в период опричнины новгородская земля что сделала

06.01.202406.04.2022 admin 0 Comments

Опричный Новгород

Персональные перемены в опричном руководстве не привели первоначально к каким-нибудь принципиальным изменениям в опричной политике. На период после новгородского дела приходится последнее крупное расширение опричной территории. Чувствуя себя неуютно в Москве, Грозный отдал приказ о строительстве новой укрепленной резиденции в Новгороде. 13 марта 1570 г. «на Торговой стороне от Волхова все дворы очистили, нарядили площадью, а ставити на том месте двор Государев». Опричники пустили на слом 227 дворов, подвергнув принудительному выселению никак не меньше тысячи новгородцев.

Год спустя царь забрал в опричнину Торговую сторону Новгорода и две пятины — Бежецкую и Обонежскую. Чем было вызвано столь неожиданное решение?

Парадокс заключается в том, что в опричнине к 1571 г. оказались все старые столицы, противостоявшие Москве в период раздробленности, — Суздаль, Ярославль, Ростов, Стародуб и, наконец, Новгород Великий, самый опасный из антагонистов Москвы.

Опричная крепость в Новгороде должна была стать столь же мощной, как и опричная цитадель в Вологде. Обе эти крепости рассматривались как надежная защита против крамольной знати, располагавшей слишком прочными позициями в «царствующем граде» и Московской земле.

Перебор людишек в опричном Новгороде позволил властям пополнить опричное войско.

В него влилось более 500 новгородских помещиков. В дни похода 1570 г. в Новгороде было казнено несколько сот помещиков, поэтому в 1571 г. дело обошлось без массовых выселений. В самом конце 1571 г. Грозный прибыл в Новгород с войском и обозом. Видимо, в это время в Новгород была перевезена из Москвы царская сокровищница. Ее охраняли 500 стрельцов. Прочую казну на 450 возах доставили в новую царскую резиденцию в феврале 1572 г.

Осуществить планы строительства замка в Новгороде Грозный не успел. Татары сожгли Москву, и казна вынуждена была истратить все наличные деньги на восстановление столицы. Опричное строительство в Новгороде, Вологде и Слободе прекратилось само собой.

В дни погрома опричники ограбили многих богатых купцов Новгорода. Теперь власти систематически эксплуатировали новгородскую торговлю. Через три недели по прибытии в Новгород опричные дьяки издали таможенную грамоту, обложили повышенными сборами земских торговцев с Софийской стороны и ввели систему строжайших наказаний за нарушение правил торговли. Мелочная опека и регламентация — вот что характеризовало опричную таможенную политику в Новгороде.

Опричные власти установили особые отношения с английскими купцами — членами крупнейшей иностранной купеческой компании в России. Незадолго до похода на Новгород царь предоставил англичанам право беспошлинной торговли по всей России, а также право чеканки русских денег из иностранной серебряной монеты. Щедрые льготы и привилегии должны были привлечь в страну английский торговый капитал.

Испытывая нужду в военных материалах, опричное правительство проявляло заботу о расширении производства и позволило членам английской купеческой компании искать в опричных северных уездах залежи железа, «а там, где они удачно найдут его, построить дом для выделки этого железа». Англичане получили разрешение перестроить и расширить канатную фабрику в Вологде. По некоторым сведениям, они завели также полотняную мануфактуру, на которой выделывали грубый холст.

Любопытно, что именно опричное правительство впервые в русской истории предоставило концессии иностранному капиталу и эти концессии располагались исключительно в пределах опричнины. Экономические мероприятия опричнины затрагивали не только сферу торговли и промышленности. Новгородские опричные дьяки проявили особую заботу о благоустройстве дворцовых волостей под Новгородом. Они свозили туда крестьян, выдавали щедрые ссуды. В пределах волости Холынь они устроили торгово-промышленную слободу, заселенную весьма своеобразным способом. По всем новгородским торгам обнародовали прокламацию к кабальным, монастырским и всяким людям, «чей хто ни буди: и они бы шли во государьскую слободу на Холыню, и государь дает по пяти рублев, по человеку несмотря, а льгота на пять лет».

Холопов звали в цареву слободу, суля им освобождение от кабальной зависимости.

