будка гласности что это
Взгляд из прошлого. «Будка гласности», как в начале 90-х, не нужна ли вам в 2020 году?
Поставят «Будку гласности», пойдём ли мы к микрофону? А на кой нам это…
В интересное время живём, уважаемые! Эта фраза давным-давно стала своеобразным клише, которое вставляют при разговоре, если хотят усилить акцент на сиюминутных событиях. Каковы сегодня у нас акценты знаем, наблюдаем, ждемс… Состояние ожидания на лучшую жизнь охватило многих в стране. И в этом нет ничего нового!
Ах боже мой, как это знакомо!
Давайте вспомним, какими ожиданиями мы были переполнены в начале 90-х? Да и вообще, какими мы были? Мы были наивными, доверчивыми и совершенно не знали, что может быть через несколько лет. Ельцин в 1993 году менял Конституцию. Это спустя годы наш народ стал ну очень сильно политизированным, а тогда, в 90-е, многим семью кормить было нечем, не до знакомств с поправками в основном законе страны. Но и тогда верхи знали, что делали. Знали, зачем необходимо внести поправки. А народ…
А что народ?
Народ и тогда знал, и теперь точно знает, что мешает государству в выборе такого вектора развития, чтобы у нас было достаточно вариантов для достойной жизни. Уже давно усвоено, что тем, кто у руля мешают две причины: 1. «То ЭТО…» 2. «То ДРУГОЕ…»
Слушая сегодня голоса людей из далёких переломных вех, удивляемся, как же мы были наивны. Хотя сегодня, когда прошло почти 30 лет, в чью пользу будет сравнение по резвости мышления и жизненного опыта? И гадать не надо. Ух, какие мы нынче стали всезнайки, по сравнению с нами же, только в 90-е годы!
В чём и как измерить наглядную разницу между нами тогда и нынешними? Многие из нас, понятно, стали, мягко говоря, совсем взрослыми, пережили потери, горести. Далеко не все из 90-х дожили до наших дней. Выросло поколение детей, родившихся в эпоху перемен. Они – другие.
Не мы ли до сих пор припадаем к публикациям, которые снова и снова побуждают к обсуждению прошлого? И нет тогда равнодушных! Прямо-таки гражданская война разворачивается. Зарядами самого разного калибра «перестреливаются» с того и другого берега. Остался навсегда этот рубикон «До и после развала СССР».
С обсуждениями и сравнением нынешней жизни с прошлой, возникающими на просторах Интернет, никак не расстаются даже те, кто рождён в новой России.
Заходившие в «Будку гласности» в начале 90-х, оставшиеся на оцифрованных теперь видеокадрах, о СССР знали не понаслышке! Многие говорили с болью, другие с «приколом». Теперь всё это – история. Прошло столько лет, а мы смотрим, удивляемся. Удивляемся в том числе и тому, каким смелым было тогда АТВ (авторское телевидение), которому позволили опробовать очень неожиданный по тем временам проект, под названием «Будка гласности».
Впрочем, если сегодня поставить такие «Будки гласности» в российских городах и весях, пошёл бы народ к микрофону рубить правду-матку? Для того, чтобы это услышали по ТВ? Я не смею предположить, что была бы такая очередь к микрофону, как тогда, в 90-е.
Сейчас проще в сЕтях, да ещё под ником, высказывать всё на могучем нецензурном русском языке. Вот это явление – свободно рассылать свои месседжи – подарило время, отделяющее нас сегодня от тех самых лихих девяностых. Так что, нет, не повалят валом сегодня наши современники-россияне в «Будку гласности». На кой она нам?
Да и закрыли тогда эту «Будку» потому, что люди, заходившие в неё, стали говорить исключительно на нецензурном языке. Есть предположение, что с тех пор корни русского мата так разрослись, что стали основой почти всех произносимых россиянами фраз. Особенно в адрес руководства страны. Нет, ничего не случается дважды, не повторится никогда та наивность и счастье ожидания, которые испытали мы, жившие в те годы.
