четвертый сон веры павловны в романе что делать
Что делать? (Чернышевский Н. Г., 1863)
Четвертый сон Веры Павловны
И снится Вере Павловне сон, будто:
Доносится до нее знакомый, — о, какой знакомый теперь! — голос <111>издали, ближе, ближе, —
Wie herrlich leuchtet
Wie glanzt die Sonne!
Wie lacht die Flur! [30]
И видит Вера Павловна, что это так, все так…
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
— Теперь ты знаешь меня? Ты знаешь, что я хороша? Но ты не знаешь; никто из вас еще не знает меня во всей моей красоте. Смотри, что было, что теперь, что будет. Слушай и смотри:
Wohl perlet im Glase der purpurne Wien,
Wohl glanzen die Augen der Gaste… [32]
У подошвы горы, на окраине леса, среди цветущих кустарников высоких густых аллей воздвигся дворец.
Роскошный пир. Пенится в стаканах вино; сияют глаза пирующих. Шум и шепот под шум, смех и, тайком, пожатие руки, и порою украдкой неслышный поцелуй. — «Песню! Песню! Без песни не полно веселие!» И встает поэт. Чело и мысль его озарены вдохновением, ему говорит свои тайны природа, ему раскрывает свой смысл история, и жизнь тысячелетий проносится в его песни рядом картин.
Сны Веры Павловны: смысл и значение
Автор: Guru · 09.02.2018
Каждый, кто читал произведение Чернышевского «Что делать?», наверняка отметил своеобразие композиционного построения романа. Автор делится с читателями своими мыслями, рассказывает о своих идеалах посредством описания снов главной героини. Все они воспринимаются не буквально и таят в себе скрытый смысл.
Первый сон
О чем? Героиня была в заточении в подвале, но внезапно высвободилась из плена и оказалась в поле, где желтели спелые колосья. Одновременно с этим переходом случилось выздоровление Веры: она как будто была больна параличом, но после освобождения стала чувствовать себя лучше. С ней заговорила женщина, «невеста ее жениха», в этом образе автор изобразил любовь к людям. Девушка отправляется гулять по улицам города, помогая всем встречным, ведь новая знакомая просила ее выпускать девушек из подвалов и лечить их.
Смысл. Этот сон означает освобождение Веры из среды вульгарных и ограниченных людей старой формации. Подземелье – символ «темного царства», где темнота – невежество, а духота – несвобода. Родители героини – рабы условностей и стереотипов, недаром мать учит дочь соблазнять богатого человека и выходить замуж по расчету. В их мире женщина больше ни на что не способна. Покинув семью, Вера испытывает облегчение: ей больше не надо пытаться продать себя. Если раньше она жила в страхе и злобе из-за постоянного давления матери, то после освобождения к ней действительно приходит любовь к человечеству. Она узнает, что на Земле есть другие люди, не пошлые и не глупые. К ним она и подходит на улицах во сне, испытывая радость. «Любовь к людям» называет себя «невестой жениха Веры», потому что именно Лопухов открывает героине новый мир. Просьба выпускать всех девушек вдохновит героиню на создание швейной мастерской.
Второй сон
О чем? Лопухов и Мерцалов идут в поле, где говорят о реальной и фантастической грязи. В первой протекает здоровая и естественная жизнь, появляются колосья, а вторая – гнилая и фальшивая, в нет плодородия и сути. Во время этого разговора девушка видит свою мать, погрязшую в бедности и неусыпных заботах о пропитании для семьи. Зато в тот момент на лице изнуренной женщины просветлела улыбка. Потом Вера видит, будто она сидит на коленях у офицера. Это видение сменяется сценой, где героиня не может устроиться на работу. Старая знакомая девушки, Любовь к людям, объясняет, как важно Вере простить свою мать за злость и жестокость: Марья Алексеевна всю жизнь положила на то, чтобы вывести семью из нищеты, поэтому она и ожесточилась на мир, что поставил ее в такие трудные условия.
