чехов на сахалине кратко что делал
Чехов: «Сахалин – это ад»
В 1890 году Чехов, будучи уже известным писателем, совершил путешествие через Сибирь на Сахалин, где содержались и работали тысячи каторжан и ссыльных.
Подготовка к поездке
Идея поездки зародилась не за один день — к ней привел целый спектр событий, которые происходили и в государстве, и в душе самого писателя. Антон Павлович живо интересовался судебными процессами в России — делами о хищениях в таганрогской таможне, о хищениях в Скопинском банке и другими. Писатель отразил свои наблюдения в рассказах «Суд», «Случай из судебной практики», а опыт студента-медика, присутствовавшего на экспертизе, помог написать рассказ «Мертвое тело».
Как объект исследования привлекала Чехова жизнь осужденных. Колонии на Сахалине были в конце XIX века делом мало изученным (территория острова попала в суверенитет Российской империи только в 1875 году), оттуда поступала информация, которая часто не отражала реального положения дел. Впоследствии, в работе над книгой «Остров Сахалин», Чехов неоднократно подчеркивал недостоверность фактической отчетности, которая значительно идеализировала положение дел на острове и служила цели создать благополучное представление о сахалинской колонии в печати.
Готовясь к своему путешествию, с января 1890 года до самого дня отъезда, Антон Павлович прочитал 65 наименований статей, книг, газетных корреспонденций и трудов по истории зарубежной и русской тюрьмы и ссылки, а также по географии, этнографии и другим наукам, которые могли помочь ему всесторонне понять жизнь на Сахалине. Некоторые части своей будущей книги «Остров Сахалин» Чехов написал еще до поездки, основываясь на собственных знаниях, которые не требовали наблюдения на месте.
Главное путешествие Чехова
Чехов переживал, что не получится полностью изучить остров и жизнь его обитателей — писателю перед путешествием не удалось добиться официального разрешения. «Вооружен только паспортом», — писал он Суворину 15 апреля 1890 года. Тот в свою очередь обеспечил писателя корреспондентским билетом от журнала «Новое время». Однако этого было недостаточно.
21 апреля 1890 года Чехов отправился пассажирским поездом из Москвы в Ярославль. «Когда отошел поезд, то я нежно обняла мать, и только тут мы обе поняли, что расстались с нашим дорогим и приветливым Антошей надолго, и обе загрустили», — из воспоминаний Марии Чеховой, сестры писателя. Маршрут был запланирован: р. Кама, Пермь, Тюмень, Томск, Иркутск, р. Амур, о. Сахалин, Япония, Китай, Коломбо, Порт-Саид, Константинополь, Одесса, Москва. После Перми Антону Павловичу пришлось ненадолго задержаться в Екатеринбурге в ожидании ответа от пароходства Курбатова и «на починку своей кашляющей и геморройствующей особы». Позже он рассказывал доктору И. Н. Альтшуллеру, что, вероятно, именно во время путешествия он начал заболевать туберкулезом. Узнав, что ближайший пароход пойдет по рекам только через 20 дней, Чехов решил «скакать на лошадях» по, как он писал, «убийственным» сибирским дорогам.
В Томске он встретился с редактором газеты «Сибирский вестник» и с некоторыми ее членами, начал фиксировать первые «дорожные впечатления»: «Свои путевые заметки писал я начисто в Томске при сквернейшей номерной обстановке». Затем «конно-лошадиным странствием» добрался писатель до Сретенска через вдохновенные сибирские пейзажи: «нежно-бирюзовый» Байкал и «превосходный край» Забайкалья. Проделав долгий путь на трех пароходах, 11 июля Чехов наконец-то высадился в Александровской слободке на острове Сахалин и сразу отправил близким телеграмму: «Приехал. Здоров. Телеграфируйте на Сахалин».
Родные, друзья и знакомые внимательно следили за передвижениями писателя, а его отец Павел Егорович даже сокрушался, что газеты в основном писали про казака Д. Н. Пешкова, проехавшего верхом на своей лошади от Благовещенска-на-Амуре до Москвы и Петербурга. Путешествие верноподданного Пешкова с легкой руки репортеров приобрело патриотический характер.
Вскоре после прибытия Чехов был представлен местным чиновникам — начальнику острова генералу В. О. Кононовичу и начальнику Приамурского края генерал-губернатору барону А. Н. Корфу. При первой встрече Кононович произвел на Чехова благоприятное впечатление, однако в дальнейших очерках можно встретить ироничные замечания о начальнике — уж слишком значительной была разница между его словами и действиями, например, «отвращение к телесным наказаниям» Кононовича и увиденные писателем сцены этого наказания на острове. Антон Павлович обнаружил на Сахалине множество «преступлений по должности», и, хотя не во всех был виноват Кононович, в 1893 году ему предложили уйти в отставку.
