ведь в моей душе ты занимаешь место более важное чем
Ведь в моей душе ты занимаешь место более важное чем
в.понкин запись закреплена
секундная стрелка отсчитывает шестьдесят,
и сердце неистово скачет в груди.
глаза желают увидеть тебя
там, где пересекались пути.
где теперь в одиночестве шагаю домой,
и в твое оправдание играю словами,
ведь пространство, что оставишь ты за собой,
я вряд ли восполню с годами.
во мне поселилась тоска,
и по былому идут фантомные боли,
а мысль о тебе стучит у виска,
отбивая просьбу о воле.
от себя отступая все чаще,
погружаюсь в воспоминания, хмуря брови,
прислушиваюсь к ним, грубо кричащим,
ведь они вырисовывают твой профиль.
в тени меркнет последний луч,
подсвечивая карту мира.
где бы найти место, где тише ночь
и ты бы любила?
но с географией чувств мы незнакомы
и в откровенность больше не верим.
нас всегда привлекали чужие законы,
где по-другому идут параллели.
и как бы не было грустно и тесно,
все повторяется вновь.
ведь в моей душе ты занимаешь место
более важное, чем просто любовь.
— Ведь в моей душе ты занимаешь место Более важное.
Для этого и создано приложение.
Ведь в моей душе ты занимаешь место
Более важное, чем просто любовь.
Еще кое-что любопытное
Знаете, так страшно жить в этом мире
Знаете, так страшно жить в этом мире.
Особенно, когда ты любишь до беспамятства,
Когда живые родители поклоняются детской могиле,
Особенно, когда напрямую знаком с предательством.
Знаете, так страшно жить в этом мире.
Старики копят мелочь на покупку последнего хлеба,
Молодежь тычет в каждую вену на съемной квартире,
А малыш всё мечтает о папе, которого отняло небо.
Ты боишься, что кончится все, не начавшись,
Что придется пометить потери табличкой “важно”,
Что счастье уйдет, окончательно распрощавшись.
А знаете, жить ведь действительно в мире страшно.
Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья
и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я
пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя – я даже дышу с
трудом».
Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома
пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел всё – Сингапур,
Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских
руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».
Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поёт Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом
баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь – и словно Бог мне в
глаза глядит».
Бернард пишет: «Мне сорок восемь, как
прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и
правам,
Ядерный могильник, водой затопленный
котлован,
Подчинённых, как кегли, считаю по
головам –
Но вот если слова – это тоже деньги,
То ты мне не по словам».
«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрёшь, но пока
дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста,
не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души».м
и пусть в нашем сердце будет весна,
разделённая между нами двоими,
я так тебя люблю, моя лучистая.
тихими словами мы загадали космос
пишу тебе из дома матери в Новом Орлеане.
неделю назад я видел стаю дельфинов в бесцветном океане.
подружился с ветром и влюбился в солнце,
а теперь у меня дрожат ладони
и ломается карандаш, от переизбытка эмоций.
вчера я проезжал Оклахому
и меня обвинили в непостоянстве :
я попал в передрягу.
какая-то леди сказала, что я очень похож на бродягу,
потому что шатаясь, распивал бутылку вина
и отмечал наступивший октябрь.
(надеюсь, ты простишь мне это)
Кэролайн,
знаешь, я понял, что ненавижу штат Индиана :
там всё настолько идеально,
что я истратил последние монеты
на чёртовы фонтаны.
не смог заплатить за такси, шёл до дома пешком.
в горле стоял ком,
и я чувствовал себя маяком,
который больше никто не зажжет.
прости мне моё пьянство.
это единственное что заглушает боль.
я три недели не выходил за дверь.
в лабиринте календарей.
из друзей остались лишь алкоголь,
постель
и антибиотики.
3 таблетки утром и 4 вечером.
Кэролайн, а ты по-прежнему такая же застенчивая?
здравствуй,
пишу тебе из Вирджинии.
Кэролайн, я люблю каждую букву твоего имени.
и у меня просьба:
пожалуйста встреть февраль.
с широкой улыбкой на каком-нибудь берегу.
встреть февраль. потому что я не смогу.
Ведь в моей душе ты занимаешь место более важное чем
Как часто я в жизни чего-то боялась…
Боялась — какою окажется старость?
Боялась жары и боялась простуды,
боялась разбить дорогую посуду,
боялась, что дело не сделаю к сроку,
по-женски боялась судьбы одинокой,
боялась насмешек и грубого слова,
надежды напрасной и умысла злого,
боялась, что люди за что-то осудят,
боялась — будильник меня не разбудит.
