в чем смысл соляриса лема
«Солярис» Тарковского и «Солярис» Лема: разбираем, в чем разница, и какие важные смыслы есть именно в фильме
Приблизительное время чтения: 3 мин.
Лем ругался, что Тарковский в киноверсии «Соляриса» навязывает ему, научному фантасту, «достоевщину». Разница между книгой и фильмом, действительно, существенная. В чем именно, на мой взгляд, она заключается?
Лема интересовала именно проблема встречи с разумом, совершенно несхожим с человеческим. Он моделировал ситуацию-допущение, гипотезу. Его интересовали последствия такого контакта для двух интеллектов — человеческого и ино-мирного. А Тарковский — устами одного из героев — провозглашает прямо противоположный свой тезис: человеку никакой иной разум во Вселенной не интересен, человеку нужен человек. И Тарковский, начисто отвергая все научно-фантастические поиски Лема, просто пользуется его сюжетом как средством для постановки сугубо нравственной проблемы. «Тут что-то с совестью, Крис», — пытается исповедаться другу убивший себя Гибарян. И весь фильм — о совести и о покаянии.
Жил человек, и у него была жена. И он охладел к ней, разуверился в своих чувствах, не пожелал пощадить её чувства. И, по сути, довёл до самоубийства. С этим ничего невозможно поделать, и он вынужден жить с таким страшным грехом, глубоко спрятав память о нём и муки совести вглубь своей души. Но всё вокруг как-то. не так. Его любит отец, и он отца любит, — но не может по-детски прижаться к нему; такой прекрасный, тихий семейный дом о чём-то напоминает ему, и в доме нет для героя особенной радости. Рядом — урбанистический мир, в котором вообще можно сойти с ума от одной только поездки по хай-вею. И вот такой «убитый» грехом, закуклившийся человек, Крис Кельвин, пытается убежать на Станцию, в какой-то «космос», подальше от прошлого.
Но Станция, неожиданно для него, оказывается местом, где некий Творец (Бог или инопланетный разум — Тарковскому наплевать) заглядывает в самое сердце человека, находя там образ того, о ком тот особенно мечтал бы забыть. И воплощая в тело, посылает обитателям станции тех людей, перед которыми те особенно страшно виновны. Так к Крису приходит жена, которая давно умерла.
Сначала герой пытается отнестись к этой встрече так же, как иные обитатели станции (кроме Гибаряна, который предпочёл самоубийство) — начал пробовать уничтожить своё прошлое. Но на Станции от «прошлого» не убежишь. И Крис «вдруг» решился поверить и покаяться. Поверить, что перед ним его жена. И дать ей ту любовь и ту верность, на которые поскупился когда-то. И он начинает ОЖИВАТЬ, становиться настоящим, совестливым, сострадающим не только ей, но и всем несчастным мученикам этой Станции человеком. И сколько его ни пытаются убедить, что якобы это всё напрасно, поскольку тут «космос» и всё «ненастоящее» — он уже не даёт себя обмануть.
Именно его открытое сердце заставляет «странного» Творца заметить их страдания и ответить Крису осмысленно. Крис не удержал любимую женщину — она погибла. Но он наконец-то бросился на колени перед отцом. Или перед Отцом Небесным — это кто как хочет истолковать последнюю сцену фильма, которая полностью цитирует великое полотно Рембранта «Возвращение блудного сына».
Весь этот фильм — единый призыв не запирать свою совесть на замок и верить — и в великую силу любви, и в ужасную силу равнодушия. Которое убивает. Это — о том, что от мук совести никуда не уйдёшь, пока не изменишься, пока не станешь другим. И конечно же, это не экранизация аналитического романа Лема, а притча, которая в каком-то смысле — отповедь автору повести. Потому-то Станислов Лем надолго рассорился с Тарковским, и лишь спустя много лет, намного пережив режиссёра, стал постепенно смягчаться. Особенно после появления американского ремейка, который привел писателя в ужас.
Читайте также:
• Возвращаясь к «Солярису». Ещё два слова о сходствах и различиях
Солярис. Космическая философия Станислава Лема
Научно-фантастический роман «Солярис» увидел свет в 1961 году. Он посвящен очень интересной теме, которая имеет ключевое значение для любого философа — пределам человеческого познания.