Необычная мера властей объяснялась достаточно просто. В обстановке голода и разорения многие господа отказывались кормить дворовых и кабальных людей, а те вынуждены были просить подаяние и бродяжничать. Эту социальную категорию в первую очередь и имела в виду опричная администрация.

Опричнина утвердилась в Новгороде в тот момент, когда экономика Новгородской земли пришла в упадок. Дозорщики доносили, что причиной разорения были помимо неурожаев непомерные государевы подати. Но администрация, однако, не желала считаться с донесениями собственных агентов и, несмотря на полное разорение крестьян и посадских людей, неукоснительно взыскивала с них подати и недоимки.

Когда ладожане не выполнили обязательства перед дворцом и не сдали «государьской обиходной рыбы», в город явились особые чиновники — «праветчики». Многих ладожан они пустили по миру, двух забили насмерть и в конце концов выколотили оброк. Во время государева погрома Ладога пострадала меньше, чем во время опричного правежа.

Ввиду невозможности взыскать с разоренного населения оброки и денежные платежи власти расширяли натуральные повинности. В течение нескольких месяцев новгородцы должны были «пригоном» строить мост через Волховец, мостить и чистить дороги «на государя» по всей земле, сооружать опричный замок, выставлять возчиков с телегами для перевозки артиллерии и провианта. На первых порах старания опричной администрации, выколачивавшей оброки и умножавшей барщинные повинности, приносили известные выгоды опричной казне. Но эти выгоды очень скоро стали перекрываться убытками. Опричные реквизиции подрывали самый источник государственных доходов. Разоренное население массами покидало обжитые места.

Тяжесть опричнины испытывало население всего Новгорода, включая его земскую половину. Однажды царь прислал сюда дворянина, чтобы переписать всех «веселых людей» — скоморохов — и ученых медведей. Приказ был исполнен, и за полтора месяца до свадьбы царя с Марфой Собакиной гонец выехал в Москву с целой ватагой новгородских скоморохов и с медведями. Перед отъездом опричник решил развлечься в земщине. Явившись на Софийскую сторону с компанией потешных, он велел пустить медведей в земскую дьячью избу. Перепуганные подьячие бросались из окон наземь.

Земский дьяк Бартенев был избит опричниками в кровь и основательно помят медведем. Разделавшись с дьяком, опричная компания продолжала озоровать по всему Кремлю, избивала прохожих, травила и драла их медведями. «А в те поры, — замечает летописец, — много в людех учинилось изрону». Власти земского Новгорода стали жертвой произвола опричников. В еще большей мере от насилия и злоупотреблений опричнины страдало простонародье. С новгородцев, писал псковский летописец, брали штрафы великие, «поклепы и подметы», и «от сего мнози людие поидоша в нищем образе, скитаяся по чюжим странам».

С незапамятных времен недоброжелатели чернили новгородцев за то, что они «сквернословы, плохи, а пьют много и лихо». Нравы крамольного народа обратили на себя внимание опричных властей. Они постарались пресечь всякую виноторговлю вне стен государевых кабаков, для чего и «заповедали винщиком не торговати, и поймают винщика с вином, или пияного человека, и они велят бити кнутом да в воду мечют с великого моста». Опричный указ вступил в силу в последние зимние недели.

Не мудрено, что для многих гуляк купание в ледяной волховской воде имело печальный исход. Более всех страдали от опричных забот о нравственности «меньшие люди»: подмастерья, ярыжки, холопы, нищий люд — словом, все, кого за непочтение к властям называли лихими людьми. Меры в отношении виноторговли должны были устрашить строптивую новгородскую чернь и способствовать приращению доходов казенных кабаков.

В разгар жаркого лета дьяки запретили горожанам топить печи в избах и велели готовить пищу в безопасных местах на огородах. Эта мера была безукоризненной с пожарной точки зрения, но она доставила много хлопот и неудобств населению.

Бесспорным достоинством опричной администрации в Новгороде было умение добиться неукоснительного исполнения ее распоряжений. Но авторитет опричных властей основывался исключительно на принуждении и строжайших полицейских мерах.

Конец Новгородской республики: Было присоединение к Москве благом или крахом для новгородской культуры

Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.

