в забайкалье я находил все что хотел
Чехов Антон Палыч мимо проезжал.
Автор: Евгений Хамаганов, Игорь Яковлев, Владимир Бараев
Родился 29 января 1860. Ездил до Сахалина. Видел бурятку.
Процитирую этот замечательный отрывок целиком:
Чехов сказал: пусть Бог посторонится, пусть посторонятся так называемые великие прогрессивные идеи, начнем с человека, будем добры, внимательны к человеку, кто бы он ни был, — архиерей, мужик, фабрикант-миллионщик, сахалинский каторжник, лакей из ресторана; начнем с того, что будем уважать, жалеть, любить человека, без этого ничего у нас не пойдет. Вот это и называется демократия, пока несостоявшаяся демократия русского народа.
Русский человек за тысячу лет всего насмотрелся, — и величия, и сверхвеличия, но одного он не увидел — демократии. Вот, кстати, и разница между декадентством и Чеховым. Декаденту государство может дать по затылку в раздражении, коленкой в зад пихнуть. А сути Чехова государство не понимает, потому и терпит его. Демократия в нашем хозяйстве негожа, — истинная, конечно, человечная.
Пишет Владимир Бараев:
Бесконечную дорогу через западную Сибирь Чехов назвал «самой безобразной во всём свете», и сравнил путешествие по ней с тяжёлой затяжной болезнью. В Томске он купил тарантас за 130 рублей. Ехал в нём с тремя попутчиками. Они были стеснены в деньгах. Чехов взял их из сочувствия. Позже один из них прислал Чехову 52 рубля на Сахалин. Другие не удосужились. Ясно, что попутчики были не в радость. Одно дело ехать одному, и совсем другое тесниться в повозке вчетвером.
После Красноярска стали появляться редкие для Чехова восторженные строки: «Енисей могучий, неистовый богатырь». «Какая же полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!»
4 июня 1890 года Чехов прибыл в столицу Восточной Сибири. «Иркутск превосходный город, совсем интеллигентный. Театр, музей, городской сад с музыкой». Через неделю Чехов выехал к Байкалу по правому берегу Ангары. «Берега живописные. Горы и горы. Погода чудная. Мне было так хорошо, что и описать нельзя». «От Байкала начинается сибирская поэзия, до Байкала же была проза».
Листвянка показалась Чехову удивительно похожей на Ялту. Опоздав на пассажирский пароход, он со спутниками сел на грузовой. На нём кони вставали на дыбы, лягали друг друга, чуть не поломав перила, и пароход стал похож на разбойничий корабль.
«На Байкале видел такие глубины, что мороз по коже». «Прогулка по Байкалу вышла чудная, во веки веков не забуду». Доплыв до Клюевки, спутники пешком прошли до станции Мысовой, сели в тарантас и после Тимлюя выехали к Селенге.
«Селенга – сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь, уже Полтавская губерния».
Мне так приятно читать это о реке, на которой я вырос. Будь у меня машина времени, увидел бы Чехова, едущего мимо дома, где я жил в детстве. В пути он заметил, как русские сибиряки становились более скуластыми, раскосыми. У купцов из Кяхты Сабашниковых, Кандинских, проглядывала забайкальская кровь, смешанная с монгольской. А у бурят стала чувствоваться примесь русской крови.
Вернувшись к тарантасу, он по улице Троицкой, ныне Куйбышева, и Трактовой выехал в сторону Читы. На первой станции, где меняли лошадей, его неожиданно окликнул Н.В. Кириллов. Сокашник по Московскому университету, окружной сельский врач, ехал тушить эпидемию оспы. Перепряжка коней проходила бурно. Они вставали на дыбы, рвали сбрую, били копытами в оглобли. Как только ямщики-буряты запрягли их, путники еле успели запрыгнуть в тарантас. Кони рванули с места и помчали на восток. Жалея, что мало поговорил с Кирилловым, он помахал ему рукой. Все спешили на Амур, чтобы успеть на пароход. Делая по двести вёрст в день, они 17 июня прибыли в Читу, 19-го в Нерчинск, на другой день в Сретенск, на берегу Амура, где сели на пароход «Ермак» за час до отбытия…
Узнав бурят не понаслышке, Чехов поражался их трудолюбию, умению держать в узде полудиких степных коней. Вспомнив бурятку, в которой увидел нечто Кандинское, он подумал, что, если одеть её в европейское платье, подучить грамоте, она могла бы украсить самое изысканное общество.