В повседневной жизни мы не можем объективно оценить масштабы этой проблемы. Или, другими словами, в рамках нашего быта мы никогда не сможем понять, до каких пределов мы способны расширять свои границы. Территориальные, нравственные, интеллектуальные. Но в этом нам может помочь научная фантастика. Ведь она может легко поставить перед человеком парадоксы и вопросы, которые трудно создать в реальности.
«Солярис» как модель пределов разума
Итак, вот идея Лема: человечество, толком не познавшее само себя, пытается исследовать реалии Вселенной, которые охватывают гораздо более широкие понятия, чем те, что ему известны. И поступать подобным образом — весьма опасная потребность. Однако она заложена в наших генах. Поэтому мы настырно лезем в те области космоса, о которых нам ничего не известно. И хотим освоить места, которые не можем понять. И это маниакальная и самоубийственная черта нашего характера может сыграть с нами злую шутку. Ведь мы продолжаем ползти вперед. Даже если не знаем, есть ли у нас средства для того, чтобы противостоять тому, чего мы не знаем. Но мы все же продолжаем искать. И все больше углубляться в неизвестную бездну. Надеясь найти не просто новый тип жизни, но и новые типы отношений.
И в связи с этим Лем предупреждает нас: человечество очень самонадеянно. И не считает опасным слишком много странных вещей. Ведь в действительности мы видим только малую часть из того, что происходит вокруг на самом деле. И даже из того, что происходит в нас самих.
На страницах романа «Солярис» Станислав Лем задает своим читателям фатальный вопрос: «Что, если человек не является центром Вселенной?». И предупреждает: «Осторожно! Мы вполне можем стать жертвами нашей нарциссической и нескромной жажды знаний!». Однако одновременно Лем говорит нам, что это не значит, что мы должны остановиться. Просто мы должны быть весьма и весьма осторожными.
Контакта не будет
«Солярис» — это роман, основанный на интересной и глубокой идее. Эта книга остается актуальной и интересной и в наши дни. И заставляет читателя задуматься о границах человеческого разума.
Живая планета Солярис становится непостижимой загадкой для ученых именно потому, что эти границы существуют.
Исследователи живут на космической станции, вращающейся вокруг странной планеты. И занимаются ее изучением. Эти ученые много раз пытались общаться с планетой. Но каждый раз их ждало разочарование. И неудача. Планета, представляющая собой гелеобразный океан, считающийся живым, никак не хочет вступать в непосредственное взаимодействие с людьми. Контакт с ней установить не удается. Тот контакт, который мы понимаем — обмен информацией.
Вместо контакта происходят странные вещи. Исследователям кажется, что Солярис проводит эксперименты над ними и их психикой. К ученым приходят давно умершие люди. Любовь, воспоминания, философия жизни и смерти оказываются весьма тесно переплетены. Но эксперимент над людьми — это всего лишь гипотеза. Потому что не исключено, что появление фантомов вообще не имеет никакого значения…
Это явление так и останется загадкой. И персонажи романа играют роль только наблюдателей или жертв. От которых, фактически, ничего не зависит. Общение с другим разумом, которое так важно для их рациональных умов, остается утопической мечтой. Кошмар, который описал Лем — это непрерывное вращение людей друг вокруг друга. При полном отсутствии какого-либо значения этого вращения. И при полной бесполезности нашего разума. Который оказался на пороге чего-то грандиозного и совершенно другого. Того, что мы не в состоянии понять своим ограниченным сознанием.
Какой основной вывод можно сделать из романа Станислава Лема «Солярис»? Он очень прост: движение к тому, чего Вы не знаете, может быть опасным. И что нужно осознать — возможности человеческого разума ограничены. Но все же это движение необходимо. Потому что Вы растете только тогда, когда приобретаете новый опыт. А знания и опыт не могут быть отделены друг от друга.
Просто обратите на это внимание. И обязательно прочитайте эту книгу!
«Солярис»: от научной фантастики до притчи и обратно
Книгу «Солярис» Станислава Лема неоднократно пытались перенести на киноэкран и театральную сцену. Ни одна версия так и не получила одобрения писателя.
Действие романа Лема разворачивается в будущем. Учёные открыли планету Солярис и пытаются изучить свойства океана из некоей субстанции, покрывающего её поверхность. Постепенно исследователи приходят к выводу, что океан обладает разумом и именно он принимает решения по коррекции орбиты планеты. Для развития соляристики и установления контакта с внеземным разумом была построена научно-исследовательская станция «Солярис», парящая над поверхностью планеты. Многолетние труды учёных не помогли разгадать секрет планеты, вера в соляристику как науку стала угасать, экипаж станции сократился до 3−4 человек. Для вынесения вердикта о дальнейшей работе на станцию отправляют психолога Криса Кельвина. Именно через его опыт мы узнаём о попытках океана контактировать с землянами.