Почему Новгород и Москва отличались

В 15 веке, еще до первых московско-новгородских войн при Иване III, этот город по сути являлся самой развитой во всех отношениях русской землей. Некоторые иностранцы всерьез считали русской столицей именно Новгород, а не Москву. Не потерпевший таких вольностей в своих границах Иван III разбил новгородских ополченцев в 1471-м. Въехавшие в Новгород московские войска объявили о неминуемой присяге Великому князю, изъяли основные архивные документы, массово выслали боярские семьи на территорию Московского княжества. Туда же в знак окончательного упразднения местных законов отправился и вековой символ новгородской независимости – вечевой колокол.

Новгородский заговор, мятеж и конец республики

По официальной версии Иван Грозный пошел на Новгород по причине заговора против царской власти.

Спустя 100 лет, летом 1569-го некто явился к Ивану Грозному с доносом. Дескать, новгородцы решили присягнуть польскому королю. Доносчик утверждал, что в Софийском соборе даже хранится соответствующая грамота, которую доверенное лицо государя якобы обнаружило в указанном месте за образом Богоматери. Правда, никто уже не узнает, был документ подлинным или банально являлся сфабрикованным мотивом. Как бы там ни было, но на донос Грозный отреагировал в присущей ему манере. Да и живущие в вольностях новгородцы потенциально вызывали у него всякие подозрения. Он не исключил вероятности того, что на отдаленной от него земле смело говорят о разгуле опричнины и недовольстве существующими порядками.

Зимой 1569-го Иван Грозный предпринимает поход на север. С царем выдвинулись не только опричники, но и крупный отряд войска. Без особых раздумий был начат разгром. Первыми пострадали границы тверских владений, от Клина до самого Новгорода. Уполномоченные московского государя врывались в города, позволяли себе грабежи, убивая каждого подозрительного. Подсчёт жертв осуществлялся лишь во время первой волны, когда Иван Грозный отдавал приказы целенаправленно уничтожать местную знать, а также приказных. После царь начал объезд новгородских монастырей с изъятием всех богатств, а опричники напали на новгородский посад, в ходе чего погибло несчетное количество горожан. Подавленные грубой силой новгородцы впали в окончательную зависимость от Москвы, что конечно не входило в планы свободолюбивого народа.

Поглощение Москвой – трагедия или благо?

Новгород полностью управлялся москвичами. На бывших землях высланных новгородских дворян и купцов обитали угодные власти служилые люди. Хозяйствами здесь обросли и состоятельные московские купцы, бравшие под свой контроль прибыльное городское производство. Иван IV взялся превратить город по примеру Москвы в надежную крепость. Именно по его инициативе здесь был отстроен сохранившийся до наших дней Новгородский кремль из красного кирпича. Историки не могут однозначно ответить на вопрос, стало ли присоединение к столице благом для новгородцев.

Но утверждать можно другое: покорение соседей-конкурентов сыграло на руку Московскому государству. Обосновавшиеся тут помещики составляли боеспособную часть дворянской армии — тяжеловооруженную конницу. Без подчинения Новгорода Иван Грозный мог не рассчитывать на активную деятельность на западнорусских рубежах. Крайне значительной стала для царя поддержка новгородского дворянства в период Ливонской войны. По убеждению же историка Флори, завоевательная позиция царя в Ливонии шла только на пользу новгородским дворянам и купцам. Они получили земли и доступ к свободной международной торговле — и это все не где-то в далеких степях, а практически дома.

Погромы, бедствия и безвозвратная потеря новгородского духа

«Очищенный» от изменников Новгород приглянулся Ивану Грозному в качестве царской резиденции. Когда в 1571-м хан Девлет-Гирей поджог Москву, царь скрывался здесь от опасности. С собой он привез государственную казну в полусотне возов. В этот период Иван Грозный демонстрировал новгородцам свое расположение. Он регулярно молился по местным монастырям, инициировав даже показательные казни нескольких опричников. Однако стать полноценной столицей Новгороду суждено не было. Последние годы жизни Ивана Васильевича прошли в недостаточной осмысленности действий.