Основной задачей, которую себе поставил Чехов, стала масштабная перепись населения — за три месяца и два дня, проведенные на острове, он составил примерно 10 тыс. статистических карточек. Благодаря этому Антон Павлович смог посетить все тюремные камеры и лично поговорить с каждым каторжным. Изучал он и местных чиновников, а также состояние больниц, виды принудительного труда и наказаний.
Узнав, что у писателя нет официального разрешения на посещение колоний, Корф лично разрешил ему «бывать где и у кого угодно», но с единственным условием: не встречаться с политическими заключенными. Скорее всего, Чехов действовал вопреки строгому предписанию и внес в свои карточки в том числе и осужденных за государственные преступления, которых на острове находилось около 40 человек. Он узнал, что некоторым, благодаря «безупречному поведению», администрация позволяла работать на должностях, близких к специальности, например, писарем или школьным учителем. Часто политических ссыльных могли понизить «рангом». Хоть на глазах Чехова к ним не применяли телесных наказаний, он писал: «По слухам, настроение духа у них угнетенное. Были случаи самоубийства». По официальным документам были и не менее жестокие наказания.
Сахалин — это «ад»
Писатель начал «Остров Сахалин» еще до поездки — именно тогда он проработал структуру книги: сочетание лирических и научно-публицистических очерков, авторских размышлений, чужих рассказов. Чехов постарался минимизировать биографические детали, которые указывали бы на личность автора. Он исследовал русскую каторгу, жизнь человека, обреченного на нравственные и физические страдания, выступал против произвола властей и таких отдельных областей, как применение физических наказаний.
Чехов ввел образ Сахалина как «ада», как «рабовладельческой колонии», проведя параллель с крепостничеством. Он намеренно не акцентировал внимание на индивидуальных историях заключенных, например, Соньки-Золотой Ручки или «каторжной модистки» О. В. Геймбрук, чтобы не превращать повествование в «детектив». Чехов останавливался на том, что было характерно для обычного быта сахалинского заключенного, поэтому рядовому сахалинцу, Егору, посвящена целая — шестая — глава. В «Рассказ Егора» он «слил сотни рассказов», повествуя не столько о преступлении, сколько о личности и наказании сахалинского заключенного.
После публикации книги «Остров Сахалин» колониями заинтересовались Министерство юстиции и Главное тюремное управление, которые отправили на остров своих представителей. Они назвали «положение дел» на Сахалине «неудовлетворительным во всех отношениях». Был проведен ряд частных реформ: отменены телесные наказания для женщин, изменен закон о браках ссыльных, увеличена сумма на содержание детских приютов, отменена вечная ссылка и пожизненная каторга.
Для Чехова путешествие стало периодом «возмужалости» и новым этапом в жизни. О Сахалине Антон Павлович написал совсем немного, но, как он позже отмечал, «а ведь кажется — все просахалинено».
Зачем Чехов поехал на Сахалин?
Отправиться на каторгу? Это странно!
Каждый школьник знает, зачем Чехов в 1890 году поехал на Сахалин, большинство жителей которого были каторжанами, — спасать народ. Классикам положено.
А вот друзьям-современникам и исследователям причины столь многотрудного путешествия Антона Павловича были не столь ясны.
Брат, Михаил Чехов, рассказывал, что «собрался Антон Павлович на Дальний Восток как-то вдруг, неожиданно, так что первое время трудно было понять, серьезно он говорит об этом или шутит». Учитывая, что недавно он отказался от приятной поездки, «потому что в вагоне усиливается кашель», шутки эти родных не веселили.
Публицист Михаил Меньшиков вспоминал: «Все были удивлены. Куда, зачем? Молодой беллетрист, любимый публикой, талант которого создан «для вдохновений, для звуков сладких и молитв», — и вдруг отправляется на каторгу!»
Антон Чехов (в центре) читает «Чайку» группе актеров и режиссеров МХАТа
Издатель Чехова Алексей Суворин считал поездку нелепой затеей и всячески пытался от нее отговорить: «Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен». Чехов отвечал запальчиво: «…вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Не дальше как 25–30 лет назад наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги. а нам это не нужно, мы… только сидим в четырех стенах и жалуемся на то, что бог дурно создал человека».
Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня. Всю дорогу я голодал, как собака. Даже о гречневой каше мечтал
Путь в ад
Дорога из Москвы заняла 81 день и была трудной. Одно путешествие через всю Сибирь чего стоит. В письме А. Н. Плещееву он пишет: «Все сибирское, мною пережитое, я делю на три эпохи:
1) от Тюмени до Томска 1500 верст, страшенный холодище днем и ночью. ветры и отчаянная. война с разливами рек. я то и дело менял экипаж на ладью и плавал, как венецианец на гондоле;
2) от Томска до Красноярска 500 верст, невылазная грязь; моя повозка и я грузли в грязи, как мухи в густом варенье;
3) от Красноярска до Иркутска 1566 верст, жара, дым лесных пожаров и пыль; пыль во рту, в носу, в карманах».
Приобретаются новые знания: «Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня». На смену интеллигентской рефлексии приходят простые чувства: «Всю дорогу я голодал, как собака. Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал». Немудрено, что, преодолев эти экзотические, непривычные для него препятствия, Чехов горд: «Такое у меня настроение, как будто я экзамен выдержал».
Когда в девятом часу бросали якорь, на берегу в пяти местах большими кострами горела сахалинская тайга. Страшная картина, грубо скроенная из потемок, силуэтов гор, дыма, пламени и огненных искр
Но кроме трудностей физических были и другие. Как всякому человеку, попавшему в одиночку в незнакомый, кажущийся враждебным мир, Чехову было страшновато. «Офицер, сопровождавший солдат, узнав, зачем я еду на Сахалин, очень удивился и стал уверять меня, что я не имею никакого права подходить близко к каторге и колонии… Конечно, я знал, что он не прав, но все же от слов его становилось мне жутко и я боялся, что и на Сахалине, пожалуй, я встречу точно такой же взгляд».
Арестанты на пароходе
Остров встретил неласково: «Когда в девятом часу бросали якорь, на берегу в пяти местах большими кострами горела сахалинская тайга. Страшная картина, грубо скроенная из потемок, силуэтов гор, дыма, пламени и огненных искр, казалась фантастическою. На левом плане горят чудовищные костры, выше них — горы, из-за гор поднимается высоко к небу багровое зарево от дальних пожаров. И все в дыму, как в аду».
Скучно, ваше высокоблагородие!
Идешь мимо какой-нибудь постройки, тут каторжные с топорами, пилами и молотками. А ну, думаешь, размахнется и трахнет! Или, бывало, рано утром, часа в четыре, просыпаешься от какого-то шороха, смотришь — к постели на цыпочках, чуть дыша, крадется каторжный. Что такое? Зачем? «Сапожки почистить, ваше высокоблагородие»
Но в большинстве своем каторжане ходят по улицам свободно и встречаются на каждом шагу. Воры, убийцы, насильники, мошенники работают кучерами, сторожами, поварами, кухарками — никого это не смущает. Здешние дамы совершенно спокойно оставляют своих детей на нянек-каторжанок. Труднее приходится свежему человеку: «Идешь мимо какой-нибудь постройки, тут каторжные с топорами, пилами и молотками. А ну, думаешь, размахнется и трахнет! Или, бывало, рано утром, часа в четыре, просыпаешься от какого-то шороха, смотришь — к постели на цыпочках, чуть дыша, крадется каторжный. Что такое? Зачем? «Сапожки почистить, ваше высокоблагородие»».
Лейтмотивом жизни является не страх, не тоска — скука. Узнав о намерении Чехова побыть на Сахалине несколько месяцев, начальник острова Владимир Кононович предупреждает: «. жить здесь тяжело и скучно. Отсюда все бегут. и каторжные, и поселенцы, и чиновники».
Так же как вся здешняя жизнь, скучны и томительны праздники. «По улицам, освещенным плошками и бенгальским огнем, до позднего вечера гуляли толпами солдаты, поселенцы и каторжные. Тюрьма была открыта. Река Дуйка, всегда убогая, грязная, с лысыми берегами, а теперь украшенная по обе стороны разноцветными фонарями и бенгальскими огнями. смешна, как кухаркина дочь, на которую. надели барышнино платье. Даже из пушки стреляли, и пушку разорвало. И все-таки, несмотря на такое веселье, на улицах было скучно. Ни песен, ни гармоники, ни одного пьяного; люди бродили, как тени, и молчали, как тени».
«Нет ни одного каторжного, который не разговаривал бы со мной»
Перевозка кирпича каторжными
«Случается, что православный русский мужичок на вопрос, как его зовут, отвечает не шутя: «Карл». Это бродяга, который по дороге сменился именем с каким-то немцем. Что касается фамилий, то по какой-то странной случайности на Сахалине много Богдановых и Беспаловых. У бродяг самое употребительное имя Иван, а фамилия Непомнящий»
Богдановыми — Богом данными — часто нарекали незаконнорожденных (прим. авт.). Подробнее о происхождении самых разных фамилий — в нашей статье «Ваша фамилия?».
