в чем упрекает царя ивана грозного курбский
В чем князь Курбский был несогласен с Иваном Грозным
Беглых влиятельных особ на Руси было много во все времена. Они плели интриги против нашего государства, строили союзы, искали поддержки у западных правителей. Однако оппозиция, пребывающая за рубежом всегда привлекала внимание российских правителей. Не стал исключением и Иван Грозный.
Родственник царя
Первый русский царь Иван IV Васильевич Грозный широко известен современному обывателю своей опричниной. Борьба с недовольными и инакомыслящими привела к формированию политической эмиграции того периода. Её ярким представителем стал князь Андрей Курбский, позволявший себе не абы что, а вести переписку с самим Грозным царём.
Дело в том, что, во-первых, князь Андрей Михайлович Курбский был равнородным Ивану Грозному. Как и русский царь он являлся прямым (по мужской линии) потомком Рюрика. При определённом стечении обстоятельств Курбский мог рассматриваться как претендент на царский трон.
Заметим, что при пресечении династии Грозного, что мы видим в дальнейшем, трон займет Рюрикович князь Василий IV Шуйский. За ним права на трон вполне могли предъявить и другие Рюриковичи, но сначала власть узурпировал потомок татарского мурзы и шурин царя Федора Ивановича Борис Годунов.
А Смута, польская интервенция, появление Лжедмитриев привели на трон других царских родственников по линии жены Грозного Романовых. Заметим, что Иван III как и Романовы был потомком Андрея Кобылы, а сами Романовы состояли в родстве с серпуховскими и тверскими Рюриковичами. По линии боярина Ивана Тучко царица Анастасия приходилась родственницей и Андрею Курбскому.
Военный деятель
Во-вторых, Андрей Курбский был ярким военным деятелем, отличившимся в походе на Казанское царство, а также в Ливонской войне. Благодаря боевым заслугам и верной службе он вошёл в ближайшее окружение Ивана Грозного. Но он также обладал политическим чутьём, понимал слабость династии, невозможность продолжения рода сыновьями царя.
В виду этого Курбский в 1553 году отказался присягать на верность царевичу Дмитрию, а прознав про готовящуюся против него опалу в 1563 году, ушёл под власть польского короля Сигизмунда II, получив от него обильные дивиденды в виде поместий в Литве и на Волыни.
Уважение к его характеру, оценка военных заслуг, способность видеть иное развитие Руси вполне могли привлечь внимание Грозного, чтобы внешнюю критику в целях дальнейшего повышения эффективности проводимой царём внешней и внутренней политики.
Столкновение с Западом
В-третьих, Русь того периода только отходила от своего монголо-татарского прошлого, но ещё “не прорубила окно в Европу”. Царь Иван Грозный, уже тогда понимал, что столкновение с Западом несет не только военный, но и культурный и политический характер. Он видел в Курбском тот источник, который мог примерить “западные лекала” на русский лад.
Проблема ограниченной и неограниченной монархии, роль церкви в государстве: все это вопросы возможной либерализации системы управления на Руси. Да и примеры тому были: вече в Новгороде или казачий круг на Дону.
Династический кризис
В-четвертых, Иван Грозный в общении с Андреем Курбским осознавал надвигающийся династический кризис и пересматривал свои взгляды на проводимую политику в отношении князей и дворян.
Курбский неоднократно обвинял царя в том, что он уничтожает тех, кто помог ему расширить и укрепить свою власть. Так царь оставил себя в одиночестве, потому что все видные представители династии были уничтожены.
Иван IV Васильевич Грозный был известен своими “причудами”. Так на некоторое время вместо себя в качестве царя он ставил касимовского царевича Симеона Бекбулатовича, который во время Смуты стал одним из центров объединения аристократии.
Андрей Михайлович Курбский: предатель или борец с тиранией
В истории любого государства есть преданные люди, послужившие верой и правдой, а есть те, кто являлся «диссидентом». Один из самых ярких «изменщиков» древней Руси – это князь Андрей Курбский. Сбежав за границу, он в письмах к бывшему своему суверену Ивану IV пытался доказать, что жестокий царь и есть причина этого бегства.
Цель нашего изучения – биография Андрея Курбского и смысл переписки с Иваном Грозным. Кто же он, князь Курбский: предатель или тираноборец?
