в чем гегель видел основу исторического развития
Философия истории Гегеля
Важную роль в формировании исторической и общественно-политической мысли XIX в. сыграла идеалистическая концепция немецкого философа ГЕОРГА ВИЛЬГЕЛЬМА ФРИДРИХА ГЕГЕЛЯ (1770–1831), развитая в таких сочинениях, как «Лекции по истории философии» (1833–1836), «Философия истории» (1837), «Лекции по эстетике» (1835–1838).
По замыслу Гегеля, предложенная им теория позволяла выявить сущность всей человеческой истории. В ней заново определялось соотношение Божественного и человеческого начал в мире, духа и материи, природы и человека. На формирование взглядов Гегеля оказали заметное влияние труды немецких философов Просвещения, произведения романтиков, идеи христианского мистицизма и теории античных философов.
Свои сочинения Гегель относил к сфере философии истории. Под этим понятием подразумевался такой взгляд на историю с позиции разума, который не фиксировал отдельные события, а был направлен на познание общих законов, управляющих частными явлениями, логики исторического процесса, смысла человеческой истории.
В основании гегелевской системы – универсальные законы диалектики. Согласно им, все явления духовной и материальной жизни находятся в непрерывном развитии, которое подчиняется общему правилу: каждое состояние любого явления неизбежно порождает свою противоположность. Эти противоположности вступают между собой в борьбу, которая завершается их объединением, синтезом на более высоком уровне. Достигнутое единство, в свою очередь, вызывает к жизни новую оппозицию, становясь исходной точкой для следующего витка борьбы и единства противоположностей.
Знание о принципе диалектического развития, по мысли Гегеля, позволяло объяснять любые стороны действительности – ход истории, человеческую мысль, феномены природы – и даже приближаться к пониманию Божественного замысла. Философская система была ориентирована на постижение всех составляющих бытия. В мире не было ничего неподвижного и завершенного. Всякая мысль или явление содержали в себе противоречия, и это делало возможным их развитие и достижение более высоких форм мысли и бытия. Немецкий философ полагал, что человеческий разум наделен способностью постигнуть истину, поскольку в нём выражался разум вселенский, мировой дух. Высшим основанием человеческого стремления к познанию был Божественный разум.
Гегель описывал мировую историю как процесс саморазвития. Мирового духа, Божественного начала. Природа представляла собой выражение духа в пространстве, история – во времена Наивысшего раскрытия мировой дух мог достичь только в человечестве, которое, в свою очередь, было устремлено к своему Создателю. На вершине развития человек, по мысли Гегеля, к осознанию своего единства с Божественным духом. Таким образом, история, включающая все стороны человеческой культуры, служит познанию Богом самого себя. Изучение прошлого приобретало в этой связи особую значимость для людей. Понятие духа включало в себя три составляющие – общее, единичное и особенное. Общим был сам Божественный дух. Под единичным понималось его воплощение в отдельном человеке; особенным подразумевался дух отдельного народа. Именно народ рассматривался как герой всемирной истории. В разные периоды, по мнению Гегеля, на первый план выходили те или народы, с собственной миссией, раскрывшейся в определённое время.
Согласно взглядам немецкого философа, историю творили не герои, не великие личности: правители не изменяли произвольно ход истории. Она подчинялась не зависевшей от отдельной воли объективной закономерности, которую можно было достигнуть рационально. В истории народов такой внутренней закономерностью был, по мнению Гегеля, прогресс в осознании свободы. Так, свобода зародилась в культуре Древнего Востока, её становлению препятствовал восточный деспотизм. В античном мире человек пришёл к осознанию ценности свободы, но одновременно существовала и её противоположность – рабовладение. Государство как таковое, согласно Гегелю, наделялось особой, высшей функцией упорядочивания человеческого бытия, понималось как абсолютная цель разума и истинная свобода. Современные государства были близки к тому, чтобы гарантировать свободу своим гражданам. Оптимальная форма правления – конституционная монархия – должна была бы объединить раздробленные немецкие земли и утвердить дух либерализма.