Возможно, новгородские перипетии, совпавшие с татарским нашествием, эпидемиями и голодом, поразившими Русь, окончательно сломили государя. А Новгород от погромов и бедствий так и не оправился, пережив впоследствии еще и многолетнюю шведскую оккупацию в годы Смуты. Позже на восстановление этих земель потребовались десятилетия. Но исторический вольный дух Новгорода исчез бесследно.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Источник

Новгородская трагедия

Упомянутые выше изборские события вынудили Ивана Грозного принять чрезвычайные меры по укреплению Опричнины. 21 января 1569 г. в нее были зачислены еще два центральных уезда. Численность опричного войска должна была сравняться с новгородско-псковской «кованой ратью». Одновременно было выселено из Пскова 500, а из Новгорода 150 семей; отметим, что из Пскова – в три с лишним раза больше, то есть царь, рассуждая логически, видел именно в этом городе главное гнездо измены.

Расправу с Северо-западом Руси отсрочило нашествие турок на Астрахань (о нем речь впереди), зато ее ускорило свержение в Швеции короля Эрика XIV – кровавого тирана, сопоставимого с самим Грозным, с которым последний, кстати, стремился к союзу. В частности, он собирался доставить шведскому «коллеге» выгодный мир с Данией и Ганзой (с которыми, а также с Польшей, Швеция вела войну с 1563 по 1570 г.)[418]. Но о внешней политике Ивана Грозного речь пойдет в следующей главе, а пока отметим, что шведского тирана свергли местные «посадские» – стокгольмские бюргеры[419], что не могло не укрепить ненависти Ивана Грозного к «рассадникам свободы – городам». К тому же стремление разгромить Новгород было подстегнуто делом Владимира Андреевича Старицкого, которого как раз тогда казнили, обвинив в покушении на убийство царя (о нем подробнее тоже чуть ниже).

По пути в Новгород (поход начался в декабре 1569 г.) разгрому подверглись и другие города. Интересно, что опричные полки выступали в этот поход не по торным дорогам, а шли «крадучись» через леса, чтобы появиться перед «врагом» внезапно, «как снег на голову»[420]; это – типично татаро-монгольский прием.

Как и раньше, били и «комшарили» и своих, и чужих, хотя отделить первых от вторых не всегда представляется возможным. Так, в Торжке и Твери было перебито 500 литовских пленных из Полоцка – в подавляющем большинстве православных белорусов, считавших и называвших себя русскими. Кроме того, перебиты были пленные – не только немцы, но и татары. Однако последние оказали сопротивление и даже ранили самого Мал юту Скуратова. В Клину перебили, как указано официально, 190 человек[421].

Здесь мы впервые с начала Опричнины (точнее, с 1565–1566 гг., о чем я еще скажу) имеем дело с массовым уничтожением татар. В свете всего выше перечисленного логично поставить вопрос: каких татар и за что перебили? Может быть, представителей родов, враждебных тем, к которым принадлежали ордынцы-опричники? Или просто тех, кто уже начал «расчингисханиваться» и возвращался к традиционному степному образу жизни, – такие должны были казаться и самому Грозному, и Орде вообще не менее опасными, чем русские носители «заразы свободы»!

Но продолжим разговор о масштабах репрессий. Немцы-опричники Таубе и Крузе говорят о 9000 перебитых в Твери; Р. Г. Скрынников считает это десятикратным преувеличением, но если и так, все равно общее количество жертв одного только Новгородского похода явно далеко превосходит ставшую почти официальной цифру в 4–6 тысяч жертв всей Опричнины. А в одном Торжке, разоренном вслед за Тверью, в поминальном синодике упомянуто 1490 человек. Это явно помимо минимум нескольких сотен пленных, из которых далеко не все были православными. А о том, что и далеко не все православные жертвы Опричнины попали в синодики, мы еще поговорим.

Убийства перемежались с грабежами. Так, в Твери сначала ограбили всех духовных начиная с епископа, а потом и весь город. Опричники «бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, лен, кожи и прочее, свозили в кучи и сжигали, а потом удалялись». Затем началось всеобщее избиение «кого ни попало: мужчин, женщин, детей, иных жгут огнем, других рвут клещами, тела убитых бросают в Волгу…» Как и чуть позже в Торжке, тут перебили литовских и немецких пленных, которых «вытащили» (то есть, очевидно, перед тем их так пытали, что они уже не могли ходить. – Д. В.) на берег Волги, где в присутствии царя их рассекали на части и бросали под лед[422].

