в чем смысл джейн эйр

Анализ произведения Джейн Эйр Шарлотты Бронте

История создания:

Произведение было написано Ш.Бронте в середине XIX века. Сюжетная линия романа носит не вымышленный характер. Частично отражена судьба самой писательницы и ее двух сестер, которые умерли от страшных условий в школе Коуэн-Бриджа. Рассказ о несчастной гувернантки оставшейся с ребенком от богатого мужчины, который и был и мужем и нет девушки, произвел на писательницу сильное впечатление. Так родился сюжет романа, принесший автору мировую известность.

Жанр, направление произведения:

Жанр романа типичен произведениям первой половины XIX века. Стиль романа реалистический романтизм. В романе присутствуют нотки готической направленности, которые сочетаются с элементами обычным реалистическим образом жизни времени повествования. Страшный замок мистера Рочестера, мрачные стены, скрывающие за собой ужасные тайны, сумасшедшая женщина-вампир происходит в реальном времени, где люди учатся, живут, влюбляются.

Характеристика главных героев:

Тема и проблемы

Основная тематика романа –отношение между мужчиной и женщиной. Умение понять друг друга, простить и доверить свои чувства другому- тяжелая работа над собой. Две яркие личности встретились и у каждого есть право на свое мнение. Чувство любви скрепила Рочестера и Джейн, они готовы пожертвовать собой ради счастья другого.

Не менее важна проблема социального положения в обществе женщины. Джейн стремиться стать свободным человеком. Ее не устраивает участь зависимости от мужчины. Она хочет добиться социального положения в обществе своим умом, целеустремленностью- этим она схожа с самой писательницей, чья жизнь доказывает, что женщина имеет право на финансовую независимость.

Тема религии рассмотрена в романе с разных сторон. Джейн верит в Бога искренне, она никогда не разрушит брак, связанный церковью, даже если для этого придется отказаться от своих чувств. Помимо истинно верующей героини, в романе противопоставляется образ священника Брокльхерста, чья лживая натура, прикрываясь верой, ищет выгоды только для себя.

Семейные ценности, воспитание затронуты писательницей не случайно. Сама Бронте росла в семье священника и привитые с детства ценности она пронесла всю свою жизнь. Джейн не имела ласки и семейного тепла, но самовоспитание и врожденная доброта превратила ее в чуткого и отзывчивого человека, не помнящего обиды и умеющая прощать своих обидчиков. Джейн стремится к созданию собственного семейного очага и в заключении романа она его находит.

Основной смысл романа

Женщина равноправный член общества. Она не должна быть рабыней своего мужчиной. Джейн доказала, что можно в жизни добиться всего самой только нужно иметь стремление и твердость характера. Совершенно не имеет значение внешние данные героини, главное поставить перед себе конкретную задачу и стремиться к ее решению.

Критика

Подход к идеи независимости в романе понравился К. Марксу, который считал писательницу одной из лучших английских писательниц наравне с Диккенсом. Особенно значимо было для Бронте мнение своего учителя Теккерея. Его оценка роману была дана очень высокая.

Читатели встретили роман восторженно: красивая история и равноправие женщин всегда были интересны. До настоящего времени произведение «Джейн Эйр» входит в десятку лучших романов мира. Мало найдется людей, любящих чтение, которые бы не зачитывались страницами творения Ш.Бронте.

2 вариант

Роман написан в жанре, характерном для 19 века. В готическом стиле, с романтической историей любви, тайнами и загадками. Такой стиль является фишкой всего романа. Страшный неуютный замок, серые угрюмые стены, жена- вампир. И всё это происходит в мире, где люди даже не догадываются о чём-нибудь подобном и живут самой обычной жизнью.

Тема романа – отношения мужчины и женщины. В произведении говориться об умении понять друг друга, сопереживать, пройти через все трудности вместе. И о самом главном- доверии и вере. Две противоположные персоны встретились, им нужно найти общий язык для общения. Нельзя бросить все стремления, мечты, старания из-за любви. Женщина должна добиваться всех своих поставленных целей. Не терять голову и не терять чувство собственного достоинства. Девушка бы никогда не разрушила брак других людей. Ради этого она скорее откажется любить и испытывать хоть какие — то чувства. Главная героиня хочет, чтобы у неё была семья и в конце романа она у неё появляется. В сюжете говориться о том, что родители девочки погибли и дядя взял её на воспитание. Вскоре он тоже умер. Тётя не любила племянницу и поэтому отдала её в пансионат, где девочка и выросла. Закончив пансионат, она устроилась гувернанткой в особняке хорошо обеспеченного хозяина. У них завязываются отношения, но в день свадьбы главная героиня узнаёт, что жених несвободен и в молодости он женился на сумасшедшей женщине. Джейн убегает, а законная жена устраивает пожар. После него хозяин дома лишился зрения. Девушка вернулась к нему и они снова вместе. У пары родился ребёнок, а к отцу возвращается зрение.