Кстати Чехов не мог не знать о враче Викторе Кандинском. Его труд «О псевдогаллюцинациях» и открытие синдрома психического автоматизма, ныне известное как синдром Кандинского, изучал студент-медик Чехов. А кузен врача Василий Кандинский, студент-юрист Московского университета, наверняка встречал Чехова на Моховой, где находился медицинский факультет. В 1889 году взяв академический отпуск по состоянию здоровья, Василий Кандинский поехал на Север изучать бытовое право коми-зырян. Написав и опубликовав отчёт о поездке, он не стал юристом. В вологодских избах, как он признался, «живопись обступила меня, и я вошёл в неё».
О, эти русские интеллигенты! Работают, учатся, живут тихо, мирно и вдруг, ни с того, ни с сего один направляется в кругосветное плаванье на фрегате «Паллада», как Иван Гончаров, другой – в путешествие на Сахалин. Чехов ехал с кровохарканьем, а Кандинский решил поправить пошатнувшееся здоровье не в Крыму, где в Мисхоре жили родичи, а в тундре. В итоге Василий бросил юриспруденцию и влюбился в живопись, ставшую «законной женой». А позже Василий Кандинский прославился как основоположник абстракционизма.
Невольно вспоминаются странные строки Чехова: «Если великий русский язык сотрёт с лица земли бурятский или чухонский, будет ли от этого порча последних?» Тут нет шовинизма. Позже он развил эту мысль: «Быть может, мы выведем лучшую человеческую породу». Видимо, Антон Павлович считал, что буряты и чухонцы вместе с русскими примут участие в «выведении лучшей породы».
На Сахалине Чехов познакомился с иеромонахом Ираклием. В землетрясении 11-12 января 1862 года на берегу Байкала ушла под воду Цаганская степь, площадью 100 квадратных километров. Утонули все его сородичи буряты. Оставшись один, он подумал: «Раз бурятские тенгри не спасли семью, стану молиться русскому Богу. Если он спасёт, крещусь». После спасения он поехал в Посольский монастырь на берегу Байкала, принял крещенье и стал монахом.
Способности и «подвиги самоизнурения» Ираклия так поразили игумена монастыря, что в восьмидесятых годах он удостоил его звания иеромонаха и послал на Амур миссионером. Позже его направили на Сахалин крестить орочей, нивхов, гиляков (нанайцев), доводить до них слово Христово. Из-за недостатка священников он стал вести службу для поселенцев и каторжных, строил новые церкви на севере полуострова, строил и освящал школы, изучал английский язык. Но кое-кто, даже из ссыльных, считал раскосого священника ненастоящим.
Чехов плыл с иеромонахом Ираклием на пароходе «Байкал» до Владивостока, а оттуда на «Петербурге» через Цейлон и Суэцкий канал в Одессу. Антон Павлович удивлялся живости речи, тонкому юмору и шуткам иеромонаха. Позже тот бывал у Чехова в Москве, на Малой Дмитровке. Не просто бывал, а жил. Вместе с Чеховым хлоптал о помощи школьникам Сахалина. Уезжая, писал письма из Иерусалима и Нового Афона. Образ добродушного, смешливого дьякона в повести «Дуэль», написанной после Сахалина, навеян отцом Ираклием.