А любопытство к «Будке гласности» времён 90-х, уверена, не иссякнет с годами! Поэтому предлагаю вспомнить вместе со мной, как это было…
«Один на один со страной»: авторы телепрограммы «Будка гласности» — о её феномене в начале 90-х
— Как и у кого родилась идея сделать программу «Будка гласности», которая давала возможность высказаться всем желающим?
— В 1985 году я из программы «Время» перешёл работать в молодёжную редакцию Гостелерадио. И сразу начал что-то придумывать. Поначалу мне пришла в голову идея: в одной из будок фотоавтоматов поставить видеокамеру и посмотреть, что из этого получится.
Позже появился «Взгляд», он перебил популярность «12-го этажа», который первым потряс основы телевидения и его незыблемые правила.
Отдел публицистики задумался, как обогнать «Взгляд» по популярности.
Так в 1989-м появился «Пресс-клуб» — площадка, где собирались журналисты из разных изданий и обсуждали предложенные им сюжеты, многие из которых потом выросли в самостоятельные рубрики. Это была лаборатория форматов.
В 1990 году в рамках «Пресс-клуба» мы с режиссёром Лёшей Гигановым решили реализовать ту отложенную идею.
— В процессе реализации были внесены изменения в проект?
— Лёша несколько видоизменил мой начальный замысел: он не стал использовать готовые фотобудки, а сделал свою будку-студию. Человек заходил туда — перед ним глазок телекамеры, и в него можно говорить всё что угодно. А через минуту свет выключался.
— Это было время, когда гласность была одной из составляющих идеологии перестройки. Как отнеслись коллеги к вашему проекту?
— Нас сначала подняли на смех: что нового вы хотите услышать от людей, когда они и так говорят всё, что хотят, и уже не знают, куда деваться от гласности? Что вы можете привнести? Но мы настаивали на своём. И оказались правы, потому что случился прорыв.
Люди без корреспондента, режиссёра, оператора один на один говорили со страной. А в стране на тот момент было всего четыре канала. И человек, который заходил в эту будку, действительно (без всякого преувеличения) был услышан миллионами. Это и был глас народа.
Алексей Гиганов рассказал RT, что в его варианте прототипом студии была телефонная будка: «Человек заходит в телефонную будку, опускает две копейки — и говорит всё, что хочет. А мы в это время его снимаем. Это были фантазии, но зерно там присутствовало. А потом родилась идея, что эту телефонную будку можно сделать видеобудкой. Года два-три мы подавали заявку в наш худсовет. И нам всё время отказывали с мотивацией: «Да вы что, с ума сошли, что ли? Все будут матюгаться». Но потом лёд тронулся, и нам дали разрешение на пробный выпуск, который оказался очень удачным».
— Где вы поставили первую будку?
— Что вы кричали в мегафон?
— «Все желающие быть услышанными страной — заходите и говорите. У вас есть минута, и вы можете сказать всё, что вам заблагорассудится». Дело было зимой, холодно, изо рта шёл пар, а я зазывал народ. Люди поначалу заходили с большой опаской. Но тем не менее заходили. А перед тем как войти, практически каждый задавал нам два вопроса: «Сколько стоит?» и «Не посадят?»
— Первый вопрос (сколько стоит) ясен: в то время люди уже понимали, что за всё надо платить. Но второй? Ведь перестройка, гласность.
— Наверное, это в генетическом коде советского человека было записано, хотя уже не было никаких репрессий и было сказано всё, что можно сказать. Но страх в людях сидел и перед новым временем, когда за всё надо платить, и перед возможным наказанием. Когда оказывалось, что всё бесплатно и сажать никого не будут, душа неслась в рай.
«Будка» побывала во всех бойких точках Москвы : в зоопарке, у проходной ЗИЛа, в КПЗ, где заключённые выступали.
