было бы за что извиняться

Как НЕ нужно просить прощения. Несколько способов испортить любое извинение

Клинический психолог и психотерапевт Харриет Лернер написала книгу «Я все исправлю: тонкое искусство примирения». По сути, это подробное пособие по коммуникации. В статье представлена важная глава о том, как точно не нужно извиняться

Многие люди искренне хотят извиниться, но совершенно не представляют, как это сделать. Они говорят «извините» и недоумевают, почему их собеседник продолжает обижаться. Понимание наиболее распространенных черт неудачного извинения заложит основу для понимания основ извинения успешного. Конечно, эффективное извинение — это не только правильно подобранные слова и избегание слов неподходящих, но здесь важно понять принцип. Давайте же начнем с «основ неправильных извинений». Мы обсудим пять способов испортить любое извинение. А потом поговорим о мужественных извинениях, способных открыть путь к прощению и душевному исцелению даже в самых трудных ситуациях.

«Но» отменяет раскаяние

Более всего уязвленный человек хочет услышать искреннее извинение от чистого сердца. Когда же вы добавляете «но», вся искренность гибнет на корню. Давайте поговорим об этой скользкой, мелкой оговорке. «Но» почти всегда говорит об оправданиях и даже напрочь отменяет изначальное сообщение. То, что вы скажете после «но», может быть совершенно справедливым, но это неважно. «Но» уже сделало ваши извинения фальшивыми. Тем самым вы говорите: «Учитывая общий контекст ситуации, моя грубость (опоздание, сарказм и тому подобное) совершенно понятна».

Возьмем для примера мою подругу Долорес. Она страшно разозлилась на младшую сестру, которая и пальцем не пошевелила на семейном празднике, когда все остальные внесли свою лепту. В какой-то момент Долорес даже дала волю гневу и обрушилась на сестру в присутствии родных. «Ты — не почетный гость, — рявкнула она. — Не переломишься, если загрузишь посудомоечную машину!» Неудивительно, что слова ее не были восприняты с восторгом. Сестра просто повернулась и ушла, и до конца праздника они больше не общались.

Долорес была очень расстроена. Через несколько дней она позвонила сестре, чтобы извиниться за свою несдержанность. «Извини, что я вспылила, — сказала она, — но мне было очень обидно, что ты не внесла свой вклад в семейный праздник. Я сразу вспомнила, что в детстве вся домашняя работа ложилась на мои плечи, а тебе мама вечно позволяла ничего не делать, потому что ей не хотелось с тобой ругаться. Извини меня за грубость, но кто-то должен был тебе это высказать».

Естественно, что сестра на такое извинение отреагировала вовсе не так, как ожидала Долорес. «Это не извинение», — сказала я. Долорес было невероятно трудно искренне извиниться за свою грубость — слишком уж велик был груз прошлого гнева и обиды. Но я понимала, что ее сестра вновь почувствовала себя оскорбленной. В «извинении» Долорес скрывался намек на то, что сестра вела себя как избалованный ребенок не только на семейном празднике, но и всю жизнь. А уж слова «кто-то должен был тебе это высказать» стали откровенным обвинением.

Возможно, сестра Долорес восприняла бы извинение более спокойно, если бы Долорес просто сказала, что сожалеет о своей грубости и несдержанности. Простое извинение не запустило бы в действие защитный механизм, а дало бы сестре возможность задуматься над своим поведением на семейном празднике.

У Долорес были самые добрые намерения. «Я хотела объяснить сестре, почему так вспылила, — сказала она мне. — Я хотела, чтобы она поняла: у моей реакции на ее безделье давняя история».

Все прекрасно, но это повод для другого разговора, для которого нужно выбрать подходящее время и проявить такт. Лучшие извинения — самые короткие. Не нужно вдаваться в долгие объяснения, которые способны погубить лучшие намерения.

Извинение — это не единственная возможность разобраться с проблемой. Извинение — это возможность заложить почву для будущей коммуникации. К сожалению, об этом важном различии часто забывают.

«Мне жаль, что ты так это воспринимаешь»

Вот еще один пример «псевдоизвинения». В истинном извинении все ориентировано на ваши действия, а вовсе не на реакцию другого человека.

