вертинский все что было

Умный Пьеро: зачем Александр Вертинский сочинил песню о Сталине

Ровно 130 лет назад, 21 (9) марта 1889 года, родился Александр Вертинский. Его «дорога длинная» началась в одном из красивейших городов Российской империи — в Киеве — и прошла извилистым путем через революцию, эмиграцию, полупризнание на Родине к посмертной неувядающей уже более полувека славе. «Известия» вспоминают биографию самого «ненародного» русского артиста ХХ века.

Он рано остался без родителей, быстро повзрослел и отверг всяческую муштру. Его исключили из пятого класса гимназии — за скверную успеваемость и плохое поведение. Вскоре он стал завсегдатаем кафе, демонической личностью и вообще начинающим гением. Вертинский вспоминал: «Купив на Подоле на толкучке подержанный фрак, я с утра до ночи ходил в нем, к изумлению окружающих. Вел себя я вообще довольно странно. Выработав какую‑то наигранную манеру скептика и циника, я иногда довольно удачно отбивался и отшучивался от серьезных вопросов, которые задавали мне друзья и ставила передо мной жизнь. Не имея перед собой никакой определенной цели, я прикрывал свою беспомощность афоризмами, прибавлял еще и свои собственные, которые долго и тщательно придумывал, и в скором времени прослыл оригиналом. Но, пока я играл роль «молодого гения» и «непонятой натуры», ум мой неустанно и машинально искал выхода».

Он актерствовал, искал себя. В 1912 году опубликовал несколько декадентских рассказов, к которым киевская публика отнеслась благосклонно. Мечтал сыграть Барона в «На дне», но в Художественный театр его не приняли: Станиславскому не понравилась фирменная картавость будущего шансонье.

Я не знаю, зачем.

Успех пришел к нему в 26 лет — с эстрадной программой «Песенки Пьеро». Он вышел на сцену как оживший герой блоковского «Балаганчика». При макияже, в мистическом лунном освещении. И представил публике странные песни, помогая себе выразительными движениями «поющих рук». Блок сильнее других повлиял на мировоззрения Вертинского, на его эстетику. Но многое он позаимствовал и у Игоря Северянина, который как раз тогда оказался на пике экзальтированной «двусмысленной славы». Оба перемешивали куртуазную экзотику с современностью, которая пахла бензином и кокаином. Вертинский стал знаменитым, аншлаговым исполнителем. Это не помешало ему в годы войны исправно служить санитаром, спасать раненых.

Осенью 1917 года он оказался на похоронах юнкеров. Они погибли, защищая уже павшее Временное правительство. Вскоре он написал песню «То, что должен сказать».

Получился современный реквием, песенный плач:

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в Вечный Покой!

Больше Вертинский не писал о Гражданской войне, он всё сказал о ней первой же осенью. А эту песню он пел и генералу Слащёву. Если верить несколько эгоцентричным воспоминаниям Вертинского, Слащёв говорил ему: «А ведь с вашей песней, милый, мои мальчишки шли умирать! И еще неизвестно, нужно ли это было. » А потом Слащёв, вешавший большевиков в Крыму, вернулся в Россию, в Советскую Россию. Мечтал о возвращении и Вертинский — Пьеро, оказавшийся на кровавом перекрестке истории.

В 1920-е годы Вертинский стал кумиром юных барышень русского зарубежья. Впрочем, он покорял любую аудиторию, где бы ни доводилось выступать — и в Париже, и в Штатах. Поклонение доходило до фетишизма — задолго до битломании и даже до «лемешисток». Его манера завораживала, его танго исправно переносили слушателей в таинственную бананово-лимонную реальность. Достаточно вспомнить воспоминания писательницы Натальи Ильиной, которая в юности переболела Вертинским сполна: «При первых звуках рояля и голоса всё привычное, будничное, надоевшее исчезало, голос уносил меня в иные, неведомые края. Где-то прекрасные женщины роняют слезы в бокалы вина («Из ваших синих подведенных глаз в бокал вина скатился вдруг алмаз. »), а попугаи твердят: «Жаме, жаме, жаме» и «плачут по-французски». Где-то существуют притоны Сан-Франциско, и лиловые негры подают дамам манто. Я видела перед собой пролеты неизвестных улиц, куда кого-то умчал авто, и хотела мчаться в авто и видеть неизвестные улицы. «В вечерних ресторанах, в парижских балаганах, в дешевом электрическом раю. » При этих словах внутри покалывало сладкой болью».