Смысл. Первые два сна – отражение взаимоотношений Веры Павловны с теми, кто принадлежал к миру прошлого. Этих людей можно назвать пошлыми, однако их таким сделали тяжелейшие жизненные обстоятельства. Как бы они не старались, им не выбраться в люди. Весь их труд едва может прокормить, но уж никак не изменить условия жизни. Реальная грязь – это мир этих забитых нищетой обывателей, которые, тем не менее, трудятся и приносят обществу пользу. Они могут переродиться в добрых, ответственных и нравственных горожан, но им необходимо дать возможность жить, а не выживать. Фантастическая грязь – это среда праздных, незаслуженно облагодетельствованных господ, от которых никакой пользы. Их волнуют только несущественные мелочи, их внутренний мир тесен и убог. Такое положение в обществе искусственно, поэтому в нем нет естественных и подлинно чистых людей, способных на развитие. Посредством этих сюжетов Чернышевский рисует картину социального состава русского общества – бедных и богатых. Согласно автору, под хорошей почвой понимается трудовая жизнь, которая и является правильной. На ней произрастают колосья морали и нравственности. Фантастическим является отсутствие труда, паразитизм.
Третий сон
О чем? Певица Бозио берет в руки несуществующий в реальности дневник Веры и читает его вместе с ней. Там изложены подробности отношений героини с Лопуховым. Из последней страницы, которую девушка боится открывать, становится ясно, что она хочет, но не может любить супруга. Она уважает и ценит его, но их чувства – всего лишь дружеская привязанность. Вера любит Кирсанова.
Смысл. В этом сновидении героиня постигает истинную природу своих чувств и приходит к выводу, что должна свободно распоряжаться собой, несмотря на узы брака. Главное – это сердечная склонность, и если она изменилась, нужно следовать за ней, а не блюсти формальные приличия из-за боязни общественного порицания. Это один из важнейших элементов эмансипации, который делает женщину полноправной хозяйкой своего тела и своей души. Она вправе решать, с кем ей быть.
Четвертый сон
О чем? Вера видит всевозможных богинь в хронологическом порядке: языческую Астарту, древнегреческую Афродиту, «Непорочность», как отражение Богоматери и т.д. Сквозь парад богинь ее ведет красавица, в которой Вера узнает себя – раскрепощенную и независимую повелительницу нового времени. Также перед ней появляется своеобразный райский сад, где труд доброволен, все равны, свободны, никто никого и ни к чему не принуждает.
Смысл. В этом сне автор изобразил общество будущего, где главенствуют социалистический принципы «свободы, равенства и братства». Все богини отражают социальную роль женщины, которая меняется со временем: от предмета наслаждения и восхищения до вполне логичного финала – эмансипации, когда дамы становятся полноправными членами общества и носительницами многообразных социальных ролей. Если Афродита – лишь развлечение для мужчин, а Непорочность – их собственность и репродуктивный орган, то сама Вера – это независимая, умная и развитая дама, которая равна сильному полу, а не принижена и использована им.
Если первый сон представляет собой символическую картину: не только героиня покидает старый мир, но и все девушки «из подвала», наконец, вырываются на свободу, то эмансипированными они становятся уже в четвёртом сне – такой же символической картине. Обновляется всё человечество, пережитки прошлого умирают. Мы понимаем, что писатель верил в вероятность наступления светлого будущего, и что каждый, кто мог видеть такие сны, каким-то образом приближал миг всеобщего счастья и свободы.
Первый сон
Сны Веры Павловны в романе «Что делать?» появляются начиная с двенадцатой главы. Именно тогда автор описывает первое из них.
В начале своего сновидения Вера оказывается заперта в погребе. Но неожиданно она освобождается и переносится на поле, где спелые колоски поражают своим ярким желтым цветом. В момент перехода героиня выздоравливает: она словно была парализована, но очутившись на свободе, ее самочувствие резко улучшается, а тело начинает слушаться.