В течение нескольких десятилетий вокруг трудов Гегеля в обществе разворачивались дискуссии. Последователи видели в его рассуждениях глубоко продуманную философско-историческую систему, которая позволяла создать универсальную картину мирового исторического процесса, где каждой стороне человеческого существования нашлось свое место. Из философской теории Гегеля следовали заключения, важные для исторического знания XIX в.
В соответствии с христианским мировоззрением, в концепции немецкого философа история представляла собой поступательное линейное движение, направленное к высшей цели – единению человечества с Богом. История подчинялась объективно существующим законам и проходила определённые стадии, в соответствии с уровнем развития человеческого и Божественного самосознания. Движение истории зависело не только от материальных причин – природных, политических, экономических, – но было обусловлено развитием идей. Внутренней движущей силой, основным принципом любого развития Гегель считал диалектику. Диалектические противоречия существовали, согласно Гегелю, прежде всего в сфере сознания, в области идей, культурных и нравственных ценностей.
Критики философско-исторической системы Гегеля указывали на то, что в ней существовала всеобщая предопределённость, которая ограничивала индивидуальные возможности человека и не принимала во внимание элементы иррациональности, случайности. Другие обращали внимание на то, что в гегелевской системе всё существующее в мире трактовалось как необходимое; таким образом, и справедливость, и зло получали одинаковое оправдание.
Мистические христианские идеи философа не находили единодушной поддержки у исследователей в областях естественных и точных наук – сфере, во многом диктовавшей интеллектуальные правила в Европе второй половины XIX в.
Гегель о «хитрости» Мирового разума.
Все существующее многообразие мира, в том числе и социального, содержится лишь потенциально и только через усилия мирового разума, оно обретает свою действительность, свою историю.
Что касается Мирового Разума, то будучи субстанцией, он не нуждается во внешнем материале, а «берет все из самого себя, выступая собственной предпосылкой и конечной целью».
Но если бы все события развивались в соответствии с логикой самопознания Мирового разума, то они служили бы лишь иллюстрацией его саморазвития. Однако, история только «виртуально» содержится в абсолютном духе, а реализуется через волю и поступки людей, обусловленными их интересами. Преследуя частные интересы, мобилизуя свою волю и вкладывая все силы для достижения поставленной цели, человек становится тем, что он есть, то есть конкретной, определенной личностью своего общества.
На фоне частных устремлений, общая цель, любовь к Отечеству, жертвенность, составляют мизерную величину. История превращается в арену своенравных устремлений, где в жертву приносятся государственная мудрость и индивидуальная добродетель. Но если возвыситься над этой картиной, то можно увидеть, что результаты поступков людей оказываются иными, чем те цели, которые они преследовали, ибо параллельно с их поступками осуществляется нечто такое, что скрыто от их глаз, но это нечто редактирует результаты их деятельности. В этом Гегель видит «хитрость» Мирового разума, который, так или иначе, расставляет все по своим местам.
Диалектика единичного и общего позволила Гегелю избежать ситуацию быть заложником исторических конкретных фактов, и не дать «идее» уйти в область чистой спекуляции.
И хотя всемирная история не есть «арена счастья», а скорее картина скорби по поводу творимого зла, утверждение приоритета разума снимает проблему всевластия зла, ибо истина и добро в конечном итоге совпадают и это единство есть гарант победы добра.
Наши поступки: добрые или злые, обусловлены проявлением свободы. Но свобода не дается, как утверждает французское Просвещение. По Гегелю свобода приобретается через воспитание и дисциплинирующее знание. И в этом смысле свобода не обязанность, а определенная «дисциплинарная матрица», предполагающая определенную меру ответственности. Это еще одно косвенное свидетельство веры Гегеля в победу добра и шествия истории как саморазвития Мирового разума.