Джейн Эйр — главный персонаж. Тётя девочку не любила и поэтому позволяла её сыновьям издеваться над ней. Джейн была очень умной и на всё имела своё мнение. Она любила читать книжки и рисовать. За время всего романа видно, как растёт героиня. И в конце концов девочка остаётся доброй. Мистер Рочестер — сильный, грозный, высокомерный человек. Однако он надёжен и всё равно приглядывает за своей женой. У него так же есть на всё своё собственное мнение.

Этот роман достойный внимания. Он является одним из лучших романов мира. Интереснейшая книга. Книга о большой, настоящей любви людей. Хочется забыть про все свои дела и заново окунуться в мир книг.

Также читают:

Картинка к сочинению Анализ произведения Джейн Эйр Шарлотты Бронте

Популярные сегодня темы

Главные герои романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» проходят сложный путь нравственного прогресса. И письма Татьяны и Евгения как самостоятельные произведения очень полно раскрывают характер героев. Оба письма близки по смыслу

В рассказе А.П. Чехова «Крыжовник» рассказывается о судьбе помещика Павла Константиновича Алехина. Читателям может показаться, что персонаж все время думает о крупе, сене и дегте, но это не так

Перу русского писателя двадцатого века, Борису Васильеву, принадлежит ряд прозаических произведений о Великой Отечественной войне. К таким произведениям относится повесть «А зори здесь тихие…»

Пьер Безухов — главный герой романа-эпопеи Льва Толстого «Война и мир». Впервые читатель знакомится с этим героем в первой главе, где он является гостем салона Анны Павловны Шерер

Произведение «Царь-рыба» достаточно современное. В рассказе поднимается вопрос о жестоком обращении человека с природой. Вроде бы нет голода, но многие относятся к живой природе, так как будто ее ресурсы никогда не иссякнут

Источник

Расшифровка Шарлотта Бронте. «Джейн Эйр»

Зачем детей во времена Джейн Эйр постоянно пугали адом и почему переводчики интерпретировали концовку романа

Роман «Джейн Эйр» был издан в 1847 году под псевдонимом Каррер Белл. Одновременно вышли два романа сестер Шарлотты Бронте, которая была автором этого романа. Они тоже прятались под псевдонимами, и это были романы «Грозовой перевал» и «Агнес Грей». Они вышли единым двухтом­ником, а «Джейн Эйр» вышла в другом издательстве отдельно.

«Джейн Эйр» совершенно взорвала лондонский свет. Книжка стала популярной на другой день, о ней писали все, кто вообще писал о книгах; иногда писали совсем не комплиментарно — потому что казалось, что в эта книга слишком дерзкая, слишком грубая.

Главным пунктом всеобщих обсужде­ний было авторство. Из коммерческих соображений издатели посоветовали Шарлотте Бронте (которую они знали только по переписке, она для них тоже была Каррер Белл) написать после заглавия: «Автобиография». Конечно, это придало книге еще больше коммер­ческого успеха, потому что люди пытались в «Джейн Эйр» вычитать реальную историю жизни и даже отнестись к этому как к некоему «роману с ключом», отгадать, о ком это и кто это написал. Всех очень занимало, мужчина это или женщина. Скорее склонялись к версии о мужчине, потому что для женщины рассуждения мистера Рочестера о браке были, как казалось обществу, немножко «чересчур».

Краткое содержание романа «Джейн Эйр» (осторожно: спойлеры!)

Джейн Эйр — сирота, у которой умерли оба родителя, — воспитывается в семье своего дяди (дядя, к сожалению, тоже умер), тетя ее не любит, и ей прихо­дится хлебнуть горя. С ней плохо обращаются кузены, с ней плохо обращается тетя — и в конце концов Джейн бунтует, оказывает сопротив­ление своему противному кузену, и тетя решает отдать ее в приют для сирот. Приютом управляет ужас­ный мистер Брокльхёрст. Джейн терпит лишения, но при этом получает пре­красное образование и после приюта становится гувернанткой в мрачном загадочном доме, в котором живет такой же мрачный и загадочный хозяин.

У Джейн возникает роман с хозяином. Он делает ей предложение руки и сердца, но когда они приходят в церковь и священник спрашивает, есть ли обстоятельства, которые мешают браку, встает человек и говорит, что такие обстоятельства есть. Оказывается, у мистера Рочестера, жениха Джейн Эйр, уже есть жена — сумасшедшая, которая живет на черда­ке в том же доме. Из предыду­щих глав мы знаем, что есть секрет и там есть — оказывается, это сумасшедшая жена.