С Верой разговаривает девушка, «невеста ее жениха». Через ее образ Чернышевский отобразил любовь к людям.
Вера идет на прогулку по городу и по пути помогает всем, кто встречается на ее пути, ведь новая знакомая попросила ее освобождать девушек из темных подвалов и лечить их.
Первое сновидение символизирует освобождение Веры из общества людей ограниченного, старого типа мышления. Образы в нем это аллегория и каждый из них имеет смысл:
В головах ее родителей плотно засела мысль, что женщина больше ни для чего не годиться. Поэтому оставив родной дом, Вера испытала облегчение: она теперь не обязана стараться продать себя подороже. Раньше ее жизнь была наполнена страхом и злобой из-за сильного давления матери. Но освободившись, она познает истинную любовь к человечеству. Девушка понимает, что на планете есть и другие люди, разумные и не испорченные. Таких она встречает повсюду на улицах своего сна и ей становится радостно.
«Любовь к людям» величает себя «невестой жениха Веры», ведь это Лопухов открыл для девушки другой мир. Просьба отпускать всех женщин подтолкнет героиню к открытию швейной мастерской.
Второй сон
В своем следующем сновидении Вера увидела, как Лопухов вместе с Мерцаловым идет по полю, где они обсуждают реальную и фантастическую грязь. Первая наполнена здоровой и природной жизнью, в ней прорастают колосья. А вторая — лишь гниль и фальшь, она не плодородит и в ней нет великого смысла. Во время их беседы героиня замечает свою мать, бедную и обеспокоенную вопросом пропитания семьи. Но все же на ее лице она заметила едва заметную улыбку.
В следующий миг героине снится, словно она сидит на коленях у офицера. Эта сцена меняется на ту, где Вера не может найти работу. Ее давняя знакомая, Любовь к людям, изъясняет, что девушке необходимо перестать держать обиду на свою мать за ее жестокость. Поскольку Марья Алеексеевна всю свою жизнь посвятила тому, чтобы вывести семью из нищеты, а потому и обозлилась на мир, что оказалась в невыносимо тяжелых условиях.
Сны в романе «Что делать?» значение имеют символическое. Но они раскрывают содержание истинных мыслей героини и ее желаний. Два первых сновидения отображают отношения Веры с теми, кто относится к людям старого типа мышления. Их легко назвать пошлыми, но они превратились в таких из-за трудностей жизни. И как бы они ни пытались, но пробиться в люди они никогда не смогут. Честный труд сможет дать им кусок хлеба и кров над головой, но не поможет повысить уровень жизни.
Настоящая грязь — это мир убитых нищетой людей, которые всю жизнь работают и приносят пользу. Они все еще способны перевоплотиться в добрых, нравственных граждан. Но для этого им нужен шанс начать жить, а не выживать.
Фантастическая грязь — это общество довольных жизнью, незаслуженно обогащенных людей, которые на самом деле не несут никакой пользы. Вельмож тревожат лишь мелкие вещи, их души тесны и убоги. И социальный слой в обществе такой создался искусственно, а потому в нем нет людей с поистине чистыми мыслями, способных развиваться.
При помощи этих сцен Николай Гаврилович дает читателю описание картины социальных слоев русского общества — бедных и богатых.
По представлению Чернышевского, хорошая почва — это трудовая жизнь и она правильная. Лишь на ней способны вырости колоски морали и нравственности. Фантастическое — это отсутствия трудовой деятельности, паразитизм.
Третий сон
Третье сновидение было кратким и недолгим. В нем певица Бозио держит в руках Верин дневник, которого в настоящей жизни не существует. И начинает его читать вместе с главной героиней. Страницы дневника рассказывают им о любовных отношениях героини с Лопуховым. Приближаясь к последней странице, девушка боится ее смотреть, но все и так становится понятно. Вера осознает, что она хотела бы, но не способна полюбить мужа. Вера Павловна ценит его и уважает, но чувств между ними нет — только дружба и привычка. В действительности же девушка любит Кирсанова.