Чехов на Байкале
Бесконечную дорогу через западную Сибирь Чехов назвал «самой безобразной во всём свете», и сравнил путешествие по ней с тяжёлой затяжной болезнью. В Томске он купил тарантас за 130 рублей. Ехал в нём с тремя попутчиками. Они были стеснены в деньгах. Чехов взял их из сочувствия. Позже один из них прислал Чехову 52 рубля на Сахалин. Другие не удосужились. Ясно, что попутчики были не в радость. Одно дело ехать одному, и совсем другое тесниться в повозке вчетвером.
После Красноярска стали появляться редкие для Чехова восторженные строки: «Енисей могучий, неистовый богатырь». «Какая же полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!»
4 июня 1890 года Чехов прибыл в столицу Восточной Сибири. «Иркутск превосходный город, совсем интеллигентный. Театр, музей, городской сад с музыкой». Через неделю Чехов выехал к Байкалу по правому берегу Ангары. «Берега живописные. Горы и горы. Погода чудная. Мне было так хорошо, что и описать нельзя». «От Байкала начинается сибирская поэзия, до Байкала же была проза».
Листвянка показалась Чехову удивительно похожей на Ялту. Опоздав на пассажирский пароход, он со спутниками сел на грузовой. На нём кони вставали на дыбы, лягали друг друга, чуть не поломав перила, и пароход стал похож на разбойничий корабль.
«На Байкале видел такие глубины, что мороз по коже». «Прогулка по Байкалу вышла чудная, во веки веков не забуду». Доплыв до Клюевки, спутники пешком прошли до станции Мысовой, сели в тарантас и после Тимлюя выехали к Селенге.
«Селенга – сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь, уже Полтавская губерния».
Мне так приятно читать это о реке, на которой я вырос. Будь у меня машина времени, увидел бы Чехова, едущего мимо дома, где я жил в детстве. В пути он заметил, как русские сибиряки становились более скуластыми, раскосыми. У купцов из Кяхты Сабашниковых, Кандинских, проглядывала забайкальская кровь, смешанная с монгольской. А у бурят стала чувствоваться примесь русской крови.
Вернувшись к тарантасу, он по улице Троицкой, ныне Куйбышева, и Трактовой выехал в сторону Читы. На первой станции, где меняли лошадей, его неожиданно окликнул Н.В. Кириллов. Сокашник по Московскому университету, окружной сельский врач, ехал тушить эпидемию оспы. Перепряжка коней проходила бурно. Они вставали на дыбы, рвали сбрую, били копытами в оглобли. Как только ямщики-буряты запрягли их, путники еле успели запрыгнуть в тарантас. Кони рванули с места и помчали на восток. Жалея, что мало поговорил с Кирилловым, он помахал ему рукой. Все спешили на Амур, чтобы успеть на пароход. Делая по двести вёрст в день, они 17 июня прибыли в Читу, 19-го в Нерчинск, на другой день в Сретенск, на берегу Амура, где сели на пароход «Ермак» за час до отбытия…
Узнав бурят не понаслышке, Чехов поражался их трудолюбию, умению держать в узде полудиких степных коней. Вспомнив бурятку, в которой увидел нечто Кандинское, он подумал, что, если одеть её в европейское платье, подучить грамоте, она могла бы украсить самое изысканное общество.
Кстати Чехов не мог не знать о враче Викторе Кандинском. Его труд «О псевдогаллюцинациях» и открытие синдрома психического автоматизма, ныне известное как синдром Кандинского, изучал студент-медик Чехов. А кузен врача Василий Кандинский, студент-юрист Московского университета, наверняка встречал Чехова на Моховой, где находился медицинский факультет. В 1889 году взяв академический отпуск по состоянию здоровья, Василий Кандинский поехал на Север изучать бытовое право коми-зырян. Написав и опубликовав отчёт о поездке, он не стал юристом. В вологодских избах, как он признался, «живопись обступила меня, и я вошёл в неё».