Секрет двух «И»

Он работал на грани если не китча, то откровенно дурного тона. Вертинского критиковали за эпатаж, за жеманность. Но его неизменно спасали две «И»: ирония и искренность. К тому же почти в каждой песенке Вертинского сквозь туман, сантименты и комизм проступают две-три строки неожиданной точности и силы.

В Советской России добыть пластинки Вертинского могли немногие. О нем слагались легенды. Записи певца звучали и в доме Сталина. Приемный сын «отца народов» Артем Сергеев вспоминал: «Как-то Сталин ставил пластинки, у нас с ним зашел разговор, и мы сказали, что Лещенко нам очень-очень нравится. «А Вертинский?» — спросил Сталин. Мы ответили, что тоже хорошо, но Лещенко лучше. На что Сталин сказал: «Такие, как Лещенко, есть, а Вертинский — один». И в этом мы почувствовали глубокое уважение к Вертинскому со стороны Сталина, высокую оценку его таланта».

Шаляпин с долей — но лишь с долей! — иронии называл Вертинского «великим сказителем земли русской». Певцами тогда называли только оперных или фольклорных гигантов с голосом, заглушающим шум морского прибоя. Вертинский на такое не претендовал. Но и он пел так, что мертвых мест не было, все собравшиеся слышали каждое слово, слышали нюансы его интонации. Вертинский затягивал в свой мир «притонов Сан-Франциско» и «маленьких балерин», артистически выпевая каждое слово — и его герои оживали в воображении слушателей, которые чувствовали не только антураж, но и подтекст «песенок».

Он превращал в «песенки» стихи тогдашних молодых поэтов. Часто импровизировал, менял эпитеты и целые строки, а иногда и добавлял от себя — и к «Сероглазому королю» Анны Ахматовой, и к «До свиданья, друг мой, до свиданья» Сергея Есенина. Вкус на стихи у него был артистический. Он безошибочно выбирал самое эффектное. Да и без строк самого Вертинского антология русской поэзии ХХ века была бы неполной. «А все-таки он был настоящим поэтом», — сказал о Вертинском Сергей Образцов через много лет после смерти певца.

Поэт, актер, мелодекламатор, создатель специфического жанра — всё это часто повторяют в разговорах о Вертинском, и всё это верно. Но он, не имея музыкального образования, был и талантливейшим мелодистом. «Он в сотню раз музыкальнее нас, композиторов», — говорил, по воспоминаниям режиссера Леонида Трауберга, сам Шостакович. И впрямь, без его мелодий невозможно представить историю русского ХХ века.

Принесла случайная молва

Милые, ненужные слова.

Летний сад, Фонтанка и Нева.

Вы, слова залетные, куда?

Здесь шумят чужие города,

И чужая плещется вода,

И чужая светится звезда.

Для Вертинского это не дежурный сеанс ностальгии эмигранта, а начало пути домой.

Песня о Сталине

Есть легенда — похоже, правдивая, — что, прослушав песню Вертинского «В степи молдаванской», Сталин изрек: «Пусть приезжает». А потом секретно побывал на одном из концертов «сказителя». 10 апреля 1943 года Вертинскому разрешили поселиться в СССР. В Москве странника ожидал роскошный номер в «Метрополе», а потом и комфортабельная квартира на улице Горького. В его стихах появились новые мотивы:

О Родина моя, в своей простой шинели,

В пудовых сапогах, сынов своих любя,

Ты поднялась сквозь бури и метели,

Спасая мир, не веривший в тебя.