Потом Лёша Гиганов придумал сделать будку надувной, двухкамерной, чтобы её можно было легко перевезти и поставить в любом месте. В таком виде она и появилась на Красной площади. Это был её апофеоз.
— Сложно было получить разрешение на установку будки на Красной площади?
— Нет. Период гласности был хорош тем, что власти спокойно относились к проекту и вообще к любым проявлениям журналистского интереса и фантазии. Никакого контроля не было.
Алексей Гиганов вспоминает, как родилась идея надувной будки: «Когда делалась первая, мы рассчитали, где камера должна стоять, откуда заходят люди, как нажимают кнопку. Будка получилась фанерная и размерная. Но потом, когда будка вдруг ожила, встал вопрос о её мобильности. И тогда родилась идея сделать её надувной. Весь баул весил около 70 кг. И его можно было перевозить куда угодно. Приезжаешь, включаешь компрессор, полчаса — будка готова. И — вперёд!»
— Где вы разворачивали свою будку?
Алексей Гиганов так вспоминает этот эпизод в Киеве : «Мы привезли будку на площадь Незалежности. Вдруг мне говорят, что здесь американский президент Никсон. Я не поверил. Оказалось, что правда. Я к нему подошёл и говорю: «Вы любите свободу, и мы любим свободу. Хотите кусочек свободы подарить русскому народу?» И он зашёл в эту будку и всех поздравил. И это был, конечно, апофеоз своего рода. Это мало кто помнит. Я даже не знаю, сохранилась ли запись».
— Вы потом изменили название «Будка гласности» на «Глас народа»?
— Всё было ровно наоборот. Изначально это был «Глас народа». И в программе «Пресс-клуб» он был показан в обсуждении именно как «Глас народа». «Будкой гласности» она стала уже потом, потому что так её назвал народ. И все к этому привыкли.
Потому что это реально была будка, и это реально была гласность. Так она и вошла в историю телевидения — как «Будка гласности».
И мы, честно говоря, обалдели, когда посмотрели результаты. Ведь мы не видели и не слышали, что происходит внутри будки.
— Как строилась ваша работа с материалом после записи?
— Отснятый материал мы монтировали. Снимали на час-полтора, а для эфира оставляли минут 15. Выбрасывали только самые неудачные моменты. Иногда в начале или в конце мы говорили какие-то слова. Я как-то даже под гитару спел свою песню, как раз на Красной площади: «Как же много там нас, и зачем, вообще непонятно». Это тоже из перестройки.
- Алексей Гиганов и Иван Кононов — ведущие программы «Глас народа». «Будка гласности» на Красной площади, 7 ноября 1991 года. © Кадр из программы «Глас народа»
— Как восприняли успех программы те, кто изначально был против?
— Свершилась голубая мечта телевизионщика: формат начал работать сам по себе. Это всегда было моё кредо — профессионал создаёт площадку, которая начинает диктовать свои условия. Можно написать сценарий, но в эфире всё происходит совсем по-другому. Будка жила своей жизнью.
На вопрос, оправдались ли опасения руководства, что народ будет много ругаться матом, Алексей Гиганов ответил: «Было очень много приветствий. Мата, как правило, не было. Матюгнуться в камеру — это не так просто, как кажется».
— Как вы считаете, «Будка гласности» похожа на то, что мы сейчас наблюдаем в социальных сетях?
— Это был прообраз социальной сети, прообраз селфи, стримов и прочей привычной всем сегодня атрибутики. Сейчас человек выходит и говорит один на один с интернет-пространством. Прежде — со всем телевизионным пространством. Тогда люди, конечно, от этого дурели. Потом осмелели. Ждали, где и когда появится будка. И с нарастающим напором, страстью и смелостью произносили свои короткие речи. Там были и дети, и хулиганящие взрослые. Иной раз было не столь важно то, что они говорят, а то, как они себя там ведут. Это был аттракцион, живший сам по себе, за которым можно было с интересом наблюдать.
