в чем ошибался фрейд
Здесь был Фрейд. Почему психоанализ — это маргинальщина
Набоков, который Фрейда просто ненавидел, как-то раз о нем отозвался так: «Пусть простаки и чернь продолжают верить, будто любые раны разума можно исцелить ежедневными припарками из древнегреческих мифов на интимное место. Меня это не волнует». Примерно то же умные люди говорят о психоанализе еще с 70-х, после революции в фармакологии и появления МРТ. Сегодня пыл наездов охладился, и выяснилось, что местами Фрейд не так уж плох. Не теми, правда, местами, которыми сам гордился. Вооружившись историей и нейронаукой, разбираемся, что Зигмунд Фрейд предвосхитил, а где напортачил, соврал и насочинял.
Фрейд Зоркий Глаз
Резюмируя научные исследования, психолог Дрю Уэстен как-то составил список пяти стопроцентно актуальных фрейдистских постулатов:
— огромную роль в нашем поведении играют конфликты и амбивалентности,
— основы личности действительно формируются в детстве,
— мы проходим разные этапы психического развития,
— а наши ментальные представления влияют на социальное поведение.
В принципе основа любой адекватной психологической теории — та же, но Фрейд был первым, кто акцентировал внимание на этих особенностях и стал ими всерьез заниматься. До 10-х годов XX века клинической терапии в принципе не было, а врачи выдавали пациентам советы в духе тех, что Йозеф Брейер, наставник Фрейда, отчеканивает в романе «Когда Ницше плакал»: от отчаяния лечиться курортами и «возможно, разговором со священником».
Сны по большей части считались путешествиями в астрал, божественными откровениями и чем угодно, но не работой психики. Насчет вшитых в нашу подкорку защитных механизмов тоже мало кто заморачивался, да и в неврологии Фрейд был одним из пионеров.
Он, например, изобрел новый метод окрашивания нервной ткани и первым описал структуру и функцию продолговатого мозга и белого вещества, соединяющего спинной мозг и мозжечок. Последователи нейропсихоанализа за это даже периодически отписывают Фрейду лавры родоначальника современных нейронаук.
Впрочем, когда мы говорим о Фрейде, мы вспоминаем вовсе не это, а страшное и великое слово «бессознательное». Его содержание, по Зигмунду, довольно экзотично: здесь складированы влечения, детские желания, травмы, всё это подавлено, сгущено и смещено, вкривь и вкось и больше напоминает заваленный подвал наследного особняка, чем управленческий штаб психики.
Как любят шутить ученые, Фрейд был на 50 % прав и на 100 % не прав. Мозг и правда выполняет пугающе много действий в фоновом режиме. Бессознательное есть, и оно влиятельно — факт, но устроено оно вовсе не по Фрейду. И если быть откровенным, то и сам термин не его. Но давайте обо всем по порядку.
Фрейд-копипастер
Утку о том, что бессознательное изобрел Фрейд, пустил сам Фрейд, и к его пиар-талантам нет вопросов. Но о том, что сознание — это не Капитан мозга, говорили задолго до него, еще в Древнем Риме. Философ Плотин и врач Гален подметили, что дыхание или обычные действия вроде ходьбы мы проворачиваем неосознанно.
Гиппократ, наблюдая за эпилепсией, где тело полностью выходит из-под контроля человека, сообразил: у нас есть внесознательная система управления.
В XI веке арабский ученый Альхазен опередил свое время на добрые девять веков и изобрел слово, которое затем «угонит» Фрейд. Он предположил, что есть визуальные иллюзии, которые мы воспринимаем бессознательно. Сегодня такие иллюзии используют не только для развлечения детишек, но и для лабораторных тестов: с помощью показа сублиминальных (спрятанных за скоростью и техникой показа) слов, картинок и чисел ученые определяют, где проходит граница между сознательным и несознательным восприятием. Например, как наш мозг, визуально не фиксируя информацию, умудряется ее обдумывать и учитывать в дальнейшем.
Без участия сознания мы можем эмоционально реагировать на «спрятанные» слова или складывать/вычитать числа.
Альхазен предвосхитил и самые эффектные выводы лабораторных тестов: решения мы можем принимать бессознательно.
Насчет потаенных мотивов и желаний, фирменной приблуды Фрейда, тоже задумывались еще давно. Августин, Фома Аквинский, Декарт, Спиноза, Лейбниц в разной форме писали: нашими действиями заведуют миллионы потайных механизмов, которые не обнаружить обычной рефлексией. Как в случае с восприятием: на него влияют наши ожидания и представления, слепое пятно и капилляры на сетчатке маскируются, как в фотошопе, мозг достраивает картинку, как ему вздумается, а мы с вами и не в курсе.
В XIX веке бессознательная жизнь и вовсе оказалась в hot topics, и, как пишет историк психологии Марк Альтшулер, «трудно, или даже невозможно, найти психолога или психиатра XIX века, который бы не признавал бессознательную деятельность мозга не только как в действительности существующую, но и как имеющую первостепенное значение».