Чтобы так мимоходом бросить: «Спасая мир, не веривший в тебя», нужно было прожить скитальческую жизнь «бродяги и артиста», повидать десятки стран, несколько раз пересечь океан. Он не понаслышке знал, с каким высокомерием «чужие господа» относились к «варварской» северной стране. Он знал, что к чему.

На сцену вышел не Пьеро и не богемный кумир, а благородный герой, отец и муж, который вел разговор с публикой «о нас и о Родине». Смокинг, элегантность и изящество. Он не нуждался в рекламе, на концерты Вертинского и так ломились.

Источник

Великий шансонье Александр Вертинский: Превратности судьбы «Поэта, странно поющего свои стихи. »

Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.

Начало его творческой карьеры в столице было нелегким – небольшие случайные заработки, эпизодические роли в кино и небольших театрах, мировая война, работа санитаром, но ничто не смогло помешать проявиться его артистическому таланту.

« Я знаю историю одного резинового мячика, которого до тех пор швыряли из угла в угол, пока однажды он не подпрыгнул до неба! »

С юных лет Вертинский бредил театром. Бегал на спектакли и концерты, проявляя немалую изобретательность, чтобы попасть туда, иногда ему и самому доставались небольшие роли в любительских постановках. Мечта о том, чтобы стать артистом, не покидала его никогда. И, скопив на дорогу немного денег, Вертинский отправился из родного Киева покорять Москву.
Однако, в столице молодого «гения» никто не ждал, здесь с избытком хватало и своих «непонятых». Но Вертинский верил, что он-то обязательно пробьется, только не знал, какой из его многочисленных талантов окажется востребованным, что принесет ему славу и успех. Попытка поступить в школу МХАТа закончилась неудачей – сам Станиславский, услышав его отчаянное грассирование, категорически отверг его, как будущего артиста.

В таких условиях, видя каждый день боль и мучения людей, он быстро забыл о своих депрессиях. Одних только перевязок ему пришлось сделать несколько десятков тысяч. Пытаясь облегчить страдания раненых, он читал им письма, устраивал для них выступления, на которых сам пел. Так прошло почти два года.

Трудно сказать, что понравилось публике больше – образ печального Пьеро или трогающие душу песенки, но к новоявленному артисту пришел неожиданный успех, он стал знаменитостью. Несмотря на то, что его выступления сопровождались разгромными статьями в прессе, его слава гремела на всю страну, билеты на концерты раскупались на много дней вперед.

Вначале Вертинский выступал в традиционном для Пьеро белом костюме, но, став со временем более ироничным и язвительным, посчитал для себя более подходящим черный цвет.

Не питая иллюзий насчет своих вокальных данных, Вертинский всю жизнь боялся провала, но на его концертах залы всегда были полны восторженных зрителей.

Но стоило ему тихо произнести: « Над розовым морем. », и зал мгновенно замолкал.

…Мой жанр не всем понятен. Но он понятен тем, кто многое перенес, пережил немало утрат и душевных трагедий, кто, наконец, пережил ужасы скитаний, мучений в тесных улицах города, кто узнал притоны с умершими духовно людьми, кто был подвержен наркозам и кто не знал спокойной, застылой «уютной жизни»…

в исполнении Татьяны Кабановой:

в исполнении Кати Линцевич:

К 1917 году он перестал прятаться за маску, которая на первых порах помогала ему скрывать волнение, и стал выходить на сцену без всякого грима, одетый в черный фрак, с которым контрастировала ослепительно белая манишка, очень удачно дополнял костюм цилиндр. Выглядел он при этом очень элегантно.

« Тут шумят чужие города. »

Белая армия отступала на юг, там люди еще жили надеждой на счастливую развязку. Подался туда по примеру многих артистов и Вертинский. Выступать он продолжал и на юге.

Но счастливая развязка так и не наступила. В 1920 году Вертинский покинул Россию, как оказалось, на долгие 23 года.