Проведя анализ событий сна и реальной жизни, видно, как в нем Вера осознает, что такое настоящие искренние чувства к любимому человеку. И тогда она понимает, что может свободно распоряжаться своей жизнью, несмотря на заключенный брак. Ведь главное — это к кому тянется сердце. А если его вкусы поменялись, то нужно следовать ему, а не соблюдать нелепые формы приличия из-за страха быть осужденной обществом. Это одна из самых важных составляющих эмансипации, которая делает женщину абсолютной хозяйкой своих души и тела. И она сама вправе решать, с кем быть.
Четвертый сон
Последнее сновидение Веры Павловны Чернышевский описан в шестнадцатой главе. В нем видит самых разных богинь в порядке их появления:
Среди множества богинь ее ведет красивая женщина, в которой Вера с легкостью узнает свой облик — раскованную и свободную владычицу нового времени. В следующий миг перед ее глазами встает райский сад. В нем звучат радостные голоса людей, песни и стихи. Люди там свободны, равны между собой, а труд является добровольным. В саду никто никого не принуждает делать что-либо. Здесь растет пшеница и пасется скот.
В этом сновидении автор отобразил общество завтрашнего дня. В нем все определяется правилом «свобода, равенство и братство». Каждая из богинь отражает роль и место женщины в обществе, которое с течением времени меняется. Первая — предмет наслаждения и восхищения, а последняя полноправный член общества. Вера символизирует независимую, умную женщину, которая равна мужчинам. Она не унижена ими и не использована.
Сны Веры в романе «Что делать?» можно расшифровать, как последовательное отображение освобождения героини. Все образы символичны, но в первом она вместе с другими девушками освобождается из подвала, а спустя четыре сна становится независимой.
И так должно было обновиться все общество, а призраки прошлого — уйти в небытие. Автор верил в наступление светлого будущего, где все будут свободны и равны. Он даже предался сочинению и описанию этого идеального мира в последнем сне Веры.
XVI. Четвертый сон Веры Павловны
И снится Вере Павловне сон, будто:
Доносится до нее знакомый, — о, какой знакомый теперь! — голос издали, ближе, ближе, —
Wie herrlich leuchtet
Mir die Natur!
Wie glänzt die Sonne!
Wie lacht die Flur! 1
И видит Вера Павловна, что это так, все так.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугам, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и нету в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из, груди — «О земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор!»
O Erd’! O Sonne!
O Gluck! Î Lust! Î Lieb’, î Liebe,
So goldenschön
Wie Morgenwolken
Auf jenen Höh’n! 2
— Теперь ты знаешь меня? Ты знаешь, что я хороша? Но ты не знаешь, никто из вас еще не знает меня во всей моей красоте. Смотри, что было, что теперь, что будет. Слушай и смотри:
Wohl perlet im Glase der purpurne Wein,
Wohl glänzen die Augen der Gäste. 3
У подошвы горы, на окраине леса, среди цветущих кустарников высоких густых аллей воздвигся дворец.
Роскошный пир. Пенится в стаканах вино; сияют глаза пирующих. Шум и шепот под шум, смех и тайком пожатие руки, и порою украдкой неслышный поцелуй. — «Песню! Песню! Без песни не полно веселие!» И встает поэт. Чело и мысль его озарены вдохновением, ему говорит свои тайны природа, ему раскрывает свой смысл история, и жизнь тысячелетий проносится в его песне рядом картин.
Звучат слова поэта, и возникает картина.
Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы, лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше, на краю горизонта к северо-западу, двойной хребет высоких гор. Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь, все дни их проходят, день за днем, в ласках и песнях любви.
— Нет, — говорит светлая красавица, — это не обо мне. Тогда меня не было. Эта женщина была рабыня. Где нет равенства, там нет меня. Ту царицу звали Астарта. Вот она.
