верую потому что абсурдно автор
Верую, ибо абсурдно. К истории одной ложной цитаты
архивный материал
Приблизительное время чтения: 6 мин.
«Мещанство сопротивляется, оно хочет придумать свои несоциалистические ценности, и вот вам Розанов со своим бессмертием свиноподобного размножения, вот вам Бердяев с его трусливым утверждением бессмертия души: credo, quia absurdum».
Это слова А. В. Луначарского из статьи «Тьма». Оставим на совести красного наркома оценку философии Розанова и Бердяева. Разговор сейчас пойдет о другом. Об использовании в отрывке – «к месту» – известной латинской цитаты «Credo quia absurdum (est) – «Верую, ибо абсурдно», которая традиционно приписывается христианскому философу Тертуллиану (160-220 гг.). Луначарский – тоже вполне традиционно – приводит тертуллиановы слова на правах саморазоблачающей цитаты. Вот, мол, сами христиане признают, что их вера противится разуму, что она основана на нелепости, на абсурде. А один из современных словарей крылатых слов дает этой фразе такое объяснение: «Формула, ярко отражающая принципиальную противоположность религиозной веры и научного познания мира и употребляющаяся для характеристики слепой, не рассуждающей веры и некритического отношения к чему-либо».
Казалось бы, все правильно: вера есть вера, а разум есть разум, и вместе им не сойтись. В чем же здесь заблуждение? Где парадокс?
Заблуждение: чего не говорил Тертуллиан
Начну с простого. Такой цитаты у Тертуллиана нет. Этот факт, кстати сказать, не оспаривают даже многочисленные «крылатые цитатники», называя выражение «парафразой слов христианского писателя».
Однако обратимся к тексту. В книге «О плоти Христовой» (De Carne Christi) Тертуллиан пишет буквально следующее: «Сын Божий пригвожден ко кресту; я не стыжусь этого, потому что этого должно стыдиться. Сын Божий и умер; это вполне вероятно, потому что это безумно. Он погребен и воскрес; это достоверно, потому что это невозможно». (Буквально на латыни: «Et mortuus est dei filius; prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit; certum est, quia impossibile»).
Автор размышляет о том, что перевернуло всю человеческую историю и вошло в культуру как Тайна христианства – о воскресении Христа.
Конечно, для взглядов Тертуллиана весьма характерна мысль о том, что
разум, требующий доказательств, философия, пытающаяся постичь истину, на самом деле только всё запутывают и извращают. С этим тезисом, конечно, можно и поспорить. В том числе и с христианских позиций. Те мыслители эпохи поздней античности, которых церковная традиция именует отцами Церкви, как раз и занимались созданием философской и богословской системы, облекая в броню рациональных рассуждений то, что содержалось в символической форме в Евангелии. А наука и религия – это не противоположные и соперничающие способы познания мира, а разные. И в чем-то взаимодополняющие друг друга.
Однако речь сейчас не об этом споре, а о знаменитой фразе. И тут все несколько по-иному: гораздо глубже и серьезнее. Если, конечно, использовать не парафразу в трактовке Луначарского, а читать самого Тертуллиана.
Парадокс: что на самом деле хотел сказать Тертуллиан
Христианство взорвало языческий мир невообразимыми, невероятными представлениями о Боге, человеке и их взаимоотношениях. Именно это хочет подчеркнуть Тертуллиан: идея крестной смерти, искупления грехов и воскресения настолько чужда и абсурдна для языческого мира, что представить себе таким Божественное Откровение язычник просто не может. Спустя много веков один мыслитель так выразит надчеловечность христианского откровения: «Бесчисленны и страшны сомнения мыслящего христианина; но все они побеждаются невозможностью изобрести Христа». Вот чего не понял и Вольтер в своем знаменитом: «Если бы Бога не было, Его надо было бы изобрести«. Именно так – изобрести – в оригинале у французского вольнодумца («il faudrait l`inventer»). И именно это – изобретение Бога – есть вещь невозможная для христианского сознания, однако вызывающая восхищение у французского просветителя.