Герб князей Курбских в Речи Посполитой
Происхождение
Андрей Михайлович Курбский родился в 1525 году в Ярославле, в семье с прекрасной родословной. Фамилия пошла от названия главного села этих земель – Курба, что находилось на реке Курбица. Со стороны матери Андрей был в родстве с царицей Анастасией Захарьиной. Его родители очень интересовались литературой, были не чужды влияния Европы.
Историки уверенно говорят, что князь Курбский был высокообразованным человеком, однако данных о том, где он учился, не сохранилось. У него был брат Роман, также служивший при царе и участвовавший в походе на Казань.
Царская служба
Несмотря на родство с Захарьиными, Андрей Михайлович смог сам добиться высокого положения при царе благодаря хорошей службе в чине воеводы, и в Избранной Раде, действовавшей 13 лет при Иване Грозном. Царь лично пожаловал во владение Курбских земли недалеко от Москвы, а в 1556 г. – боярский чин.
А.М. Курбский имел большой успех в военном деле:
После этих побед Андрей Курбский заслужил особую милость Ивана Грозного. Государь назначил князя командующим в Ливонской войне, начавшейся в 1558 г.
Опала Избранной Рады
Первые годы войны ознаменовались успехами русских. Ливонский орден был практически разгромлен. Потом к войне присоединились Дания, Швеция, а Польша и Литва стали единым государством – Речью Посполитой. У русских войск не осталось свежих сил, и они стали проигрывать одну битву за другой. Эти события повлияли на царя, он стал еще подозрительнее. И когда в 1560 году умерла его жена Анастасия, царь стал думать, что все ближайшие советники являются потенциальными изменщиками.
Князь был одним из членов Избранной Рады, даже сам придумал это название. Расцвет его карьеры случился в годы реформ неофициального правительства, которое от имени Ивана Грозного управляло страной почти 13 лет. После того как Рада распалась, царь стал преследовать всех, кто был участником.
Это коснулось и Андрея Курбского, кроме всего прочего, бывшего в дружеских отношениях с А.Ф. Адашевым. Ссылка Адашева в г. Юрьев, а затем в Дерптскую крепость определила решение Курбского сбежать заграницу. До этого времени он вел секретную переписку с польским царем Сигизмундом II Августом.
Побег
Царь отдалил от себя многих влиятельных людей. Курбского, после победы над половцами, он отправил в г. Юрьев на должность воеводы. В это время как раз там находился Адашев. Через год, 30 апреля 1564 г. князь бежит в Литву. Его предупредили об опасности. Побег совершили ночью, в трудных условиях. Курбский и несколько верных слуг спустились на веревках со стены охраняемой крепости, пересекли границу.
С собой князь имел немалые деньги: рубли, талеры, 30 дукатов и 300 золотых. Но эти средства, видимо, полученные от польского короля, были отняты у князя пограничниками. Далее русского перебежчика арестовали и отправили в замок Армус, и там тоже ограбили, забрав шапку и шубу. В Вольмар Курбский прибыл в полной нищете.
Князь, убежав от царского гнева, оставил в России семью, имущество было конфисковано. Само бегство не было изменой, так как князя ожидала такая же судьба, как и всех людей, попавших в немилость подозрительного государя. Но потом Курбский начал активно оказывать помощь ливонцам в войне против России. Это является предательством по отношению к родине.
Переписка Курбского с Иваном Грозным
Находясь в Литве, Андрей Курбский сочинил «Историю о великом князе Московском», где описывал точку зрения бояр на политику царя и высказал некоторые общие суждения о государственном устройстве. По традиции он считал, что власть государю дает божья воля, а цель царствия должна быть в том, чтобы справедливо и милостиво управлять на благо всего народа и праведного решения каждого дела.
Польский царь пожаловал Андрею Михайловичу крупные владения, которые дали возможность стать одним из знатнейших сановников Сигизмунда. Однако Курбский пожелал оправдать свой побег и измену, и в мае 1564 г. написал Ивану Грозному сочинение, где выступил обвинителем царя. Князь сделал его ответчиком за все неслыханные гонения, муки и казни русских дворян.
Получив это письмо, царь не смог сдержать себя и написал резкий ответ «изменнику государеву». Иван Васильевич, войной присоединивший новые земли к России, тиран, создавший опричнину, и организовавший кровавые распри, в то же время был умным и ученым государем. И первое послание Ивана Грозного Курбскому вылилось в отповедь, «многошумящую и широковещательную», как охарактеризовал её оппонент. Началась переписка.