«Солярис» Тарковского
Роман, вышедший в конце 1950-х, оказал большое влияние на научную фантастику. Его перевели на десятки языков и неоднократно экранизировали. Одна из версия была предложена Андреем Тарковским. Для работы над сценарием был приглашён и писатель. Вот как он вспоминал о встрече с режиссёром: «»Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот».
В апреле 1970 года Лем направил письмо на «Мосфильм» с предупреждением, что сценарий фильма слишком далеко ушёл от книжного оригинала, в частности, «сценаристом введено было большое количество персонажей, а также происшествий, которых не существует в подлиннике». «Я настаивал на этом, чтобы возвратится к роману при переработке сценария, причём главное я видел в необходимости сохранения главной идейной линии сюжета, сводящейся к наглядному доказательству социально-психических противоречий, возникающих в процессе развития (в »Солярисе» речь идёт о конфликтах, связанных с вторжением человеческого познания во внеземное пространство космоса). Я доказывал тогда А. Тарковскому, что он, наверно неумышленно, подменил трагический конфликт процессов социального прогресса неким видом биологического и «циклического» нала (перемены генераций), а также свёл вопросы познавательных и этических противоречий к мелодрамату семейных ссор (их-то и в помине нет в романе)», — писал автор.
К слову сказать, 40 лет спустя, когда в 2002 году вышла экранизация Стивена Содерберга, Лем заявил в интервью: «Содерберг сделал »Солярис» — я думал, что худшим был »Солярис» Тарковского… Мне ведь не говорили, чтобы я соглашался, потому что заработаю денег, а только »вы не имеете понятия, какие технические возможности есть у Голливуда», и я поверил. Я не предполагал, что этот болван, извините, режиссёр, выкроит из этого какую-то любовь, это меня раздражает. Любовь в космосе интересует меня в наименьшей степени. Ради бога, это был только фон. Но я всё-таки человек достаточно воспитанный. Поэтому не набросился на этого Содерберга, это не имеет смысла».
Фильм Тарковского снят меланхолично, повествование плывёт, словно лодка по реке. Музыка Баха, визуальные цитирования и отсылки к искусству («Охотники на снегу» и «Вавилонская башня» Питера Брейгеля Старшего, «Святая Троица» Андрея Рублёва, голландские натюрморты; бюсты философов, миниатюрные копии античных статуй), а также обращение к классической литературе («Дон Кихот» Сервантеса, миф о Сизифе, «Фауст» Гёте) делают фильм монументальным изображением земной культуры.
Всё, что так ценят люди, за что держатся, они везут с собой в космос. «Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров, нам нужно зеркало. Мы бьёмся над контактом и никогда не найдём его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которая ему не нужна», — верно подмечает один из героев на станции, кибернетик Снаут. Ему же принадлежит приговор всем соляристам: «человеку нужен человек». То есть исследователи, пытаясь установит контакт с внеземным разумом, остаются верны своей природе и ищут скорее что-то уже знакомое им, нечто фундаментально иное.
Земля для героев — в первую очередь ощущение дома, детские воспоминания, запахи леса и поля, чувство капель дождя на коже. Собираясь на станцию, Крис Келвин долго прощается с родным краем: наблюдает за тем, как бежит река, мокнет под дождём, перебирает старые бумаги и фотографии, берёт немного земли с собой.
Крис Кельвин прощается с Землёй. (кадр из фильма «Солярис», 1972)
На станции Крис узнаёт о гибели учёного Гибаряна и сталкивается с так называемыми гостями — материализованными воспоминаниями сотрудников станции. В случае одних — это дети, в случае главного героя — его возлюбленная Хари, погибшая за 10 лет до того.
Хари. (кадр из фильма «Солярис», 1972.)
Сотканная из воспоминаний Криса, Хари поначалу не знает ничего ни о своём характере, ни о прошлом, ни об увлечениях. Глядя на своё отражение в зеркале, она растеряна — не может вспомнить, кто или что она. Довольно быстро, однако, Хари учится быть «человеком». Она, принимая факт, что состоит из нейтрино и не является той самой Хари, но некоей версией её, поддерживает общие поведенческие паттерны, свойственные людям. Например, рассматривает картины. Из всех репродукцией Брейлегя, имеющихся на станции, Хари концентрирует взгляд на «Охотниках на снегу»: рассматривая незатейливый быт голландцев 16-го века, она переносится в воспоминания, которые «загружены» в её память Крисом. Ей кажется, что она слышит голоса, звуки природы, хруст снега.