Невозможно, говорит Тертуллиан, представить себе, что Бог будет убит людьми. По все меркам – человеческим, языческим – это абсурдно, это стыдно. Однако этого потому и нельзя стыдиться, что христианство превосходит человеческие мерки. Потому что то, что стыдно в обыденной жизни, что невероятно с точки зрения мирской логики, может обернуться спасением для человечества. Как обернулся им Крест Христов – орудие самой позорной, самой стыдной казни в Римской империи. Казни на кресте, казни для рабов.
Безумно, подчеркивает Тертуллиан, поверить в то, что Бог мог умереть – ведь боги бессмертны. Однако Истинный Бог приходит к людям так, как ни один мудрец не может придумать: не в силе и славе Юпитера или Минервы, но в образе Страдальца. Вот почему это вполне вероятно: Бог приходит так, как хочет Он, а не так, как это придумывает человек, – сколь абсурдным и нелепым ни казался бы нам этот приход.
Невозможно, продолжает Тертуллиан, представить себе ни погребение Бога, ни Его воскресение. Но эта невозможность и есть самое сильное доказательство для веры. Не математическое доказательство для ума, не естественнонаучный факт, который лишает человека свободы выбора и для принятия которого необходим определенный уровень знаний и интеллекта. А потрясающее прикосновение к Тайне – без которой и вне которой нет никакой религии. Без которой и вне которой наша жизнь превращается в пустое существование, лишенное смысла и цели.
Евангельская история не придумана. Она не придумываема в принципе. Никакой изощренный человеческий разум не смог бы таким образом изобразить Бога, если хотел бы создать новую религию. Именно поэтому Ницше бунтовал: Бог не железною рукою наводит порядок, но действует любовью. И Сам есть Любовь. Именно поэтому Толстой придумал своего Христа, который, хотя и не приходит в силе и славе римского императора, но все равно остается – используя слова того же Ницше – «человеческим, слишком человеческим» вымыслом: бродячим проповедником, который учит подставлять одну щеку, когда бьют по другой. И который умирает на кресте. И все. И нет спасения, и снова мрак и тьма ада.
За несколько веков до Тертуллиана об этом же писал апостол Павел: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1-е Коринфянам 1:22-23). Иудеи требуют чудес – ждут Спасителя-мессию, который придет и, сбросив рабство римской империи, восстановит былое могущество царства Израилева. Эллины ищут мудрости – вслед за Платоном и иными великими умами античности, пытаются познать себя и Бога на путях интеллектуального поиска.
Для иудеев это Откровение – соблазн, ведь Мессия не сбросил ига ненавистных римлян. Для эллинов – безумие, ибо боги бессмертны.
Для нас, христиан, это Путь, Истина и Жизнь. И Любовь. В Которой спасение. И это правда. Потому что этого «не может быть».
Тертуллиан: «Это несомненно, ибо невозможно!»
Почему знаменитый богослов был врагом философии?
Тертуллиану приписывают фразу: «Верую, ибо абсурдно». Что это значило? Почему знаменитый богослов восставал против излишнего философствования, утверждая: «Сын Божий воскрес: это несомненно, ибо… невозможно»? И как связаны ереси с философией и отрицание философии с ересью? Рассказывает преподаватель философии Виктор Петрович Лега.
Апологет, ставший еретиком
В прошлый раз мы говорили о Клименте Александрийском, который защищал философию, признавая ее полезность для богословия, но были и мыслители, которые отстаивали противоположную точку зрения. Один из самых ярких – Тертуллиан. Тертуллиан отрицал философию в принципе, считал ее вредным учением и источником всех ересей. Давайте разберемся, почему у него сформировалось столь негативное мнение о философии.
О жизни Тертуллиана мы знаем крайне мало. Известно только, что он жил на севере Африки, в Карфагене. Даже о том, был ли он священником или нет, существуют разные предположения. Но точно известно одно: в последние годы жизни Тертуллиан отошел от Православия и впал в ересь монтанистов, впоследствии и в этой ереси разочаровался и основал свое собственное еретическое учение, отличавшееся крайним ригоризмом: требованием полного отказа от мяса, от семейной жизни, от вина и проч.
Евангелие – всего лишь аллегория?!