Что касается Новгорода, то Р. Г. Скрынников считает, что сепаратизма там не было, поскольку его носителей выселил в центр страны еще Иван III. Рассматривая проблему упоминавшейся грамоты от литовского короля, историк называет ее фальсификацией литовских секретных служб, чтобы спровоцировать царя на истребление собственных подданных[424]. Так это или нет, но никаких других доказательств вины новгородцев, как уже сказано, не имеется. Да и сама грамота, мягко говоря, противоречива по своему содержанию: новгородцы в одно и то же время хотят «от Москвы отложиться» и «Старицкого на московский трон посадить»[425]. Это похоже на то, как 370 лет спустя арестованному Н. И. Вавилову предъявили обвинения одновременно в монархизме, троцкизме и фашизме.

Тем более что, как мы видели, новгородцы еще за три с половиной года до того, как была найдена грамота, боялись расправы. Да если и собиралась новгородская верхушка «предаться» Литве, ну казнил бы царь зачинщиков, как его дед сто лет назад, – весь город-то зачем в крови топить? Уж явно «широкие массы новгородцев» сепаратистскими настроениями Москве не угрожали!

А вот демократические традиции новгородских «меньших людей» (или, как их по-древнерусски называли, «младшей чади»), которых выселение не затронуло, были очень опасны тирану![426] Кроме того, если не было новгородского сепаратизма, то было недовольство постоянными войнами Ивана, а также наплывом новых хозяев – опричников – в Новгородскую землю[427].

Так, в Деревской пятине в 1568 г. запустело 280 обж (единица пахотной земли), в 1569 г. – 1453, в 1570 г. – 1981, в 1571 г. – 229[429]. Голод, вызванный погромами, привел к тому, что топили в реке тех голодающих, кто был изобличен или хотя бы подозревался (!) в людоедстве[430]. Что касается грабежа, то один только Г. Штаден со своим отрядом опричников награбил столько добра, что для его вывоза в Москву потребовалось 49 лошадей и 22 саней[431].

Грабежи сопровождались пытками и убийствами. Так, купца Федора Сыркова (который при Адашеве получил чин дьяка и возглавил приказное управление Новгорода) теперь подвергли пытке, чтобы отобрать 12 000 рублей серебром, а потом сварили на медленном огне. На других новгородских купцов наложили штраф в 8000 рублей, которые выбивались методом правежа[432].

Ограбили и монастыри, причем у них не только отобрали земли и казну (у 27 монастырей), но и сняли колокола (130 лет спустя это же будет проделывать Петр I, но того отчасти извиняет хотя бы то, что нужна была медь для пушек. – Д. В.), погромили хозяйство, порубили скот, монахов опричники еще 2 января 1570 г. также «поставили на правеж» – их били палками по пяткам, выбивая деньги, а когда 6 января прибыл сам царь, то их всех этими же палками забили насмерть[433].

Тут необходимо сделать еще одно отступление на «ордынскую» тему. В свое время английский историк Матьеде Пари заметил (по поводу похода татаро-монголов против арабов в 1256–1260 гг.), что они, «проходя сквозь землю сарацин… рубили леса… выдергивали виноградники, опустошали сады…» Историк А. Г. Новожилов из Санкт-Петербургского университета считает это пропагандистским приемом из серии «чем нелепее, тем достовернее». Мол, действия монголов представлены как лишенные смысла жестокости[434]. Но вот мы видим, как опричники в Новгороде, Твери и т. д. уничтожают то, что не могут или не хотят (ибо считают малоценным) присвоить себе. А национальный состав опричников мы уже знаем.

Дело тут не в особой жестокости степняков – тут Гумилев прав, да и вообще, в мирной жизни в условиях степной демократии, когда очередной Чингисхан не гонит их на всемирное завоевание, степняки – совсем не плохие люди. Иное дело – в составе очередной Золотой Орды. Помимо всего прочего, дело в том, что кочевники действовали согласно своему способу производства – опустошали землю для пастбищ.

Помимо всего прочего, в ходе этого похода была разгромлена богатейшая в стране Новгородско-Псковская епархия, доходы которой в три-четыре раза превышали доходы митрополита[435]. Полгода спустя, 29 августа, царь велел собрать все жалованные грамоты новгородских монастырей и отправить в Москву, что должно было быть предпосылкой нового разорения и разграбления монастырей[436]. Итак, еще раз констатируем: иосифляне одержали поистине пиррову победу – сначала их самих подвергли репрессиям начиная с митрополита Филиппа, а возможно, и с Германа Полева, а другие церковные иерархи должны были его судить, потом и до «других» добрались, а теперь еще и их ограбили…[437] Мы еще увидим, что с ними дальше сделают.