О, эти русские интеллигенты! Работают, учатся, живут тихо, мирно и вдруг, ни с того, ни с сего один направляется в кругосветное плаванье на фрегате «Паллада», как Иван Гончаров, другой – в путешествие на Сахалин. Чехов ехал с кровохарканьем, а Кандинский решил поправить пошатнувшееся здоровье не в Крыму, где в Мисхоре жили родичи, а в тундре. В итоге Василий бросил юриспруденцию и влюбился в живопись, ставшую «законной женой». А позже Василий Кандинский прославился как основоположник абстракционизма.
Невольно вспоминаются странные строки Чехова: «Если великий русский язык сотрёт с лица земли бурятский или чухонский, будет ли от этого порча последних?» Тут нет шовинизма. Позже он развил эту мысль: «Быть может, мы выведем лучшую человеческую породу». Видимо, Антон Павлович считал, что буряты и чухонцы вместе с русскими примут участие в «выведении лучшей породы».
На Сахалине Чехов познакомился с иеромонахом Ираклием. В землетрясении 11-12 января 1862 года на берегу Байкала ушла под воду Цаганская степь, площадью 100 квадратных километров. Утонули все его сородичи буряты. Оставшись один, он подумал: «Раз бурятские тенгри не спасли семью, стану молиться русскому Богу. Если он спасёт, крещусь». После спасения он поехал в Посольский монастырь на берегу Байкала, принял крещенье и стал монахом.
Способности и «подвиги самоизнурения» Ираклия так поразили игумена монастыря, что в восьмидесятых годах он удостоил его звания иеромонаха и послал на Амур миссионером. Позже его направили на Сахалин крестить орочей, нивхов, гиляков (нанайцев), доводить до них слово Христово. Из-за недостатка священников он стал вести службу для поселенцев и каторжных, строил новые церкви на севере полуострова, строил и освящал школы, изучал английский язык. Но кое-кто, даже из ссыльных, считал раскосого священника ненастоящим.
Чехов плыл с иеромонахом Ираклием на пароходе «Байкал» до Владивостока, а оттуда на «Петербурге» через Цейлон и Суэцкий канал в Одессу. Антон Павлович удивлялся живости речи, тонкому юмору и шуткам иеромонаха. Позже тот бывал у Чехова в Москве, на Малой Дмитровке. Не просто бывал, а жил. Вместе с Чеховым хлоптал о помощи школьникам Сахалина. Уезжая, писал письма из Иерусалима и Нового Афона. Образ добродушного, смешливого дьякона в повести «Дуэль», написанной после Сахалина, навеян отцом Ираклием.
«Точно клетка без птицы»
В письмах Антона Павловича часто присутствует сравнение природы Сибири, её бытия и населения с центральной и южной Россией. Сибирь и Забайкалье не противопоставляются России, а звучат как её продолжение и единое целое.
Чехов пишет: «О том, как я ехал по берегу Селенги и потом через Забайкалье, расскажу при свидании, а теперь скажу только, что Селенга – сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь, уж Полтавская губерния – и так всю тысячу вёрст. ». Далее в сравнение идут европейские страны. На причале села Горбица Чехов написал в письме к Лейкину свою знаменитую фразу: «Забайкалье великолепно. Это смесь Швейцарии, Дона и Финляндии. ».
В этот же день он отписал и А.Н. Плещееву: «Нахожусь под впечатлением Забайкалья, которое я проехал: превосходный край. Вообще говоря, от Байкала начинается сибирская поэзия, до Байкала же была проза». Кстати, почему же именно Забайкалье удостоилось наиболее ярких и восхищённых отзывов писателя? По большому счёту в добайкальской Сибири природа также великолепна, а берега Томи и Енисея не имеют природных аналогов. Несомненно, что одну из главных ролей в его впечатлениях играла погода. В Западной Сибири Чехов мучительно страдал от холода и ожидания тепла, раскисших дорог, моросящих дождей и резких ветров, «ведения войны» с разливами рек, когда приходилось повозку менять на лодку и сушить промокшую обувь. Восточная Сибирь, начиная от Красноярска и Прибайкалья, встретила его свежим, прогретым солнцем весенним воздухом. В Забайкалье путешественник въехал в установившиеся тёплые и даже жаркие дни с красотой покрытых зеленью сопок и берегов рек, что, естественно, существенно влияло на настроение автора писем.