В чем же причина того, что Тертуллиан яро выступает против философии? Одной из них – может быть, даже главной – является появление ересей и в частности ереси гностиков, особенно популярной в то время. Собственно, гностицизм даже не ересь, потому что это очень далекое от христианства учение, основанное на различных философских концепциях, прежде всего на философии Платона. Гностики утверждали, что христианство – это учение для плебеев, для народа, а истинный смысл евангельского учения доступен только посвященным, только тем, кто знает философию, кто может сквозь простые евангельские примеры и образы увидеть истинный смысл той глубинной картины мироздания, которая скрывается в Плероме – в полноте всего – и раскрывается через вечные уровни бытия – эоны… И где-то на самых низших уровнях воплощается в каких-то конкретных людей – например во Христа, в Богородицу. Ну, и в самом низу, конечно же, мы. Согласно гностикам, евангельская история обязательно требует аллегорического толкования.
Вот против этого и возмущается Тертуллиан. Как это – «аллегорически»?! Евангелие – это абсолютно правдивый, исторически безупречный рассказ о жизни Воплотившегося Бога, о жизни Его учеников, которые потом пошли проповедовать Истину по всему миру. Тертуллиан прежде всего настаивает на буквальности понимания самых сложных мест Евангелия: Непорочного Зачатия, Воскресения, Вознесения, чудес, которые творил Иисус Христос. Потому что именно на это указывали гностики, говоря: «Такого не может быть! Явно же, что в этих чудесах сокрыты какие-то знаки, какие-то высшие уровни бытия – Плерома, эоны…»
«Нет! – отвечал Тертуллиан. – Эти чудеса могут показаться нам абсурдом, могут показаться нам безумием, но мы веруем в них, так как они абсурдны». Часто повторяют эту фразу: «Верую, ибо абсурдно», но на самом деле конкретно так Тертуллиан не говорил. У него много фраз, подобных этой, поэтому в принципе эта мысль не искажает его учение. Так, он говорил: «Сын Божий воскрес – это несомненно, ибо невозможно». Союз «ибо», или «так как», может вызвать недоумение. Допустим, можно было бы сказать так: «Сын Божий воскрес: это несомненно, хотя кажется невозможным»; «Я верую, хотя кажется абсурдным». Но Тертуллиан говорит: «Нет, я верую, ибо это абсурдно». Как понимать это «ибо»?
Аргумент атеистов
Эту фразу очень любят атеисты, которые говорят: «Какие же вы, христиане, удивительно наивные! Вы честно говорите, что вы идиоты: “мы верим в абсурд”, “мы верим в круглый квадрат”, “мы верим, что снег черный, а сажа белая”, “что человек воскрес, а Бог стал человеком”. Вы сами признаёте, что ваша вера глупость, абсурд! И как с вами спорить после этого. »
Эта фраза стала бы понятней современному человеку, если ее перевести так: “Верую, ибо чудесно”
Но Тертуллиан не это имел в виду. Абсурд, по его мнению, это то, что представляется абсурдным с нашей точки зрения, в нашем мире. Сын Божий, ставший человеком, воскрес, то есть воскрес человек – это абсурд, этого не может быть. Я ведь знаю, что любой человек умирает. А вот в то, что некий человек воскрес, – я верю, а не знаю. Потому что этого не может быть. Я верую в то, чего не может быть в нашем мире, но возможно в случае вмешательства в него Бога. Поэтому эта фраза стала бы понятней современному человеку, если ее перевести так: «Верую, ибо чудесно».
Чудеса, творимые Христом, и чудеса, субъектом которых Он Сам являлся: Воплощение, Преображение, Воскресение, Вознесение, – это главные места в Евангелии. И именно на них, прежде всего, по мнению Тертуллиана, нужно обращать внимание! В том, что Христос шел по полю и срывал колосья, нет ничего божественного – ну, я тоже могу отправиться на поле и сорвать колосья! Здесь проявляется Его человеческая природа. А вот когда Он воскрес, в этом проявилась именно Его Божественная природа, а поскольку с точки зрения земного мира воскресение человека невозможно, то в это нужно просто верить.
Неужели мы, благодаря знанию Платона, лучше понимаем Евангелие, чем апостолы?