Постепенно пути истории и литературы расходились. Труд историка, как и труд литератора, становился профессиональным. Потребность в большей точности исследования источников вызвала к жизни направление в историографии, связанное с разработкой историко-критического метода. Это направление, в первую очередь было связано с именем ЛЕОПОЛЬДА ФОН РАНКЕ (1795–1886), профессора Берлинского университета, автора более шестидесяти произведений по истории стран Средиземноморья, Пруссии, Франции, Англии, истории папства, международных отношений. Ранке принадлежит тезис, часто цитируемый в XIX–XX вв., о том, что историк должен писать историю так, как это происходило на самом деле. Это высказывание подразумевало максимальную аккуратность и тщательность в работе с документами прошлого, предпочтение точности абстрактным теориям просветителей и художественным образам романтиков.
Труды Ранке соотносятся с произведениями романтической историографии. Принципы точности, исторической правды имеют в них этический и эстетический смысл. Ранке считал, что весь ход истории определялся Божественным провидением, и каждая деталь прошлого носила отблеск Божественного замысла, была неповторима. Ценность соответствия исторической реконструкции тому, «как это происходило на самом деле», заключалась в стремлении воссоздать эти уникальные воплощения божественной идеи.
Историку, согласно Ранке, надлежало работать с источниками фактами. Критерием отбора свидетельств для немецкого автора было их значение для последующего развития событий. В своих трудах он исследовал в первую очередь международные отношения и политическую историю стран, используя, по его мнению, более достоверные, официальные источники. Установка на объективность исследования предполагала, что основное внимание следовало уделить эмпирическим изысканиям. Сам Ранке ввёл в Берлинском университете новую форму работы со студентами – семинар, где критически анализировались источники по средневековой истории Германии. Школа Ранке оказала огромное влияние на историческое знание XIX и XX вв. В понимании его последователей история была познаваема. Прошлое уже состоялось, и его следовало воссоздать единственно истинным способом – опираясь на установленные процедуры научного познания. Таким образом, истории придавался статус научного знания.
§ 1. Гегель об истории как проявлении «хитрости мирового разума»
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) с пониманием относился к увлеченности философским субстанциализмом, но оценивал его критически. Для того чтобы субстанция выполнила свое назначение быть исходной категорией философии и истории в ней следует вычленить способность к самодвижению. Она должна заявить о себе не в качестве объекта, а в статусе субъекта, демонстрирующего саморазвитие. Без этого философский субстанциализм обречен быть худшей копией теологизма, где в качестве субстанции выступает Бог.
В философии Гегеля субстанция (абсолютная идея) в своем развитии проходит стадии чистого мышления в форме осмысления бытия, сущности и понятия, а затем, свободно отчуждает себя (опредмечивается) в формах собственного инобытия, первоначально в природе, а затем в «субъективном», «объективном» и «абсолютном» духе, обретая о себе полное и завершенное знание. Для Гегеля не существует проблемы, как развести природу и дух народа. Для него, то и другое лишь «инобытие идеи». Различие между тем и другим в том, что «всемирная история есть вообще проявление духа во времени, подобно тому, как идея, как природа, как общество проявляются в пространстве» (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 119).
Каждая из обозначенных форм инобытия демонстрирует целостность процесса развития абсолютной идеи (субстанции) в теории, за которой на практике просматриваются формы саморазвивающейся системы «природа-общество-человек». Посему философия истории есть осмысление пространственно-временных проявлений духа, в первую очередь, «объективного» через мораль, право и политику в форме семьи, гражданского общества и государства и, во вторую очередь, «абсолютного» через искусство, религию и философию.
Если объектом философии истории, по Гегелю, выступают проявления «духа», то ее предметом является свобода в ее осуществление через бытие в мире и познание духом этой свободы через его опредмеченные формы. Свобода есть проявление сознания в процессе самопознания. В основе такого вывода лежит тезис о том, что действительность мира и его история имеют единое онтологическое основание — мышление, которое тождественно бытию мира. И в этом смысле реальность мира и его история разумны и тождественны.