Его жизнь в эмиграции, начавшаяся с Константинополя, представляла собой бесконечную круговерть городов и стран. Гонимый непонятной тоской, Вертинский объездил с концертами весь мир. Конечно, основными его слушателями были русские эмигранты, но ему также рукоплескали принцы и короли, американские миллионеры и знаменитые киноактеры, среди которых у него появилось много друзей.

Занятную историю, связанную с Чарли Чаплиным, рассказал Вертинский в своих воспоминаниях:

. Я подождал, пока Чаплин нальет вина, и когда, осушив бокал, он собирался кокнуть его об пол, я удержал его руку. «Чарли, — спросил я, — зачем вы бьете бокалы?» Он ужасно смутился. «Мне сказали, что это русская привычка — каждый бокал разбивать», — отвечал он. «Если она и «русская», — сказал я, — то, во всяком случае, дурная привычка. И в обществе она не принята. Тем более что это наполеоновский сервиз и второго нет даже в музеях».

Его жизнь за границей казалась вполне благополучной, лишь песни выдавали истинное душевное состояние артиста.
Одна из них – « Чужие города ».
Из стихотворения, написанного в 1932 году Раисой Блох, Вертинский убрал несколько строк, заменил некоторые слова, и написал к нему музыку. Вышла очень проникновенная песня:

Принесла случайная молва
Милые, ненужные слова:
«Летний сад, Фонтанка и Нева».
Вы, слова залетные, куда?

Там шумят чужие города,
И чужая плещется вода,
И чужая светится звезда.

Вас ни взять, ни спрятать, ни прогнать.
Надо жить – не надо вспоминать,
Чтобы больно не было опять
И чтоб сердцу больше не кричать…

Это было, было и прошло,
Все прошло и вьюгой замело,
Оттого так пусто и светло.

Вы, слова залетные, куда?
Там живут чужие господа,
И чужая радость и беда,
И мы для них – чужие НАВСЕГДА!

Огромной популярностью у русских эмигрантов пользовалась также песня «В степи молдаванской».

Последней страной в череде долгих скитаний артиста стал Китай, где также обосновалась большая русская диаспора. В Шанхае уже немолодой Вертинский познакомился с юной грузинской княжной Лидией Циргвава. Несмотря на большую разницу в возрасте, они поженились, и вскоре у них родилась дочь.

Вертинский давно мечтал о возвращении домой, в Россию, подавал прошения, но ему отказывали. И вдруг совершенно неожиданно в 1937 году ему пришло приглашение в СССР, хотя на этот раз никаких просьб с его стороны не было. Несколько лет ушло на решение проблем, связанных с переездом и, наконец, в начале ноября 1943 года Вертинский с семьей, покинув Шанхай, отправился на родину.

Но жизнь здесь оказалось не совсем такой, как он ее рисовал в мечтах. Выступать в столице и крупных городах ему не давали, а посылали 60-летнего артиста в самые отдаленные уголки страны, невзирая на жару и холод. Неизменным его спутником в этих поездках был аккомпаниатор Михаил Брохес.

За 14 лет гастрольной жизни, объездив страну вдоль и поперек, Вертинский дал около 3000 концертов, собирая при этом полные залы. Но официального признания ни сам Вертинский, ни его песни так и не получили. Пластинок с записями его песен, считавшихся совсем ненужными для того времени, не выпускали, услышать их по радио тоже было нельзя, молчала о Вертинском и пресса.

А он продолжал выступать, до самого последнего дня жизни. Ленинградские гастроли в мае 1957 года стали для артиста последними. Там, в гостинице «Астория», Александр Вертинский умер от сердечного приступа в возрасте 68 лет.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Источник

Персоны и персонажи: Кто есть кто в сериале «Вертинский»

Лайфстайл >>

29 ноября на «Первом канале» состоялась телевизионная премьера сериала Дуни Смирновой «Вертинский», который ещё с середины сентября был доступен подписчикам онлайн-кинотеатра Kion. Плутовской романс о жизни легендарного русского шансонье, который назло судьбе преуспевал четверть века «в изгнании», пестрит огромным количеством персонажей, как реальных, так и вымышленных.