Из воспоминаний Криса Кельвина. (кадр из фильма «Солярис», 1972)
«Охотники на снегу» Питера Брейгеля Старшего, 1565. (wikipedia.org)
Вокруг «гостей», их природы и дальнейшей судьбы разворачивается жаркая дискуссия, в которой сталкиваются полярные точки зрения Снаута и физика Сарториуса. Первый разочарован в науке, прогрессе и тех результатах, к которым они ведут. Второй убеждён, что человек обречён на познание, а прогресс бесконечен и неизбежен, если, конечно, время от времени отвлекаться от романтических игр. Стратегия исследователей на станции в отношении планеты описана довольно грубо, но в целом точно: давайте откроем люки и будем кричать вниз — вдруг услышат.
Для Криса же опыт на «Солярисе» становится поводом открыть в себе понимание смысла жизни, близкое к христианскому: «Любовь — это то чувство которое можно переживать, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то, что можно потерять: себя, женщину, родину. До сего момента человечество, Земля были попросту недоступны для любви… А может мы вообще здесь для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви?». Таким образом Кельвин продолжает мысль покончившего с собой на станции Гибаряна, который связал материализацию воспоминаний с совестью. Для усиления этой мысли, которая является своего рода победительницей в споре учёных, Тарковский выстраивает следующую за дискуссией сцену с отсылкой к каноническим полотнам на библейские сюжеты — Крис у ног Хари. В финальной же сцене режиссёр и вовсе повторяет композицию «Возвращения блудного сына» Рембрандта.
Возвращение Криса Кельвина. (кадр из фильма «Солярис», 1972)
Человеку нужен человек! «Солярис» как зеркало действительности
Как рождается шедевр, или Наше тяготение к сложности… Великолепный разбор!
« Проникновение в сокровенные тайны природы должно находиться в неразрывной связи с прогрессом нравственным. Сделав шаг на новую ступень познания, необходимо другую ногу поставить на новую нравственную ступень. Я хотел доказать своей картиной, что проблема нравственной стойкости, нравственной чистоты пронизывает всё наше существование, проявляясь даже в таких областях, которые на первый взгляд не связаны с моралью, например, таких как проникновение в космос, изучение объективного мира и так далее» . ( Тарковский) .
Я достаточно давно не смотрю телевизор. Причин много, и перечислять их можно долго. Но когда-то я его смотрел, и до сих пор помню свое удивление, что ряд фильмов показывают по федеральным телеканалам далеко за полночь.
С моей точки зрения, 3 часа ночи с понедельника на вторник — не самое удачное время для показа старой советской классики кино.Причём, речь шла не про комедии, а про достаточно сложные фильмы.
Помню, как не спал полночи, чтобы посмотреть «Сталкера» Тарковского, которого зачем-то запихнули в 2 часа ночи четверга.
Организм, желающий спать, и молодость, не способная понимать замысел режиссёра, сделали своё дело — досмотреть я его не смог по причине крепкого сна. И вот совсем недавно мне удалось наконец полностью и в спокойной обстановке посмотреть «Солярис» и «Сталкера» Тарковского.
Сюжет фильма Тарковского построен на романе Станислава Лема «Солярис «.
Известно, что Станислав Лем крепко поссорился с режиссером Андреем Тарковским, не согласившись с его трактовкой романа:
«К этой экранизации у меня принципиальные возражения.
Во-первых, я хотел бы увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссеёр не предоставил мне такой возможности, поскольку делал камерное произведение. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не Солярис, а «Преступление и наказание».
Ведь из фильма следует лишь то, что этот паскудный Кельвин доводит Хари до самоубийства, а потом его за это мучают угрызения совести, вдобавок усиливаемые её новым появлением; к тому же это появление сопровождается странными и непонятными обстоятельствами.
Этот феномен очередных появлений Хари был для меня воплощением некоторой концепции, которую можно выводить чуть ли не от самого Канта. Ведь это «Ding an sich», Непостижимое, Вещь в Себе, Другая Сторона, на которую нельзя перебраться. При том, однако, что в моей прозе это было проявлено и соркестрировано совершенно иначе; Однако должен вас предостеречь, что всего фильма я не видел, кроме двадцати минут второй части, но я хорошо знаю сценарий.