Джейн Эйр убегает из дома. В огорче­нии она забывает свой маленький сунду­чок в дилижансе и скитается по вересковым пустошам совершенно без еды, воды и человеческого участия. Чуть не умирает, но находит приют в доме молодого священника и двух его сестер. Впоследствии выясняется, что они тоже ее кузены. Джейн получает наследство от их общего дяди, разде­ляет это наследство в равных долях между всеми кузенами. И внезапно Джейн как будто бы слышит в ночи голос мистера Рочестера. Уже незави­симой женщиной она возвращается на старое место, узнает, что был страш­ный пожар, в котором жена мистера Рочестера погибла, а сам он ослеп и превратился в калеку с изувеченной рукой. Джейн находит его, выходит замуж — это главная, самая известная фраза романа: «Читатель, я стала его женой». И все заканчивается свадьбой, как положено в классическом романе.

Как восхищение Шарлотты Бронте Уильямом Теккереем привело к скандалу

Уильям Теккерей, в то время очень популярный писатель, по популярности приближающийся к Чарльзу Диккенсу, как раз в это время начал печатать в журналах свою «Ярмарку тщеславия». Он прочел «Джейн Эйр», очень высоко оценил роман — и допускал, что его написала женщина. С оговоркой, что если это женщина, то она наверняка получила классическое образование.

Со своей стороны Шарлотта Бронте очень восхищалась Теккереем и посвя­тила ему второе издание своей книги. Но дело в том, что в романе «Джейн Эйр» у возлюбленного героини, скром­ной гувернантки, имеется сумасшедшая жена, которую он держит на чердаке. И у Теккерея тоже была сумасшедшая жена — которую он, правда, держал не на чердаке, а в клинике, но у его детей тоже постоянно были гувернант­ки, которые их воспитывали. И вот высшее общество в Лондоне «сообразило», что вот оно что! Значит, прототипом героя является Теккерей, у него роман с вот этой гувернанткой, которая написала автобиографию… И слухи стали заполнять гостиные.

Теккерей был в бешенстве. Конечно, Шарлотта Бронте это сделала по абсо­лют­ной невинности и неведению, она жила в глуши, в Йоркшире, и совер­шенно не представляла себе, что ее посвя­щение любимому писателю может так отозваться. Издатели очень осторожно ей об этом сообщили, и она была в отчаянии, но сделать уже ничего было нельзя. И именно в таком виде эти слухи докатились и до России.

Как «Джейн Эйр» переводили на русский

В России первый перевод появился очень скоро после публикации «Джейн Эйр», в 1849 году, всего через два года. Автором этого перевода был удиви­тельный знаменитый переводчик XIX века Иринарх Введенский, который перевел на русский язык всю англий­скую классику, и впоследствии ему очень досталось от советских перевод­чиков, которые постоянно его ругали, приво­дили в пример излишние воль­ности… Но на самом деле это совершен­но не исторический подход, потому что для своего времени Иринарх Введен­ский был невероятным новатором. Он первым начал переводить речевые характе­ристики героев, пытаясь им придать те черты, которые прида­вал, например, Диккенс. И вообще он был человек, безусловно, очень талантливый.

Введенский перевел «Джейн Эйр», но перевел очень вольно: опускал, дописывал, менял. И честно об этом предупредил читательскую публику, сказав, что поскольку этот роман написан гувернанткой, то он не будет с ней особенно церемониться. Он ее может подредактировать. А вообще первой публикации в «Отечественных записках» предшествовала справка, что это гувернантка Теккерея (Теккерея русская публика хорошо знала), которая описывает их роман. То есть все это было выдано за истину в последней инстанции — и так вот читатели и получили этот роман как записки гувернантки Теккерея.

На этом переводческая активность не остановилась, потому что роман «Джейн Эйр» стал знаменит в России почти так же, как в Англии, и немедленно стали появляться новые переводы и пересказы. В то время было очень принято просто вкратце пересказать произведение или перевести по французскому переводу. Появилось два таких перевода «Джейн Эйр». В общей же сложности их успело выйти до конца XIX века пять или шесть. И, наконец, в конце XIX века появился еще один перевод, уже более полный, с меньшим количест­вом пропусков. Поскольку «Джейн Эйр» из записок «какой-то гувернантки» к тому времени стала английской классикой, то она уже получила более бережное отношение переводчиков.

В ХХ веке переводческая судьба этой книги была тоже очень интересна. Первый перевод уже ХХ века появился в 1950 году, его сделала Вера Стане­вич — и это совершенно прекрасный, очень тонкий перевод, я очень его люблю, это книга моего детства, которую читала бабушка, которую читала я, — но он, конечно, тоже был с определенными пропусками. Дело в том, что Шар­лотта Бронте была дочерью священника. Конечно, для нее религия играла огромную роль — и в романе довольно много религиозной экзальтации. Так вот Станевич не толь­ко выпускала наиболее отъявленные отрывки, но и все время смягчала накал этой экзальтации. Все, что касается религии, немножко смягча­лось, делалось менее эмоциональным, более логичным, что ли. Поэтому, конечно, вот эти черты героини довольно существенно меняют ее образ.