Отказ режиссёра от идеи каким бы то ни было образом давать биографические справки и лепить на персонажей титры (бесполезность которых доказал фильм про 101 декабриста, которых так никому и не удалось запомнить) лишает эту историю тяжести энциклопедических подробностей. Тем более, что иные герои в представлении не нуждаются: кто не слышал имён Марлен Дитрих и Веры Холодной ?

Но особо пытливый зритель может запутаться в собирательных образах и гадать, кто такая Александра Бурковская и почему невозможно найти поэзию «лучшего друга» Вертинского Константина Агеева?
Заручившись воспоминаниями русского Пьеро, Кино-Театр.Ру решил разобраться в том, какие прообразы стоят за героями сериала «Вертинский».

Константин Агеев

Фамилия выдуманного поэта и журналиста Константина Агеева является, скорее всего, отсылкой к «Роману с кокаином», написанному неизвестным автором под псевдонимом М. Агеев. Константин Агеев — олицетворение распространённого парадокса «более талантливый и менее успешный друг», двойник, который принимает на себя удары судьбы, чудом миновавшие главного героя. Агеев первым начинает страдать галлюцинациями от злоупотребления кокаином, что служит своего рода предупреждением остальным. Он же отказывается от эмиграции и становится для Вертинского воплощением того, что оставляют на Родине беженцы: память, история, язык, семья, друзья. С ним, в конечном итоге, случается то, что могло бы случиться с Вертинским, если бы он остался под ласковым игом большевиков.

Александр Осмёркин

С художником Александром Осмёркиным, чьи работы сегодня можно увидеть в Третьяковской галерее и музее им. Пушкина, Вертинский был знаком ещё в Киеве с юных лет. Как и выдуманный Агеев, Осмёркин остался в России, где дела у него шли очень неплохо. Он был востребован в профессии: занимался преподавательской деятельностью и художественным оформлением театральных постановок и революционных праздников. Пока в 1947 году его не обвинили в формализме и пропаганде западных веяний.

Что именно стояло за термином «формализм» в то интересное время, в точности никто не понимал, но в первую очередь имелся в виду примат формы над содержанием, что делает искусство слишком декоративным, безыдейным, а следовательно, буржуазным. Под гнётом обвинений Осмёркин был вынужден отказаться от преподавательской деятельности. А через 6 лет скончался.
Вертинский описывал Осмёркина как человека не от мира сего. Художник мог потратить выданные ему деньги не на сыр с колбасой, а на овощи и посуду для натюрморта, совершенно позабыв о голодных друзьях.

Иван Мозжухин

Мозжухин мог бы послужить прототипом главного героя фильма «Артист» — его тоже погубило звуковое кино, которое он, по словам Вертинского, от всей души ненавидел. Вместе с Мозжухиным Вертинский снимался на кинофабрике Ханжонкова в годы, когда никто и подумать не мог, что кино когда-нибудь составит конкуренцию театру. «Это было, по общему мнению, низкое развлечение, что‑то вроде балагана, оснащённого новейшей (по тем временам!) техникой. Но заработать, снимаясь в кино, можно было неплохо», — писал Вертинский, вспоминая, что поначалу в кино работали «наощупь и наугад».

В 1914 году сын Льва Николаевича Толстого Илья появился на фабрике в поисках актёра на роль ангела в экранизацию рассказа отца «Чем люди живы», который он решил срежиссировать сам. Первым Толстой предложил роль Мозжухину, но тот отказался, и падать голым в снег согласился Вертинский, заработав баснословную сумму в сто рублей. В отличие от Мозжухина, который работал у Ханжонкова по договору и получал ежемесячный оклад, Вертинский был внештатным сотрудником. «Но так как я снимался почти ежедневно, то мне выходило около девяноста рублей в месяц. На пятнадцать рублей больше, чем Ивану. Этого он не мог допустить и требовал, чтобы я пропивал с ним ту разницу в пятнадцать рублей. Что мы охотно и делали».
Вместе с популярностью кинематографа росла и популярность Мозжухина, который ушёл от Ханжонкова в киноателье продюсера Иосифа Ермольева . Впоследствии, сначала перекочевав из Москвы в ялтинский филиал киноателье, Мозжухин эмигрировал с труппой Ермольева в Париж, где быстро завоевал международную славу.