«Плыву по Шилке, – продолжает он в письме к родным, – которая у Покровской станицы, слившись с Аргунью, переходит в Амур. Река – не шире Псла, даже уже. Берега каменистые: утёсы да леса. Совсем дичь. Лавируем, чтобы не сесть на мель или не хлопнуться задом о берег. У порогов пароходы и баржи часто хлопаются. Душно. Сейчас останавливались у Усть-Кары, где высадили человек 5-6 каторжных. Тут прииски и каторжная тюрьма». Здесь же он продолжает: «Берега Шилки красивые, точно декорация, но, увы, чувствуется что-то гнетущее от этого сплошного безлюдья. Точно клетка без птицы». Вечером под Усть-Стрелкой «Ермак» терпит аварию, налетев на камни. Получив пробоины, пароход двое суток сидит на мели.
В следующем письме путник вновь шлёт привет Плещееву и переходит к описанию верховьев Амура, который после слияния Шилки и Аргуни на протяжении 46 км по территории Восточного Забайкалья несёт свои воды к Тихому океану: «Путешествие моё на лошадях кончилось; большие сапоги заключены под спуд, рожа вымыта, бельё переменено, и московский жулик преобразился в барина. Пароход дрожит, трудно писать. Берега Амура красивы, но слишком дики, мне же безлюдье надоело». Однако чем дальше плывёт пароход, тем красочней и содержательней описания Чеховым великолепных амурских пейзажей: «Амур чрезвычайно интересный край. До чёртиков оригинален. Жизнь тут кипит такая, о какой в Европе и понятия не имеют. Она, т.е. эта жизнь, напоминает мне рассказы из американской жизни. Берега до такой степени дики, оригинальны и роскошны, что хочется навеки остаться тут жить».
Население Забайкалья, разумеется, также интересовало писателя, но из-за стремительности передвижения не в той мере как сибирское, о котором он высказывался как о «лобастых и скуластых азиятах, происшедших от совокупления уральского чугуна с белугой». В письме к Чеховым он сообщал о них более резкое: «Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик». Своих родителей писатель с теплотой называл «тунгусами». В его письмах забайкальского пути заостряется внимание и на русских и бурятах.
На всём пути путешественник встречал кандальников, идущих по этапу на каторгу и в ссылку. Это также были будущие забайкальцы, поскольку конечным пунктом их пристанища были тюрьмы Нерчинской каторги. В описании сибиряков нельзя не сказать о попутчиках писателя по экипажу, с которыми ему пришлось ехать вместе от берегов Енисея до Читы. Это поручики И. фон Шмидт, Г.Ф. Меллер и некий военный доктор. В Иркутске к ним подсадили ученика Иркутского технического училища И.А. Никитина, в будущем сотрудника местных газет. Путешествие с ними настолько утомляло писателя, что своим корреспондентам он постоянно жаловался на их болтливость: «Понимают мало, но говорят обо всём». Или: «Один из них, поручик Шмидт (фамилия, противная для моего уха), пехота, высокий, сытый, горластый курляндец, большой хвастун и Хлестаков, поющий из всех опер, но имеющий слуха меньше, чем копчёная селёдка, человек несчастный, промотавший прогонные деньги, знающий Мицкевича наизусть, невоспитанный, откровенный не в меру и болтливый до тошноты. Подобно Иваненке, любит рассказывать про своих дядей и тёток. Другой поручик, Меллер, топограф, тихий, скромный и вполне интеллигентный малый. Если бы не Шмидт, то с ним можно было бы проехать без скуки миллион верст, но при Шмидте, вмешивающемся во всякий разговор, и он надоел. ». В то же время с юмором, извлекая из этого общения положительный момент, писатель восклицает: «Милые люди. Получили прогонов по 1500-2000 р., а дорога каждому из них (исключая, конечно, остановки) обойдётся дешевле грибов. Занимаются тем, что распекают всех в гостиницах и на станциях, так что с них страшно деньги брать. Около них и я плачу меньше, чем обыкновенно».