Роскошная женщина. На руках и на ногах ее тяжелые золотые браслеты; тяжелое ожерелье из перлов и кораллов, оправленных золотом, на ее шее. Ее волоса увлажнены миррою. Сладострастие и раболепство в ее лице, сладострастие и бессмыслие в ее глазах.
«Повинуйся твоему господину; услаждай лень его в промежутки набегов; ты должна любить его, потому что он купил тебя, и если ты не будешь любить его, он убьет тебя», — говорит она женщине, лежащей перед нею во прахе.
— Ты видишь, что это не я, — говорит красавица.
Опять звучат вдохновенные слова поэта. Возникает новая картина.
Город. Вдали на севере и востоке горы; вдали на востоке и юге, подле на западе — море. Дивный город. Не велики в нем домы и не роскошны снаружи. Но сколько в нем чудных храмов! Особенно на холме, куда ведет лестница с воротами удивительного величия и красоты: весь холм занят храмами и общественными зданиями, из которых каждого одного было бы довольно ныне, чтобы увеличить красоту и славу великолепнейшей из столиц. Тысячи статуй в этих храмах и повсюду в городе — статуи, из которых одной было бы довольно, чтобы сделать музей, где стояла бы она, первым музеем целого мира. И как прекрасен народ, толпящийся на площадях, на улицах: каждый из этих юношей, каждая из этих молодых женщин и девушек могли бы служить моделью для статуи. Деятельный, живой, веселый народ, народ, вся жизнь которого светла и изящна. Эти домы, не роскошные снаружи, — какое богатство изящества и высокого уменья наслаждаться показывают они внутри: на каждую вещь из мебели и посуды можно залюбоваться. И все эти люди, такие прекрасные, так умеющие понимать красоту, живут для любви, для служения красоте. Вот изгнанник возвращается в город, свергнувший его власть: он возвращается затем, чтобы повелевать, — все это знают. Что ж ни одна рука не поднимается против него? На колеснице с ним едет, показывая его народу, прося народ принять его, говоря народу, что она покровительствует ему, женщина чудной красоты даже среди этих красавиц, — и, преклоняясь перед ее красотою, народ отдает власть над собою Пизистрату, ее любимцу. Вот суд; судьи — угрюмые старики: народ может увлекаться, они не знают увлеченья. Ареопаг славится беспощадною строгостью, неумолимым нелицеприятием: боги и богини приходили отдавать свои дела на его решение. И вот должна явиться перед ним женщина, которую все считают виновной в страшных преступлениях: она должна умереть, губительница Афин, каждый из судей уже решил это в душе; является перед ними Аспазия, эта обвиненная, и они все падают перед нею на землю и говорят: «Ты не можешь быть судима, ты слишком прекрасна!» Это ли не царство красоты? Это ли не царство любви?
— Нет, — говорит светлая красавица, — меня тогда не было. Они поклонялись женщине, но не признавали ее равною себе. Они поклонялись ей, но только как источнику наслаждений; человеческого достоинства они еще не признавали в ней! Где нет уважения к женщине, как к человеку, там нет меня. Ту царицу звали Афродита. Вот она.
На этой царице нет никаких украшений, — она так прекрасна, что ее поклонники не хотели, чтоб она имела одежду, ее дивные формы не должны быть скрыты от их восхищенных глаз.
Что говорит она женщине, почти такой же прекрасной, как сама она, бросающей фимиам на ее алтарь?
«Будь источником наслаждения для мужчины. Он господин твой. Ты живешь не для себя, а для него».
И в ее глазах только нега физического наслаждения. Ее осанка горда, в ее лице гордость, но гордость только своею физическою красотою. И на какую жизнь обречена была женщина во время царства ее? Мужчина запирал женщину в гинекей, чтобы никто, кроме его, господина, не мог наслаждаться красотою, ему принадлежащею. У ней не было свободы. Были у них другие женщины, которые называли себя свободными, но они продавали наслаждение своею красотою, они продавали свою свободу. Нет, и у них не было свободы. Эта царица была полурабыня. Где нет свободы, там нет счастия, там нет меня.
