мало, слишком мало, и год за годом молодняк погибал, стараясь стать гордостью Легиона.
Нираахи в награду за голову Говорящего давали богатое поместье.
А что давали Тени? Сначала я учился видеть их, а они укрывали меня, растворяя в любой тени. Потом я учился слышать их, и получил возможность путешествовать по теням, входить в тень, перемещаться и выходить из нее со временем все дальше и дальше. И еще я слушал, и говорил, потому что больше общаться было не с кем.
Учитель не подпускал ко мне никого, даже прислугу. В его большом и шумном доме я жил одиноко, словно в пустыне. Никто не смел даже просто подойти ко мне. Прислуга убирала и накрывала на стол во время моего отсутствия, когда мне надо было войти в комнату – другие должны были выйти. Запрещалось, под страхом смерти, даже поднять на меня глаза. Я не провоцировал, потому что знал – Учитель убивал легко. Единственное, что мне оставалось – это библиотека, там я мог пропадать часами.
Я долго не мог привыкнуть жить так, как сейчас. После питомника с сотнями чиэрри и десятком братьев, одиночество убивало. Иногда мне казалось, что даже разговаривать я уже разучился. А иногда казалось, что просто схожу с ума, и тогда я говорил, и говорил с Тенями, от одиночества выплескивая душу, а сам слушал, сначала стоны и вздохи, потом обрывки слов, затем отдельные слова, а потом я, наконец, понял, что они говорят. И постепенно стал различать отдельные Тени, выделяя одну, особенно большую, закутанную, казалось бы, в черный саван, она приходила всегда, но стояла в стороне, молча. Именно для нее я еще и пел. И песни без слов рождались в душе одиночеством, выплескивались в эту серую хмарь, делая ее немного светлее. Однажды Тень раскрылась, черный саван оказался большими крыльями, а за ними абрис тоненькой женской фигурки. Затем эта Тень заговорила со мной.
Хотя Учитель не самый плохой вариант, между прочим. С ним хоть со временем стало возможно разговаривать. Обычно чиэрри просто холодны и замкнуты.
Они все закрыты, они трясутся и оберегают свою душу, свою энергию. Сначала я не понимал, как можно так жить, только с самим собой, закрытым наглухо, не открывающимся ни для кого из года в год. Мне не хватало чужих эмоций, я задыхался, казалось, еще немного и я не выдержу. И я стал потихоньку, ночами, когда чиэрри спали, брать сам то, что мне не давали.
А ведь чиэрри искренне считают, что спасли нас, хотя эти семеро могли бы прожить еще десять лет…
– Заснул! – я вновь успеваю отпрыгнуть, – вперед, зверье обморочное!
Десять кругов по тренировочной площадке много даже для меня. Почему даже для меня? Потому что, тренируясь рядом с другими чиэрри, заметил, что сильнее и выносливее их, они выдыхались уже после третьего, четвертого круга. Да и болевой порог у меня намного выше, там, где другие уже орут, я только еще прислушиваюсь к боли.
Так что Учителю приходится быть очень изобретательным в приемах наказания. Позавчера, например, он надумал меня топить, когда мне пить надоело, я вырвался. Со мной у него вообще сплошная головная боль. Даже воду, которую обычные чиэрри не любят, я обожаю, могу часами стоять под домашним водопадом.
Но иногда мне начинает казаться, что Учителю это нравится, нет, не бить меня, а именно возиться. Все чаще он проводит со мной вечера в библиотеке, учит меня многому, мне интересно, я слушаю. Все чаще он словно ребенку объясняет мне правила этикета и поведения в столице и при дворе Повелителя, словно меня туда пустят. Сегодня вообще вывел меня в город, часа два выгуливал, мы обошли почти весь город, и это впервые за многие годы. Раньше мы жили в загородном поместье, но и там он меня чиэрри не особо показывал.
Город встретил нас жарой и ярким солнцем. Нереально прекрасный город. Чиэрри не признавали деревянных домов. Все здесь было выстроено из серого камня, светлые, темные тона, и металл, черный, кованный. На светлом камне он смотрелся идеально. Узорчатые решетки на стрельчатых окнах, фонари на домах, кованный черный плющ, обвивающий колонны в арках террас, цветы и листья, поддерживающие перила у дверей, и целые картины на глухих стенах, деревья, звери, птицы. Сами дома основательные, будто мускулистые, и в то же время устремленные вверх высокими шпилями, стройными башнями, окнами, арками. Весь город будто рвался в небо, но словно корнями его держали на земле узкие улицы, туннелями уходящие вдаль. А темный камень мостовых усиливал это впечатление. Вот только ничего живого, ни травинки в городе не было…
На прогулке Учитель смотрел на меня так странно, будто ожидая какой-то гадости или непристойности, словно я должен был нагадить в общественном месте. А вот не будет тебе счастья, я даже по сторонам не буду глазеть. Наверное, поэтому и налетел всем телом на молоденькую чиэрриту, и обхватил ее руками, чтобы она на мостовую не упала. Она хорошенькая, рожки длинные, назад загнуты, вот только глаза холодные, а я смотрю на нее и улыбаюсь вовсю, и так хочется, чтобы и она мне улыбалась и теплом с ней поделиться.