Французские психологи буквально кричали о том, что мы проделываем массу вещей на автомате: пользуемся рабочей памятью (Теодюль Рибо), бессознательно подражаем (Габриэль Тард), руководствуемся целями и мотивами, которые возникли в далеком детстве и теперь определяют нашу личность (Пьер Жане).
Жане больше всех впоследствии обвинял Фрейда в копипасте идей.
Подробнее о приключениях идеи бессознательного и масштабе фрейдистской наглости можно почитать тут, а за финальным вердиктом мы обратимся к Станисласу Деану, светилу когнитивных наук и одному из крупнейших современных исследователей сознания. Он пишет о Фрейде так: «Не будет преувеличением сказать, что из всех высказанных в его работе идей самые убедительные принадлежат не ему, а его собственные относятся к числу неубедительных». С другими фишками Фрейда дело обстоит куда хуже.
Фрейд-лжетерапевт
В 1910-х годах Зигмунд Фрейд публикует книгу «Из истории одного детского невроза». В ней он описывает любопытный случай «Человека-волка» — русского аристократа, мучимого депрессией. После серии сеансов на кушетке гения-психоаналитика Человек-волк чудесно излечивается, а спустя полвека история выносит свой вердикт: байка.
Карты раскрылись, когда в 70-х годах журналистка Карин Обхольцер поболтала с легендарным Человеком-волком Сергеем Панкеевым и выяснила, что он так и не был излечен: «Я в том же состоянии, в котором и пришел к Фрейду». Ключевые для фрейдистской теории случаи Маленького Ганса (Герберта Графа), Анны О (Берты Паппенгейм), Доры (Иды Бауэр) и других пациентов тоже притянуты за уши или сфальсифицированы.
Весь психоанализ, по сути, построен на десятке клинических случаев, венчавшихся блистательной терапией и исцелением. Но исцеления не происходило. Почему?
Разберемся в методе.
По Фрейду, ранние воспоминания сидят глубоко-глубоко в нас, и психика всё время их искажает. Это всегда травматично, а случайные эпизоды детства портят нам всю жизнь, превращаясь в монстров и фантазмы, ничем не напоминающие оригинал. Отсюда задача психоаналитика — одолеть монстров, то есть разобраться, как преломлялись воспоминания, и рассекретить фантазмы, то есть вернуться к аутентичной версии события.
Фрейд был частично прав насчет серьезных травм вроде детских изнасилований или свидетельства катастроф и смертей.
При жестоком и эмоционально насыщенном событии его отпечаток не фиксируется в гиппокампе, руководящем памятью, а обрабатывается сразу в мозжечковой миндалине, древней структуре, отвечающей за распознавание лиц, возникновение «животного страха» и прочие базовые вещи.
В итоге защитные механизмы психики упаковывают подобные воспоминания как «инородное тело» и исключают их из ассоциативных сетей. Как пишет Вернер Болебер, бывший председатель Немецкой психоаналитической ассоциации и крупный защитник Фрейда, такие воспоминания хранятся в первоначальном виде, и на кушетке терапевта их действительно можно в таком виде извлечь.
Другое дело, нужно ли. Этот вопрос поставили ученые из Кембриджа, выяснив, что процесс подавления идет далеко за сознательный уровень, и даже в самих подвалах бессознательного, куда мы отправляем травмы, есть еще уровни, откуда влиять на наше поведение по-фрейдистски воспоминания уже не могут. Иными словами, защитные механизмы действительно защищают. Неудивительно, что Фрейд так часто получал нагоняи за садистский подход.
С памятью Фрейд вообще работал, как мясник, не учитывая, что она устроена изощренно, а процессы хранения и доступа к сохраняемому сильно различаются от случая к случаю.
Как показывают исследования, связные автобиографические воспоминания живут в декларативной памяти (она же эксплицитная, или та, куда можно залезть сознательно), а вот самые ранние воспоминания хранятся в имплицитной (или бессознательной) памяти как «неявные объекты». Здесь интерпретируются объектные отношения и создаются поведенческие модели, которые влияют на настоящее, да, но всё это добро для сознательного обращения недоступно.
В этом нет никакой проблемы, потому что память — это не линейная композиция, а, скорее, континуум, где прошлое сцепляется с настоящим в танце взаимного влияния. Извлекая что-то из памяти, мы всегда реконструируем опыт, добавляя чувства, предубеждения и знания, полученные много после. Воспоминания в принципе устроены как конструкция с пустыми кармашками, которые наполняются тем, что волнует наш мозг в настоящем.
Более того, вспоминая, мы буквально перезаписываем данные на нейронном уровне. В момент визуализации события из прошлого у нас активируется не конкретное «хранилище» памяти — его нет, — а зоны, которые были активны в конкретный момент времени.