Понятие свободы лежит в основе гегелевской периодизации всемирной истории, по которой выделение восточного, античного и германского миров базируется на мере осознания свободы социальным субъектом (свободен один, свободны некоторые, свободны все) (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 71–72, 147152). Но, рассматривая свободу как основание периодизации истории, Гегель признает господство в истории объективной закономерности, которая прокладывает дорогу независимо от желания отдельных лиц. Так проявляется «хитрость мирового разума», который использует индивидуальные интересы людей для достижения своих целей (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 84–85), ибо подлинным субъектом истории выступает «особый дух народа», выражающий его сознание и хотение, его политический строй, право и мораль, искусство, науку и философию (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 101–112).
Прогресс внутри народа обеспечивается через борьбу рационального и иррационального, общего и единичного, целого и части, а прогресс во всемирной истории обеспечивается через противоборство «отдельных народных духов». Рассматривая проблему прогресса как развитие к более совершенному состоянию, Гегель касается и вопроса о критериях прогресса. Его не устраивает предложение Ф. Вольтера рассматривать в качестве критерия образование. Он отметает и предложение И. Канта рассматривать в качестве критерия прогресса нравственность. Свою позицию Гегель объясняет тем, что «всемирная история совершается в более высокой сфере, чем та, к которой применима моральность и образование» (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 114–115). Критерием прогресса истории, по Гегелю, является мера осознания народом своей свободы, готовность осуществить свою волю, выполнить свое историческое назначение в соответствии с «хитростью» мирового разума.
Разводя историю как объективную реальность и историографию, как описание этой реальности, Гегель выделяет три вида историографии. К первому виду относится так называемая первоначальная история, где «дух автора и дух тех действий, о которых он повествует, тождественны» (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 57–58). Примером такой историографии может быть история Тацита, Фукидида и др.
Ко второму виду историографии Гегель относит рефлексивную историю, изложение которой «возвышается над современной эпохой не в отношении времени, а в отношении духа» (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 59). Примером может быть «История Великобритании» Д. Юма.
Третий вид историографии представляет философия истории. Она понимается не как философские размышления по поводу истории, а как сама история, которая стоит выше эмпирической истории. Последнее обеспечивает возможность понять эмпирические факты и объяснить их причину (См.: Гегель Г. Указ. соч. — с. 57, 63).
Анализ первоначальной и рефлексивной истории позволил Гегелю выйти на уровень методологических проблем исторического познания и сделать ряд предложений методического характера.
Во-первых, излагать исторические события следует так, будто исследователь сам является их очевидцем.
Во-вторых, язык персонажей прошлого нужно не улучшать и не ухудшать, а реконструировать, чтобы не потерять его информационную ценность.
В-третьих, следует максимально приблизиться к духу изучаемых фактов, опираясь только на достоверные источники и язык этих источников.
Каждое из предложений имеет свою «ахиллесову пяту». Поэтому их осуществление требует от исследователя неуклонно следовать принципу объективности истины, которая равна субстанции и не имеет ничего общего с бессодержательными и случайными «мелочами времени и лиц».
По Гегелю, философия истории должна осваивать историческое в форме эмпирического материала первоначальной и рефлексивной истории, не забывая о тождестве бытия и мышления, а стало быть, и разумности истории.
Все случайное, иррациональное, «гнилое» остается за предметом философии истории, ибо нельзя разумно познавать то, в чем разума нет. Но разумное в истории не лежит на её поверхности. Оно должно быть открыто мышлением, которое ориентируется на критерии, отделяющие разумное от неразумного, существенное от несущественного, сущность от её проявления.
Анализируя известные сочинения, проходящие по реестру «философия истории», Гегель вычленял:
• теорию и методологию исторического познания;
• философское осмысление истории;
• философские размышления о самой философии истории.
Гегель был один из первых философов истории, кто показал, что на смену универсума, составленному из вещей, их атрибутов и модусов, пришел мир процессов и событий, в которых нет ничего вечного и неизменного.