Таким образом, о мире возможно знание, но когда в мире начинает действовать Бог, то события приобретают чудесный характер, и понять, объяснить их с точки зрения человеческих знаний невозможно, в реальность этих событий можно только верить. И следовательно, по мысли Тертуллиана, никакие философские толкования текста Евангелия нам не помогут – они нам только помешают! Они уведут нас от правильного, буквального понимания Евангелия. А ведь именно буквальное понимание евангельских событий показывает нам их истинность, а аллегория… Ну какая может быть аллегория?! Во-первых, толкуя Новый Завет аллегорически, мы показываем тем самым, что не верим в реальность евангельских событий. А, во-вторых, мы фактически не верим в Бога, поскольку не верим Богу. Что, Бог не знал, как открыть через пророков, через апостолов истину? Апостолы не знали, как правильно, какими словами ее изложить? А мы, знающие Платона, что же, благодаря этому знанию, лучше понимаем Евангелие, чем апостолы. Это гордыня, самомнение. Только через буквальное прочтение Евангелия мы понимаем его истинный смысл.
Поэтому Тертуллиан и считал философию источником всех ересей. В одной из своих работ он касается причин появления различных ересей, находит причину в различных философских учениях и задается вопросом: почему Христос выбрал Себе в ученики простых людей – рыбаков, мытарей, а не взял философов, не взял фарисеев? «Немудрое мира» (1 Кор. 1, 27) избрал Он для посрамления даже самой философии. …Как раз от философии сами-то ереси и получают подстрекательство. Отсюда эоны, какие-то неопределенные формы и троичность человека у Валентина: он был платоник. Отсюда и Маркионов бог, который лучше из-за безмятежности своей: этот пришел от стоиков. А эпикурейцы особенно настаивают на мнении, что душа погибает. И все философы сходны в том, чтобы отрицать воскресение плоти. А где материя уравнивается с богом, там учение Зенона; где речь идет об огненном боге, там выступает Гераклит. Жалкий Аристотель! Он сочинил для них диалектику – искусство строить и разрушать, притворную в суждениях, изворотливую в посылках, недалекую в доказательствах, деятельную в пререканиях, тягостную даже для самой себя, трактующую все, но так ничего и не выясняющую. Удерживая нас от них, апостол особенно указывает, что должно остерегаться философии, когда пишет к Колоссянам: Смотрите, чтобы никто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому вопреки Промыслу Духа Святого (ср. Кол.: 2, 8)» (О прескрипции против еретиков, 7).
В простоте сердца
Тертуллиан произносит знаменитую фразу (слова из которой русский философ Лев Шестов даже заимствовал в качестве названия своей работы – «Афины и Иерусалим»): «Итак, что Афины – Иерусалиму, что Академия – Церкви, что еретики – христианам? Наше установление – с портика Соломонова, а он и сам передавал, что Господа должно искать в простоте сердца (Прем. 1, 1)». «В простоте сердца» – это очень важный момент для Тертуллиана. Он не протестует против разума – он протестует против злоупотребления, с его точки зрения, разумом, против излишней интеллектуальности, излишней учености. Бога должно искать в простоте сердца, и тогда Бог открывается каждому человеку, а не только философу, потому что душа по природе – христианка. «О, свидетельство души, по природе христианки!» – восклицает Тертуллиан в одной из своих работ.
Правда, в другой работе он пишет: «Душа обыкновенно становится христианкой, а не рождается ею». Но одно другому не противоречит, потому что по природе мы все христиане, то есть христианином быть нормально, естественно, так же, как нормально и естественно думать, дышать. Однако, к сожалению, не все становятся настоящими христианами, для этого нужно приложить усилия.
Но, на словах отказываясь от философии, Тертуллиан, сам того не замечая, попал под влияние самой распространенной в то время философии – стоицизма. Стоицизм был насколько популярен, что для многих он стал не просто философией, а естественным мировоззрением. Философия, полагали они, это сложные силлогизмы Аристотеля, это идеи Платона, а стоицизм – это не философия, а просто нормальный, разумный, обыденный взгляд на мир.