Именно потому нам так легко додумывать, сочинять или вспоминать то, чего не было, как в классических экспериментах психолога Элизабет Лофтус, где испытуемые после небольших махинаций исследователей вспоминали, как в детстве видели одержимых бесами людей или кролика Багза Банни в Диснейленде, хотя ни того, ни другого с ними не случалось (Багз Банни — собственность Warner Brothers, его в принципе во вселенной Уолтера Диснея нет).
Поэтому же интроспекция в том виде, в каком ее пользуют психоаналитики, не годится для работы с психикой, и вываливаемое вами на кушетку поможет разве что какому-то «венскому шарлатану», как любил обзываться Набоков, сделать себе карьеру на вашем кейсе.
Фрэнк Саллоуэй, историк науки Массачусетского технологического института, ситуацию резюмирует так: «Каждый из опубликованных случаев Фрейда играет роль в психоаналитической легенде, но чем больше деталей вы узнаете о каждом случае, тем сильнее становится изображение Фрейда, скручивающего факты в соответствии с его теорией».
Фрейд-лжетеоретик
А что с теорией? Как-то раз в 1973 году группа исследователей взялась писать книгу в поддержку Фрейда. В итоге родился канонический том Experimental Freudian Theories Psychology Revials, где авторы честно признались: доказательств нет.
По сути, кроме клинической апробации, где схема сработала бы и вылечила, ничто в этом мире не может доказать, что девочки завидуют пенису, мальчики повсеместно хотят переспать со своими матерями, а мы проходим через оральную, анальную и генитальную стадии развития. С таким же успехом можно заявить, что в наше психическое развитие вмешались масоны или ребята из программы «Необъяснимо, но факт».
Или, например, поставить фрейдизм с ног на голову, как сделала психоаналитик Карен Хорни, которая иронично заявила: мальчики с детства сравнивают свои гениталии с материнскими и волнуются по поводу различий.
Мужчины не могут произвести на свет новую жизнь, а значит, подсознательно завидуют беременности и деторождению. Отсюда — перманентное желание унизить женщин, вот как у отца психоанализа, гения-мужчины, движимого завистью к матке.
Словом, насочинять здесь можно сколько угодно в зависимости от фетишей и интересов. Это называется нефальсифицируемостью или несоответствием критерию Поппера. Простыми словами: это когда теорию в любом случае можно считать годной, потому что эмпирически ее нельзя опровергнуть. Неудивительно, что фрейдизм признан ненаучным. Даже гарвардский психолог Дрю Уэстен, один из тех, кто защищает психоанализ, описывает многие его основополагающие труды как «неясные, бестолковые и безграмотные относительно эмпирических данных».
Психоанализ сегодня не котируют ни академическое сообщество, ни продвинутые практикующие врачи, у которых появился вполне здоровый метод работы: когнитивно-поведенческая терапия (одна из самых популярных ныне, главный антипод психоанализа).
Как пишет философ и звезда от научпопа М. М. Оуэн, лучше концентрироваться не на археологических раскопках психики, а на работе с уже существующими паттернами.
«Если психоанализ — это католическая исповедальня, то КПТ — это скорее подушка для медитации или глава из Марка Аврелия. Она фокусируется на реакциях на мысли, а не на том, какое глубокое психическое значение они могут иметь».
Фрейдистский психический детерминизм, то есть представление о том, что все наши ментальные телодвижения что-нибудь непременно означают, разбит на голову.
Например, сны. За последние 30 лет нейронауки выяснили о них немало. Магистральная теория гласит: сновидения — это рандомные образы, фантазии или очень глубокая абсурдная переработка воспоминаний.
Гениальные эксцентрики из научного сообщества вроде Томаса Метцингера предполагают, что сновидение — попытка мозга рефлексировать о собственном состоянии во сне. Кто-то доказывает, что сны о травмах прошлого помогают быстрее избавиться от страха и депрессии, но никто и не думает выуживать из них тайные послания, которые надо декодировать с мифами Древней Греции наготове.
Похожая история и с «оговорочками по Фрейду» — они, по всей видимости, случаются, но большинство наших промахов — это лишь хромание языковой системы и перцептивный мусор.
Фрейд-мифотворец
В сущности, Фрейд создавал не столько психиатрическую теорию, сколько альтернативную мифологию по лекалам религиозного культа. А это, как известно, мощная штука, действующая поверх логики, рацио и здравого смысла.
Философ Фрэнк К. Флинн как-то перечислил три основных признака религии: наличие системы верований или доктрин о том, как всё устроено; ритуалы и практики, поддерживающие соответствующие нормы поведения; сама жизнь религиозной группы, установленная в соответствии с верованиями, отличающаяся от жизни других.
И что мы имеем: догматическая теория, ниспосланная мессии из темных глубин природы человеческой; ритуальные встречи с соответствующими атрибутами вроде лежания на кушетке; склонность всех поклонников психоанализа трактовать любое проявление бытия и поведения через собственные верования в анально-генитальную и прочую обусловленность.