Содержание первого письма Курбского
Князь Андрей писал царю, что тот ответит за все беззакония, которые учинил над русским народом, за каждое убийство дворян и бояр, называл опричников «слугами дьявола». Курбский выступил в послании не только как защитник всех, кто попал в опалу, но и как ветхозаветный пророк, обвиняющий властелина судеб в неправильном распоряжении жизнями людскими.
Описывая все жестокости царские по отношению к подданным, а также рассказывая о том, что лично сам перенес, Курбский называет свой побег «отъездом» и стремится оправдаться не столько перед адресатом, сколько перед историей и обществом. Объем послания – 1.5 страницы. Доставлено в Москву слугой Курбского Василием Шибановым.
Ответ Ивана Грозного
Данный текст является самым большим из публицистических сочинений царя Ивана Васильевича – 40 страниц. Теперь это важнейший памятник древнерусской культуры. Дата на послании – 5 июля 1564 г. Скорее всего, Иван IV – создатель лишь части текста, так как быстрота составления, 4-5 недель, заставляет предположить, что оно написано дьяками канцелярии царя.
Но некоторые места: монолог о детских годах, полемика с оппонентом, возможно, писал сам государь, о чем говорит грубый стиль, некоторые обороты (сравнивал Курбского с псом), напоминающие другие письма царя (так же написано позднее послание в адрес короля Швеции Юхана III). Ответ, как письмо Курбского, предназначается широкой аудитории, о чем говорят ранние списки: «Послание… во все города на крестопреступников…».
Главные враги России – это «изменные бояре», писал Грозный, ставя боярское самоуправство своего детства в вину Курбскому, хотя они являлись ровесниками: годы жизни царя 1530-1584, князя 1528-1583. Такие слова в отношении бояр оказали влияние на всю последующую историографию. Царь утверждал, что много уже сделал для Руси и действует исключительно на благо народа: «за них желаем… и до смерти пострадати», и теперь все гонения позади. Писал, что все, кто находился в опале, могут дышать спокойно и не опасаться наказания. Письмо составлено за полгода до появления опричнины.
Содержание второго письма Курбского
Второй текст объемом одну страницу не имеет точной даты написания, но отправлен только в сентябре 1579 года. Сам Курбский пишет, что его составил давно, однако из-за того, что русская граница закрылась, отправил вместе с третьим письмом.
Видимо, князь Андрей просто дополнил старое письмо новыми вставками, датируемыми не раньше 70-х годов. Так как в письме встречаются фразы, говорившие, что князь уже постарел: «удержа руку с тростию», «под старость выучил аттический язык». Именно в 70 годы Курбским написан перевод «Нового Маргарита» на славянский язык, и он в предисловии пишет, что многие годы посвятил изучению латинского (аттического) языка. Стиль этих посланий имеет существенные различия, что объясняется долгими годами, проведенными Курбским за границей.
Это письмо содержит резкую критику первого ответа Ивана IV и его политических идей. Оно дошло до наших дней только в «Сборниках Курбского», и неизвестно, прочел ли его сам царь.
Второе послание Ивана Грозного
Царь сам решил послать двух страничное сочинение по адресу Курбского в 1577 г., через 13 лет после первого спора. Сам этот год был ознаменован большим и удачным походом царя на Ливонский орден. Он захватил все крепости на Двине, и почти вся Ливония к сентябрю была у русских. Оставались лишь Ревель (Таллин) и Рига. На радостях Иван IV отправил несколько писем по адресу своих врагов. Письма получили:
А так же «изменники»: А. М. Курбский, Т. Тетерин и «Тув да Илерт» (ливонцы Таубе и Крузе, бывшие на службе русского царя и изменившие).
Третье письмо Курбского
Этим сочинением завершается знаменитая переписка. Третье послание было ответом на Второе письмо царя от 1577 г. Оно составлялось не сразу, так как в 1577 г. успех был на стороне русских, а Речь Посполитая испытывала не лучшие времена. Многие польские дворяне (шляхта) выступали за то, чтобы передать трон Ивану Грозному.
В 1578 г. положение меняется: Стефан Батори совершает несколько успешных атак и возвращает Двинск. Видимо, именно это вдохновило князя Андрея написать торжествующий ответ. В письме Курбского множество отсылок к Цицерону (князь считал, что в «Парадоксах» много сходства с его судьбой), Священному Писанию и сочинениям «отцов церкви», где он хвалится своей образованностью.