26 июня «Ермак» прибывает в Благовещенск. «Проплыл я по Амуру больше тысячи вёрст и видел миллионы пейзажей, а ведь до Амура были Байкал, Забайкалье. Право, столько видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть теперь не страшно», – сообщает путник своим родным. От Сретенска по Амуру путешественник плыл 11 дней. «Я в Амур влюблён, – писал он Суворину из Благовещенска, – охотно бы пожил на нём года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России».
Далее писатель проследовал до Николаевска, а затем на пароходе «Байкал» через Татарский пролив. 11 июля 1890 г. он ступил на дальний каторжный остров. Здесь итогом наблюдений и научной работы Чехова стал цикл очерков «Остров Сахалин». Через три месяца с трудом покинув «остров страданий», 13 октября 1890 г. на пароходе «Петербург» он отправился через Владивосток в своё кругосветное путешествие в Юго-Восточную Азию, затем Индийский океан, остров Цейлон, Суэцкий канал, в Константинополь и Одессу.
Писатель намеревался написать путевые очерки о своём долгом и дальнем пути, но судьба его записей осталась неизвестной, а замысел не реализованным, в том числе и мечта о публикациях его писем в издательстве А.С. Суворина.
Ещё 20 мая он писал своему другу: «Если какие строки найдёте интересными и достойными печати, то передайте их благодетельной гласности, подписав мою фамилию и печатая их тоже отдельными главками, через час по столовой ложке. Общее название можно дать «Из Сибири», потом «Из Забайкалья», потом «С Амура» и т. д.».
Через неделю он вновь сообщает своему издателю: «. пишу я коротко, по-свински; сегодня послал Вам четыре листка об Енисее и тайге, потом пришлю о Байкале, Забайкалье и Амуре. Вы не бросайте эти листки, я соберу их и по ним, как по нотам, буду рассказывать то, что не умею передать на бумаге». Но после возвращения в столицу у писателя уже не было ни сил, ни возможности возвратиться к этой теме. А болезнь, от которой он мечтал избавиться за время путешествия, в результате его только усугубилась.
Краткие впечатления о Забайкалье и других регионах России, которые так стремительно посетил великий писатель, остались в дорожном дневнике, в письмах к матери, семье, писателям-единомышленникам, издателям и друзьям. Очерки «Из Сибири» и книга «Сахалин», написанные по его возвращении из этого неординарного путешествия, явились острым, документальным, разоблачительным материалом в каторжной политике царского дома. Труды Чехова вызвали такой общественный резонанс, что правительство вынуждено было отправить на Сахалин комиссию для расследования положения ссыльнокаторжных.
Путешествие А.П. Чехова с самого его начала стало большим общественно-политическим событием России, дав в письмах писателя повод к размышлениям о судьбах Родины новым и новым поколениям россиян. Ну, а как же словосочетание «Чехов и Забайкалье»? Тем-то оно ценно и прекрасно, что писатель, пробыв в Забайкальской области по пути на Сахалин всего шесть суток, оставил о её природе несколько отзывов, которые создали краю привлекательный имидж и известность, надолго опережающие столетия.
Чехов. В тарантасе по Забайкалью
Весной 1890 года молодой, но уже известный писатель Антон Павлович Чехов принял приглашение участвовать в проведении переписи населения и отправился на остров Сахалин. Путь его проходил Сибирским трактом — «самой большой и, кажется, самой безобразной дорогой во всём свете».
Материал впервые был опубликован на сайте Забайкальского центра развития музейного дела. Он приурочен к 130-летию пребывания Антона Павловича Чехова в Забайкалье. Автор — старший научный сотрудник отдела истории Забайкальского краевого краеведческого музея Дмитрий Скажутин.