Пока же царь «всего лишь» обвинил новгородского архиепископа Пимена, еще недавно столь ревностно помогавшего ему губить Филиппа, что он хочет «Великий Новгород отдать Жигимонту-Августу», и потому он не пастырь, а «волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу и багру досадитель», после чего его отправили в г. Венев в заточение, где он жил под постоянным страхом смерти. Потом начались погром и грабеж города.

Однако неверно мнение, что в течение всех пяти недель опричники непрерывно громили весь город. Поначалу грабили, пытали, судили и казнили новгородскую верхушку и духовенство – говоря словами того же Костомарова, «церковников, бояр, детей боярских, городских выборных, приказных людей и знатнейших торговцев»; их начали терзать, пытать, жечь, волочить по земле (очевидно, привязывая к лошадям. – Д. В.), метать в Волхов, а с ними также и жен и детей…[438]

А городской рынок работал в обычном режиме, и на нем, кстати, опричники продавали награбленное: по свидетельству Г. Штадена, царь приказал купцам торговать и от опричников брать награбленное «по доброй уплате»[439]. И лишь в последние несколько дней расправы настала очередь города в целом. Кстати, новгородцы оказали сопротивление: по сведениям того же Г. Штадена, было перебито до 300 опричников. В ответ посад был разгромлен, рынок ограблен, ценную добычу опричники прикарманили, а такие товары, как сало, воск и лен, сложили в кучу и сожгли (опять-таки – вели себя как татаро-монголы: «вырубали леса, выдергивали виноградники…»).

Предыдущий голод привел в стены города много нищих; теперь их всех выгнали из города, и большинство погибло от голода и холода[440].

Сколько всего было перебито при новгородском погроме народу? Таубе и Крузе говорят о 15 тыс., при этом Валишевский считает, что этим авторам, сообщающим о том, что Новгород стоит на берегу Волги, доверять нельзя[441]. Однако иностранцы того времени вполне могли перепутать Волхов с Волгой. Алессандро Гванини, натурализовавшийся в Польше итальянец, участник Ливонской войны, а позднее профессор Краковского университета, говорит о 2770 чел., но добавляет, что это – «кроме женщин и простого народа».

И. де Мадариага приводит цифру 36 тысяч[442], а «Псковский летописец» называет цифру 60 тыс., однако если последняя цифра – правда, то речь идет не об одном Новгороде (население которого составляло тогда примерно 30 тыс. чел.), но обо всех разоренных в том походе землях (до Новгорода, как мы видели – Клин, Тверь, Торжок и множество сел и деревень, после, как увидим – Нарва и другие города). Новгородская «повесть» пишет о том, что каждый день топили в Волхове по 1000 человек, редко когда по 500, а расправа продолжалась пять недель (очевидно, именно путем такого подсчета получила свои 36 тысяч Мадариага). А. М. Курбский пишет даже о 15 тысячах в один день[443], что недалеко от Джерома Горсея с его совсем уж фантастической цифрой 700 тысяч.

Р. Г. Скрынников считает цифру в 10–15 тыс. погибших сильным преувеличением. Он упоминает о казни 2200 человек, но добавляет, что гораздо больше погибло от опричных бесчинств[444]. Отметим, что «по 1000 человек, редко когда по 500» – в самом деле многовато, если говорить обо всех пяти неделях. Однако если город в целом стал подвергаться разгрому только в последние несколько дней, то вполне возможно, что в эти дни как раз по 1000 человек в день и топили, а в предыдущие дни – значительно меньше; таким образом, в целом 10–15 тыс. за пять недель вполне могло набраться. Как бы то ни было, в любом случае минимум несколько тысяч погибло, и это явно не считая жертв голода. Кроме того, как уже сказано, опричники истребляли хлеб и скот (не только монастырский), что вызвало страшный голод в Новгороде и окрестностях, когда доходило до людоедства и трупоедства[445]. В сентябре 1570 г. в городе, по летописным данным, похоронили в братской могиле 10 тысяч человек, но за зиму покойников стало больше, так что в мае 1571 г. пришлось рыть еще одну могилу. Это подтверждает версию, что от последствий погрома погибло гораздо больше людей, чем от него самого.