Опять звучат слова поэта. Возникает новая картина.
Арена перед замком. Кругом амфитеатр с блистательной толпою зрителей. На арене рыцари. Над ареною, на балконе замка сидит девушка. В ее руке шарф. Кто победит, тому шарф и поцелуй руки ее. Рыцари бьются насмерть. Тоггенбург победил. «Рыцарь, я люблю вас, как сестра. Другой любви не требуйте. Не бьется мое сердце, когда вы приходите, — не бьется оно, когда вы удаляетесь». — «Судьба моя решена», — говорит он и плывет в Палестину. По всему христианству разносится слава его подвигов. Но он не может жить, не видя царицу души своей. Он возвращается, он не нашел забвенья в битвах. «Не стучитесь, рыцарь: она в монастыре». Он строит себе хижину, из окон которой, невидимый ей, может видеть ее, когда она поутру раскрывает окно своей кельи. И вся жизнь его — ждать, пока явится она у окна, прекрасная, как солнце; нет у него другой жизни, как видеть царицу души своей, и не было у него другой жизни, пока не иссякла в нем жизнь; и когда погасла в нем жизнь, он сидел у окна своей хижины и думал только одно: увижу ли ее еще?
Скромная, кроткая, нежная, прекрасная, — прекраснее Астарты, прекраснее самой Афродиты, но задумчивая, грустная, скорбящая. Перед нею преклоняют колена, ей подносят венки роз. Она говорит: «Печальная до смертной скорби душа моя. Меч пронзил сердце мое. Скорбите и вы. Вы несчастны. Земля — долина плача».
— Нет, нет, меня тогда не было, — говорит светлая красавица.
Нет, те царицы были непохожи на меня. Все они еще продолжают царствовать, но царства всех их падают. С рождением каждой из них начинало падать царство прежней. И я родилась только тогда, когда стало падать царство последней из них. И с тех пор как я родилась, царства их стали падать быстро, быстро, и они вовсе падут, — из них следующая не могла заменить прежних, и они оставались при ней. Я заменяю всех, они исчезнут, я одна останусь царствовать над всем миром. Но они должны были царствовать прежде меня; без их царств не могло прийти мое.
Люди были как животные. Они перестали быть животными, когда мужчина стал ценить в женщине красоту. Но женщина слабее мужчины силою; а мужчина был груб. Все тогда решалось силою. Мужчина присвоил себе женщину, красоту которой стал ценить. Она стала собственностью его, вещью его. Это царство Астарты.
Когда он стал более развит, он стал больше прежнего ценить ее красоту, преклонился перед ее красотою. Но ее сознание было еще не развито. Он ценил только в ней красоту. Она умела думать еще только то, что слышала от него. Он говорил, что только он человек, она не человек, и она еще видела в себе только прекрасную драгоценность, принадлежащую ему, — человеком она не считала себя. Это царство Афродиты.
Но вот начало в ней пробуждаться сознание, что и она человек. Какая скорбь должна была обнять ее и при самом слабом появлении в ней мысли о своем человеческом достоинстве! Ведь она еще не была признаваема за человека. Мужчина еще не хотел иметь ее иною подругою себе, как своею рабынею. И она говорила: я не хочу быть твоею подругою! Тогда страсть к ней заставляла его умолять и смиряться, и он забывал, что не считает ее человеком, и он любил ее, недоступную, неприкосновенную, непорочную деву. Но лишь только верила она его мольбе, лишь только он касался ее — горе ей! Она была в руках его, эти руки были сильнее ее рук, а он был груб, и он обращал ее в свою рабыню и презирал ее. Горе ей! Это скорбное царство девы.
Но шли века; моя сестра, — ты знаешь ее? — та, которая раньше меня стала являться тебе, делала свое дело. Она была всегда, она была прежде всех, она уж была, как были люди, и всегда работала неутомимо. Тяжел был ее труд, медлен успех, но она работала, работала, и рос успех. Мужчина становился разумнее, женщина тверже и тверже сознавала себя равным ему человеком — и пришло время, родилась я.