Своей философией истории Гегель закрепил принцип историзма И. Гердера и утвердил всеобщность исторического применительно ко всему сущему. «Историческое» обрело статус отправной точки отсчета освоения процессуально изменчивого бытия в мире. «Историческое» как факт, что у человека, общества и культуры есть история, очевидно, но существуют расхождения по вопросу содержания, меры и значимости исторического.
В философии субстанциализма историческое принимается во внимание как нечто несущественное, как то, что составляет феноменальный мир, за которым пребывает вечная сущность его. Историческое становится проблемой в условиях, когда признается историчность сущности мира, когда она рассматривается через становление, ставшее и отчуждение. Когда историческое выступает в статусе развития, как показал это Гегель в своей философии истории, отождествив сущность с историей, приравняв историческое и логическое. Причем, «историческое» рассматривается как осуществленная сущность, а логическое как «визитная карточка» сущности.
Такой подход ведет к переосмыслению самого термина «история». История уже не воспринимается как сказание о прошлом, как объективный образ субъективного выражения. Место временных фактов, фиксирующих изменчивость бытия в мире, занимает утверждение необратимости исторического процесса, уникальности каждого его состояния, укорененности этих состояний в историческом времени.
В философии истории Гегеля рассматривается возможность отказа от сложившегося стереотипа, что история — это знание только о прошлом. Отныне она несла в себе ориентир на постижение современности в её историчности. В истории возник вектор будущего. Историческая проективность оказалась даже важнее, чем обусловленность настоящего прошлым.
Заявка о том, что все в мире исторично привела к замене субстанции на исторический процесс. Исторический процесс заявил о претензии быть «скрепами» прошлого, настоящего и будущего, демонстрируя процессуальность и результат, развитие и новое качество необратимого характера. В этих условиях история заняла место, ранее принадлежащее субстанции. Отказ от субстанции означал и отказ от субстанциалистской интерпретации природы человека, сущность которого существовала бы до истории и в ходе истории, сохраняя свою неизменность. Сущность человека заявила, что она такая, какой она формируется и складывается в историческом процессе. Другими словами, сущность человека исторична.
Дальнейшая эволюция философского историзма имела своих оппонентов. Г. Риккерт, один из основателей аксиологии, считал опровержение историзма чуть ли не главным делом своей жизни. Он усматривал в гегелевском историзме ряд антиномий, а «ахиллесову пяту» историзма видел в его релятивизме. Повод для этого давали сами апологеты принципа «историцизма». Исторический релятивизм стал объектом критики и для К. Поппера. Он опровергает «миф концептуального каркаса», утверждающего историчность и относительность всех ценностных и гносеологических критериев. (См.: Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. — с. 558–575).
Но вместо опровергаемого мифа получился еще один миф о гегелевском историческом релятивизме. Поскольку релятивизм есть утверждение относительности и отрицание абсолютности, то в этом смысле Гегель не релятивист. Он, скорее представитель «исторического абсолютизма», демонстрирующий способность вывести «абсолютное» из исторически относительного, поскольку безусловное и универсальное не только существуют в исторически преходящем, но в нем и складываются.
Определившись с историей и «историческим», Гегель рассмотрел и проблему смысла истории. И эту проблему он исследует как рационалист, как «классик» философии. Последнее означает, что философские проблемы он разрабатывает философскими средствами, независимо от своих пристрастий, в том числе и религиозных.
Философия Нового времени в качестве приоритетного объекта философского анализа рассматривает природу, исключая какие-либо разговоры о ее целесообразности. Ф. Бэкон, Т. Гоббс и др. рассматривали версию о цели в природе как попытку эскалации антропоморфизма, как проекцию человека на мир природы.
Последующий вывод философии Просвещения о тождестве законов развития природы и общества исключал необходимость поиска смысла в гражданской истории, хотя и высказывалась мысль о том, что «история — это деятельность людей, преследующих свои цели». Но вскоре была отмечена неправомерность переноса индивидуального опыта на общество в целом.