И уж совершенно ужасным было то, что Тарковский ввёл в фильм родителей Кельвина и даже какую-то его тётю. Но прежде всего маму, а мама это мать, а мать Россия, Родина, Земля; Это меня уже совсем рассердило. Мы были в то время как два коня, которые тянут один воз в противоположные стороны.
В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, которых в фильме мы видим лишь фрагментарно при очередных наездах камеры, — это вовсе никакой не экзистенциальный анекдот, а великий вопрос, касающийся позиции человека в космосе и т.д.
У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нём домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. В общем, эмоциональный соус, в который Тарковский поместил моих героев, не вспоминая уже о том, что он полностью ампутировал научный пейзаж и ввёл — кучу странностей, всё это для меня совершенно невыносимо.
Хотя многие утверждают, что Тарковский углубил роман, подняв фундаментальные проблемы человечества. Вот как описывал свою задачу режиссёр фильма Андрей Тарковский:
Главный смысл фильма я вижу в его нравственной проблематике.
Проникновение в сокровенные тайны природы должно находиться в неразрывной связи с прогрессом нравственным.
Сделав шаг на новую ступень познания, необходимо другую ногу поставить на новую нравственную ступень.
Я хотел доказать своей картиной, что проблема нравственной стойкости, нравственной чистоты пронизывает всё наше существование, проявляясь даже в таких областях, которые на первый взгляд не связаны с моралью, например, таких как проникновение в космос, изучение объективного мира и так далее.
Сюжет многим известен — далёкое будущее, люди открыли неизвестную планету, на которой существует разумный океан. Над океаном находится исследовательская станция, на ней работают ученые, которые пытаются понять Солярис и вступить с ним в контакт.
Непростая задача, по прилёту на станцию, внезапно становится неразрешимой. Ещё до вылета Крис Кельвин беседует с пилотом Анри Бертоном, который был на станции ранее.
В этой беседе Тарковкий поднимает проблему, которую так старательно замалчивают последнее время. Это проблема соотнесения нравственности и науки.
Имеет ли право наука уничтожать то, что не в силах понять?
Может ли быть наука безнравственной?
Имеет ли право человек заниматься наукой, если она не опирается на гуманистическое начало?
Что есть наука, если она не служит человечности?
Наука, которая служит только познанию и оторвана от человека, очень быстро становится прекрасным инструментам в руках известно кого.
Однако Крис Кельвин не хочет слушать Анри Бертона, он считает, что вопрос Соляриса — это чисто практическая проблема, которая будет решена в рамках стандартного научного подхода.
Бертон пытается предупредить Кельвина, что такие вопросы нельзя решать холодным научным взглядом.
Кельвин от него отмахивается, но станция для Криса Кельвина становится тем местом, где его взгляды меняются кардинально.Представители науки привыкли разбираться с предметом исследований без лишних сантиментов, однако Солярис поставил учёных в ситуацию, когда научная деятельность становится очень личной.
Учёные, не желая мириться с тупиком в исследовании, и не сумев понять и установить контакт с разумным океаном, решили по нему ударить рентгеновским излучением.С таким же успехом можно было его высечь. Но океан Соляриса ответил на атаку.
Он дал им возможность решать научные проблемы, опираясь на своё человеческое, или отказавшись от него. И команда исследовательской станции реализовала свой выбор по-разному:
Механицист Сарториус ещё больше ожесточился.
Он разрезает скальпелем «гостей», не понимая, что свои страхи отпрепарировать невозможно: они находятся в той реальности, от которой он закрывается чудовищными экспериментами.
Философ Снаут пытается ходить по краю, стараясь оставаться учёным ( как Сарториус себе это представляет ) и пытаться сохранить внутри себя человека.
Получается у него это плохо, но лучше, чем у третьего члена экипажа.
В нём он расписывается в своем бессилии выдержать встречу с наукой, которая стала чрезмерно личной.
И на этом островке безнадёжности высаживается Крис Кельвин, полный решимости и скрытых сомнений, которые поселил в нём Бертон перед вылетом.
По прибытию Крис Кельвин заходит к Снауту и к Сарториусу, узнаёт о самоубийстве своего друга Гибаряна. Снаут и Сарториус не посвящают Кельвина в новую реальность на станции, и с ней Крис знакомится самостоятельно.