Обвинения Фрейда в религиозных замашках, впрочем, не новы. Суррогатом веры психоанализ называл еще Ясперс, добавляя, что само движение напоминает секту, а теория — вульгарное отражение Ницше и Шопенгауэра, и что всё это ужасно удобно объясняет и структурирует бытие для обывателя, потому и заходит.
Но любимое сравнение в этой области — это сравнение психоанализа и идеологии ортодоксального иудеохристианства. В духе: Фрейд выращивал свою мессианскую теорию на базе собственного Писания о чудесном исцелении больных, которым помогли ортодоксальные медсредства. За исцелением больных — исцеление общества, а дальше и рай земной.
На психотерапевтических сеансах Фрейд, действительно, вел себя не как «нейтральный» внимательный врач, а как указующий перст: он добавлял, растолковывал, вмешивался в монолог, вспоминал эпизоды из собственной жизни, зачитывал пациентам письма, где речь шла о них самих, и вообще вел себя манипулятивно. Доктрина, Мессия, Исцеление — ключевые положения для фрейдизма (хотя справедливости ради надо сказать, что железобетонной доктриной сам Фрейд никогда свои труды не называл).
Еще одно ключевое положение — это необходимость укрощения темной биологической сути. Ибо плоть греховна, и только сила контроля над ней и метафорическое трактование бытия помогут нам.
Примерно так и звучит иудейскохристианское послание Святого Августина, о котором мы вам как-то уже рассказывали. Словом, «инфернальная метафизика» этот ваш чернушный Фрейд, как говорил Бердяев.
Если трактовать религиозность или сектантство как мифологическую структуру, то получится еще интереснее.
Здесь Фрейд попал в самое яблочко, как сказал бы Ролан Барт, который описывает функции мифа так: обозначать и оповещать, внушать и предписывать, побуждать. Воздействуя на читателя, миф навязывает ему себя и всячески старается натурализировать свои значения. Миф изо всех сил старается быть естественным, «само собой разумеющимся», и творится этот великий концепт за счет языка. Или, если дословно цитировать поэтичного Барта, миф — это «похищенный язык».
Умные люди уже разобрали фрейдистский диалект по косточкам, и вот что в нем нашел, например, независимый исследователь Роб Уайт: язык Фрейда фигуративен и больше запутывает, чем объясняет.
Другие исследователи относят это на счет парадоксов и противоречий, но Уайт идет дальше и предполагает, что дело в метафорической обработке. Язык Фрейда суггестивен. Например, автор часто зацикливается на болезненных темах, постоянно иллюстрируя материал автобиографией. Он старается разделять психоанализ и медицину, но, теоретизируя о психике, то и дело вплетает медицинский словарь (например, часто повторяет слово «раны» применительно к ментальному и т. д.).
С текстами Фрейда можно бесконечно играть, вычленяя оттуда приемчики. Быть может, именно поэтому его труды современные студенты и профессора так часто классифицируют как «литературу», но не как научные трактаты.
Фрейду действительно удалось создать особый мир, вдохновивший массу людей, от сюрреалистов до Пруста и Джойса, от Сартра до Дэвида Линча. Провести алхимический синтез наукообразности и чистой образности, раскрутить Идею за счет собственной харизмы и жажды, сделать ее, в конце концов, одной из главной на век вперед и сочинить свежий, перверсивно элегантный миф — для этого действительно нужно быть сумасшедшим гением.
Большая фантазия Фрейда: почему он был неправ? Психоанализ как новая религия
Теории Фрейда, известные даже людям, далеким от психоанализа, в современной науке подвергаются жесткой критике. Британский писатель, Ричард Вебстер, стал одним из первых публицистов, которые подняли вопрос о научности и обоснованности теорий знаменитого врача. Как психиатр стал новым мессией от науки? Почему фрейдизм сравнивается по своей ортодоксальности с христианством Средневековья? В своем труде «Почему Фрейд был неправ?» Ричард Вебстер отвечает на поставленные вопросы, подчеркивая несостоятельность теорий подавленных воспоминаний и использования сексуальных желаний как первопричины каждого психологического заболевания.
Выработанные в рамках психоанализа механизмы
«Толкование сновидений» было опубликовано в ноябре 1899 года, однако издание датировалось 1900 годом. Вероятно, Фрейд хотел, чтобы дата выхода книги совпала с началом новой эры» [1, С. 376].
К данному моменту были сформулированы концепции Эдипова комплекса, теория детской сексуальности, которая была представлена в работе «Три эссе».
Стоит отметить, что весь анализ, который стал основой для приведенных выше теорий, не подкрепляется ни единым доказательством, так как их попросту не существует, но основывается на предположениях Фрейда относительно природы симптомов.
Эдипов комплекс
Концепция Эдипова комплекса (и обратного ему комплекса Электры) была представлена как «открытие», которое Фрейд сделал спонтанно на основе анализа собственных снов и детских воспоминаний. Среди психоаналитиков и исследователей психоанализа широко распространено мнение, что предпосылкой «открытия» стала потребность смещения акцента предмета сексуальности.