После перестройки пропуски в совет­ских переводах стали привлекать довольно много внимания, потому что было очень много цензурных купюр. Были вещи, которые нельзя было писать в переводе, часто это была самоцензура. Перевод­чик знал, что нельзя — сексуальные сцены, нельзя — религиозную экзаль­тацию, нельзя грубое слово… То есть все знали, чего нельзя.

Когда стало все можно, стали пере­сматривать произведения, переве­денные в ХХ веке, в советскую эпоху, — и в 1990 году появилось сразу два перевода. Один — Станевич со вставленными пропусками, эти вставки перевела Ирина Гурова. А потом Ирина Гурова, видимо, почувствовала, как чужеродно эти вставки смотрятся в тексте Станевич. Они оттуда торчали, как куски абсолютно другого текста. И она перевела этот роман сама — и, на мой взгляд, это перевод, гораздо менее созвучный книге. Но он очень точный. Он действи­тельно идет по тексту, хотя если говорить о точно­сти деталей, то Гурова и Станевич соревнуются между собой, как бы идут голова к голове. Потому что одна точнее понимает деталь, — другая. Я приведу пример.

Когда я еще перечитывала «Джейн Эйр» в переводе Станевич, меня всегда удивляла одна деталь. Джейн Эйр — в самом начале она девочка, сирота, живет в семье родственников, которые к ней довольно плохо отно­сятся. И она в дождливый день прокралась в библиотеку, взяла книгу (мы сейчас вернемся к этой книге), села на подоконник и читает там. Хорошо, нормальный ребенок, прекрасно. Мы узнаем, что она любит сидеть на подоконниках. Но потом, когда она уже становится гувернанткой в доме мистера Рочестера, он заставля­ет ее прийти на праздник, где много его аристократических друзей, Джейн себя там ужасно неловко чувствует — и она опять садится на подокон­ник. И это уже удивительно, потому что подоконник, в общем, место, не пред­назначенное для того, чтобы на нем сидеть. И когда взрослый человек садится на подокон­ник, это такой неформальный жест, который скорее привлекает внимание, чем позволяет остаться незамеченным.

Дело в том, что Джейн оба раза сидит не на подоконнике. Она сидит на window seat. То есть на месте, которое как раз предназначено для сидения. В англий­ских домах часто бывают эркеры — глубокие оконные ниши, в них встроены диванчики, на которых люди сидят. И действительно, в англий­ской литера­туре — у Диккенса и у того же Теккерея — можно заме­тить, что люди, которые хотят остаться незамеченными, очень часто усажива­ются на эти вот диванчики в оконных нишах.

У Гуровой это правильно написано. У нее один раз это диванчик в оконной нише и другой раз — диванчик в эркере. То есть там нет яркой детали, которая привлекает внимание и вызывает вопросы.

Что читает Джейн Эйр и почему взрослые пугают ее преисподней

С другой стороны, если мы вернемся к первому «вхождению» подоконника, когда наша героиня забралась с книж­кой на диванчик, который находится в оконной нише, там тоже есть любо­пытная деталь. Нам сообщают, что это за книжка. Это «Жизнь британских птиц» Бьюика, двухтомное издание. Факти­чески орнитологический справочник. Практический определи­тель. Там очень точно нарисованы птицы и описаны их свойства, их размеры, их оперение и так далее. И там тоже возникает некоторая странность.

Девочка сидит с этой книжкой. В основ­ном она, конечно, смотрит картинки, но и предисловие, где описываются всякие картины природы, тоже читает. В переводе Станевич Джейн рассказы­вает об этом так:

«У меня сразу же сложилось свое представление об этих мертвенно-белых мирах, — правда, туманное, но необычайно волную­щее, как все те, еще неясные догадки о Вселенной, которые рождаются в уме ребенка. Под впечатлением этих вступительных страниц приобре­тали для меня особый смысл и виньетки в тексте: утес, одино­ко стоя­щий среди пенящегося бурного прибоя; разбитая лодка, выброшен­ная на пустынный берег; призрачная луна, глядящая из-за угрюмых туч на тонущее судно.
Страничку, где был изображен сатана, отнимающий у вора узел с похищенным добром, я поскорее перевернула: она вызывала во мне ужас.
С таким же ужасом смотрела я и на черное рогатое существо, кото­рое, сидя на скале, созерцает толпу, теснящуюся вдали у виселицы».

Тут, конечно, возникает вопрос: откуда в определителе птиц, в справочнике об английских птицах, виселица, черт и вот это все? Какое это отношение имеет к английским птицам? У Гуровой сказано еще более непонятно. У нее сказано: слова на страницах «Введения» связывались с иллюстрациями книги. И дальше опять про черта, дьявола, виселицу и так далее. Дело в том, что Стане­вич более внимательно отнеслась к тексту и перевела слово «виньетка». То, что рассматривает Джейн, — вот все эти черти (черт, который схватился за суму вора, черт, который смотрит на виселицу) — это не иллюстрации к книге. Нет никакого текста, который бы соответствовал этим картинкам. Это именно виньетки, которые просто присутствуют в тексте для красоты.