Послание дополняется в 1579 году новыми приписками, где Курбский объясняет поражение Ивана Васильевича в Ливонской войне тем, что тот сам когда-то «растерзал» опытных военачальников и высмеивает слова царя, что только животворящий крест помогает в борьбе с неприятелями. Как пример, князь приводит «срамотнейшие» поражения русских: в 1571 г., когда крымские татары сожгли Москву и в 1579 г., когда Батори захватил Полоцк.
Еще одна приписка сделана в конце 1579 г., когда Иван IV потерпел крах в битве с Батори под г. Сокол. Были ли второе и третье письма доставлены царю, история умалчивает. Видимо, нет, так как ответов Ивана Грозного на эти послания не обнаружено нигде.
Князь обличал царя в его жестокостях, но это было лишь на словах, так как сам он, по свидетельству современников, тоже не отличался мягкостью характера. А милости от польского короля дают право утверждать, что все-таки Курбский был скорее предателем, чем борцом с тиранией.
Данная переписка стала самым известным памятником древнерусской литературы и давала ответы на многие события тех времен, отражала взгляды царя и его оппонента на политику, нравы и духовное развитие Русского Царства.
Князь Андрей Курбский и царь Иван Грозный
Когда рассматривают значение исторических личностей, их деяния, в которых отражалась их личная жизненная позиция, выражалось мировоззрение, необходимо с максимальной тщательностью оценивать даже самые мельчайшие подробности, связанные с их жизнью. Особенно это касается тех личностей, оценка действий которых была различной в разные исторические периоды. А наипаче такой принцип применим к оценке тех, на ком в истории лежит клеймо предательства.
Конфликт двух сильных людей, немало сделавших для развития русской государственности в период ее начального развития, привел к тому, что один из них, наименее защищенный со стороны закона, закона светского, государственного, был вынужден перейти в стан противника. Такое деяние во все времена расценивалось как предательство с соответствующим отношением как со стороны современников, так и со стороны потомков. Однако случай, происшедший с «предательством» князя Андрея Курбского дает основание посмотреть на его действие через призму выражения его и преданного им государя, царя Ивана IV, мировоззренческих позиций, с тем, чтобы осознать глубинные причины, побудившие русского князя Курбского сделать личный выбор в пользу не русского царя Ивана Васильевича, а его противника, польского короля Сигизмунда Августа, выбор, который был расценен царем и, впоследствии историками, не иначе как предательство.
В основе конфликта мировоззренческих позиций князя Андрея Курбского и царя Ивана IV Грозного лежат два момента, в различии которых выражается по сути вся смысловая сторона таких знаковых событий русской истории, как, например, начатая дедом Ивана Грозного централизация Московской Руси, или построение в тот же период преподобным Иосифом Волоцким системы церковно-государственного администрирования, или Смута, следовавшая за эпохой правления Ивана Грозного, завершенная видимым «собиранием» и «единением» русского сознания, но на деле знаменовавшаяся возвратом к «догрозненским» принципам построения государственно-общественных отношений, или церковно-государственные реформы, проводимые патриархом Никоном с последующим его личным поражением, сопровождаемым усилением власти боярской аристократии, или тотальная государственная и церковная реформа, проведенная царем Петром I, обезглавившая Церковь и абсолютизировавшая царское властное начало. Все эти события имеют один общий корень, который сам в свою очередь имеет две собственные «ипостаси» духовно-исторического характера. Определение и раскрытие смысла этих «ипостасей» даст возможность осознать смысловую сторону событий, как предшествующих конфликту Курбского с Грозным, так и последовавших за ним, событий, ставших не просто знаковыми в русской истории, но всемерно повлиявших на ее развитие по тому пути, по которому оно совершается и доныне.
Двумя «ипостасями» корня, лежащего в основании конфликта между Курбским и Грозным, можно определить: 1) различное понимание этими двумя представителями рода Рюрика значения рационального и иррационального путей формирования властного начала в государстве; 2) различное понимание ими сущности православной жизни как государя, князя, правителя, так и любого представителя христианского государства, каковым являлось Царство Русское в XVI веке. Причем, если второй пункт можно считать более высоким по своему значению в процессе развития конфликта, так сказать, доминирующим, то первый пункт является фундаментом, основанием, на котором второй пункт получил свое развитие. Но необходимо подробно проанализировать сделанные утверждения.