Формулирование Эдипова комплекса позволило устранить обвинения в инцесте. В результате Фрейд начал рассматривать сны и фантазии пациентов как нереализованные желания (болезни есть последствия нереализации или невозможности претворения в жизнь этих желаний). Анализируя собственные сны, он считал, что не просто исследует подсознание, но и делает реальные открытия, которые могут быть обобщены в ряде случаев.
Благодаря такой интеллектуальной стратегии Фрейд встал на путь обоснования собственных гипотез и теоретических спекуляций псевдо-эмпирическими методами.
«Фрейд поставил себя в положение, когда он мог самостоятельно предоставлять «доказательства» для «подкрепления» практически любой своей теории» [1, С. 336].
Фрейд назвал свою теорию с размахом, свойственным человеку, жаждущему мирового признания, по имени царя Эдипа. По мнению психоаналитика, это «драма, описанная Софоклом из-за импульсивного желания, свойственного всем людям» [1, С. 339].
Согласно формулировке Фрейда, импульс, который лежит в основе Эдипова комплекса, формируется постепенно во время фаллической стадии сексуального развития.
Безусловно, идея Эдипова комплекса, особенно при учете невероятно подробного описания собственного опыта, была одной из самых интересных формулировок Фрейда и получила значительный резонанс из-за раскрытия и нарушения основных табу, которые сопряжены с существенной эмоциональной сложностью и амбивалентностью человека.
Но стоит помнить, что, как и в остальных случаях, Фрейд строил свою теорию на квази-механической схеме развития человеческого рода, высказывая утверждение, что взаимоотношения между родителями и детьми в строго биологическом смысле являются потенциально сексуальными [1, С. 341]. При этом нет никаких доказательств, которые позволяют предположить существование сексуального интереса сына к матери до момента подавления интереса или его перенаправления на другой объект.
Наиболее примечательной чертой каждой теории Фрейда является то, что он почти полностью игнорирует любые эмпирические факты. Отчасти это связано с осознанием Фрейдом того, что через понятие подсознания он сможет формировать сколь угодно доказательств.
Теория Эдипова комплекса на самом деле противоречит существующим массовым доказательствам [1, С. 343].
Один из наиболее интересных комментариев был сделан Эрихом Фроммом, который увидел в формулировке Фрейда рационалистическую попытку избежать столкновения с эмоциональной интенсивностью собственных отношений с матерью [1, С. 345].
Таким образом, Фромм указывает, что Фрейд подменил узкой концепцией сложную психологическую реальность [1, С. 345].
В поздние годы своей карьеры с истинно мессианской уверенностью Фрейд утверждал, что «если бы психоанализ не мог похвастать никакими иными достижениями, кроме открытия подавленного Эдипова комплекса, только это давало бы ему право быть причисленным к важнейшим приобретениям человечества» [1, С. 354].
Подсознательное
Одной из важнейших целей самоанализа Фрейда было дальнейшее развитие гипотезы, которая занимала Фрейда более остальных, и включающая в себя практически все концепции психоанализа. Согласно этой гипотезе, которую Фрейд позаимствовал у Шарко и развил в труде «Проект научной психологии», существует ранее неизученная область сознания, правомерный субъект медицинского исследования, предположительно играющая важнейшую роль в возникновении психических отклонений. Речь идет о подсознании.
Постулирование подсознания стало одной из наиболее успешных стратегий Фрейда [1, С. 322]. Но следует заметить, что не Фрейд является основоположником идеи скрытости некоторых аспектов «я» личности. Различные версии концепции подсознания выдвигались Плотином в III веке, Августом Аврелием век спустя и почти в каждом следующем столетии озвучивалась идея бессознательных механизмов мышления.
Развивая идею бессознательного ментального процесса, Фрейд в значительной степени следовал культурной тенденции последнего десятилетия 19 века, но не формулировал новую.
Новым в теориях Фрейда было следующее. Вместо традиционного представления, что некоторые аспекты личности в меньшей степени контролируются сознанием, чем другие, он выдвинул идею о существовании некоего ментального субъекта, который «путешествует» по скрытым мыслям, воспоминаниям и желаниям.
Фрейд утверждал, что открыл единственный метод наблюдения этого неизведанного субъекта (психоанализ). В связи с тем, что представление психоаналитика было основано на системе ошибочных медицинских рассуждений об истерии, которой, как было сказано выше, не существует, можно смело предположить, что теория о подсознании во многом ошибочна.
Важно отметить, что рациональное сознание, которое человек обычно принимает как данность, ни в коей мере не является тем естественным и неизведанным субъектом, каким его видел Фрейд. Человек способен подавлять некоторые импульсы (голод, сексуальное желание и проч.), часто эта способность биологически необходима или обусловлена табуированием обществом определенных инстинктов. Например, сексуальные мысли подвержены большему табуированию, чем любой другой импульс. Но было бы ошибкой рассматривать способность к подавлению как неотъемлемую черту человеческого сознания.