И действительно, если мы посмотрим замечательный двухтомник Бьюика (сейчас можно найти его в сети), то увидим, что после каждой главы есть картинка сельской жизни. человек ловит рыбу, собака бегает по полю… А черт смотрит на виселицу! Ну, тоже такая картина деревен­ской жизни. Эти картинки не связаны с текстом. Это пища для чистой детской фантазии. Уже сама Джейн Эйр придумывает себе вокруг этих картинок всякие страшные истории и пугается.

Удивительным образом Шарлотта Бронте подробно рассказывает в «Джейн Эйр» о детском чтении типичного ребенка начала XIX века. Очень полно. Потому что — что читает Джейн Эйр? Мы об этом знаем подробно. Она читает арабские сказки, она читает «Гулливера» (который, конечно, не был написан для детей, как и арабские сказки), она читает «Путешествие пилигрима» — очень благочестивое сочинение, но полное всяких удивительных фанта­сти­ческих картин, и дети это очень любили. Она читает справочник о птицах и, вероятно, всякие другие книжки о путешествиях, она читает римскую историю, она слушает няню, которая пересказывает ей романы и поет баллады. Как раз все это и составляло основу детского чтения начала XIX века.

Все эти произведения, включая баллады и сказки, не были написаны специаль­но для детей. То есть дети себе отвоевали кусок взрослого чтения, в котором было особенно много картинок и фантастических сюжетов. Но у них не было своей литературы — кроме специальных религиозных наставлений, которые только и предназначались детям. Эта фактически дет­ская литература, написанная специально для детей, появилась из-за того, что протестанты были очень озабочены тем, чтобы выбить из детей грех. Для этого нужно было им объяснять, что любое дурное поведение заканчивается страш­ной смертью.

Мистер Брокльхёрст — удивительно страшная, мрачная фигура в книге. Это человек, который приходит, когда Джейн взбунтовалась против родствен­ников, которые дурно с ней обращаются, они решили отправить ее в школу для сирот. И настоятель, попечитель этой школы, мистер Брокльхёрст, пришел, чтобы поговорить с Джейн. Я зачитаю кусочек из этой сцены:

«Я ступила на ковер перед камином; мистер Брокльхёрст поставил меня прямо перед собой. Что за лицо у него было! Теперь, когда оно находи­лось почти на одном уровне с моим, я хорошо видела его. Какой огром­ный нос! Какой рот! Какие длинные, торчащие вперед зубы!
— Нет более прискорбного зрелища, чем непослушное дитя, — осо­бенно непослушная девочка. А ты знаешь, куда пойдут грешники после смерти?
— Они пойдут в ад, — последовал мой быстрый, давно затверженный ответ.
— А что такое ад? Ты можешь объяснить мне?
— Это яма, полная огня.
— А ты разве хотела бы упасть в эту яму и вечно гореть в ней?
— Нет, сэр.
— А что ты должна делать, чтобы избежать этого?
Ответ последовал не сразу; когда же он, наконец, прозвучал, против него можно было, конечно, возразить очень многое.
— Я лучше постараюсь быть здоровою и не умереть.
— А как можно стараться не умереть? Дети моложе тебя умирают еже­дневно. Всего два-три дня назад я похоронил девочку пяти лет, хоро­шую девочку; ее душа теперь на небе. Боюсь, что этого нельзя будет сказать про тебя, если Господь тебя призовет».

Сегодня кажется, что это очень странный способ разговаривать с ребенком — пугать его смертью. Но для XIX века это абсолютно нормально. Потому что мистер Брокльхёрст, в общем, говорит правду. Детская смертность была очень высокой — и этой девочке, героине, и самой Шарлотте Бронте вполне грозила опасность умереть в раннем возрасте. Что и произошло с двумя ее сестрами. Они умерли рано, как раз вот в такой школе, для детей священно­служи­телей, дочерей священников, которые сами не могли им дать образование.

Поэтому это была реальная угроза. Но, конечно, мистер Брокльхёрст, кроме всего прочего, озабочен другими вещами. Его не очень волнует, умрет ребенок или нет, — его волнует, чтобы ребенок умер и попал в рай, а не в ад. И для этого он вполне искренне пытается сделать все, что в его силах, и расска­зать, какие ужасы ждут каждого непослушного ребенка. И вот как раз эти ужасы и были основной литературой для детей. Еще один отрывок:

«— А псалмы? Я надеюсь, их ты любишь?
— Нет, сэр.
— Нет? О, какой ужас! У меня есть маленький мальчик, он моложе тебя, но выучил наизусть шесть псалмов; и когда спросишь его, что он предпочитает — скушать пряник или выучить стих из псалма, он отве­чает: „Ну конечно, стих из псалма! Ведь псалмы поют ангелы! А я хочу уже здесь, на земле, быть маленьким ангелом“.
— Псалмы не интересные, — заметила я.
— Это показывает, что у тебя злое сердце, и ты должна молить Бога, чтобы он изменил его, дал тебе новое, чистое сердце. Он возьмет у тебя сердце каменное и даст тебе человеческое.
Я только что собралась спросить, каким образом может быть произ­ве­дена эта операция, когда миссис Рид прервала меня, приказав сесть, и уже сама продолжала беседу».