Хорошо, что к тому моменту мы были уже недалеко от дома, я бы не вынес этого долго, и хорошо, что он бросил меня на пол прямо в прихожей.
Нападать? Я? Как это…
– Зачем тебе, урод, нужна была ее энергия? Зачем, тварь? Ты скажешь мне или нет!
Кнут прошелся по лицу, отбивая желание говорить. Я только повернулся так, чтобы кнут чаще приходился ударом на корсет, чем на открытые места, и вздрагивал, когда он задевал уже рассеченную кожу, я ждал, пока Учитель выдохнется, но, видно, сам отключился раньше. Благо, что регенерация у нас быстрая, через час, когда я очнулся, все уже почти заросло. Только боль все равно пузырилась под кожей словно кипяток.
Учитель стоял надо мной в ожидании, когда я открою глаза.
Я поднялся, и первый раз посмотрел в глаза Учителя с ненавистью. Я не понимал, за что меня наказали, а если это не наказание – значит, издевательство.
– Что ты так на меня смотришь? Словно не понимаешь, за что…
Я отвернулся от него и молча шагнул в сторону комнаты с домашним водопадом, засохшая кровь неприятно стянула кожу.
Он сзади схватил меня за плечо и тут же мои клыки вцепились ему в запястье.
Магия сама подняла меня с пола. Учитель, увидев ненависть в моих глазах, заскрежетал зубами.
– А я еще думал, одевать или нет! – и мне на лицо легла легкая как паутинка ткань, пропитанная магией, – теперь ты не укусишь никого, три раза в день ты сможешь снять ее на полчаса, чтобы поесть, если опять ее не наденешь, проклянешь свою жизнь. Понял?
Я не удостоил его ответом, мне было все равно, единственный чиэрри, которому я верил, больше не был для меня другом. Да, я считал его другом. Смешно. Чиэрри не имеют своих чувств и не должны чувствовать дружбу, а я почему-то…
И я закрылся, закрылся наглухо в своих чувствах, закрылся так, что стало физически больно, словно одиночество высасывало мои собственные силы. Все тело мелко и противно затряслось, холод сковывал каждое движение, но я упрямо все плотнее и плотнее закрывал душу.
– Через два дня подойдешь ко мне, и я сниму…
Недослушав его, я развернулся и пошел мыться, уже абсолютно точно зная, что никуда я через два дня не пойду, и просить ни о чем не буду, и снимать эту дрянь, чтобы пожрать, тоже не буду, и жить не буду, ничего не буду… Зачем? Чтобы раз за разом вот так получать по морде? Чтобы жить как зверь, запертый в клетке? Наверное, внутри все-таки что-то оборвалось сегодня. Зачем нас вообще выращивали? Для чего? Восемь поколений! Нас осталось трое. Не хочу, пусть будет двое. Уж лучше бы я прожил свои десять лет, радостно отдавая свою энергию нирааху, чем вот так жить тут столетиями на положении зверя, от которого каждую минуту ждут какой-то дикости, и поэтому следят, дрессируют и одевают намордники.
Огненный водоворот словно отделял мясо от костей и когда я все-таки смог вздохнуть и поднять глаза, оказалось, что этот проклятый день еще не закончился. Теперь я стоял не в нашем коридоре, а в чужом подвале, в центре пентаграммы.
Это что, тот вызов, от которого чиэрри приходят в ужас? Нет. Не может быть! У меня нет родового имени, ни к какому Дому я не принадлежу… а без этого вызвать нельзя. Или можно? А за охранным контуром орут друг на друга два существа. По описанию похожи на человечков. Окрас, правда, странный: у одного коричневый, а вот у другого словно дневной неяркий рыжий огонь.
Прекрасно! Лучше, чем сейчас, я себя еще никогда не чувствовал. Зверски голодный, в наморднике, мокрый, выставленный голым в ледяном подвале перед человечками. Идеальное окончание идеального дня. Лучше уже быть не может. Самое время сдохнуть. Хм, человечки суетятся, высматривают что-то, можете не бегать, как только выйду отсюда, все равно убью. Умирать, так весело и в компании.
У нираахов нас учили многому, в том числе, и человеческим языкам и я понимаю, что говорят сейчас человечки.
– Но здесь нет имени! А призыв есть… – шепчет в недоумении коричневый человек. Вот, вот, может, хоть он скажет мне, в чем тут дело, – руна отдающей силы, руна обрыва связей, усиленная во много раз, и руна забирающей силы, остальные я вообще не знаю… Кого ты призвал, недоумок? – шепотом проговорил человек, отступая на шаг.
Обрыва связей? Я попытался нащупать связь подчинения Учителю. Ее не было… Не было связи, которая выворачивала и калечила мне душу! Не было!
За одно это я оставлю призвавшего меня в живых. А с мокрых волос срывается капля и ползет вниз по руке, меня все больше и больше трясет от холода.
– Я призвал того, кто защитит меня от тебя!
Сколько пафоса в этом экземпляре. Сейчас только ноги отморожу от пола и ринусь на защиту. Ага. Я с вожделением смотрел только на плед, который в трех шагах от меня лежал в кресле.