Расскажу пример из собственной жизни. Меня пригласили выступить в одной организации. Леон (назовем его так) возглавлял в этой организации отдел рекламы. У них была моя старая фотография, сделанная лет двадцать назад, поэтому я предварительно отправила им новую, более соответствующую действительности. «Пожалуйста, используйте в рекламных материалах этот снимок», — написала я. Мне хотелось, чтобы люди, пришедшие на лекцию, увидели того, кого и ожидали.

Возможно, все дело в случайной ошибке, а может быть, Леон решил, что более молодая дама привлечет больше слушателей, но в интернет-рекламе он разместил первую фотографию, а потом (даже когда я указала ему на ошибку) использовал ее и в печатных материалах. Наш финальный разговор выглядел примерно так.

«Мне жаль, что ты так это воспринимаешь»

Вот еще один пример «псевдоизвинения». В истинном извинении все ориентировано на ваши действия, а вовсе не на реакцию другого человека.

Расскажу пример из собственной жизни. Меня пригласили выступить в одной организации. Леон (назовем его так) возглавлял в этой организации отдел рекламы. У них была моя старая фотография, сделанная лет двадцать назад, поэтому я предварительно отправила им новую, более соответствующую действительности. «Пожалуйста, используйте в рекламных материалах этот снимок», — написала я. Мне хотелось, чтобы люди, пришедшие на лекцию, увидели того, кого и ожидали.

Возможно, все дело в случайной ошибке, а может быть, Леон решил, что более молодая дама привлечет больше слушателей, но в интернет-рекламе он разместил первую фотографию, а потом (даже когда я указала ему на ошибку) использовал ее и в печатных материалах. Наш финальный разговор выглядел примерно так.

Я: Что случилось? Вы разместили в Интернете фотографию двадцатилетней давности. А после того как я указала вам на ошибку, вы использовали ее и в печатных материалах.

Леон: Я взял фотографию, которая была в моем компьютере. Я не могу вникать во все детали. Я — лишь человек, и я не совершенен.

Я: Речь не о совершенстве. Я просто хочу, чтобы вы использовали недавнее фото.

Леон: Мне жаль, что эта фотография оказалась так важна для вас. Не думаю, что слушателям есть дело до того, как вы выглядите.

Я: Дело в том, что я просила вас использовать ту фотографию, которую я специально вам прислала.

Леон: Хорошо-хорошо, извините. Мне жаль, что вы так восприняли эту ситуацию. Я не знал, что это для вас так важно.

Леон извинялся неискренне. Он старался переложить вину на меня, полагая, что виной всему не его неспособность исполнить наше соглашение, а моя придирчивость и тщеславие. Если бы он был моим клиентом, я бы сосредоточила внимание на том, каким интересным способом он искажает реальность, чтобы снять с себя ответственность за простую ошибку. Но поскольку я не была его психотерапевтом, то сочетание неуважения, некомпетентности и оборонительной позиции привели меня в ярость. Я бы предпочла, чтобы Леон вовсе не извинялся, поскольку ему вовсе не было до меня дела, он ни о чем не сожалел, не исправил допущенные ошибки, да еще и обвинил меня в том, что я делаю из мухи слона. А может быть, он отлично знал, что допустил ошибку, но не хотел отвечать за нее. Как бы то ни было, такое фальшивое извинение с попыткой переложить вину на чужие плечи гораздо хуже, чем полное отсутствие извинений. Своими словами Леон лишний раз подчеркнул свое безразличие и еще сильнее меня обидел.

Возможно, вы не похожи на Леона, но подобный способ уклонения от ответственности весьма распространен. Мы начинаем извиняться за чувства обиженного человека, а не за собственные действия, которые нанесли ему обиду. «Мне жаль, что ты смутился, когда я поправил тебя на вечеринке» — это не извинение. Говорящий не принимает на себя ответственность. Он считает себя правым — и в моральном отношении тоже (ведь он извинился). Но в действительности он лишь переложил ответственность на обиженного. На самом деле он сказал: «Мне жаль, что ты слишком сильно отреагировал на мои абсолютно разумные и справедливые замечания». В такой ситуации следовало бы сказать: «Извини, что я поправил тебя на вечеринке. Я понимаю свой промах и не повторю его в будущем».