Я думаю, Тертуллиан по этой причине принимает и другие положения стоицизма, в частности учение о полной материальности всего – даже Бога. И подтверждение этому Тертуллиан находит в Священном Писании. Ведь он же его понимает буквально! Значит, читая о том, что Бог сказал, а пророк услышал, он делает вывод, что у пророка есть уши и, соответственно, у Бога есть язык. Конечно, не такой, как у человека, может быть. Но то, что всё существующее обладает телом, для Тертуллиана очевидно.
Также телесна и наша душа – об этом, кстати, тоже стоики учили: они говорили о различных видах материи – о грубой материи тела и тонкой материи души. И Тертуллиан говорит, что душа тонко телесна, и находит подтверждение этому в Евангелии – например, в притче о богаче и Лазаре, где описывается, как душа богача мучается от жажды, а душа Лазаря наслаждается от прохлады. Но разве может наслаждаться прохладой какая-то духовная, идеальная платоновская сущность? Безусловно, здесь явное указание на телесность нашей души.
Из-за неприятия “излишнего мудрствования” Тертуллиан отошел в более понятную ему ересь
Возможно, что именно по причине неприятия философии, неприятия «излишнего мудрствования», которое существовало, как Тертуллиану казалось, в современной ему Церкви, он отошел в более понятную ему, более близкую, более строгую, приближенную к буквальному пониманию Священного Писания ересь. Так что, по моему мнению, такое пренебрежение философией не проходит даром. Но часто не проходит даром и излишнее увлечение философией, как показывает пример Оригена, о котором поговорим в следующей беседе.
Православная Жизнь
Тертуллиану приписывают фразу: «Верую, ибо абсурдно». Что это значило? Почему знаменитый богослов восставал против излишнего философствования, утверждая: «Сын Божий воскрес: это несомненно, ибо… невозможно»? И как связаны ереси с философией и отрицание философии с ересью? Рассказывает преподаватель философии Виктор Петрович Лега.
Апологет, ставший еретиком
В прошлый раз мы говорили о Клименте Александрийском, который защищал философию, признавая ее полезность для богословия, но были и мыслители, которые отстаивали противоположную точку зрения. Один из самых ярких – Тертуллиан. Тертуллиан отрицал философию в принципе, считал ее вредным учением и источником всех ересей. Давайте разберемся, почему у него сформировалось столь негативное мнение о философии.
О жизни Тертуллиана мы знаем крайне мало. Известно только, что он жил на севере Африки, в Карфагене. Даже о том, был ли он священником или нет, существуют разные предположения. Но точно известно одно: в последние годы жизни Тертуллиан отошел от Православия и впал в ересь монтанистов, впоследствии и в этой ереси разочаровался и основал свое собственное еретическое учение, отличавшееся крайним ригоризмом: требованием полного отказа от мяса, от семейной жизни, от вина и проч.
Евангелие – всего лишь аллегория?!
В чем же причина того, что Тертуллиан яро выступает против философии? Одной из них – может быть, даже главной – является появление ересей и в частности ереси гностиков, особенно популярной в то время. Собственно, гностицизм даже не ересь, потому что это очень далекое от христианства учение, основанное на различных философских концепциях, прежде всего на философии Платона. Гностики утверждали, что христианство – это учение для плебеев, для народа, а истинный смысл евангельского учения доступен только посвященным, только тем, кто знает философию, кто может сквозь простые евангельские примеры и образы увидеть истинный смысл той глубинной картины мироздания, которая скрывается в Плероме – в полноте всего – и раскрывается через вечные уровни бытия – эоны… И где-то на самых низших уровнях воплощается в каких-то конкретных людей – например во Христа, в Богородицу. Ну, и в самом низу, конечно же, мы. Согласно гностикам, евангельская история обязательно требует аллегорического толкования.