Историк может задаться вопросом, какой смысл имели исторические поступки и события для их участников в соотнесении с их целями, но философы не имеют права утверждать, будто это и есть смысл истории, тем более что сами участники событий вряд ли декларировали намерения «делать историю». Даже совокупность смыслов всех поступков не есть смысл истории, тем более что цель и результат исторических действий, как правило, не совпадают. И в этом проявляется особая закономерность. Но эту закономерность еще предстояло открыть.
Философия истории открыла «историческое бессознательное», когда люди «не ведают, что творят». По Канту, люди, реализуя свои цели, движутся к неведомой им исторической цели, которая, если бы стала им известна, вряд ли бы их заинтересовала.
Эта же мысль, но в развернутом и обоснованном виде, предстает на страницах философии истории Гегеля, где раскрывается механизм деятельности мирового духа и проявляется «хитрость мирового разума». В результате этой «хитрости» и смысл, и значение истории оказывается недоступно ее участникам. Каждый человек преследует свою цель, пытаясь осуществить свои интересы, реализовать свои потребности, а в конечном итоге получается нечто иное, чем он предполагал.
Признание несоответствия целей с результатами в истории, несоизмеримости намерений участников направлению истории создало предпосылки искать смысл истории исходя не из поставленных целей, не из «начала» действий по их осуществлению, а из «конца» истории. Это обусловлено еще и тем, что «целое» истории её участнику в опыте не дано. Только философия познает то, что есть. А то, что есть, есть разум, не приемлющий субъективно-должное, а предпочитающий онтологическую форму объективно-должного.
В истории, по Гегелю, нет различия между сущим и должным. В истории свершается то, что и должно было произойти необходимым образом.
В тождестве «объективно-должного» и «сущего» заложено основание для оправдания действительности. Это то, что называют «историческим консерватизмом» Гегеля.
Но абстрактное тождество «должного» и «сущего» не исключает напряжения конкретного сущего и его должного на каждой ступени исторического процесса. Через процессуальность и историческую конкретность Гегель «историзировал» отношение сущего и должного.
Каждая ступень исторического процесса соотносится не с абстрактным должным в форме идеала, а со своим «историческим должным».
Общая конструкция философии Гегеля телеологична. Цель поставлена в конец всемирной истории. Осуществляя саму себя в историческом процессе, цель выступает деятельным началом истории, её движущей силой и ее… концом.
Всё существовавшее и существующее в истории обретает смысл только в соотнесении с целью — как с конечной целью истории, так и с историческими целями каждой её ступени.
Телеологичен и механизм перехода от одной исторической ступени к другой. Дух народа гибнет и народ сходит с исторической сцены потому, что он уже реализовал свое предназначение, осуществил свою историческую цель. Всё, что не несет в себе воплощения исторической цели, лишено исторического смысла.
Историческая цель принадлежит субстанциальному разуму, но и ему первоначально она дана лишь в форме бессознательного стремления. Только в «исторически конкретном бытии» цель обретает осознанный смысл.
В системе абсолютного идеализма философии Гегеля с его категориями «субстанция — субъект», «логическое — историческое» — иначе и быть не могло. Гегелевская онтологизация мышления в форме «понятия» для нас воспринимается как пережиток метафизического идеализма, но для Гегеля это далеко не так. Раз нет «понятия» в реальности, то нет и философии истории в наших «понятиях». По Гегелю, объяснить историю можно «только из неё самой», не редуцируя историю до единичных фактов и событий. Целостность истории не может быть дана нам в опыте в виде факта, тем более что история человечества не завершена.
Гегель отдавал себе отчет, что с устранением из философии истории «трансцендентального» в любой его форме — (субстанциализм, телеологизм, финализм) — история исчезает, рассыпается на отдельные факты, события. Она утрачивает свою целостность и единство, цель и смысл. Исчезает и необходимость в философии истории, ценность которой не ограничивается статусом теории и методологии исторических исследований. Задача философии истории заключается в том, чтобы постичь, обнаружить уже существующий смысл истории и объяснить его.