Следите за появлением «если»

Короткое словечко «если» также заставляет человека сомневаться в собственной реакции. Старайтесь не говорить: «Извини, если я проявил нечуткость» или «Извини, если мои слова показались тебе обидными». Почти каждое извинение, которое начинается со слов «мне жаль, если…» — это не извинение. Гораздо лучше будет сказать так: «Мое замечание было обидным. Извини. Я проявил нечуткость и хочу сказать, что больше такое не повторится».

Кроме того, слова «извини, если…» часто воспринимаются как снисходительные. Мой клиент Чарльз на совещании бестактно пошутил насчет «женского мозга». После совещания он сказал начальнице: «Мне жаль, если мое замечание показалось вам обидным». Начальница отреагировала довольно резко: «Поверьте, Чарльз, меня не так-то легко обидеть». Гнев, прозвучавший в ее голосе, удивил моего клиента. Он не понял, что только что назвал свою начальницу «чрезмерно чувствительной женщиной», а вовсе не извинился за неуместную и бестактную шутку.

Не считайте меня «речевым полицейским», но я призываю вас обращать внимание на мелочи, способные превратить ваше «извините» в «мне вовсе не за что извиняться».

С больной головы на здоровую

Ко мне обратились отец и сын-подросток. Этот мужчина отличался вспыльчивостью и часто резко критиковал сына за мелкие ошибки — например, если тот не мог закрыть сложный замок на двери гаража. Заметив обиду сына, отец извинялся примерно так: «Мне жаль, что мои слова так тебя расстроили». Это было его стандартное извинение.

«Я ненавижу, когда он так говорит, — признался мне мальчик. — Я начинаю злиться, сам не понимаю почему». Сын чувствовал какую-то неправильность, но не мог выявить обескураживающую природу извинения, которая полностью скрывала, за что извинялся отец и кто ответствен за проблему. Мальчик просто чувствовал дискомфорт от таких извинений отца.

Подобное поведение отца вовсе не связано с защитным механизмом или желанием снять с себя вину. Его слова отражают путаное мышление, характерное для тревожных семей. Чем выше общая тревожность, тем сильнее люди ощущают свою ответственность за поведение и чувства других людей («Извинись перед отцом: у него голова разболелась из-за тебя»), а не за собственные («Извинись перед отцом за то, что ты не выключил музыку, ведь ты знал, что у него болит голова»).

«Посмотри, что он из-за тебя наделал!»

Вот еще одно обескураживающее извинение, которое я запомнила на всю жизнь, хотя история произошла несколько десятилетий назад.

Когда моему старшему сыну Мэтту было шесть лет, он играл со своим одноклассником Шоном. В какой-то момент Мэтт вырвал у Шона игрушку и категорически отказывался вернуть ее. Шон начал биться головой о деревянный пол — и не останавливался.

Мать Шона находилась рядом. Она мгновенно отреагировала на происходящее, причем довольно активно. Она не приказала сыну прекратить биться головой об пол и не велела Мэтту вернуть игрушку. Вместо этого она сделала суровый выговор моему мальчику. «Видишь, что ты наделал, Мэтт? — сказала она, указывая на Шона. — Посмотри, что ты наделал! Ты заставил Шона биться головой об пол. Извинись перед ним немедленно!»

Мэтт смутился, и я его прекрасно поняла. Его просили извиниться не за то, что он отобрал чужую игрушку. Он должен был извиняться за то, что Шон бьется головой о пол. Мэтту нужно было принять на себя ответственность не за собственное поведение, а за реакцию другого ребенка. Мэтт вернул игрушку и ушел, так и не извинившись. Потом я сказала Мэтту, что он должен был извиниться за то, что взял игрушку, но в том, что Шон бился головой о пол, он не виноват.