И в конце мистер Брокльхёрст говорит: «Девочка, вот тебе книжка «Спутник ребенка»; прочти ее с молитвой, особенно «Описание ужасной и внезапной смерти Марты Дж., дурной девочки, предавшейся пороку лжи и обмана»».

У мистера Брокльхёрста был совершенно реальный прототип — человек, которого хорошо знал отец Шарлотты и которого знал весь Йоркшир, — и когда книга дошла до Йоркшира, его тут же все узнали. На что, возможно, Шарлотта Бронте изначально не рассчитывала. Это был священник, препо­добный Уильям Карус Уилсон, действительно создавший школу для дочерей священнослужителей, которые не могли сами дать образование своим дочерям. И это была школа на самом деле неплохая — что мы видим даже из романа «Джейн Эйр». Она включала в программу гораздо больше, чем обычно полага­лось знать девочкам в викторианское время. Там были и языки, и музыка, и история, и география, и литература. Но, конечно, условия там были очень тяжелые — что опять-таки было очень типично для школ того времени. Мы читаем о страшном прогорклом вареве, которое им предлагали есть, в котором плавали куски гнилого мяса; о том, как они не могли умыться, потому что вода в тазах замерзала; о том, как эпидемия выкосила полшколы, — и, в общем, никого это особенно не волновало.

В Ловудском приюте, в тех сценах, которые описывает Шарлотта Бронте, нас поражает суровость и необоснованность наказаний. Во всех школах были телесные наказания, в школах для мальчиков телесные наказания сущест­вовали до середины ХХ века и позже. Кроме того, были наказания унизитель­ные. На детей вешали вывески: «Неряха», «Лентяй». Если, например, ребенок не понял объяснения и сделал ошибку, на него надевали так называемый колпак тупицы, на котором так и было написано: «Тупица». Детей заставляли в наказание бесконечно переписывать один и тот же текст. Секли розгами, били тростью и так далее. Это действительно была повсеместная практика, и наказания были очень изощренными — и не нужно думать, что им под­вергались только бедные и беззащитные дети, такие, как вот эти осиротевшие девочки в приюте. Например, дочь королевы Виктории за ложь запиралась в комнате со связанными руками. То есть и принцесса подвергалась таким наказаниям.

Конечно, нас сегодня это не может не ужасать, как ужасно это возмущает героиню, Джейн Эйр. И вот как раз это возмущение, которое мы воспринимаем естественно, было самым удивительным в этой книге. Потому что такие школы существовали повсеместно, это было нормой. Почти никто, кроме Шарлотты Бронте, вот так сильно не возмущался. Несмотря на все эти ужасы, несмотря на то, что дети действительно в этих школах умирали.

Можно назвать два писательских голоса, которые возвысились против такой школьной практики. Это Чарльз Диккенс, который опубликовал в 1838–1839 годах (тоже порциями в журнале, как было принято) роман «Николас Никльби», где выведена школа в Йоркшире — там дети подвергаются страш­ным издевательствам, плохо питаются, умирают и так далее. Для того чтобы написать эти главы, Диккенс ездил в Йоркшир инкогнито, проникал в школы и там производил разведку. Он вообще увлекался расследовательской журна­ли­­стикой. А Шарлотта Бронте испытала это все на себе — и это самая автобиографическая часть книги, те главы, где Джейн находится в приюте. Это абсолютно то, что Бронте пришлось пережить самой. Две ее сестры умерли в этой школе, потому что никто не обращал внимания на то, что они больны. А она действительно испытывала глубочайшее возмущение, которое перепол­няло ее всю жизнь. И это возмущение выплеснулось вот таким образом в романе.

Конечно, прежде всего после Диккенса, произошла реформа школ. И вот такие школы закрыли. Тогда писательские голоса, так громко прозвучавшие, часто приводили к реформам. Но я хочу вернуться к мистеру Брокльхёрсту и книжке, которую он дал Джейн Эйр на прощание. О девочке, которая лгала и в резуль­тате умерла. Действительно, мистер Уилсон, прототип мистера Брокльхёрста, тоже писал книги для детей, примерно такого же толка, и издавал журнал, который назывался «Друг детей». В этом журнале он печатал свои собственные рассказы (мистер Брокльхёрст тоже увлекался сочинением рассказов), содер­жание их было примерно такое: один мальчик не послушался маму и папу и сгорел в камине. А другая девочка соврала — и утонула. Или одна девочка аплодировала учительнице, которая выпорола нескольких учеников, потому что «она же это делает для нашего блага». Как сказано в Библии, «кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына». И поэтому это все делается для того, чтобы мы не грешили и попали в рай. И вообще идея, что дети должны любить розги и быть благодарными тем, кто их сечет, была тогда довольно популярна.