— Кто-то использовал этот формат? Вы видели его у других?
— Как обстоят у вас дела с авторскими правами на программу?
— Я лично был и до сих пор остался совершенно неподкованным и незащищённым с точки зрения авторских прав. Лёша потом сделал, по-моему, какую-то бумагу на этот счёт.
— Почему проект пришлось закрыть?
— Как-то это всё само рассосалось. События в стране стремительно развивались. В 1991 году произошёл путч. Мы, как авторское телевидение, сняли фильм «Время отпуска». Повели себя героически: Белый дом защищали. После этого нам дали Четвёртый канал. Я там стал главным редактором.
Было не до «Будки гласности». У меня там программа появилась «Третий глаз». Всё само поменялось. Потом из Четвёртого канала Гусинский сделал НТВ. И я там остался.
Будка выполнила, на мой взгляд, свою функцию ракеты-носителя гласности. Её пытались несколько раз возродить. Но это уже было не то. Такая оголтелая гласность в её первобытной форме уже была не нужна.
А когда появился интернет, всё это стало ни к чему. Среда поменялась.
Режиссёр программы Алексей Гиганов рассказал, чем занимался после закрытия проекта: «Понятно было, что «Будка гласности» не выживет в новые времена. Её многие пытались перекупить. Был смешной момент, когда меня вызвал один чиновник и сказал: «Мы хотим возродить «Будку». Но как сделать так, чтобы там говорили то, что нам нужно?» Я засмеялся и ответил: «Это невозможно. Потому что смысл «Будки» заключается именно в том, чтобы люди говорили то, что думают». «Да, — сказал он, — значит, у нас ничего не получится». Одной из самых успешных своих программ после «Будки» Гиганов считает передачу «В поисках утраченного».
- Режиссёр и соавтор программы «Будка гласности» Алексей Гиганов с внуками Кириллом и Захаром. © Из личного архива
— Нужна ли такая будка сейчас, во времена интернета?
— Не знаю. Хотя, может быть, если в людных местах появится такая будка с веб-камерой, куда можно зайти, то это работало бы как «Канал гласности». В сегодняшнем, кстати, разрозненном, разнополюсовом интернете, тщательно редактируемом изнутри и снаружи, возможно, такая вещь была бы востребована. Ведь нет такой сети, которая работала бы в режиме трансляции в чистом виде.
— Ну а как же стримы, прямые эфиры? Они есть у всех площадок.
— Да, опять мне скажут: «А что тут нового?»
В том-то и дело, что ничего нового вообще нет под солнцем — есть новые обстоятельства и новые условия.
Как я уже говорил, тогда тоже скептиков хватало: что вы хотите услышать, если уже всё сказано? А когда увидели, как люди говорят, когда свободны от журналистов и режиссёров, то поняли, что это совсем другое. И тут такая же история. Если люди попадают в какой-то мейнстрим, который диктует им правила поведения, получается ожидаемый контент. А если возникнет будка-сеть, которая подразумевает трансляцию всего, всех и всюду, где бы человек ни находился, контент может получиться очень интересным и неожиданным.
Алексей Гиганов рассказал RT, как он видел возможность расширения «Будки гласности»: «Проект заключался в следующем. Сейчас много местных телекомпаний. Если сделать такую стационарную будку в своём районе, то туда может приходить любой человек и говорить о местных проблемах. И потом, предположим, в субботу утром это всё показывать. Это было бы хорошим способом обратной связи с населением. Причём публичной. У человека появилась бы возможность обратиться непосредственно к людям, среди которых он живёт».
— В «Будке гласности» обычные люди вели себя честно. Не всегда, может быть, скромно, но практически всегда честно. Как вы считаете, насколько отличались бы выступления людей сейчас?