Для Гегеля существование исторического целого не подлежало сомнению. Мировой дух (разум) с необходимостью познает и осознает свою свободу и в этом заключен смысл всей истории. Содержание истории оправдывается как момент целого, его составляющая.
То, что история есть завершенное целое, для Гегеля важнее вопроса о конце истории и времени его осуществления. Важно знать, не когда наступит конец истории, а каков он есть, постигая целостность истории, хотя эмпирически история еще не осуществилась в своей конкретной форме. Занятие это довольно сложное, но вполне реально, если принять во внимание все условия осуществления истории.
По Гегелю, ни одна философия не могла охватить смысл истории, ибо философия, как и другие формы освоения мира, не может стоять выше своей эпохи. Она может постичь смысл только частично и то, в стадии завершения эпохи, в её «сумерках». Для того чтобы охватить смысл всемирной истории в целом, необходимо стать вне объекта исторической реальности. Это возможно только через философию истории.
Гегель сделал попытку осмыслить историческое воплощение духа в наличном бытии общества, а историю «объективного» духа понять с позиции «абсолютного» духа в форме искусства, религии и философии. Философия в ипостаси метафизики претендует на статус вечности и права быть вне истории и над историей, ибо ориентирована на вскрытие предельных оснований мира, осмысления взаимосвязи бесконечного и конечного, общего и единичного, бытия мира и бытия в мире.
Такая позиция вызывала критику со стороны «исторической школы», которая отвергала телеологию и представление о предопределенном конце истории. Но упразднение телеологии тут же повлекло открытие того, что рассматривать историю в качестве целого можно лишь применительно к тому периоду, который несет на себе печать прошлого. История как бы прерывается в точке современности, исключая возможность постичь эту современность как составляющую общего исторического процесса. Предполагалось, что в отношении прошлого все, включая его «смыслы», завершилось, определилось, устоялось. Но при этом сохранилось предположение, что будущие исследователи в качестве объекта и предмета исследования будут иметь иное прошлое, с другим его завершением. Такой подход включал механизм релятивизации истории. Замена объективной телеологии телеологией субъективной означала либо возврат к просветительскому варианту концепции целерациональной деятельности, ограниченной выявлением сознательных целей, мотивов и смыслов участников прошлых событий, либо — порождение субъективизма исследователя, реконструировавшего прошлое и оценивающего его по своему усмотрению (разумению). В этом случае открывалась возможность иметь столько же «Историй», сколько и историков.
Радикально «исторический объективизм» и вульгарный субъективизм будет преодолен только в XX веке экзистенциальной философией К. Ясперса и М. Хайдеггера. Постклассическая философия пересматривает прежнюю методологию, отвергая универсальность «субъект-объектного отношения», обосновав положение о возможности исследователя выйти за пределы гносеологического отношения и обрести статус нейтрального наблюдателя.
Гегелевской философии истории присущ исторический оптимизм. Он основывается на идее «разум правит миром». С изъятием этой идеи под сомнение попадала бы вся конструкция истории. История предстала бы как время бессмысленных жертв и преступлений, страданий и скорби, как «гнилое существование», лишенное всякого смысла. Только при допущении разумности всемирной истории, как считал Гегель, исчезнет иллюзия господства в мире безумия. Это не означает, что Гегель смотрел на всемирную историю исключительно через розовые очки. Напротив, история не мыслится им без пороков и насилия.
Там, где нет исторического зла, там нет и истории. Ее не было до грехопадения, ее не будет в осуществленном всемирно-историческом разуме. Гегель принимает замечания Ж.Ж. Руссо о том, что наиболее счастливы те народы, которые имеют минимальную историю. Ну, а для тех, кто попал в историю, актуализируется вопрос, как жить и выживать в той проблемной ситуации, которая именуется историей. Научная трезвость и добросовестность Гегеля была своеобразным иммунитетом субъективно-должного в истории. Историю следует принимать таковой, какая она есть, не подправляя и не подчищая, не вкладывая в нее моральный императив.