Фрейд настаивал на бессознательности процесса вытеснения. Из-за этого он был неспособен признать, насколько сильно отличаются индивидуумы друг от друга в зависимости от восприятия ими конкретного табу.
«…идея, спровоцировавшая развитие недуга, выталкивалась и из сознания, и из памяти. Задача психоаналитика заключается в побуждении пациентов к возрождению «воспоминаний», которые они предположительно вытеснили в подсознание» [1, С. 331]
Фрейд, воспитанный в строгой викторианской традиции, не желал признавать способность выводить сексуальное желание на сознательный уровень.
Согласно Фрейду, подсознание есть область, доступ к которой можно получить только с помощью психоанализа, следовательно, сексуальные фантазии спрятаны от обычного наблюдателя.
Предположение отчасти верно из-за того, что человек не всегда автоматически распознает импульсы или не придает им значения. Человек склонен к самообману в отношении собственных мотивов, что приводит к развитию дуализма частной и общественной жизни.
Фрейд полагал, что существует реальный, материальный невидимый субъект, обнаружение которого позволило бы исследователям найти задушенные или подавленные мотивы и желания, который человек изгнал из своего сознания. Подобно Шарко, Фрейд считал, что постулирование существования секретной зоны сознания позволит ему решить ряд теоретических проблем, то есть, «подкрепить» теории действительным теоретическим и эмпирическим обоснованием.
Чтобы избежать внутреннего несоответствия теорий, Фрейд пересматривает теорию личности и вводит трехчастное деление сознания: Оно, Эго и Супер-эго.
Посредством введения концепции «Супер-Эго» Фрейд смог вводить понятие вторичного вытеснения желаний. Так, совесть и иные моральные принципы были сформированы через Супер-эго и приобретены из-за Эдипова комплекса. Такое суждение приводило к выводу, что моральные ценности формируются только у мужчин, поэтому Фрейд постулировал, что женщины получили моральные убеждения через кросс-наследственность.
Трехчастная структура носит воображаемый и ничем недоказуемый характер, функции субъектов настолько неточно сформулированы, что могут использоваться для поддержки практически любой теоретической формулировки [10, С. 401].
Стремясь обосновать свои теории с помощью органической эволюции и биологии, Фрейд создал безграничную и пластичную структуру, которая может объяснить не только законы подсознания, но и соотнести упрямство двухлетних детей с сексуальной анатомией доисторических птиц [1, С. 402].
Перерождение науки в религиозную доктрину
«По мере того, как психоанализ стал привлекать внимание, укреплялась уверенность Фрейда в своей божественной миссии» [1, С. 407].
Во многом из-за воспитания, жажды быстрой славы Фрейд считал себя мессией от науки. Из доктора, желающего развивать медицину на благо человечества, пришел лидер, который возвел концепцию психоанализа в статус новой религии. Многие исследователи фрейдизма проводили параллели между психоанализом и христианством, в частности из-за того, что отец психоаналитики воспитывался в религиозной викторианской традиции.
Будучи серьезным ученым, Фрейд должен был понимать порочность своих теорий, осознавать, что не существует ни единой возможности оценить или проверить предложенные им доктрины, которая не основывалась на признании Фрейда гением. Для защиты своих теорий от критики Фрейд укреплял созданное движение силой мессианской личности.
Ричард Вебстер проводит аналогию между тремя «мессиями»: Христом, Ньютоном и Фрейдом. Каждый из указанных деятелей верил, что избран Богом для какой-то особой цели, но также терзается сомнениями на счет своей избранности [1, С. 410].
Аллюзии христианства и психоанализа
Исследователи, помимо теоретических основ идей Фрейда, используют для сравнения психоанализа и христианско-иудейской традиции непосредственное описание сеанса психоанализа. Фрейд утверждал, что пациенту следует «лежать или сидеть в кабинете таким образом, чтобы врач был недоступен его взору, заставляя себя тем самым вспоминать свои самые глубинные воспоминания и фантазии, словно разговаривает исключительно сам с собой» [1, С. 415].
Позднее последователи психоанализа станут пренебрегать этим правилом, но Ричард Вебстер в своем труде предлагает рассмотреть детально столь очевидное сходство. Как известно, процесс исповеди проводится в отдельном помещении, в котором кающийся не может видеть священника, тем самым невольно рассказывая все утаенные мысли.
Превратная трактовка воспоминаний или фантазий пациентов психоаналитиком в контексте сексуальных травм или отклонений отдаленно напоминает процесс отпущения грехов, ведь только священник мог даровать прощение, если считал грех искупленным [1, С. 360].
Для зарождавшегося психоанализа большое значение имела лекторская деятельность Фрейда. Талантливый оратор с ярким даром рассказчика был одарен необычной способностью представлять в высшей степени спекулятивные теории в свете, в котором они казались разумными и взвешенными [1, С. 415].