— Я думаю, что в принципе русский народ всегда будет жить с вопросом: «А не посадят ли»? Этот вопрос неизбывен, он в подкорке наших людей. Это такая глубокая заноза. И это, с одной стороны, ужасно, а с другой стороны, это диктует сдержанность. Человек, конечно же, будет рубить правду-матку. Но он всегда будет думать о последствиях. Народ в этом смысле неотёсан и мудр одновременно.
— Вы рассказали, что исполняли в будке свои песни. А как появился хит «Левый берег Дона»? И почему песня именно про левый берег реки, а не про правый?
Я приезжаю в Ростов и хожу по городу с дурацкой блаженной улыбкой. А когда стала популярной песня «Левый берег Дона», и для меня, и для моей мамы, коренной ростовчанки, это было большое счастье. Песня стала визитной карточкой города. И моей тоже.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
Я написал сценарий музыкального фильма «Левый берег Дона». Для Шуфутинского написал текст песни «Последняя пятница месяца». Живёшь в таком странном режиме: неделя только начинается — и уже пятница. Но пока он её не взял в свой репертуар.
Моя задача — продолжать писать. Замыслов много, надо их осуществлять. И сейчас, несмотря на безумие, которое творится в мире, наклёвываются какие-то новые возможности, связанные с творческой реализацией.
Алексей Гиганов рассказал RT, что давно не работает на телевидении, а занимается изобретательством. В данный момент патентует вещь, которая, по его мнению, может стать альтернативой медицинским маскам: «Это небольшой аксессуар для носа, чем-то напоминающий кольцо с колокольчиком из фильма «Кин-дза-дза».
Гласность из будки: как начиналась новая информационная и политическая эпоха
Ровно 35 лет назад Михаил Горбачев объявил курс на гласность. Корреспондент телеканала «МИР 24» Глеб Стерхов – о том, как начиналась та эпоха.
«Сегодня впервые «Будка гласности» на Красной площади. Какие мы, смотрите сами!».
Действо для страны Советов – невиданное. В прямом эфире каждый может стать героем. Сказать правду. Без цензуры. В конце 1980-х эту программу на Центральном телевидении изначально назвали «Глас народа». Но потом сам же народ ее и переименовал в «Будку гласности».
«Народ боялся. Люди честно спрашивали у нас, оглядываясь по сторонам: «Ну, скажу я. А меня потом не того?». Мы говорим: «Вот те крест, ничего не будет! Зуб даем! Несите всю честную правду-матку!». Мы поставили первую будку, сколоченную из фанеры», – описал творческий процесс журналист, режиссер, продюсер, сценарист Иван Кононов.
«Страна! Мы хотим к тебе обратиться! Мы здесь, конечно, проездом. Но все будет нормально!».
«Я с Украины. Классная страна! Дефицита вообще нет!».
«Всю свою сознательную жизнь я стремился бороться со всякими негативными явлениями в нашей стране и нашей действительности».
Ту самую советскую действительность полностью перекроил XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев выходит на доклад с толстой папкой. Никогда не было таких длинных выступлений.
«Иной раз, когда речь идет о гласности, приходится слышать призывы поосторожнее говорить о наших недостатках и упущениях. О трудностях, неизбежных в любой живой работе. Ответ тут может быть только один, ленинский: коммунистам всегда и при всех обстоятельствах нужна правда».
Горбачев говорил более шести часов. Народ запомнил и выделил главное слово: «Гласность». Мать всех будущих реформ и преобразований.
«Происходили невероятные события. Скажем, до прихода Михаила Сергеевича Горбачева были и катастрофы, и катаклизмы, но про них никто ничего не знал», – говорит медиаменеджер, журналист, ведущий программы «Взгляд» Александр Любимов.
Собственный взгляд на все происходящее в стране. Через несколько месяцев после объявления новой эпохи – первый выпуск пока еще безымянной молодежной программы:
«Мы можем представиться. Это Владислав Листьев. Это Дмитрий Захаров, Олег Кукловский и Александр Любимов. Как видите, нас четверо, мы все друзья».