Это действительно очень популярный протестантский жанр — а мистер Уилсон был кальвинист, то есть представитель самого яростного, самого сурового ответвле­ния протестантства. И детская смертность в этих книжках была сто­про­центная. Все дети в этих рассказах умирают. Только плохие дети умира­ют с ужасом, зная, что пойдут в ад, а хорошие дети умирают с удовольст­вием, зная, что пойдут в рай. И вот это — и только это — и было книжками, написанными специально для детей.

Тем не менее времена менялись. И не случайно, что все это так близко распо­ложено по времени. Например, романы Диккенса, в которых он описывает ужасы школ, а потом будет роман «Дэвид Копперфилд», тоже автобиогра­фический, об ужасах детства самого Диккенса.

Но Шарлотта Бронте успела первой, еще до «Дэвида Копперфилда», сделать ребенка рассказчиком. Это считается ее новаторской находкой: у нее в романе говорит ребенок. Она показывает внутренний мир детства через свой опыт. Это было очень необычно. Все это стало началом другого восприятия детства, которое очень проявлялось в том числе в литературе.

Как раз начиная с середины века стали появляться детские книги. Мы теперь понимаем, что это и есть детская литература: лимерики Эдварда Лира, «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, менее известные сказки Чарльза Кингсли и Джорджа Макдональда — и так далее. То есть появилась та англий­ская литература, которую мы сегодня опознаем как детскую, где много при­ключе­ний, развлечений, мало назиданий, нет никаких постоянно умирающих детей… Ну, хотя у Кингсли и Макдональда есть, конечно.

Почему гувернантки получали лучшее образование, чем девушки из богатых семей

Любопытно, что и в образовании происходили серьезные перемены — и в том числе в образовании для девочек. И интересно, что это все началось с гувер­нанток. Потому что мы видим парадоксальную ситуацию: сирота Джейн Эйр в романе попадает в ужасный Ловудский приют, где их морят голодом, холодом и так далее, и получает там очень приличное образование, которое позволяет ей музицировать, рисовать, читать, учить языки, работать гувер­нанткой, работать сельской учительницей.

Это вполне закономерно, потому что девушек из богатых семей не готовили к тому, чтобы они читали книжки и учили языки (современные еще туда-сюда, но, уж конечно, не классические). И они действительно получали менее основательное образование, чем девочки вот в таких вот школах и приютах.

Обычно в богатых семьях за образование девочек отвечала гувернантка. И вот как раз гувернанток и готовили такие школы. Потому что это было, в общем, единственное достойное занятие для девушки из обедневшей при­личной семьи. Как раз с гувернанток началось высшее образование для жен­щин. Потому что, во-первых, они были совершенно беззащитны. Гувер­нантку можно было выгнать без рекомендаций, и совершенно непонятно, что она после этого могла делать, — с одной стороны. С другой стороны, гувер­нантка могла быть сама малообразованна. Потому что если ее семья впала в бедность не когда девочку еще можно было послать в такую школу, а попозже, то она могла быть довольно малообразованной девицей, которую брали в гувернант­ки, потому что она из хорошей семьи, — и не очень понятно, чему она могла учить. Не было никакого способа оценить, измерить степень образованности гувернанток, с одной стороны, и не было никакого способа их защитить — с другой.

И тогда возникло Общество защиты гувернанток — всё в те же самые годы, когда выходит «Джейн Эйр», это буквально 1847 год. Возникают высшие курсы для гувернанток — но их посещают многие девушки, которые не планируют стать гувернантками. И этот огромный наплыв девушек, которые приходят слушать лекции по самым разным предметам, приводит к тому, что откры­вается первый женский колледж — и уже совсем недалеко до времени, когда женщины проникнут в святая святых — старинные английские университеты Оксфорд и Кембридж. А все началось со скромной гувернантки.

Как звучит концовка романа в русских переводах разных эпох

Безусловно, каждая эпоха читает классическую литературу. И мы сего­дня читаем «Джейн Эйр» не так, как ее читали в XIX веке, и следующий век будет читать ее иначе. Для того чтобы эта мысль стала особенно очевидна, я хочу закончить лекцию, прочитав вам вслух концовку романа. Последова­тельно: в переводе Ирины Гуровой 1990 года, в переводе Веры Станевич 1950 го­да и в переводе Иринарха Введенского 1849 года.

Я хочу обратить ваше внимание на то, что это будет один и тот же пассаж. Потому что из прочитанного это будет неочевидно.