Если бы Мэтт принял на себя ответственность за поведение Шона, то поступил бы неправильно. Ему пришлось бы отвечать за то, чего он не делал и не мог делать. Не пошло бы это на пользу и Шону — он так и не научился бы отвечать за собственное поведение и справляться со своим гневом.

«Прости меня немедленно!»

Еще один способ испортить извинение — воспринимать свои слова как автоматический сертификат прощения и искупления. Здесь речь идет только о вас и вашей потребности в успокоении собственной совести. Извинение не следует воспринимать как взятку, в обмен на которую вы должны получить что-то от обиженного человека, а именно — его прощение.

Слова «ты прощаешь меня?» или «прости меня, пожалуйста!» давно стали значимым ритуалом в близких отношениях. Совершенно нормально извиняться, если вы находитесь в таких отношениях, где обиженный человек оценит ваше поведение. Но если вы совершили какой-то проступок и рассчитываете на немедленное прощение или даже требуете его, ваше извинение может окончиться провалом. Приведу пример.

Дон разрешил четырнадцатилетней дочери покататься на мотоцикле с приятелем. Его жена Сильвия вообще не хотела, чтобы их дочь ездила на мотоцикле, и Дон давно обещал уважать ее желание. Нарушив обещание, он попросил дочь держать это в секрете от матери, «потому что мы оба знаем, что она взбесится».

Когда дочь через несколько дней проболталась, Сильвия пришла в ярость. Дон раскаялся в совершенной ошибке — он разрешил дочери кататься на мотоцикле, да еще велел держать это в тайне. Он извинился перед Сильвией и поклялся, что это никогда не повторится. А потом попытался заставить Сильвию простить его.

«Я тебя не прощаю!» — заявила Сильвия. Дон продолжал давить на нее. А ведь он мог поступить по-другому. Достаточно было сказать: «Я знаю, что совершил серьезный проступок, и ты можешь долго на меня злиться. Если я способен как-то исправить ситуацию, пожалуйста, скажи мне об этом».

Настойчивость Дона разозлила Сильвию, и у нее не осталось эмоционального пространства, чтобы искренне простить мужа — простить по-настоящему, а не потому, что он загнал ее в угол. Ситуация еще более усугубилась, когда Дон стал злиться, что жена его не прощает. Сильвия почувствовала, что Дон перекладывает вину на ее плечи, а себя считает жертвой. И она неохотно простила его.

Помните, что извинение, за которым сразу же следует просьба о прощении, чрезмерно сокращает необходимый эмоциональный процесс. Обиженный человек, захваченный врасплох и испытывающий чувство благодарности или облегчения от услышанного извинения, может «простить» в спешке, не разобравшись с собственным гневом и болью.

Когда мы извиняемся искренне, то совершенно естественно ожидаем, что наше извинение приведет к прощению и примирению. Но требование прощения портит извинение. Обиженный человек ощущает давление — и даже обижается еще сильнее. Для принятия извинений требуется время и пространство.

Ничего хорошего нет в извинении перед человеком, который просто не хочет с вами разговаривать.

Лайза переспала с мужем своей подруги Селины. Селина ясно дала понять Лайзе, что не желает с ней больше общаться. Она вычеркнула подругу из своей жизни, и они с мужем принялись спасать брак после открывшейся измены.

Через несколько лет, когда Лайза боролась с алкоголизмом с помощью организации «Анонимные алкоголики», спонсор предложил ей проанализировать свои поступки, чтобы понять, не обидела ли она кого-нибудь в прошлом. Он посоветовал ей позвонить людям и извиниться напрямую. У общего знакомого Лайза узнала мобильный телефон Селины и оставила ей голосовое сообщение. Она сказала, что интрижка с мужем Селины была худшей ошибкой ее жизни, и предложила Селине встретиться за чашечкой кофе, чтобы она могла извиниться и изложить свою версию событий.

Услышав голос Лайзы, Селина вновь пережила давнюю боль. Звонок Лайзы всколыхнул былые чувства, которые она с таким трудом заглушила. Лайза позвонила повторно, на этот раз добавив: «Думаю, если ты узнаешь мою версию, то сможешь меня простить».