Само происхождение понятия шляхта (szlachta) раскрывает смысловую сторону его отличия от понятия боярства в русском языковом и традиционном понимании. Понятие шляхта происходит от немецкого Geschlecht – «род», которое пришло в Польшу через Чехию (как szlechta) в начале XIII в, вместе с понятием Erbe – «наследство», которое в польском трансформировалось в herb – герб, символ «рода» шляхетского. То есть, понятием шляхта определяется принадлежность к рыцарскому, военно-служебному сословию, в обязанности которого, согласно традициям, сложившимся во всех странах средневековой Европы (Польша и Литва, в состав которой входили русские земли, т.н. Русь Литовская, не были исключением в этом процессе). Но, так как развитие Польско-Литовской государственности проходило гораздо позднее, чем в остальных европейских странах, то многие атрибуты рыцарского сословия (как, например, гербы) были созданы уже «искусственными регулами в XIV – XV вв.», а не прошли естественный процесс развития, и «шляхта, польское рыцарское сословие, называлось так, имея уже немного из рыцарства…».
Отличие в положении шляхты от положения боярства перед лицом государя хорошо видны в именовании шляхтича: в русском языковом варианте именование шляхтича было вельможный или ясновельможный, в зависимости от его положения; в польском же языке это звучало – oswi;nciony или ja;neoswi;nciony соответственно. Буквально это можно перевести как освященный или ясноосвященный, что подчеркивает значение родовой чести, родового благочестия, которое шляхтич, как представитель соответствующего рода, был обязан хранить и преумножать.
На Руси такой традиции не было, ибо традиции благочестия были несколько иными, в рамках которых не заострялось внимание на родовых началах княжения или боярского служения. И тем не менее, именно к принципу отстаивания родовой чести прибег князь Курбский, апеллируя в молитвах к своему «государю Федору Ростиславичу», смоленскому князю, канонизированному в 1463 году, основателю рода ярославских князей, из которого происходили князья Курбские. Этим Курбский подчеркивал не только святость отеческих традиций благочестия, но и пытался создать серьезный прецедент оценки достоинства правителя согласно состоянию его рода, несущему благочестие или нечестие. В своем Первом послании Курбский обличает нечестие рода Ивана IV, происшедшего от незаконного, с точки зрения церковных канонов, развода Великого князя Василия III, отца Ивана, с первой женой Соломонией Сабуровой, не имевшей от него детей, и незаконного же брака с русско-литовской княжной Еленой Глинской, матерью Ивана. В Первом послании Курбский об этом пишет: «Слышах от священный писаний, хотящая от дьявола пущена быти на род кристьанский прогубителя, от блуда зачатаго богоборнаго Антихриста и видех ныне сигклита, всем ведома, яко от преблуждения рожден есть…». Сравнение с апокалиптическим образом антихриста для Курбского не простая метафора – вся страна русская в тот период истории жила образами Священного Писания, воспринимая их живыми, находящимися рядом, и не присваивая им метафорического характера.
Позднее же Курбский писал в «Истории»: «тогда зачался нынешний Иоанн наш, и родилася, в законопреступлению и во сладострастию, лютость». Благочестие рода ставится князем Курбским во главу угла достоинства правителя, ибо государь, стоящий во главе православной державы должен во всем, начиная от своего рода, стремится к святости бытия, освящая своим благочестием не только свой род, но и всю страну, во главе которой он является себя пред Богом. И именно потому Курбский именует тех князей и бояр, представителей достойных и благочестивых русских родов, которые претерпели от Грозного казни и гонения в период опричнины, «сильными во Израили», «воеводами, от Бога данными» царю. Именно эти настоящие русские шляхтичи, которые сильны благочестивыми традициями своих родов, должны были составлять «синклит царский».