По причине Шарлотта Бронте выбрала закончить роман описанием судьбы Сент-Джона. Сент-Джон — это вновь найденный кузен Джейн, который решил стать миссионером и предлагал ей следовать за ним в качестве его жены. Причем ей было ясно, что он ее не любит и хочет просто использовать в качестве помощника. Тем не менее Джейн было очень трудно отвергнуть это предложение, но она смогла это сделать. Это вообще очень важный мотив «Джейн Эйр», вот этот мотив бунта, когда героиня отстаивает свое человече­ское достоинство и право решать свою судьбу в разных обстоятельствах. Когда она говорит миссис Рид: «Я не ваша хорошая девочка!», когда она бунтует против наказаний в Ловуде, когда она отказывает своему кузену Сент-Джону.

Тем не менее они продолжают переписываться, и именно известие о судьбе Сент-Джона — это то, чем Шарлотта Бронте заканчивает роман:

«Сент-Джон покинул Англию ради Индии. Он вступил на избранную им стезю и следует по ней до сих пор. Никогда еще столь мужественный пионер не пролагал дорогу среди диких скал и грозных опасностей. Твердый, верный, преданный, исполненный энергии и света истины, он трудится ради ближних своих, расчищает их тяжкий путь к спасе­нию. Точно исполин, он сокрушает препятствующие им суеверия и касто­вые предрассудки. Пусть он суров, пусть требователен, пусть даже все еще честолюбив, но суров он, как воин Великое Сердце, обере­гающий вверившихся ему паломников от дьявола Аполлиона. Его требо­вательность — требовательность апостола, который повторяет слова Христа, призывая: „Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною“. Его честолюбие — честолюбие высокой самоотверженной души, взыскующей обрести место в первом ряду спасенных — тех, кто непорочен стоит перед престолом Божьим, тех, кто разделит последние великие победы Агнца, тех, кто суть званые, и избранные, и верные.
Сент-Джон не женат и уже не женится никогда. Труд его был по си­лам ему, а ныне труд этот близок к завершению — его дивное солнце спе­шит к закату. Его последнее письмо исторгло у меня из глаз челове­ческие слезы и все же исполнило сердце мое божественной радости: ему уже мнится заслуженная награда, его нетленный венец. Я знаю, следую­щее письмо, начертанное рукой мне не известной, сообщит, что добрый и верный раб наконец призван был войти в радость господина своего. Так к чему лить слезы? Никакой страх не омрачит последний час Сент-Джона, ум его будет ясен, сердце исполнено мужества, надежда неуга­сима, вера тверда. Залогом тому его собственные слова.
„Мой Господин, — пишет он, — предупредил меня. Ежедневно Он воз­ве­щает все яснее: ‚Ей, гряду скоро!‘, и ежечасно все более жажду­ще я отзываюсь: ‚Аминь. Ей гряди, Господи Иисусе!‘“».

То же самое в переводе Станевич:

«Что касается Сент-Джона, то он покинул Англию и уехал в Индию. Он всту­пил на путь, который сам избрал, и до сих пор следует этой стезей.
Он так и не женился и вряд ли женится. До сих пор он один справ­ляется со своей задачей; и эта задача близка к завершению: его славное солнце клонится к закату. Последнее письмо, полученное от него, вызва­ло у меня на глазах слезы: он предвидит свою близкую кончину. Я знаю, что следующее письмо, написанное незнакомой рукой, сообщит мне, что Господь призвал к себе своего неутомимого и верного слугу».

И вот то же самое в переводе Иринарха Введенского:

«Мистер Сент-Джон Риверс уехал в Индию и сделался там отличным миссионером. Он не женат».

Перевод, который мы прочитали первым, конца ХХ века, — это перевод абсо­лютно точный, он следует оригиналу практически слово в слово. Перевод совет­ского времени не просто опускает довольно большой кусок текста — он совершенно другой интонационно. Мне кажется, что как раз здесь это осо­бен­но чувствуется. Это интонация очень обыденная, совершенно лишенная рели­гиозной экзальтации. А Иринарх Введенский, который вообще не считал нуж­ным церемониться с гувернанткой, как мы уже говорили, решил, что это кусок вообще скучный, и изложил в двух словах его содер­жание. В этих разных переводах отражается и изменение отношения к пере­воду как к заня­тию, и, безусловно, изменение отношения к «Джейн Эйр», которая все больше и больше становится английской классикой.

У меня была бабушка, учитель физики, Софья Григорьевна Луцкая, которая «Джейн Эйр» любила, безусловно, больше всех книг на свете и пере­читывала непрерывно. Вот «настольная книга» — это именно в буквальном значении то, чем была для нее «Джейн Эйр», она всегда была под рукой. Бабушка вообще много читала, всегда сидела или со своими тетрадками, или с книгами, но «Джейн Эйр» была рядом.

Источник