«Это другой стиль, потому что телевидение было такое очень… по бумажке, зализанное. А тут раз, и какие-то парни друг друга перебивают, без бумажки. Люди рассказывали, предлагали сюжеты, рассказывали про жизнь в своем городе. Это невиданно, что люди в прямом эфире просто говорят, что хотят. Это было совершенно невероятно для аудитории», – вспоминает Александр Любимов.
Тогда, осенью 1987-го, на всю страну под советский рок Александра Градского молодые журналисты хоронили старое ТВ и начинали новое.
Я прошу у вас внимания: нешуточная мания!
Ура телевещанию! Да здравствует прогресс!
Желанья им фильтруются и мненья формируются,
И всякому явлению оно прибавит вес.
СМИ тогда получили полный карт-бланш. Они научились входить в кабинеты чиновников без стука. В конце 1980-х – начале 1990-х шапки полетели у многих бюрократов, коррупционеров, растратчиков. Но сами журналисты тех времен больше всего в той эпохе ценят другое: своим словом они спасали человеческие жизни.
«Я никогда никому ни о чем не говорю, где, что, при каких обстоятельствах буду снимать. Но темы дают сами телезрители».
Именно так, без стука, спецкор Александр Политковский и ворвался в гематологический центр в Минске. Поводом для съемки стало письмо матери пациента с онкологией. И рассказ о том, как дети без помощи и лекарств умирают на глазах у родителей и персонала.
«Наверное, самая тяжелая съемка. Хотя, была уже гласность, я был уже достаточно известным журналистом. Действительно, реально, 87% детей там погибало на глазах у всех», – описал командировку Александр Политковский.
Тот сюжет вынудил Горбачева вмешаться лично.
«Через неделю этот онкологический центр получил такое количество денег… Потом этот минский гематологический центр стал лучшим в Восточной Европе».
Печатные СМИ стали выдавать в тираж то, за что раньше – тюрьма или еще чего хуже. Ранее запрещенные авторы теперь доступны. Журналы «Огонек», «Новый мир», «Иностранная литература» выходят миллионными тиражами. Издание «Аргументы и факты» и вовсе ставит мировой рекорд, до сих пор никем не побитый, – более 30 миллионов экземпляров.
Александр Гурнов – бывший корреспондент «Пионерской правды», потом «Комсомолки», военный переводчик в Африке, а затем репортер программы «Время» – в расцвет гласности нашел себя в новой службе новостей.
«У нас масса бед и проблем. Озабоченные, порой злые лица вокруг стали привычными».
«Она шла в самом конце по второму каналу, после съезда. Шла трансляция, и люди ждали трансляцию, как сейчас ждут продолжения сериала. Люди сидели до часа, до двух ночи и в прямом эфире смотрели, как собачатся депутаты на трибунах Съезда народных депутатов СССР, это был триллер», – рассказал Гурнов.
«Критика в его адрес шла с разных сторон. И со стороны консерваторов, которые были недовольны взятым темпом перемен, и со стороны радикалов, которые, наоборот, считали, что все слишком медленно, непоследовательно, что надо рвать решительнее со старыми и правилами, и порядками, и людьми», – отмечает публицист, пресс-секретарь Михаила Горбачева Андрей Грачев.
Всего через несколько лет «гласность Горбачева» станет «громогласностью» сторонников радикальных реформ. Советский народ почувствовал ветер свободы и не смог сохранить в целости свою же страну.
«Наша «Будка гласности» была прообразом соцсетей». Иван Кононов — о подтяжках Листьева, мюзикле «Левбердон» и фильме «Горько!»
Продолжаем разговор с автором неофициального гимна Ростова.
Ольга Майдельман автор Ольга Майдельман/фото архив героя.
В первой части беседы с Иваном Кононовым, известным телевизионщиком и автором песни «Левый берег Дона», мы поговорили о городе его детства и ростовском характере. А во второй части — о советском и российском телевидении (но в итоге все равно снова пришли к Ростову).