Преподобный Иосиф Волоцкий в конце XV – начала XVI вв. создавал систему, в которой возможно было реализовать нарастающие имперские амбиции молодого независимого русского государства. Церковь в системе государства начинает играть официальную роль идеологической силы в полном соответствии с принципами симфонии, которую создавал византийский император Юстиниан: с одной стороны Церковь в русском государстве играет роль духовного советника государя и его бояр, «неся ответственность нравственного порядка»; вместе с тем, начало существования независимого русского государства (в средневековый период) связано с «теорией о теократическом характере царской власти», выраженной краткой формулировкой, гласящей, что «цари и князья – наместники Бога на земле». Такая формулировка к середине XVI века дополняется положениями доктрины «Москва – третий Рим», созданной в период правления Василия III, отца Ивана Грозного. Сама идея видеть Москву как преемницу славы, утраченной первым Римом и отнятой у второго Рима – Константинополя – турками-османами, возникла как естественное завершение политического процесса собирания русских земель вокруг Москвы и становления независимого централизованного Русского государства. Но в этой идее заложено то основание духовного состояния государства, которое царем Иваном Грозным было проигнорировано, несмотря на прямое указание на него князем Курбским.
Старец Филофей, автор послания Великому князю Василию III, в котором была сформулирована идея статуса Москвы, как «третьего Рима и последнего», несмотря на чисто имперский, то есть материальный, земной характер политических стремлений возвеличивания роли Москвы как последнего оплота православия в мире, все же окончательным аргументом, который приводит в основание своей идеи, ставит духовное возвышение христианского народа, правда под властью Московского Великого князя. Он, обращаясь к Василию, пишет: «Да аще добро устроиши свое царство, будеши сын света и гражданин вышняго Иерусалима…». Но тут же прибавляет: «яко вся хрестианская царьства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти…». То есть, приобщение к Небесному Иерусалиму, получение нового духовного состояния, по Филофею, все же зависит от исхода земной политики царя или князя.
Несмотря на достаточно ясный аргумент духовного порядка, доминирующий в доктринальном документе, обращенном непосредственно к отцу, чье правление предшествовало настоящему воцарению Ивана, Грозный в своих посланиях Курбскому совершенно игнорирует этот аргумент, переводя свои претензии и властные амбиции в плоскость обычной политической жизни с присущими ей драматическими ситуациями, обращаясь, впрочем, к византийской модели державного строительства, предполагавшей определенный духовный фундамент для развития православной империи. Смешивая родовой, присущий более европейским (в том числе и славянским) государства, принцип восхождения к монаршей власти и поздневизантийский, основанный на видении Промысла Божия, осуществлявшего избрание на власть, Грозный, упрекая Курбского и свое бывшее окружение, пишет: «от юности моея благочестие бесподобно поколебасте, и еже от Бога державу, данную ми от прародителей наших, под свою власть отторгосте». Но при этом он стремится придать своему царству подобие Византии, определяя построение всей жизни по принципу душевного спасения, сопровождая по обыкновению свое изложение упреками в сторону «противников»: «Бесному подобляшеся, колеблетеся и Божий суд восхишаше, и прежде Божия суда своим злолукавым самохотным изложением, яко же с своими начальниками, с попом и Алексеем, изложили есте…».
Упрек Грозного в том, что Курбский вместе с попом Сильвестром и боярином Алексеем Адашевым восхищали у него власть (он писал, «Божий суд») «своим злолукавым самохотным изложением», необоснованны, ибо, как оценивал последствия правления Грозного русский историк Костомаров, «именно в тот период Иванова царствования, когда этот государь находился под влиянием Сильвестра, Адашева и других лиц их кружка», политика русского государства более всего могла отражать мудрость истинно христианского правителя (имеется в виду замыслы и планы «кружка» по освобождению Крыма и крымских христиан от татар и турок, которое должно было осуществить в союзе с Литвой и Польшей). Однако, вместо этого была развязана Ливонская война за выход в Балтийское море, сопровождавшаяся потерей потенциального союза с самыми сильными и развитыми христианскими государствами Восточной Европы того времени – Польшей и Литвой. Царь же Иван Грозный в послании Курбскому заявляет о том, что нет христиан в Германских и Литовских землях – то есть, христиане иного исповедания, католики и лютеране, которые преобладали в этих землях, Грозным за христиан не признаются.