Однако вот вопрос: а 30 ли тысяч человек составляло население Новгорода? Есть сведения о почти 100-тысячном населении города, из которого 30 тыс. было убито, а 20 тыс. умерло от голода и чумы (о чуме чуть ниже. – Д. В.)[446]. Может быть, 30 тысяч – это население, оставшееся после погрома? То есть 30 тысяч убитых опричниками – скорее всего, преувеличение, а вот 50 тысяч жертв погрома и его последствий вполне могло набраться.

Короче говоря, из торговой столицы страны, Господина Великого Новгорода, он превратился во вполне заштатный городок. Само новгородское разорение описано многократно, не будем повторяться. Отметим только, что К. Валишевский сообщает о разорении всех окрестностей города на протяжении 200–250 верст[447].

И снова обратим внимание, что Дж. Горсей прямо называет разорявшее город опричное войско «татарским»: «Он (царь. – Д. В.) ворвался туда (в Новгород. – Д. В.) с30 тысячами татар и 10 тысячами своей охранной стражи…» После Новгорода «он пришел в Нарву (город, как уже известно, был русским с 1558 по 1581 г. – Д. В.)… отдав город на окончательное разграбление своей армии татар» (оба раза выделено мною. —Д. В.)[448]. А. А. Зимин утверждает, что имущество нарвских немцев при этом не пострадало[449], но лично мне в это плохо верится. Хотя бы потому, что и в самой Ливонии (в Дерпте, например) в те же годы гнобили всех подряд – об этом речь впереди. В общем, стоит, вероятно, согласиться с утверждением В. Куковенко о том, что это было не наказание «изменников-новгородцев» (чья действительная или скорее мнимая попытка «предаться» Литве и послужила предлогом для нашествия. – Д. В.), а очередной «ордынский» набег на русские (и не только на русские. – Д. В.) земли.

Перепало и Карелии. Отметим, что в Новгородской земле Ивану III удалось, хотя бы отчасти, секуляризовать церковное имущество. И вот северное крестьянство стало зажиточным, земля массово переходила к крестьянам (ни бояр, ни помещиков на севере не было)[450]. Даже сталинский историк Р. Б. Мюллер вынужден был признать, что, если при Иване III, войдя в состав Московского государства, Карелия стала процветающей страной, то после Грозного наступили «небывалое запустение и упадок. Население было разорено»[451]. Но с разоренных опричники по-прежнему брали непомерные подати, выколачивая их не хуже современной «братвы» (это называлось, как уже говорилось – «поставить на правеж», попросту говоря, бить, пока не отдадут). В Ладоге «правежники» многих неплательщиков пустили по миру, а двух забили насмерть. От правежа Ладога пострадала больше, чем от самого опричного погрома. Впрочем, при отсутствии денег они часто заменялись натуральными повинностями – жителей заставляли строить мосты, дороги, крепости, заниматься бесплатным извозом… Однако так или иначе разоренные люди бежали, земля пустела[452].

Затем настала очередь Пскова, тоже города богатого и развитого. Достаточно сказать, что, когда после взятия

Казани царь задумал постройку нового Кремля, то он послал за мастерами-каменщиками в Псков[453]. Помимо изборского дела 1569 г., на этот город царь был зол еще с 1546–1547 гг. Тогда, зимой, псковичи прислали юному царю жалобщиков на воеводу И. Турунтая-Пронского, а он был другом двоюродного деда царя (дяди его матери) Михаила Глинского. Кроме того, 70 челобитчиков из Пскова испортили царю отдых – он как раз собирался на охоту. В общем, он «опалился на псковичь, сих бесчествовал, обливаючи вином горячим, палил бороды, да свечею зажигал, повелел их покпасти нагих на землю». Это было уже в начале июня 1547 г.; псковичей спасло от расправы только то, что загорелась Москва и царь помчался в столицу. О них просто забыли…[454]

Не совсем понятно, правда, об этой же истории или о другой, случившейся ранее, пишет Н. И. Костомаров. Однажды, когда 14-летний Иван выехал на охоту, к нему явились 50 новгородских пищальников – жаловаться на наместников. Ивану стало досадно, что они прерывают его забаву, и он приказал своим дворянам прогнать их. Однако когда дворяне принялись их бить, псковичи начали давать им сдачи, и несколько человек легло на месте.