Выехав из Иркутска в Верхнеудинск 12 июня, Забайкалье Чехов покинул уже 20-го. Буквально галопом промчавшись по городам и весям Забайкалья, а путешествовал он именно на лошадях, они удостоились ряда лаконичных характеристик: «Верхнеудинск миленький городок, Чита плохой, вроде Сум», «был в Нерчинске. Городок не ахти, но жить можно».
Конечно, на ознакомление с забайкальской природой, пусть и из тарантаса у Антона Павловича было больше времени. Первое впечатление у писателя сложилось сразу, как он спустился с парохода на забайкальскую землю: «Скотина Левитан, что не поехал со мной».
Жаль, что Исаак Ильич, сославшись на здоровье, отказался. Кто знает, на какие шедевры вдохновило бы его Забайкалье. И, может быть, на картине «Над вечным покоем» оказалась запечатлена не церковь из Плёса, где в то время был Левитан, а, скажем, Успенская под Нерчинском, и на фоне слияния Нерчи и Шилки…
Однако вернёмся к Антону Павловичу, который далее в письме родным продолжает: «в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь, уж Полтавская губерния — и так всю тысячу вёрст».
Здесь особо интересно упоминание долины Псла. Тот самый город Сумы, с которыми Чехов сравнивает Читу, стоит как раз на реке Псёл – притоке Дуная. В Сумах у подножия горы сохранился одноэтажный белый домик с шестью колоннами, откуда братья и сестра Чеховы любили смотреть на бескрайние дали Псла.
Река делает в том месте изгиб, её излучина и дала название местности – Лука (тогда поместье близ Сум, а сегодня часть города — прим. авт.). Сам Антон Павлович писал: «…Дача великолепна. Мишка наврал. Местность поэтична…»
В Сумах Чехов прожил с мая 1888 года по 1889 год, и даже возвращался туда после поездки на Сахалин, в местной церкви венчался его брат Александр Павлович, там же отпевали другого брата писателя – Николая. Вскоре после его смерти появляется «Скучная история» — именно с этого произведения, как считают чеховеды, и начался настоящий Чехов. Именно в Сумы адресованы путевые письма Чехова родным. И, кажется, не такое уж и отрицательное сравнение, если узнать о важности Сум в судьбе Антона Павловича.
Ещё одно предположение заключается в том, что лестные впечатления о Верхнеудинске и Нерчинске вызвали случайные встречи писателя. Так, в Нерчинске Чехов встретился с журналистом и краеведом Иваном Багашевым.
В Нерчинск Чехов прибыл 19 июня и остановился в гостинице «Даурия», где и состоялась встреча. Багашев позже напишет в своём дневнике: «Вчера у Мокеева познакомился с беллетристом г. Чеховым; он едет на Сахалин… человек любознательный, не чета чиновникам. Спрашивал о Нерчинске, и о Каре, о врачах, удивился, что здесь есть музей».
Возможно, впечатления о Верхнеудинске связаны со встречей с врачом Баргузинского округа — Николаем Васильевичем Кирилловым. Один из будущих основателей Читинского музея учился вместе с Антоном Павловичем на медицинском факультете Московского университета. Нет никаких свидетельств об их близком знакомстве. Однако земский врач по фамилии Кириллов является персонажем рассказа Антона Павловича «Враги» 1887 года. Остаётся лишь досадовать, встреть Чехов кого в Чите, может, и о ней впечатления были бы лучше.
Забайкалье не хотело расставаться с Чеховым. Пароход с писателем на борту «У Усть-Стрелки, где Шилка сливается с Аргунью… налетел на камень, сделал несколько пробоин и, набрав в трюм воды, сел на дно». А чтобы Антону Павловичу было не так грустно сидеть на пароходе, судьба направила вверх по Амуру пароход «Вестник» с военным оркестром на борту. «Ермак», перекрыв фарватер, не давал двигаться дальше и «Вестнику». Забайкалье провожало Антона Павловича оркестровой музыкой.