Вот против этого и возмущается Тертуллиан. Как это – «аллегорически»?! Евангелие – это абсолютно правдивый, исторически безупречный рассказ о жизни Воплотившегося Бога, о жизни Его учеников, которые потом пошли проповедовать Истину по всему миру. Тертуллиан прежде всего настаивает на буквальности понимания самых сложных мест Евангелия: Непорочного Зачатия, Воскресения, Вознесения, чудес, которые творил Иисус Христос. Потому что именно на это указывали гностики, говоря: «Такого не может быть! Явно же, что в этих чудесах сокрыты какие-то знаки, какие-то высшие уровни бытия – Плерома, эоны…»
«Нет! – отвечал Тертуллиан. – Эти чудеса могут показаться нам абсурдом, могут показаться нам безумием, но мы веруем в них, так как они абсурдны». Часто повторяют эту фразу: «Верую, ибо абсурдно», но на самом деле конкретно так Тертуллиан не говорил. У него много фраз, подобных этой, поэтому в принципе эта мысль не искажает его учение. Так, он говорил: «Сын Божий воскрес – это несомненно, ибо невозможно». Союз «ибо», или «так как», может вызвать недоумение. Допустим, можно было бы сказать так: «Сын Божий воскрес: это несомненно, хотя кажется невозможным»; «Я верую, хотя кажется абсурдным». Но Тертуллиан говорит: «Нет, я верую, ибо это абсурдно». Как понимать это «ибо»?
Аргумент атеистов
Эту фразу очень любят атеисты, которые говорят: «Какие же вы, христиане, удивительно наивные! Вы честно говорите, что вы идиоты: “мы верим в абсурд”, “мы верим в круглый квадрат”, “мы верим, что снег черный, а сажа белая”, “что человек воскрес, а Бог стал человеком”. Вы сами признаёте, что ваша вера глупость, абсурд! И как с вами спорить после этого. »
Но Тертуллиан не это имел в виду. Абсурд, по его мнению, это то, что представляется абсурдным с нашей точки зрения, в нашем мире. Сын Божий, ставший человеком, воскрес, то есть воскрес человек – это абсурд, этого не может быть. Я ведь знаю, что любой человек умирает. А вот в то, что некий человек воскрес, – я верю, а не знаю. Потому что этого не может быть. Я верую в то, чего не может быть в нашем мире, но возможно в случае вмешательства в него Бога. Поэтому эта фраза стала бы понятней современному человеку, если ее перевести так: «Верую, ибо чудесно».
Чудеса, творимые Христом, и чудеса, субъектом которых Он Сам являлся: Воплощение, Преображение, Воскресение, Вознесение, – это главные места в Евангелии. И именно на них, прежде всего, по мнению Тертуллиана, нужно обращать внимание! В том, что Христос шел по полю и срывал колосья, нет ничего божественного – ну, я тоже могу отправиться на поле и сорвать колосья! Здесь проявляется Его человеческая природа. А вот когда Он воскрес, в этом проявилась именно Его Божественная природа, а поскольку с точки зрения земного мира воскресение человека невозможно, то в это нужно просто верить.
Таким образом, о мире возможно знание, но когда в мире начинает действовать Бог, то события приобретают чудесный характер, и понять, объяснить их с точки зрения человеческих знаний невозможно, в реальность этих событий можно только верить. И следовательно, по мысли Тертуллиана, никакие философские толкования текста Евангелия нам не помогут – они нам только помешают! Они уведут нас от правильного, буквального понимания Евангелия. А ведь именно буквальное понимание евангельских событий показывает нам их истинность, а аллегория… Ну какая может быть аллегория?!
Во-первых, толкуя Новый Завет аллегорически, мы показываем тем самым, что не верим в реальность евангельских событий. А, во-вторых, мы фактически не верим в Бога, поскольку не верим Богу. Что, Бог не знал, как открыть через пророков, через апостолов истину? Апостолы не знали, как правильно, какими словами ее изложить? А мы, знающие Платона, что же, благодаря этому знанию, лучше понимаем Евангелие, чем апостолы. Это гордыня, самомнение. Только через буквальное прочтение Евангелия мы понимаем его истинный смысл.