Тревожила душу мне всякая малость —
я даже бояться порою боялась.
… показать весь текст …
…И лишь пройдя сквозь все печали… в конце пути, а не в начале… пройдя сквозь годы и преграды… понять мне было суждено:… Как мало, в сущности, нам надо… Как много, Господи, дано…
Бывают дни, что круги ада, —
в них дух разлада и распада,
и очевидно лишь одно:
как много, Господи, нам надо,
как мало, в сущности, дано.
Тогда, отчаяньем ведома,
бегу из сутолоки дней,
и лес, что в двух шагах от дома,
дает приют душе моей.
Всё — суета, так возвещал мудрец…
А этот мир, исполненный надежды?
А руки мастера, творящие одежду
невесте, коей завтра под венец?
Всё — суета? И этот гордый знак,
в глазах поэта трепетно горящий,
и дар его — живой, животворящий —
всё суетно? Напрасно? Просто так?
А странники, которых не вернут
под тёплый кров истлевшие одежды?
Мужи учёные, все те, кого невежды
камнями забросать не преминут?
… показать весь текст …
От привычного круга забот вдалеке
я стояла тогда на горячем песке…
И пригрезились мне
в раскалённой тиши
та скрипачка
тринадцати лет с небольшим
да старик
в заскорузлой одежде своей, —
как два полюса жизни,
две крайности в ней.
Лёгкий мостик дощатый
на жёлтом песке,
звуки скрипки,
прижавшейся к детской щеке,
… показать весь текст …
Как много в жизни нам отведено! Увидеть свет. Босым земли коснуться.
Познать любовь. И пригубить вино.
Испить тоски и к радости вернуться.
Зерно судьбы очистить от плевел.
Дитя дать миру. Ощутить предел.
И на пороге жадно оглянуться.
Ах, сколько же еще я не успел…
Все эти ссоры, споры, свары,
раздоров дымные пожары —
вражды бессмысленный поток…
Как защититься от удара,
тебя сбивающего с ног?
Держусь надеждой: «Дай нам Бог,
дай Бог — и мне, и всем живущим —
не погубить живую душу,
чтоб нас, усталых и недужных,
хватало на добро и дружбу…»
Из пены житейской — иль пены морской? —
вставала, рождалась… Вступала
в тот храм, в тот костёр, в тот земной непокой,
который Тобой называла.
Дорогами ада, дорогами рая
брела я, дороги не разбирая.
Ах, сказка, твои б сапоги-скороходы, —
я шла босиком через долгие годы.
Дорогами ада? Дорогами рая?
Как долго брела я по самому краю —
по краю обрывов и пропастей
я шла, о себе не давая вестей.
… показать весь текст …
ЗВАЛА Я СЧАСТЬЕ ИМЕНЕМ ТВОИМ
Звала я счастье именем твоим…
Но нет тебя. Ушёл ты вместе с ним.
И сердце так молчанием сжимало,
что имени в нём места не хватало.
Но имя прорывалось из молчания
и становилось именем отчаянья,
и утверждала вечная разлука,
что это имя — имя вечной муки.
Когда ж звала тебя, с разлукой споря,
на это имя отзывалось горе.
Со временем и горе замолчало,
и стало имя — именем печали.
…Теперь всё это в памяти моей,
и память эта с каждым днём светлей.
Зла не копи,
мстить не давай обета,
и ты поймёшь,
доверившись судьбе,
что высшее достоинство
на свете —
прощать другому больше,
чем себе.
Мы ходим по жизни порой, как по лезвию,
То никнем, то вызов бросаем судьбе…
Но есть в этой жизни Добро и Поэзия,
Что в трудный момент да помогут тебе…
Неужто в нас — ни веры, ни любви
не отыскать — зови иль не зови?
Неужто — ни Аллаха, ни Христа,
ни храма, ни молитвы, ни креста,
ни истины, ни крестного пути?
Неужто — и трава хоть не расти?
Ни прошлого, которое в чести,
ни берега, к которому грести?
Ни совести, дабы произнести
в последний миг последнее «прости»?
… показать весь текст …
НА БЕЛОМ РОЯЛЕ.
На белом рояле,
на белой рояли
забытые ноты
печально молчали,
и руки в морщинах
бессильно лежали
на белом рояле,
на белой рояли…
На белом рояле,
на белой рояли
две тёмные розы
покорно увяли,
и струны, что жили
под крышкой рояля
… показать весь текст …