«В результате целое торжество. Вчера весь день у нас на палубе играла музыка, развлекавшая капитана и матросов и, стало быть, мешавшая починять пароход. Женская половина пассажирства совсем повеселела: музыка, офицеры, моряки… ах! Особенно рады институтки. Вечером вчера гуляли по станице, где играла по найму казаков всё та же музыка», — из письма Антона Павловича матери в Сумы.
Национальный колорит в Чеховское стояние на Амуре добавляли китайцы. Дополняя военный оркестр, «один китаец сидел на палубе и пел дискантом что-то очень грустное; в это время профиль у него был смешнее всяких карикатур. Все глядели на него и смеялись, а он — ноль внимания. Попел дискантом и стал петь тенором: боже, что за голос! Это овечье или телячье блеянье».
В письме Чехов также пишет: «Косы у них чёрные, длинные, как у Натальи Михайловны». Он имеет в виду хозяйку того самого дома, который снимала семья писателя в Сумах — Наталью Михайловну Линтвареву. Дополняла абсурдность чеховского парохода ручная лисица, живущая в гальюне «Ермака» и любившая смотреть, как умываются пассажиры.
Так и прошло знакомство Антона Павловича с нашим Забайкальем.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
ЧИТАЕМОЕ ЗА СУТКИ
КОММЕНТИРУЕМОЕ ЗА СУТКИ
Путаница в истории, или Как Вторая мировая началась в Забайкалье 8
Археолог из Новосибирска нашёл на Шилке средневековое городище 9
Памятники Героям Советского Союза установят в Чите 13
ЧИТАЕМОЕ ЗА СУТКИ
Тело женщины нашли в гараже возле дома в Чите 8217
Большегруз слетел с трассы и разнёс частный дом в Забайкалье 6114
Убийство новорождённого, найденного в мусорном баке, раскрыли в Чите 5229
«Всё сорвано, что ему подчинено» — Осипов заочно отчитал Кошелева 4465
Забайкалка попросила для убийцы дочери на глазах у детей самого сурового наказания 4381
КОММЕНТИРУЕМОЕ ЗА СУТКИ
«Мы такие же люди» – воюющий с COVID-19 врач о пациентах и семье 62
Запахи изменились, есть проблемы с памятью. 6 историй забайкальцев о постковидном синдроме 46
Люди не хотят, чтобы их клеймили как товар — общественник Курбатов о QR-кодах 42
Шаповалов про новый штамм COVID: Коронавирусная эпоха может продлиться ещё десятки лет 38
Слово «QR-код» в России сочли сатанинским и сковывающим — власти придумают новое название 37
ампспмс Модерация • 25.11.2020 13:03
Параллельная реальность Модерация • 25.11.2020 14:30
Учись студент Модерация • 26.11.2020 11:44
Если вы даёте согласие на изменение вашего комментария, и в случае, если он не соблюдает нижеописанные правила, то мы постараемся исправить комментарий так, чтобы он не нарушал настоящих правил. В противном случае комментарий не соответствующий правилам будет удалён.
Мы удаляем оскорбления героев публикации, авторов текста, комментаторов, просто третьих лиц. Удаляются обвинения в преступлениях и правонарушениях, подробности личной жизни героев публикации, личной жизни журналиста-автора, комментарии, которые не относятся к теме текста, маты, капс, обильные многоточия, истерики, бессвязная речь, любая реклама.
Комментарий будет удалён, если в нём есть призывы к нарушению законов, свержению власти, революции, массовым беспорядкам, нарушению территориальной целостности государства, разжиганию национальной розни, содержат признаки религиозного или языкового превосходства, содержит персональные данные или может нанести ущерб деловой репутации.
Удаляются комментарии, содержащие ссылки на сторонние сайты, не гарантирующие достоверность публикуемой информации, просьбы о переводе денег героям публикации (если ситуация того требует, эта информация есть в редакции и её можно получить по телефону 400-890). И мы оставляем за собой право удалять оценки работы редакции.