Селина разумно решила не отвечать, и тогда Лайза написала ей письмо. Нераспечатанное письмо отправилось в мусорное ведро. Желание Лайзы вновь вторгнуться в жизнь Селины казалось той новым оскорблением.

Лайзе действительно нужно было простить себя, но этот процесс не должен был включать в себя общение с Селиной. Цель извинений — успокоить обиженного человека, а не преследовать его из эгоистического желания объясниться, добиться прощения и избавиться от чувства вины.

Психология | Psychology

8K постов 43.7K подписчика

Правила сообщества

Обратите особое внимание!

1) При заимствовании статей указывайте источник.

— непроверенную и/или антинаучную информацию;

— информацию без доказательств.

Вовочка сидит на уроке и все время говорит своей соседке Маше:

— Маша-дура, Маша-дура, Маша-дура!

Учительница, услышав это, выгоняет Вовочку из класса и говорит:

— Иди и подумай! Потом зайдешь, повторишь три раза «Маша не дура» и извинишься.

Вовочка выходит из класса, заходит обратно и говорит:

— Маша не дура. Маша не дура? Маша не дура? Ну, извините.

Еще бы ТС хотя бы читал, что и как он копипастит, было бы вообще здорово.

Очень странная статья.

Или допустим у человека комплексы, и через их призму он воспринимает какие-то безобидные слова близких людей как оскорбление, которое таковым объективно не является. Ты сожалеешь о том, что человек воспринял твои слова как оскорбление, но вины не чувствуешь и извиняться не за что. Неужели лучше идти на поводу у манипулятора, начинать примерять на себя чувство вины за то, что другой человек обиделся, рассыпаться в извинениях, в которые не веришь?

Всё проще. Надо быть искренним при извинениях, а очевидно, что этого можно добиться только тогда, когда ты сам осознал свою ошибку и желаешь извиниться. В противном случае любая фальшь будет отталкивать. Особенно, если ты не умеешь в актёрство со всякими лицемериями.

Если человек будет говорить искренне, то хоть «если» вставляй, хоть «но», хоть матерись и пр. — это всё особо-то не повлияет, потому что искренний человек ИМЕННО ЧТО когда пытается извиняться, то он одновременно пытается и пояснить ПОЧЕМУ ВНЕЗАПНО так всё получилось (он так поступил) и это НОРМАЛЬНАЯ вещь. Единственное, что надо свои «тирады» залечивать не в горячий момент, а когда человек немного успокоится и будет готов выслушать. Ну, а если он вообще никак не готов, то достаточно простых фраз «Я был не прав. Прости меня» без объяснений — коротко и ясно. А вообще мусолить извинения и писать «простыни» или говорить как в моноспектакле часами, так, очевидно, что не лучшая стратегия, ибо обидевшийся человек не будет слушать подобный полёт мысли, а также ситуация сама будет ярче всплывать в его сознании с каждым словом (что, естественно, нехорошо). Поэтому максимально надо сжато и простыми словами извиняться и объяснить ситуацию, повторяю, хоть с «если», хоть с «но» — значения не имеет совершенно.

На обиженных балконы падают

Статья с дикими ошибками в переводе

Восхождение в ад

— Ребенка вы решили не приводить?

— У меня нет детей. Простите, я обманул вашу регистратуру. Записал на прием своего племянника, сына двоюродной сестры. Некоторым извинением мне может послужить тот факт, что проблема, с которой я к вам пришел, несомненно проистекает из моего детства.

По возрасту — явно за тридцать. Невысокий, с мелкими чертами лица, нервический, с маникюром, в пестром шарфе и вообще необычно одет. Может, гей?

— Детей нет. А вообще семья есть?

— Нет и никогда не было. Есть девушка (что ж, значит, не гей), но она говорит: пока ты с собой не разберешься…

Ох ты, господи… Я вздохнула и приготовилась в течение ближайшего часа слушать нечто в народно-фрейдистском стиле о том, какие сложные отношения у него были с матерью (с отцом, с ними обоими) и как у него от этого пострадала самооценка, и вот теперь вроде в жизни все есть, и все нормально, но он до сих пор ужасно страдает и никак не может начать или, наоборот, перестать, а иногда такое накатывает, что все кажется бессмысленным…

В общем, он, конечно, не туда попал, ведь есть специалисты, которые как раз на таком собаку съели, но что ж теперь делать — не выгонять же его!