До академического возвышения Фрейду удавалось привлекать учеников и последователей, среди которых был В. Штекель, один из наиболее преданных последователей Фрейда. Осенью 1902 года Фрейд с готовностью принял его предложение основать дискуссионную группу, посвященную изучению идей психоанализа. В общество также был приглашен Адлер, который станет одним из ближайших учеников Фрейда до его исключения из психологического сообщества.
В этом отношении Фрейд продолжал следовать мессианской схеме: безуспешно прождав признания миром его уникальной ценности и важности созданных им истин, сформировал маленькую группу последователей, которые должны были обеспечить ему поклонение, которого он, как искренне верил, был достоин.
Группа, которая включала 5 человек, к 1905 году разрослась до 20 человек. К кружку присоединились Юнг, Сакс и еще несколько врачей. Фрейд сохранял эмоциональную дистанцию с последователями, которая являлась основой его лидерского стиля. Роль таинственного бога от психиатрии заставляла его учеников прикладывать большие усилия для получения одобрения от мастера.
Встречи группы носили определенно религиозный характер, что видно из описания Штекеля, который писал «Я был апостолом Фрейда, а он моим Христом!» [1, С. 415].
Фрейд был серьезен и строг в трактовке своих теорий его учениками и не позволял никаких отклонений от ортодоксального учения.
Теория детской сексуальности стала вероучением фрейдистской церкви. Те, кто принимал его, попадали в число избранных, не принявшие получали отказ. Эта теория основывалась на ложной науке и разрабатывалась на основе поддельной логики. Поэтому чтобы понять, как столь неубедительная теория получила широкое распространение, нужно учесть, что теория детской сексуальности была более привлекательна, чем ранние гипотезы Фрейда, снимая с создателя гнев сторонников традиционных взглядов.
«Он ревностно следит за своей теорией и не станет мириться даже с небольшим отклонением от нее. Именно из-за разногласий возникли трения между Фрейдом и его тремя наиболее известными научными соратниками – Юнгом, Адлером и Штекелем» [1, С. 423].
Карл Юнг: наследник и отщепенец
Молодой психиатр Юнг прочитал «Толкование сновидений» и был глубоко потрясен идеями Фрейда. Но врач также подвергал критике некоторые аспекты теорий. Встреча с Фрейдом глубоко впечатлила молодого специалиста, Фрейда знакомство также глубоко поразило.
«На фоне развития венского общества психоаналитиков Фрейд чувстствовал, что оставить свое наследие некому. Для Фрейда Юнг стал наследным принцем, который полностью принимал его учение» [1, С. 521].
Между двумя врачами установилась крепкая эмоциональная связь. Примерно в это же время Фрейд все чаще ассоциирует себя с Моисеем от науки. В 1910 создается Международная психоаналитическая ассоциация, президентом которой становится Юнг. По предложению Фрейда Юнг получал право назначать и низлагать аналитиков, проверяя их работы перед публикацией.
Отношение Фрейда к Юнгу наилучшим образом отражается в проходящей ремарке мемуаров о Фрейде: «Лицо Фрейда озарялось, когда бы он ни говорил о Юнге: «Это мой любимый сын, которому я благоволю». Слова взяты из Библии, что говорит о самоидентификации Фрейда не только с Моисеем или Мессией, но с самим Богом [1, С. 525].
Разрыв между учителем и учеником произошел во время совместной рабочей поездки в США, когда Фрейд заявил, что не может рассказать Юнгу личную трактовку своих снов, «чтобы не рисковать авторитетом в глазах преемника». Как потом отметит Юнг, именно это событие станет толчком к его отстранению от фрейдизма. Насколько точно это воспоминание отражает действительный поворотный пункт во взаимоотношениях, неизвестно, но совершенно очевидно, что Юнг потерял веру в человека, в которого верил, как в бога [2].
Чтобы отстранить Юнга от руководства движением психоанализа, Фрейд и его соратники организовывают массированную кампанию по дискредитации Юнга как психоаналитика. Фрейдисты рисуют Юнга как современного Иуду, предавшего учение.
Возникает отдельное движение юнгианской психиатрии, которая более открыто рассматривает роль религий в психике человека. Глубинной причиной конфликта является побег Фрейда от собственной религиозности.
Чем больше он отрицает реальность своей религиозной личности, тем более он старался представить собственные квази-системы как научные конструкции. Отказ от принятия собственных верований расстраивал наиболее значимого последователя, который открыто выражал собственную религиозность.
Разрыв с Юнгом, по воспоминаниям Анны Фрейд, стал единственным конфликтом, из-за которого ее отец впал в депрессию, обнажив тем самым незащищенность своих позиций.
Анна Фрейд
Анна Фрейд родилась 3 декабря 1895 года и была нелюбимым ребенком. По прошествии многих лет она признавала, что если бы родителям были бы доступны средства контрацепции, она вообще бы не появилась на свет. Тем не менее, именно Анна стала наиболее преданным интеллектуальным сторонником Фрейда и приемником психоаналитического движения.