Из всех упомянутых Вертинским современников в эмиграции Мозжухин удостоился самого подробного воспоминания. «Я до сих пор не знаю, любил ли Мозжухин своё искусство. Во всяком случае, он тяготился съёмками, и даже на премьеру собственного фильма его нельзя было уговорить пойти. Зато во всем остальном он был живой и любознательный человек. От философских теорий до крестословиц — его интересовало все. Необычайно общительный, большой «шармер», весёлый и остроумный, он покорял всех. Мозжухин был широк, щедр, очень гостеприимен, радушен и даже расточителен. Он как бы не замечал денег. Целые банды приятелей и посторонних людей жили и кутили за его счёт.
Иван буквально сжигал свою жизнь, точно предчувствуя ев кратковременность. Вино, женщины и друзья — это главное, что его интересовало. Потом книги. Он никого не любил. Может быть, только меня немного, и то очень по-своему. У нас было много общего в характере, и в то же время мы были совершенно различны.
— Ты мой самый дорогой, самый любимый враг! — полушутя-полусерьёзно говорил он».

Закат его карьеры начался с переезда в Голливуд, где его обезличили невнятным псевдонимом и сгладили ринопластикой. А появление звукового кино свело на нет всю его популярность. «Из Парижа Мозжухин попал в Америку. В Голливуде, где скупали знаменитостей Европы, как товар, им занимались мало. Американцам важно было снять с фильмового рынка звезду, чтобы пустить свои картины. Так они забрали всех лучших актёров Европы и сознательно портили их, проваливая у публики. Попав в Голливуд, актёры незаметно сходили на нет. Рынок заполняли только американские звёзды. Когда Иван приехал в Голливуд, его выпустили в двух-трёх неудачных картинах. Американская публика невзлюбила его. Он вернулся в Европу. Здесь он ещё играл несколько лет то во Франции, то в Германии. Но карьера его уже шла к закату.
Звуковое кино окончательно убило Мозжухина. Он не знал ни одного языка. Несколько попыток сыграть в звуковых фильмах не увенчались успехом, да кроме того от слишком широкой жизни на лице его появились следы, скрыть которые не мог уже никакой грим. Он старел. К говорящему кино он пылал ненавистью. Я расстался с ним в 1934 году, уехав в концертное турне по Америке. Расстались мы холодно, поссорившись из‑за пустяка. Больше я его не видел».

Вера Холодная

Тогда же, в бытность свою актёром, Вертинский познакомился с Верой Холодной , которой он уделил в воспоминаниях ничтожно мало места, и то, кажется, с той только целью, чтобы обозначить свою роль в её творческой судьбе. «Среди моих тогдашних знакомых была очень красивая молодая женщина, жена прапорщика Холодного — Вера Холодная. Как‑то, повстречав её на Кузнецком, по которому она ежедневно фланировала, я предложил ей попробовать свои силы в кино. Она вначале отказывалась, потом заинтересовалась, и я привёз её на кинофабрику и показал дирекции. Холодная понравилась. Постепенно её стали втягивать в работу. Не успел я, что называется, и глазом моргнуть, как она уже играла картину за картиной, и успех её у публики возрастал с каждой новой ролью…»

В своих воспоминаниях, написанных под железной пятой самоцензуры, Вертинский, прежде всего, избегает подробностей своей любовной жизни. Роман с Холодной, показанный в сериале — лишь экранизация ничем не подтверждённых домыслов и слухов об отношениях артистов.«Я был, конечно, неравнодушен к Вере Холодной, как и все тогда. Посвящая ей свою новую, только что написанную песенку «Маленький креольчик», я впервые придумал и написал на нотах: «Королеве экрана». Титул утвердился за ней. С тех пор её так называла вся Россия и так писали в афишах.
Я часто бывал у неё и был в хороших отношениях и с ней, и с её сестрой, и с её мужем. А с её маленькой дочерью Женечкой я играл в детской, дарил ей куклы и был, в общем, свой человек у них. Вера всегда помнила, что я впервые подсказал ей путь в кино. Из никому не известной молодой женщины она сделалась кинозвездой. Многие свои песни я посвящал ей».