Поэтому Тертуллиан и считал философию источником всех ересей. В одной из своих работ он касается причин появления различных ересей, находит причину в различных философских учениях и задается вопросом: почему Христос выбрал Себе в ученики простых людей – рыбаков, мытарей, а не взял философов, не взял фарисеев? «Немудрое мира» (1 Кор. 1, 27) избрал Он для посрамления даже самой философии. …Как раз от философии сами-то ереси и получают подстрекательство. Отсюда эоны, какие-то неопределенные формы и троичность человека у Валентина: он был платоник. Отсюда и Маркионов бог, который лучше из-за безмятежности своей: этот пришел от стоиков. А эпикурейцы особенно настаивают на мнении, что душа погибает. И все философы сходны в том, чтобы отрицать воскресение плоти. А где материя уравнивается с богом, там учение Зенона; где речь идет об огненном боге, там выступает Гераклит.
Жалкий Аристотель! Он сочинил для них диалектику – искусство строить и разрушать, притворную в суждениях, изворотливую в посылках, недалекую в доказательствах, деятельную в пререканиях, тягостную даже для самой себя, трактующую все, но так ничего и не выясняющую. Удерживая нас от них, апостол особенно указывает, что должно остерегаться философии, когда пишет к Колоссянам: Смотрите, чтобы никто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому вопреки Промыслу Духа Святого (ср. Кол.: 2, 8)» (О прескрипции против еретиков, 7).
В простоте сердца
Тертуллиан произносит знаменитую фразу (слова из которой русский философ Лев Шестов даже заимствовал в качестве названия своей работы – «Афины и Иерусалим»): «Итак, что Афины – Иерусалиму, что Академия – Церкви, что еретики – христианам? Наше установление – с портика Соломонова, а он и сам передавал, что Господа должно искать в простоте сердца (Прем. 1, 1)». «В простоте сердца» – это очень важный момент для Тертуллиана. Он не протестует против разума – он протестует против злоупотребления, с его точки зрения, разумом, против излишней интеллектуальности, излишней учености. Бога должно искать в простоте сердца, и тогда Бог открывается каждому человеку, а не только философу, потому что душа по природе – христианка. «О, свидетельство души, по природе христианки!» – восклицает Тертуллиан в одной из своих работ.
Правда, в другой работе он пишет: «Душа обыкновенно становится христианкой, а не рождается ею». Но одно другому не противоречит, потому что по природе мы все христиане, то есть христианином быть нормально, естественно, так же, как нормально и естественно думать, дышать. Однако, к сожалению, не все становятся настоящими христианами, для этого нужно приложить усилия.
Но, на словах отказываясь от философии, Тертуллиан, сам того не замечая, попал под влияние самой распространенной в то время философии – стоицизма. Стоицизм был насколько популярен, что для многих он стал не просто философией, а естественным мировоззрением. Философия, полагали они, это сложные силлогизмы Аристотеля, это идеи Платона, а стоицизм – это не философия, а просто нормальный, разумный, обыденный взгляд на мир.
Я думаю, Тертуллиан по этой причине принимает и другие положения стоицизма, в частности учение о полной материальности всего – даже Бога. И подтверждение этому Тертуллиан находит в Священном Писании. Ведь он же его понимает буквально! Значит, читая о том, что Бог сказал, а пророк услышал, он делает вывод, что у пророка есть уши и, соответственно, у Бога есть язык. Конечно, не такой, как у человека, может быть. Но то, что всё существующее обладает телом, для Тертуллиана очевидно.
Также телесна и наша душа – об этом, кстати, тоже стоики учили: они говорили о различных видах материи – о грубой материи тела и тонкой материи души. И Тертуллиан говорит, что душа тонко телесна, и находит подтверждение этому в Евангелии – например, в притче о богаче и Лазаре, где описывается, как душа богача мучается от жажды, а душа Лазаря наслаждается от прохлады. Но разве может наслаждаться прохладой какая-то духовная, идеальная платоновская сущность? Безусловно, здесь явное указание на телесность нашей души.
Возможно, что именно по причине неприятия философии, неприятия «излишнего мудрствования», которое существовало, как Тертуллиану казалось, в современной ему Церкви, он отошел в более понятную ему, более близкую, более строгую, приближенную к буквальному пониманию Священного Писания ересь. Так что, по моему мнению, такое пренебрежение философией не проходит даром. Но часто не проходит даром и излишнее увлечение философией, как показывает пример Оригена, о котором поговорим в следующей беседе.