Отца и дочь связывали крайне тесные и сложные отношения. Позволяя собственным теориям руководить своим поведением, Фрейд все глубже входил в особые эмоциональные отношения с дочерью, от которых он на сознательном уровне стремился ее избавить [1, С. 569].
«Анна достаточно быстро осознала, что единственный надежный путь к сердцу отца лежал через работу и погружение в психоанализ» [1, С. 570].
Выраженный интерес девушки к академическим дисциплинам шел вразрез с представлениями родителей о ее судьбе. Как и остальные сестры, она не посещала гимназию, в 16 лет она закончила лицей, так и не поняв, чем хочет заниматься. В 1912 году родители отправляют Анну в Мерано (Италия). По письмам Фрейда можно сделать вывод, что там девушка поправляла психическое и физическое здоровье. Беспокойство отца о ее худобе позволяет сделать вывод, что она была больна анорексией.
После возвращения Анна все еще проявляла большой интерес к психоанализу. Ее решение стать непрофессиональным психологом привело к необходимости прохождения ею процесса психоанализа. Стоит отметить, что этот процесс был своего рода обрядом причащения в раннем фрейдизме. Наиболее примечательным в этой связи было то, что психоанализ Анны проводился ее собственным отцом.
Очевидно, для дочери Фрейд не стал менять трактовку и принципы психоанализа. Результаты прохождения были изложены в статье «Ребенок, которого бьют», где рассказано о мазохистских мастурбационных фантазиях пациентов, а именно его дочери.
«Пациентка была представлена как психически нестабильная личность, выражавшая собственную сексуальность через мастурбацию, напомню, речь все еще идет о дочери Фрейда» [1, С. 586].
Позднее Анна лично использовала результаты ее психоанализа в статье «Фантазии и грезы об избиении», заменив имя и некоторые черты.
Фантазия об избиении, вероятно, стала одной из вариаций более ранней инцестной фантазии, согласно фрейдовской теории. Неизвестно, насколько достоверны представленные результаты психоанализа Анны Фрейд. Нельзя исключать возможность, что подростковые грезы были реальны, но вся мастурбационная предыстория являлась созданной Фрейдом спекулятивной конструкцией, не связанной с реальными фантазиями дочери в детстве.
Независимо от степени реальности фантазий Анны, важно, что Фрейд вообще считал возможным и уместным обсуждение этих вопросов с дочерью.
Наиболее разумное объяснение поведения Фрейда заключается в том, что занявшись анализом дочери, он сексуализировал отношения, которые, ради ее психологической стабильности, должны носить абсолютно асексуальный характер.
Анна Фрейд была принята в Венское психоаналитическое сообщество и стала успешным психоаналитиком. Последовательница идей отца, она уделяла бОльшее внимание детской психологии и лечила, в основном, детей. Анна Фрейд считала, что с детьми во время психоанализа нужно устанавливать дружеский контакт или склонять к сотрудничеству. Данная трактовка стала своего рода идеей фикс и соотносилась с теориями, которые использовал Фрейд по отношению ко взрослым.
«Многие письменные свидетельства говорят о том, что наибольшую вину Анна Фрейд ощущала за желание что-то получить для себя не столько в отношениях с детьми, но в отношениях с их матерями» [1, С. 603].
Одним из таких примеров была Дороти Бурлингем, которая стала для нее самым близким другом и почти постоянным компаньоном. Учитывая роль, которую играет сексуальность в психоанализе, неудивителен факт, что внутри и вне движения психоанализа эти отношения считались сексуальными.
Ричард Вебстер полагает, что Анна Фрейд не вступала в какие-либо сексуальные отношения на протяжении всей жизни.
Во многом это связано с аскетичностью отношений с отцом. По Вебстеру: «Анна была нелюбимым ребенком, который отчаянно желал стать важным для своих родителей. Но трагедия состояла в том, что избрав психоанализ как способ приблизиться к отцу, Анна стала объектом и инструментом существования лженауки, не получив столь необходимых проявлений любви, что определило ее дальнейшую одинокую судьбу» [1, С. 610].
Психоанализ был главенствующим течением психологии до конца 20 века. Теории его основателя носят умозрительный, необоснованный эмпирическим путем характер, по сути, концепции были приняты «под честное слово» Фрейда. Психоаналитики, принявшие «на веру» теории Фрейда, создавали искаженные трактовки заболевания, которые наносят невосполнимый ущерб личности. Формируется наука, которая провозглашает:
Основой каждого психического и физического отклонения являются забытые (вытесненные) воспоминания о сексуальном притеснении или о детских фантазиях сексуального характера. Выявление и проработка этих воспоминаний есть единственный способ исцеления человека.
Труд Ричарда Вебстера позволяет понять и осознать ложность идей фрейдизма, исправить и не допускать ошибок, которые были или были бы совершены последователями Зигмунда Фрейда [3].
Список использованных источников:
Автор: Пантелеев Василий Андреевич, магистр экономики СПБПУ им. Петра Великого
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором и нажмите Ctrl + Enter
Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!