Современник Курбского и Грозного, троицкий игумен Артемий, осужденный собором в 1554 году и бежавший в Литву, состоя в переписке с Курбским, исповедовал позицию сторонников духовного учения преподобного Нила Сорского, нестяжателей, по вопросу отношения к инославным и даже к тем «своим», которые были признаны «еретиками». Позиция его состояла в том, чтобы в инославных и «еретиках» видеть прежде всего заблудших братьев и, относясь к ним с подобающей христианской любовью, просвещать их души светом Христовым, обращая их в истинному исповеданию, но никак при этом не злобствовать в их адрес. Артемий переписывался с лютеранским пастором Симоном Будным, кальвинистом Евстафием Воловичем, поясняя ему в некоторых моментах позицию Будного, полемизировал с Феодосием Косым, известным лютеранским проповедником: во всех своих посланиях Артемий, разъясняя православную точку зрения, обращался к оппонентам, называя их «возлюбленными братьями», и при этом скорбел об их заблуждениях. Причем, находясь в Литве Артемий, по оценкам историков более позднего времени, «от ереси арианской и лютеранской многих отвернул и принес огромную помощь православию», именно тем, что даже в отношении к «еретикам» в основание полагал позицию заволжских старцев, последователей учения нестяжателей, которые говорили о преобладании правильного духовного делания над правильностью совершения обрядов и основанных на этом стройностях политических концепций, выраженных в политико-административных действиях государственной системы.
Такова же была, по всей видимости и духовная позиция православного князя Курбского, радеющего за развитие византийской традиции на Руси, выраженная в духовном и культурном творчестве. Личность и стремления Курбского церковный историк и богослов XX века, протоиерей Георгий Флоровский характеризовал, называя его «искренним ревнителем православной культуры» и «византийским гуманистом»: в этой характеристике раскрывается смысл слов, написанных Курбским во втором послании царю, где он приоритетом ставит упование на волю Божию – «Лучще умыслих возложити упование мое на всемогущего Бога, … ибо Он есть свидетель на мою душу, иже не чюю ся пред тобою винен в ничесом же». Сам же по себе гуманизм в византийской традиции можно рассматривать как любовь к Богу, развитую до таких масштабов, что в их рамках реализация этой любви распространяется на весь процесс культурного творчества личности каждого человека, который приобретает характер сотворчества Богу. Такое сотворчество действительно приводит мир в состояние совершенства. И именно о таком состоянии «устроения царства» конкретно для правителя государства писал старец Филофей, опираясь на глубину восточной христианской, русско-византийской традиции. И такое состояние характеризуется благодатью, исходящей от Бога, способствующей возрастанию духовного совершенства. Иное же состояние подобно тому, как кто-то совершает на первый взгляд правильные действия, но эти действия не имеют под собой никакого духовного состояния – совершающий эти действия руководствуется лишь внешними правилами, законом, не имея при этом никакого внутреннего состояния побуждения к их совершению. В таком случае внешние действия, совершаемые «по закону», приводят в конечном своем итоге к разрушению всей создаваемой системы властвования в государстве; государство превращается в тюрьму для живущего в ней народа, а властитель – в тирана.
Чуть ранее времени полемики царя с «беглым» князем, в начале XIV в. в самой Византии «формируется представление о свободе как иерархическом состоянии. Свобода, согласно такому пониманию, имеет степени и может быть большей или меньшей». Но при этом, «формально-юридически в империи доминировало определение свободы римского права, как возможности действовать по своему желанию вне какого-либо подчинения…». Это означает то, что русское заимствование византийской традиции в своем развитии было однобоким (что подтверждает высказанную выше мысль), и на месте обширной византийской политической и духовной традиции в московской царстве начинает развиваться элементарный византизм, воплощающий в себе лишь материальные стремления государственного лидера (как писал Грозный – «все рабы, и никого больше, кроме рабов»: это и есть элементарный византизм, в рамках которого отдельная личность имеет значение только в формате реализации принципа свободы правителя – царя, императора).
Предательство Курбского было совершено в политической плоскости (да и то, его переход на сторону короля Сигизмунда нельзя рассматривать с таком смысле, ибо Курбский всего лишь реализовал древнее право бояр на выбор себе князя, согласно своему политическому желанию, «переезжая от одного двора к другому»). Но в области духовно-нравственной Курбский остался на стороне древних традиций русско-византийского христианства, которые формировались, начиная от крещения Киевской Руси. В этом смысле предателем стал Иван Грозный, подчинив интересы Вселенского Православия узким политическим интересам Московского Царства, которые поставил на абсолютную высоту, неверно истолковав доктринальную идею «Третьего Рима», переданную его отцу. Из двух мировоззренческих позиций победила более приземленная, но потому и более живучая. Возвышенная позиция в лице князя Андрея Курбского, как это бывало в истории неоднократно, обрела статус предательской.