— Вообще-то я никогда не видел себя поэтом-песенником. Стихи для меня были просто отдушиной. У меня была хорошая телекарьера: в 28 лет я уже был ответственным выпускающим программы «Время» главной редакции информации Центрального телевидения, так это называлось. А в 85-м перешел в молодежную редакцию, и очень кстати — началась перестройка.
С Татьяной Митковой, будущей звездой НТВ (слева), Иван Кононов (справа) работал с середины 1970-х в программе «Время».
«Молодежка» тогда была самая передовая! Именно там появилось ток-шоу «12-й этаж» — революционная программа для того времени. То, что в википедии написано «наряду со «Взглядом» — ха! Не наряду, она была первой, настоящим прорывом отечественного телевидения, она впервые соединила тех, кто был страшно далек друг от друга.
Первый выпуск был задорный, комсомольский, вел его Саша Масляков, а я делал репортаж из Тюмени. Но меня быстро перевели в авторы, сказали: «Будешь шеф-редактором». Тут уж я взялся за ум и предложил «лестницу»: в зале сидели вип-персоны (министры, доценты, артисты), а молодежь, к которой так и обращались: «Лестница, вы слышите нас?» — неформально, на ступеньках.
Мы сделали между ними телемост. И вот представьте: студия, где обычно шли тяжеловесные разговоры о политике, и вдруг там же — огромный экран, с которого эта шантрапа задает свои неудобные вопросы. От них прямо волна свежего воздуха пошла, вау! И эта волна сбила напрочь весь официоз.
Когда в 1989-м состоялся знаменательный и громкий I Съезд народных депутатов СССР, все говорили, что «это как 12-й этаж». То есть мы даже прообразом политического тренда стали.
Времена были охренительные. Мы колбасили там по полной! За хулиганство получали не мы, а Сагалаев. А мы собачились с ним, когда он говорил, что «вот это надо убрать». Письма нам приносили мешками, написал даже великий писатель Астафьев: «Молодцы, ребята, так держать!» И в то же время в ЦК КПСС пришло письмо от Юрия Жданова, моего земляка, ректора ростовского университета: «Давить, гнать, выжигать каленым железом!» (Смеется.) Сын оказался верным продолжателем принципов отца. Дал нам перцу. Но поскольку времена были не те, от него отмахнулись.
Советское ток-шоу «12-й этаж». На переднем плане — ведущий Александр Масляков, в центре анфас — главный редактор молодежной редакции ЦТ Эдуард Сагалаев, справа от него Иван Кононов.
А «Взгляд» появился потому, что ЦК КПСС дал распоряжение сделать молодежную ночную программу.
Они, конечно, большие молодцы, но и внутри этой великолепной команды были свои разборки: Любимов, Захаров, Листьев, они пришли с Иновещания и были варягами для нас. Наши, Мукусев, Политковский, не очень-то ладили с ними. «Варяги», ребята с понтами, считали: всё, что было до них, — дерьмо. Они делали капитализм. Эти ребята хорошо знали Запад, в отличие от нас, валенков. Я-то первый раз за границу попал в 86-м. А Саша Любимов — сын разведчика, родился в Лондоне. Захаров — из семьи дипломата. Листьев — международник. Они все это нюхали уже и органично стали переходить на новые рельсы.
Мы с Сашей Любимовым поспорили как-то об этом. Я считаю, что их команда и сделала российское телевидение таким, каким оно получилось в итоге. Именно они стали вытаскивать на экран западный формат, первым появилось «Поле чудес» — аналог американского «Колеса фортуны». Потом Влад Листьев сделал клон программы Ларри Кинга (знаменитый американский телеинтервьюер) — «Час пик», даже подтяжки надел такие же. Для нас, коренных телевизионщиков, это было поперек горла: ну как можно так беззастенчиво копировать чужие программы? Стыдно же! Мы что, сами не в состоянии придумать? Ведь был у нас «Телескоп» Димы Крылова, «Что? Где? Когда?» бессмертный, «КВН».