«С какого года на Сахалине? Редкий сахалинец отвечал на этот вопрос сразу, без напряжения. Год прибытия на Сахалин — год страшного несчастья, а между тем его не знают или не помнят. Для меня было особенно важно получать верные ответы от тех, которые пришли сюда в шестидесятых и семидесятых годах… Сколько уцелело из тех, которые пришли сюда 20-25 лет назад. »
«Я вставал каждый день в 5 часов утра… Я объездил все поселения, заходил во все избы и говорил с каждым… мною уже записано около десяти тысяч человек… Другими словами, на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной».
Заковка в кандалы Соньки Золотой Ручки
Встретил Антон Павлович во время переписи и легендарную, тогда 45-летнюю, Соньку Золотую Ручку: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом. На руках у нее кандалы. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке. »
Чехов посещал рудники, бараки и тюрьмы: «В Воеводской тюрьме содержатся прикованные к тачкам. Каждый из них закован в ручные и ножные кандалы; от середины ручных кандалов идет длинная цепь аршина в 3–4, которая крепится ко дну небольшой тачки». Присутствовал при наказании плетьми: «…после чего мне ночи три-четыре снился палач и отвратительная кобыла».
Хижина поселенца-бедняка в деревне Красный Яр, о. Сахалин
Не забывайте, Чехов — врач. Причем долгие годы он считал писательство занятием для души, а медицину — для заработка. Получалось, правда, зачастую наоборот. Ведь брать оплату с бедных он не мог — неудобно. Вот и на Сахалине: «В настоящее время на Сахалине имеется три врачебных пункта по числу округов: в Александровске, Рыковском и Корсаковском. Немного погодя я принимаю амбулаторных больных. Ни таза, ни шариков ваты, ни зондов, ни порядочных ножниц, ни даже воды в достаточном количестве. Местные больничные порядки отстали от цивилизации по крайней мере лет на 200». Несколько приемов больных в каторжных лазаретах Чехов провел именно как доктор.
В письме А. П. Суворину подытожил: «Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен вольный и подневольный. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть на Сахалин, как военные на Севастополь».
Перемены необратимы
Антон Павлович пробыл на «проклятом острове» три месяца и два дня (он всегда настаивал на этой точной формулировке) и еще восемь месяцев добирался обратно — через Суэц и Одессу.
Практически он сразу засел за работу. На книгу «Остров Сахалин» ушло пять лет. Поначалу дело шло тяжело. 28 июля 1893 года он признавался Суворину: «Я долго писал и долго чувствовал, что иду не по той дороге, пока, наконец, не уловил фальши. Фальшь была именно в том, что я как будто кого-то хочу своим «Сахалином» научить. Но как только я стал изображать, каким чудаком я чувствовал себя на Сахалине и какие там свиньи, то мне стало легко и работа моя закипела. »
Книга, написанная «своим», цивилизованным человеком изнутри чуждого, страшного и как будто бы несуществующего мира, вызвала в свете фурор
В книге 23 главы: «Общие камеры», «Кандальные», «Каторжные работы в Александровске», «Экс-палач Терский», «Казармы для семейных», «Дуйская тюрьма», «Каменноугольные копи», «Прикованные к тачкам» и т. д. Закончив, Чехов признался Суворину: «Я рад, что в моем беллетристическом гардеробе будет висеть и сей жесткий арестантский халат».
Книга, написанная «своим», цивилизованным человеком изнутри чуждого, страшного и как будто бы несуществующего мира, вызвала в свете фурор.
Уступив взбудораженной общественности, министерство юстиции и Главное тюремное управление отправили на Сахалин своих представителей — все подтвердилось. Таким образом, был запущен механизм послаблений: отмена телесных наказаний для женщин; назначение казенных сумм на содержание детских приютов; отмена вечной ссылки и пожизненной каторги. Кроме того, у писателя появились последователи. Сестра милосердия Евгения Мейер, основавшая на острове «работный дом», дававший работу и питание поселенцам, и общество попечения о семьях ссыльнокаторжных, прямо говорила, что поехала на Сахалин под влиянием книги Чехова.