Человек, ответственность за гибель которого до сих пор чувствует Крис Кельвин.
В панике Кельвин избавляется от Хари и вновь разговаривает со Снаутом.
Образы материальны и бессмертны.
Кельвин понимает, что образ Хари вернётся.И что-то в нём меняется. Он перестаёт воспринимать гостей как нашествие чужих существ. Он начинает относится к образу Хари, как к человеку.
И тут Тарковский задаёт следующий проклятый вопрос:
А что такое человек?
Кто может решать, что есть человек?
Кельвин действует по-другому. Он относится к образу Хари как к человеку.Он понимает, что это не Хари.
И образ Хари это понимает.
Ну вот я тебя люблю. Но любовь — это то чувство которое можно переживать, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то, что можно потерять: себя, женщину, родину.
До сего момента человечество, Земля были попросту недоступны для любви. Ты понимаешь, о чём я, Снаут? Нас ведь так мало, всего несколько миллиардов, горстка. А может, мы вообще здесь для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви.
И тут Тарковский снова задает вопрос, который у нас сейчас запрещено задавать: А что есть любовь?
Отойдём на некоторое время от фильма Тарковского и взглянем на актуальную реальность.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что наша современность утверждает, что передачи типа «Дом-2» и «Давай поженимся» и дают ответ, что такое любовь.
Современной мерзкой реальности не нужно, чтобы люди смотрели сложные фильмы. Сложные фильмы должны стать уделом либеральной интеллигенции. Той самой, что говорит, что большинство у нас в стране — это мерзкое быдло и мухи.
Вы понимаете, что они смотрят все эти фильмы?! Смотрят, делают выводы и строят свою элитную «эдентичность» на том, что они смотрят сложное, а быдло смотрит помои на государственных телеканалах.
Они считают, что Тарковский и его герои — это их собственность, по причине того, что население, которое они обыдливают и озверивают, до этой полки не дотянется. А если дотянется, они попробуют законодательно запретить быдлу смотреть сложные фильмы.
А те, кто эту обыдленность наращивают, не заинтересованы, чтобы население тянулось к сложному. Поэтому сложное будет уделом избранных, а показывать мы его будем украдкой, ночью в будни, чтобы никакое быдло до него не дотянулось.Но это только часть беды, а есть ещё и другая.
Если раньше проблема была в том, чтобы это сложное достать и получить, то теперь проблема в том, что сложное и настоящее тонет в завалах заменителей и хлама. А тем, кто ищет сложное, предлагают выбирать из разных сортов известно чего.
Как учёный не имеет права, превращаться в бесчеловечную машину познания, так и режиссёр не имеет права превращаться в безлюбую машину интерпретации и собственных фантазий. Тарковский про это писал так:
«Искусство возникает и утверждается там, где существует вечная и неутолимая тоска по духовности, идеалу, собирающая людей вокруг искусства.
Ложен путь, по которому устремилось современное искусство, отказавшееся от поисков смысла жизни во имя утверждения самоценной личности.
Так называемое творчество начинает казаться каким-то странным занятием подозрительных личностей, утверждающих самодовлеющую ценность персонифицированного поступка. Просто как волеизъявление.
Но в творчестве личность не утверждается, а служит другой, общей и высшей идее. Художник — всегда слуга, пытающийся как бы расплатиться за свой дар, данный ему, как чудо! Однако современный человек не хочет никаких жертв, хотя только жертвование выражает истинное утверждение.
Таким образом, режиссура в кино — это буквально способность «отделять свет от тьмы и твердь от воды». Эта возможность кинорежиссуры создаёт иллюзию самоощущения демиурга. Отсюда зарождаются огромные, далеко заводящие соблазны режиссёрской профессии. В этом контексте напрашивается мысль об огромной, специфической, почти «уголовной» ответственности, которую нес ё т в кино режиссёр. Его опыт самым наглядным и непосредственным образом, фотографически точно передаётся зрителю, а эмоции зрителя при этом оказываются сродни эмоции свидетеля, если не автора.
В этих высказываниях Тарковского видно не только Алексея Балабанова или Константина Райкина.
Время застоя и умиротворённого потребления подходит к концу, и очень скоро проклятые вопросы потребуют ответа.
А кто на них будет отвечать: Тарковский или Балабанов, решать только зрителю. То есть нам.
Оригинал взят у 
eot56 в Человеку нужен человек! «Солярис» как зеркало действительност