— Ну рассказывайте, — предложила я мужчине, назвавшемуся Робертом.

— Мой дедушка был академиком. Мы жили очень обеспеченно по тем временам, и у нас была большая дача — участок, поросший соснами, за высоким забором, в курортном поселке. Я фактически жил там с мая по октябрь. Мои отец и мать постоянно ссорились и выясняли отношения. Она обвиняла его в том, что он женился на ней не по любви, а из-за доступа к материальным благам, а он говорил, что это как раз неважно, но вот то, что при таком отце она оказалась дурой, — это действительно оказалось для него сюрпризом. При всем этом родители вовсе не собирались разводиться — они и сейчас вместе, — это у них был такой способ общения. Я же был тихим, мечтательным ребенком…

«Сейчас Гумилева процитирует, про колдовского ребенка», — подумала я. Не процитировал, но в общем все шло так, как я и предполагала. Я даже задремывать начала.

— Я прочел вашу книжку «Класс коррекции» (повесть про младших подростков, один из героев — инвалид-опорник. — Прим. автора), — сказал Роберт, видимо, заметивший мое состояние.

— Тогда, в детстве? — вежливо поинтересовалась я.

— Нет, сейчас, две недели назад, когда записался на прием.

«Поздновато что-то», — подумала я и приоткрыла один глаз, чтобы исподтишка наново оценить его моторику — вдруг он сам хорошо реабилитировавшийся инвалид детства. С моторикой на вид все было в порядке.

— В сущности, до меня никому не было дела, и я часто оставался на даче с няней. Моя няня была в общем-то хорошей женщиной, но она пила. — Я открыла оба глаза. — Иногда воровала коньяк у дедушки в кабинете, иногда привозила выпивку из города. В поселковом магазине никогда ничего не покупала — шифровалась. Когда выпьет — мирно засыпала, а я ее не тревожил. Калитку и ворота няня предусмотрительно запирала, но я нашел доску в заборе, которая отодвигалась, и отправлялся в путешествия.

— Сколько вам было лет?

— В то лето — десять, хотя я был щуплым и выглядел младше. Тогда свободно передвигающиеся по поселку дети такого возраста не вызывали ни малейшего удивления, это было в порядке вещей. Я много читал, жил в мире приключенческих книг и воображал себя отважным исследователем.

— Вы путешествовали в одиночку?

— Да, и это было проблемой: я был замкнут и не умел сам внедряться в детские компании, хотя мне, конечно, хотелось. Плюс я боялся, что кто-нибудь из детей выдаст меня взрослым и тогда мои путешествия, скорее всего, прекратятся. Поэтому я наблюдал из тени.

— И вот однажды я набрел на высоченный глухой забор, огораживающий довольно большой кусок соснового леса. Не личная дача. Никакой вывески. Что же это? Военный объект? В курортном поселке? Потом, когда мы с няней пошли гулять, я специально повел ее уже известной мне дорогой и спросил небрежно: а там что? «У-у! — сказала няня и погрозила мне пальцем. — Видишь, проход закрыт? Даже не думай! Там уроды живут!» Вы представляете, как взвилась моя фантазия?

— Пожалуй, представляю, — кивнула я.

— С того дня я искал вход в обиталище таинственных уродов. И естественно, довольно быстро нашел — диаметр уходящей под забор сточной канавы оказался для меня вполне достаточным. Там было очень грязно, но я моментально нашел выход — принес из дома и спрятал в кустах свои старые брюки и драную футболку, в которые и переодевался перед форсированием канавы. Территория уродов оказалась чистым, безлюдным и, к моему разочарованию, довольно скучным местом. Три двухэтажных дома и один одноэтажный. Была вроде бы прачечная (у входа стояли два ящика с бельем). Из нескольких окон пахло пригоревшим молоком — наверное, столовая или кухня… И это все?