Что же сам Антон Павлович? Безусловно, поездка произвела в его жизни и образе мыслей решительные перемены, хотя он, бывший скорее язвительным, чем сентиментальным, своими чувствами и скорбными мыслями ни с кем не делился. Но в анкетах среди обязательных пунктов места рождения и учебы поездку эту упоминал всегда. К сожалению, похоже, что путешествие необратимо повлияло не только на образ мыслей Чехова, но и на его организм. Друзья считали, что именно «путешествие по отчаянным дорогам, в распутицу, на лодках между льдинами или пешком по колено в ледяной воде, под дождем и снегом», а также и напряженная литературная работа стали причинами «его преждевременной гибели».
Узнать о жизни современного Сахалина можно в проекте «Моей Планеты» «Гений места: Сахалин».
И это, конечно, не последняя «чеховская» публикация «Родины» в 160-й год со дня рождения нашего любимого писателя.
«Худенькая, уже седеющая женщина. «
Но от судьбы, что называется, не ушла. Знаменитая аферистка, мошенница. Скользкий преступный путь, в конце концов, и привел ее на каторжный остров Сахалин.
Здесь осенью 1890 года, в одиночной камере Александровской ссыльно-каторжной тюрьме, состоялась ее встреча с Антоном Чеховым, так поразившая писателя:
«Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом. На руках у нее кандалы. [. ] Глядя на нее, не верится; еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков».
На Сахалин она попала за побег из сибирской тюрьмы и первое время, как все высланные сюда женщины, жила вне тюрьмы, на вольной квартире. Официально Софья числилась содержательницей квасной лавочки, где варила «великолепный квас». Затем построила карусель, набрала из поселенцев небольшой оркестр, отыскала среди бродяг фокусника, устраивала представления, танцы, гулянья. Но «зов свободы» не давал покоя. За очередную попытку бегства (для этого она нарядилась солдатом) Сонька была задержана и закована.
Носила она эти ручные кандалы- браслеты два года и восемь месяцев.
Постановка для Чехова
Так, со слов очевидцев, сахалинский быт Соньки описал известный «король репортажей» Влас Дорошевич.
Исключение для наказанной сделали лишь однажды, в октябре 1887 года: врачи Александровского лазарета Сурминский и Перлин освободили Золотую Ручку от розог, так как она ожидала ребенка.
Кстати, Дорошевич помог раскрыть «тайну» знаменитой фотографии, на которой запечатлен момент заковки Золотой Ручки в кандалы. Снимок постановочный. В коллекции фотографий, привезенных Чеховым с Сахалина, он появился только в 1891 году. Специально для писателя его сделал и переслал через знакомых на пароходе «Петербург» фотограф-любитель Павловский, работник почтово-телеграфной конторы.
Он, судя по всему, специализировался на производстве, как сказали бы сегодня, фейковых новостей.
Золотую Ручку часто выводили из одиночки на тюремный двор, ставили в кандалах возле наковальни и устраивали «декорацию»: рядом располагались кузнецы с молотами и надзиратели. Фотограф, возможно, как раз Павловский, снимая сцену якобы заковывания, организовал доходный бизнес и нажил себе «деньгу» на продаже карточек. Снимки, как писал Влад Дорошевич, «продавались десятками на все пароходы, приходившие на Сахалин». Их покупали даже «на иностранных пароходах. Везде ею интересовались. Все путешественники брали их десятками. «
Скорее всего, Антон Павлович об этом не знал.
Но вряд ли до каторги доходили умные книги.
Тоска по Кириллу
Похвастаться Фиганову было нечем: Софья вела законопослушный образ жизни. Не обращала внимания на враждебность соседей, которые не раз били стекла в ее доме. И только, как заметил филер, сильно тосковала «по своему сожителю Кириллу Богдану, живущему на Сахалине», переписную карточку на которого заполнял Антон Павлович.
17 июня 1899 года сотник отправил последний рапорт:
«Проживающая на Имане преступница София Блювштейн (Золотая Ручка) продала свой дом и выехала в Хабаровск. О чем Вашему Превосходительству доношу. М. Фиганов».
След Сони отыскался через месяц, 10 июля 1899 года.
И вновь на Сахалине!
В этот день в церковно-приходской книге сделана запись о ее крещении, обращении в православную веру. Здесь же корявая подпись, сделанная уже слабеющей рукой.
Софью нарекли именем Мария. С ним она и упокоилась на одном из кладбищ каторжного острова в возрасте 56 лет. А через два года не станет Чехова.
Не верьте, что на Ваганьковском кладбище в Москве под беломраморной женской скульптурой с тремя бронзовыми пальмами находится могила Соньки Золотой Ручки. Это просто еще один миф о ней, которым несть числа. Лучше возьмите в руки томик «Остров Сахалин». Антон Павлович не обманет.