Александра Бурковская

Вымышленный персонаж по имени Александра Бурковская имеет несколько прототипов и является воплощением хорошего человека на плохой работе, или, выражаясь языком революции, белого в рядах красных. Её уникальная способность естественно и непринуждённо менять форму является отражением адаптивности самого Вертинского, который, несмотря на все свои ретроспективные страдания по Родине, детально описанные в мемуарах, опубликованных в СССР, достаточно счастливо прожил свою жизнь в самых разных режимах, включая гитлеровскую Германию. По мнению главного редактора портала Кино-Театр.Ру Жана Просянова, Бурковская — это Россия, она всегда ждёт, всегда выручит и подскажет. Ну а с точки зрения морфологии волшебной сказки и учебников для сценаристов, Бурковская — классический «волшебный помощник».

Первая встреча главного героя с Бурковской написана по мотивам встречи Вертинского с белым (впоследствие покрасневшим) генералом Слащёвым, которого артист вывел на страницах своих мемуаров как измождённого кокаиниста: «Длинная, белая, смертельно-белая маска с ярко-вишнёвым припухшим ртом, серо-зеленые мутные глаза, зеленовато-черные гнилые зубы».
Вертинский несколько раз пересекался со Слащёвым — в Одессе, в Крыму и в Турции, где артист даже принял косвенное участие в судьбе нуждающегося генерала.

А намёк на причастность Бурковской к организации похищения белогвардейского генерала из Парижа — прямая отсылка к истории известной певицы и агента советской разведки Надежды Плевицкой . В создании Бурковской Смирнова и Пармас вдохновлялись также биографией мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона, который воевал против большевиков, а в эмиграции был завербован НКВД.

Надежда Вертинская

Образ сестры один из самых «подстрочных» с точки зрения соответствия воспоминаниям Вертинского. После смерти матери они действительно были разлучены в детстве по странной задумке тёток. Взявшая Александра на воспитание тётка внушила ему, что сестра умерла, то же самое про брата сказала Надежде другая тётка. История воссоединения брата и сестры превосходит по степени невероятности любой мелодраматический сценарий. Листая журнал «Театр и искусство», Александр обратил внимание на фамилию актрисы комедийной труппы Сабурова Н.Н. Вертинской, и из любопытства написал ей письмо в театр.
«Милая, незнакомая Н. Н. Вертинская! У меня такая же фамилия, как у вас… У меня когда‑то была сестра Надя. Она умерла маленькой. Если бы она была жива, она была бы тоже Н. Н. — Надежда Николаевна. Я знаю, что глупо писать незнакомому человеку только потому, что у него такая же фамилия. Но у меня никого нет на свете, и я это сделал от…скуки. Напишите мне, если вам нетрудно»… и т. д.
В ответ пришло письмо, полное слез. Это было письмо Нади. Ей в своё время тоже сказали, что я умер. Зачем это было нужно моим тёткам? Чего они хотели добиться этим? Не понимаю. И до сих пор не могу понять».

Раля Полонская

В образе роковой Рали Полонской соединились первая жена Вертинского Рахиль Потоцкая и одна из его подруг, упомянутых в мемуарах. К слову, в воспоминаниях Александра Николаевича нет ни слова о первой супруге — девушке из богатой еврейской семьи, эмигрировавшей из России. Вертинский и Рали, как он её называл, познакомились не в Париже, а в Польше. А в 1924 году в Берлине сочетались законным браком, в результате которого Рали Потоцкая превратилась в Ирен Вертидис (Вертинский 20 лет прожил с фальшивым греческим паспортом, который он купил в Турции). Их брак продлился 6 лет в режиме on/off — в отличие от экранной фам фаталь реальная Рали была женщиной прозаической и с трудом выносила способность Вертинского влюбляться на каждом шагу. Брак с Рали увековечен в «Песенке о моей жене», и если верить шансонье на слово, у его «женулечки» было немало поводов злиться и плакать. Расставшись с Рали, Вертинский легкомысленно пренебрёг официальным разводом — о чём пожалел, встретив в Шанхае Лидию Циргваву .