Я крался вдоль забора с внутренней стороны, там, где росли кусты и иван-чай. Окна даже первого этажа были слишком высокими, чтобы я мог в них заглянуть. В этот момент из «столовой» вышел огромный (для меня тогдашнего) мужчина, толкавший тележку. Я метнулся в узкий промежуток между забором и одним из двухэтажных зданий, почти сплошь заросший высокой крапивой. От ожогов я приглушенно взвизгнул и тут же закусил ладонь. Выйти было нельзя, и я прислонился к забору, стараясь не шевелиться. В этот момент сверху отворилось окно и раздалось какое-то странное мычание. Ни жив ни мертв я поднял взгляд и увидел большую голову с маленьким треугольным личиком и огромными светло-коричневыми, почти желтыми глазами. Потом — оживленно жестикулирующие, невероятно тонкие руки. И опять мычание. Тут я понял, что встретился с одним из обещанных мне няней уродов. Еще помахав руками, он улыбнулся мне, и я, преодолев страх, улыбнулся ему в ответ.

— Вы еще приходили туда?

— Каждый раз, как только мог. Спустя две недели я научился убегать из спальни поздним вечером через окно. А у них после девяти был полный отбой, всем «буйным» просто вкалывали успокоительное.

— Ваш знакомый все-таки мог говорить? Или вы потом познакомились с кем-то еще?

— Нет, он был глухонемым. Кажется, он знал язык жестов, но я его, конечно, не понимал. Иногда нам удавалось обмениваться записками (он писал крупными и корявыми печатными буквами), но больше мы общались на придуманном нами самими языке. И вскоре уже неплохо понимали друг друга. И вполне себе оживленно общались часами: задавали вопросы, отвечали, вместе смеялись и грустили. Это была такая большая и увлекательная шарада, приключение — и для меня, и для него. Я не знаю, сколько лет ему было, но сейчас думаю, что существенно больше, чем мне — пятнадцать? Шестнадцать? Он не мог ходить — только ползать. Сидеть тоже долго не мог, мешала огромная голова — уставал. В палате он был самым смышленым и развитым, хотя остальные и слышали, и могли бы говорить, если бы… ну в общем, вы понимаете. Их мир был крайне узок. Телевизора у них не было. Было радио, но он его не слышал. Я приносил всякие вещи: игрушки, сласти, цветы шиповника, сосновые ветки, стручки акации, книжки с картинками, ведерко с песком, водоросли, жуков в коробочке. Он спускал в окно веревку, связанную из кусочков, я привязывал свои подарки, он поднимал их наверх. С видимым наслаждением рассматривал, нюхал, трогал, мял, листал, ломал. Иногда отходил от окна — давал мне понять, что показывает принесенное мною другим. Другие как-то откликались, я слышал из глубины комнаты странные звуки. Если силы его тонких рук не хватало, он использовал для подъема однопалатника — тоже неходячего, но с сильными руками, зверообразного, вообще без лба — жесткие черные волосы углом росли у него прямо от переносицы. В конце встречи все принесенное неизменно спускалось обратно: мы шифровались не хуже моей пьяницы-няни. Однажды он попросил молоток. Мне было всего десять, но я что-то почувствовал — и дал ему понять, что не сумел его найти. Как ни странно, нам было хорошо и интересно вместе. Он хотел все знать о мире, в котором я живу. Я нарисовал ему план моей дачи, показал фотографию семьи, принес убогий рисунок моей школы. Я тоже хотел знать. Он спросил: ты уверен? Я сказал: да. Тогда он велел мне прийти попозже, принести толстую веревку, привязать ее конец к палке и кинуть палку в окно. Зверообразный парень помог мне подняться по веревке наверх. Мой друг стал моим Вергилием. Мы даже сумели выйти в коридор и пройти по всем шести или семи палатам. В эту ночь мой мир перевернулся. Голова казалась стеклянной. Но я спокойно вылез в окно и пришел домой. На следующий день у меня поднялась температура до сорока одного градуса. Но я все равно рвался пойти туда и кричал в бреду: пустите, он меня ждет! Как только мне стало лучше, я снова был под его окном, в изрядно вытоптанной крапиве. Он дал мне понять: я думал, ты больше не придешь. А вот фиг тебе! — ответил я. Но через неделю нас поймали, ибо как мы ни шифровались, персонал все же что-то заподозрил.