Но мы отвлеклись. Важно то, что теперь царь вспомнил о Пскове. Псков, правда, избежал подобной новгородской (и многих других перечисленных городов) участи благодаря счастливой случайности – местный юродивый Никола по прозвищу Салос («юродивый» – греч.) попрекнул царя тем, что тот хоть и соблюдает посты, но зато «ест человеческое мясо», а также предрек Ивану большие несчастья в случае повторения в Пскове новгородского сценария; вскоре после того у царя издох его любимый конь, и Иван Грозный не решился громить город[457].

О последствиях этого «акта милосердия» мы еще скажем в свое время. При этом слова «акт милосердия» в кавычки трудно не взять при всем желании; отметим, что как раз примерно в это время в Нидерландах испанцы объявили чисто формальную амнистию – как охарактеризовал ее Ш. де Костер устами Тиля Уленшпигеля, «прощение тем, кто ни в чем не повинен, остальные будут сурово наказаны»; но о западноевропейских аналогах Опричнины – в следующей главе.

Заключительным аккордом карательного похода стало разорение на обратном пути Старицы – удела к тому времени уже покойного (о его печальной участи чуть ниже) Владимира Андреевича[461].

И опять интересен перечень имен, связанных с Новгородским походом. Точнее, в упоминаниях о самом походе имена, кроме Малюты Скуратова, вообще отсутствуют, но вот «обыск государевых и поместных земель» за 1572 г. выявил много запустелых деревень, с пометками «пуста от государских податей, от опричного правежа, от мору», и при этом прибавляются либо имена – Тимеш Бостанов или Кучюк-мурза, либо просто фраза «запустела от тотар». И даты – 78 год или 79-й (по календарю «от сотворения мира» – с 1 сентября 1569-го по 31 августа 1571 г.)[462].

Итак, три века спустя после Батыя новая Мамаева Орда дошла до самых окраин Руси – до Нарвы, Пскова, Корелы, даже до Кольского полуострова, где после хозяйничанья опричника Басарги (опять татарское имя. – Д. В.) «запустели дворы и места дворовые пустые и варницы (соляные. – Д. В.) и всякие угодья»[463]. Как мы далее увидим, нашествие вышло и за российские пределы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Опричный Новгород

Читайте также

Опричный дворец

7. Где был Господин Великий Новгород? Новгород — это Ярославль

«Опричный двор, враждою окружённый»

Глава четвёртая ОПРИЧНЫЙ КОРПУС

Глава пятая ОПРИЧНЫЙ ОБИХОД

Глава седьмая ОПРИЧНЫЙ ТЕРРОР

Глава четвёртая Опричный корпус

Глава пятая Опричный обиход

Глава седьмая Опричный террор

Опричный Новгород

Глава шестая ОПРИЧНЫЙ ПОХОД НА СЕВЕРНУЮ РУСЬ

37. ОПРИЧНЫЙ ПОРЯДОК

Опричный принцип власти

8. Опричный орден

8. ОПРИЧНЫЙ ОРДЕН

133. ГРАМОТА ШВЕДСКОГО КОРОЛЯ КАРЛА IX В ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД О ПОХОДЕ ШВЕДСКОГО ВОЙСКА НА НОВГОРОД

Конец Новгородской республики: Было присоединение к Москве благом или крахом для новгородской культуры

Почему Новгород и Москва отличались

Новгородский заговор, мятеж и конец республики

Поглощение Москвой – трагедия или благо?

Погромы, бедствия и безвозвратная потеря новгородского духа

Новгородская трагедия

Читайте также

ТРАГЕДИЯ Щ-139

Трагедия М-259

Трагедия 33-й армии

Аджимушкайская трагедия

Трагедия Щ-139

Трагедия М-259

48. Трагедия Сербии

Трагедия под Сталинградом

Трагедия

Джунгарская трагедия

ПУЗНЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Трагедия «Спартака»

Канадская трагедия

Вам также понравится

что нужно для изготовления резинок для волос своими руками

вы случайно узнали что ваш коллега систематически совершает нечестные поступки

в чем больше белков форель или страус

Добавить комментарий