Это было недавно, о, это было очень недавно. Ты знаешь ли, кто первый почувствовал, что я родилась, и сказал это другим? Это сказал Руссо в «Новой Элоизе». В ней, от него люди в первый раз услышали обо мне.
— Но я могу знать всю тебя?
— Да, ты можешь. Твое положение очень счастливое. Тебе нечего бояться. Ты можешь делать все, что захочешь. И если ты будешь знать всю мою волю, от тебя моя воля не захочет ничего вредного тебе: тебе не нужно желать, ты не будешь желать ничего, за что стали бы мучить тебя не знающие меня. Ты теперь вполне довольна тем, что имеешь; ни о чем другом, ни о ком другом ты не думаешь и не будешь думать. Я могу открыться тебе вся.
— Назови же мне себя, ты назвала мне прежних цариц, себя ты еще никогда не называла мне.
— Ты хочешь, чтобы я назвала себя? Смотри на меня, слушай меня.
— Смотри на меня, слушай меня. Ты узнаешь ли мой голос? Ты узнаешь ли лицо мое? Ты видела ли лицо мое?
Да, она еще не видела лица ее, вовсе не видела ее. Как же ей казалось, что она видит ее? Вот уж год, с тех пор как она говорит с ним, с тех пор как он смотрит на нее, целует ее, она так часто видит ее, эту светлую красавицу, и красавица не прячется от нее, как она не прячется от него, она вся является ей.
— Нет, я не видела тебя, я не видела лица твоего; ты являлась мне, я видела тебя, но ты окружена сиянием, я не могла видеть тебя, я видела только, что ты прекраснее всех. Твой голос, я слышу его, но я слышу только, что твой голос прекраснее всех.
— Смотри же, для тебя, на эту минуту, я уменьшаю сиянье моего ореола, и мой голос звучит тебе на эту минуту без очаровательности, которую я всегда даю ему; на минуту я для тебя перестаю быть царицею. Ты видела, ты слышала? Ты узнала? Довольно, я опять царица, и уже навсегда царица.
Она опять окружена всем блеском своего сияния, и опять голос ее невыразимо упоителен. Но на минуту, когда она переставала быть царицею, чтобы дать узнать себя, неужели это так? Неужели это лицо видела, неужели этот голос слышала Вера Павловна?
— Да, — говорит царица, — ты хотела знать, кто я, ты узнала. Ты хотела узнать мое имя, у меня нет имени, отдельного от той, которой являюсь я, мое имя — ее имя; ты видела, кто я. Нет ничего выше человека, нет ничего выше женщины. Я та, которой являюсь я, которая любит, которая любима.
Да, Вера Павловна видела: это она сама, это она сама, но богиня. Лицо богини ее самой лицо, это ее живое лицо, черты которого так далеки от совершенства, прекраснее которого видит она каждый день не одно лицо; это ее лицо, озаренное сиянием любви, прекраснее всех идеалов, завещанных нам скульпторами древности и великими живописцами великого века живописи, да, это она сама, но озаренная сиянием любви, она, прекраснее которой есть сотни лиц в Петербурге, таком бедном красотою, она прекраснее Афродиты Луврской, прекраснее доселе известных красавиц.
— Ты видишь себя в зеркале такою, какая ты сама по себе, без меня. Во мне ты видишь себя такою, какою видит тебя тот, кто любит тебя. Для него я сливаюсь с тобою. Для него нет никого прекраснее тебя; для него все идеалы меркнут перед тобою. Так ли?
Как мне природа
Блестит вокруг,
Как рдеет солнце,
Смеется луг. — Перевод С. Заяицкого.
О мир, о солнце,
О свет, о смех!
Любви, любови
О блеск златой,
Как зорний облак
Над высью той! — Перевод С. Заяицкого.
Как весело кубок бежит по рукам,
Как взоры пирующих ясны! — Перевод С. Шевырева.