Мне пригрозили милицией, и я сразу же назвал свою фамилию и адрес. Отпустить меня отказались, кто-то из персонала пошел к нам на дачу. Заведующая велела запереть меня в кабинете. Я рыдал. Одна из служащих сказала сама себе: пусть они попрощаются, — и отвела меня под окно. Я до сих пор вижу эту картину, в малейших подробностях, как видеоклип. Он махал руками и улыбался. Я продолжал рыдать. Редкостный случай: дедушка сам приехал за мной на машине…

— Няню выгнали со страшным скандалом, меня забрали в город. На следующее лето мы поехали в Крым. Потом меня отправили в лагерь в Болгарии. Потом еще что-то. Потом академическую дачу не то продали, не то отобрали. Я пытался говорить с родителями, с дедом — они испуганно отмахивались.

— Приехал уже взрослым. Увидел на том месте ресторан и гостевой дом.

— Вы помните его фамилию?

— Мы не знали даже имен друг друга. Он называл меня «мальчик из крапивы», а я его — «урод из окна».

— Это работа для гештальтиста, — подумав, сказала я.

— Все уже было, — вздохнул Роберт. — Два стула и прочее. Он ничего мне не ответил. Стало только хуже. Кроме гештальта, была еще психодрама, и арт-терапия, и… рассказывать дальше?

— Пожалуй, нет. Кем вы работаете?

— У меня своя фирма по организации праздников. Вы не представляете, как бушевала моя естественно-научная семья, когда я озвучил свои предпочтения. Они кричали, что не позволят, чтобы их единственный наследник организовывал бег в мешках в санаториях.

— Представляю, — вздохнула я. — А почему вы выбрали именно это?

— Мне хотелось нести радость, а не резать лягушек.

— Понимаю. Но увы, кажется, я не могу предложить вам ничего из того, что вы еще не пробовали.

— Да, конечно, отпустить меня мог бы только он сам… Простите, наверное, мне просто хотелось еще раз вспомнить. Вы ведь биолог, вы понимаете, что, кого я увидел в ту ночь?

— Спасибо, простите еще раз. До свидания.

Я не могла не думать об этой истории. У меня хорошее воображение. Ночь, крапива, встреча двух миров, экскурсия десятилетнего мальчика по закрытому для всех аду за высоким забором. Гештальт не сработал. Почему? Однажды я вспомнила его слова: я и сейчас вижу это как видеоклип, в мельчайших подробностях. Зачем мозг это сохранил? Может быть, там есть разгадка, решение? Видеоклип — это не картинка, это движение. Нашла телефон, позвонила.

— Выучите жестовый язык глухих. Хотя бы немного.

— Не проблема, — моментально откликнулся Роберт. — Любые языки легко мне даются. А зачем?

— Мысленно просмотрите еще раз так запомнившийся вам прощальный клип.

Он явно нервничал. Сел и жестко сцепил ладони.

— Я не все понял. Но там точно было вот что: мы больше не увидимся, но я не боюсь. И ты не бойся. Ничего нельзя удержать навсегда. Ты дал мне и другим большой вкусный кусок. Это спасибо. Я тоже дал тебе большой кусок. Теперь иди с этим и живи. Все идут по дороге, это правильно. Помни меня, я тоже буду тебя помнить.

— Он еще тогда отпустил вас. Я так и думала. Поэтому вы и помнили столько лет, чтобы однажды прочесть.

— Этот кусок, про который он говорит…

— Если бы не было этой встречи, вполне вероятно, что вы сейчас резали бы лягушек в соответствии с семейными традициями. Ваше знакомство неизмеримо расширило и придало объем не только его, но и вашему миру.

— Именно так. Новые измерения. Опора на себя. И силы противостоять. Как сказал бы он сам: это — спасибо!

В коридоре его ждала миниатюрная женщина, также странновато одетая. Надеюсь, что теперь у них все получится.

Источник