Марлен Дитрих

«Марлен Дитрих не только великая артистка, она и в жизни обаятельная, высококультурная и необычайно рафинированная женщина, одарённая тонкой психикой и неповторимой индивидуальностью. Она очень любит русских, и тёплое радушие, с которым она меня встретила, очень тронуло меня. Мы встречались с ней ещё в Париже, но там наше знакомство было мимолётным, и я сомневался в том, запомнила ли она меня. Мы встретились с ней в Голливуде случайно, в обсерватории, куда она пришла со своей маленькой дочерью и двумя детективами, неизменно сопровождающими её, так как гангстеры неоднократно грозили похитить девочку. Я незаметно подошёл к ней и сказал: «Вы пришли сюда, чтобы смотреть на звёзды, но вы сами – самая яркая из звёзд». Она обернулась – и я удивился той радостной приветливости, с которой она окликнула меня по имени. Мы потом часто встречались с ней за время моего пребывания в Голливуде, и она даже была настолько мила, что устроила в честь меня особое «пати».

Лидия Циргвава

Лидия Циргвава родилась в Харбине, училась в закрытом пансионе при католическом монастыре, а после смерти отца переехала с матерью в Шанхай, где получила образование в частной английской школе. Когда Лидия познакомилась с Вертинским, ей было 17 лет, но она уже работала в престижной пароходной компании секретарём. Знакомство состоялось в Пасхальный вечер в шанхайском кабаре «Ренессанс», где выступал Вертинский. «На меня его выступление произвело огромное впечатление. Его тонкие изумительные и выразительно пластичные руки, его манера кланяться — всегда чуть небрежно, чуть свысока. Слова его песен, где каждое слово и фраза, произнесенные им, звучали так красиво и изысканно. Я еще никогда не слышала, чтобы так красиво звучала русская речь, слова поражали своей богатой интонацией. Я была очарована и захвачена в сладкий плен», — написала Лидия в книге воспоминаний «Синяя птица любви». В книгу также вошли романтические письма, которые 51-летний Вертинский писал своей юной возлюбленной.

«Александр Николаевич все время уговаривал меня выйти за него замуж. Но я не представляла свою жизнь с ним. Я должна была бы оставить работу и потерять казенную квартиру. А работать мне все равно бы пришлось: Вертинский зарабатывал немного и непостоянно. Я знала, что, если стану женой известного артиста, контора Моллера меня уволит. Александр Николаевич обычно жил в отеле или снимал квартиру. Что мне было делать в номере отеля? И наконец, куда денется моя мама? Проблем было много. Дома продолжались скандалы. Мама узнавала о наших встречах и не могла смириться. Ее аргумент против замужества: мало того, что Вертинский работает в кабаке, он стар — старше меня на тридцать четыре года! Мама кричала в запале и гневе, приходя в негодование от одной мысли, что я могу стать женой Вертинского».

Несмотря на мамины крики и ультиматумы свадьба состоялась в 1942 году, когда Лидии было 19 лет. Через год, в самый разгар войны Вертинский с женой, тёщей и новорождённой дочерью Марианной вернулись на Родину. Лидия Вертинская прожила в браке 15 лет, родила ещё одну дочь Анастасию , стала вдовой в 34 года и больше никогда не выходила замуж.

По совету мужа, который небезосновательно беспокоился о том, на что будут жить жена и дочери после его смерти, Лидия получила художественное образование. В 1955 году она окончила факультет театрально-декорационного мастерства в Суриковском институте и начала сотрудничать с полиграфическим комбинатом. После смерти мужа Вертинская зарабатывала продажей картин и эстампов.

Источник