Главными мотивами деятельности людей, по Гегелю, являются эгоизм и своекорыстие, без каких-либо ограничений. Человеческие поступки следует понимать, а не проклинать. Задача историка: понять, как было на самом деле, и лишь потом судить.
Для Гегеля понять — значит выразить в логике понятий объект интереса и объяснить его необходимость, не задаваясь целью оправдать или заклеймить.
Люди, народы с их интересами и деятельностью есть всего лишь средство и материал мирового духа, который не ведает о каких-либо моральных ограничениях.
Вероятно, Гегель осознавал уязвимость своей морально-нравственной позиции, а потому в Введении к «Философии истории» он оговаривает, что у каждого из нас есть нечто, что не может быть средством ни при каких обстоятельствах. Это божественное начало жизни человека, его воля и совесть. Они обеспечивают самоценность человека, а потому не могут быть средством даже для мирового духа. И, тем не менее, история существует не для людей, а, напротив, они существуют для истории, для государства. Это не поза Гегеля, а его устоявшаяся позиция государственника, универсалиста, классического философа с ориентиром на субстанциализм в форме мирового разума; с ориентиром на приоритет целого над частью.
Таким образом, история, по Гегелю, слагается из действий людей, преследующих свои цели. Способом своего бытия они производят те следствия, которых даже не подозревали. Но эти следствия и есть собственные цели Мирового разума, который обеспечивает духовное содержание истории. Поэтому философия истории рассматривает не события (оболочку Мирового разума), а их духовное содержание как проявление и отчуждение Мирового разума во времени и пространстве. И целью всемирной истории является самопознание Мирового разума через усилия конкретных народов, которые реализуют себя в границах становления, развития и ставшего в определенных формах своего бытия. В каждый период истории Мировой разум «выбирает» для реализации своих целей определенный народ и тех личностей народа, которые своей деятельностью воплощают смысл эпохи.
Люди могут и не знать, что они делают. Они преследуют свои цели. Александр Македонский стремился реализовать свои амбиции и прервать цепь побед Персии, а в результате он распространил греческую культуру и выполнил предначертание Мирового разума. Он умирает в молодости от малярии, ибо он сделал свое дело. Он больше не нужен истории. Наполеон выполнил свое историческое предназначение и умирает в ссылке. Отсюда следует вывод о том, что незаурядная личность — это посредник между целью Мирового разума и человеческими планами бытия, воплощение исторической необходимости. Сила этого посредника не только в его уме, но и в его страсти, ибо «ничто великое в мире не совершалось без страсти». Преследуя свои интересы, люди делают больше, чем намеревались. Они реализуют закономерности истории, не осознавая этого. Их цели, ум и страсти выступают движущей силой истории.
Что касается Мирового разума, то он руководит людьми опосредованно, не ущемляя их свободы. Мировой разум, подобно учителю, не насилует волю детей, а позволяет им в игровой ситуации делать то, что задумал учитель в начале урока, а детям казалось, что они предоставлены сами себе. Философия истории должна примирить человека с миром, обеспечив понимание истории. Познавая мир, можно уяснить и его недостатки. Отрицательный опыт перестает быть отрицательным, если люди из прошлого извлекают определенный урок, постигают закономерности проявления Мирового разума как закона развития общества и его истории.
После Гегеля философия истории переживает кризис, который принимает форму критических возражений и сомнений по поводу гегелевского системного проекта «философии мировой истории», а также по поводу пользы истории вообще. И, тем не менее, история, благодаря усилиям немецкого мыслителя, заявила о своей претензии быть важнейшим измерением человеческого существования, быть специфической сферой жизнепроявления общественного человека, быть средством механизма социализации человека, базой утверждения его в качестве персоны.
В таком понимании истории уже заложен ее смысл.