А потом это стало нормой. И когда я, уже заматеревший, приходил к друзьям-начальникам с новым форматом, мне говорили: «Старик, ты клево придумал. Но хрен его знает, как оно пойдет. Мы лучше купим «библию» (это сценарий, где покадрово расписано, как надо снимать уже раскрученную передачу) и сделаем тютелька в тютельку. Ну, со своим колоритом, конечно». И это по-капиталистически правильно, это бизнес, коммерция. Но мне всегда хотелось делать свое.
Хотя самое первое коммерческое ТВ было «Авторское телевидение», которое сделали наши ребята из «Молодежки». Толя Малкин, Кира Прошутинская и ваш покорный слуга. Я там был вице-президентом. Но не был учредителем, что потом мне аукнулось, конечно. На АТВ у нас были и Владимир Ворошилов, и Владимир Познер, и вообще кого только не было: Угольников, Парфенов. Первые клипы Кортнева появились на АТВ. Короче, все самое топовое было здесь.
Потом нам дали Четвертый канал. Не целиком, он был учебный, но самые «вкусные куски». Главным режиссером там стал ростовчанин Дибров, а главредом — ростовчанин Кононов. И мы, считающие себя самыми крутыми, решили: а на хрена нам искать ведущих, когда мы и сами ведущие будь здоров! В 93-м мы устроили там сумасшедший Новый год. Телезрителей поздравлял Луис Альберто из сериала «Богатые тоже плачут», бразильский актер. В полночь, вместо президента. Веселились, как могли.
И как только мы развеселились чрезмерно, раскочегарили этот канал, нарисовался магнат Гусинский, который увел у нас Четвертый канал. Друзья мои, Женя Киселев, Олег Добродеев, предупреждали: «Кононов, смотри, будем канал забирать. Не валяй дурака. Пойдешь к нам главным редактором?» — «А куда к вам?» — «Ну, тут будет частный канал». — «Какой еще частный канал? А как я АТВ брошу?» Такой вот я дурак-патриот. В общем, отказался.
Короче говоря, на нашем месте появилось НТВ.
Диму Диброва довольно быстро убрали, Гусинского он раздражал. И, знаете, за что его убрали, за то его потом везде и брали — за разбитную эту ростовскую манеру.
С Дмитрием Дибровым.
Кстати, именно Дибров привел Льва Новоженова (один из ведущих программы «Времечко») на Четвертый канал. И вот мы сидели и думали, как назвать нашу новостную программу, а как раз в этот момент с Первого канала убрали программу «Время», по дури заменив ее на ТСН. Я говорю: «А чего добру пропадать? Давайте свою так и назовем — «Время»!» Все такие: «Нет, ну какое мы «Время»?» — «Ну, хорошо, пусть будет не «Время», а «Времечко». Так и появилось это название.
«Будка гласности» — это моя гордость. В ней даже Никсон был, экс-президент США. Я и мой соавтор Леша Гиганов, мы в конце 1990 года создали вековую мечту телевизионщиков — perpetuum mobile, вечный двигатель, который работал сам по себе. Не нужно было писать сценарий, готовить гостей. Человек заходил в будку и минуту что-то там говорил, один на один со страной.
Мы понятия не имели, что они говорят. У человека была просто одна минута эфирного времени. Ни корреспондента с вопросами, ни оператора. Только он и глаз телекамеры.
Мы долго это пробивали. Все говорили: да и так гласность уже из каждого утюга, что тут нового? Пробили. И оказалось вот что: да, гласность, все говорят, что хотят, но чисто психологически это было совершенно другое действие. Это были люди, которые себя чувствовали штучно. Если угодно, каждый из них был ростовчанином. Сам по сэбе.
Будка стояла даже на Красной площади. А еще — во многих других местах Москвы, и по стране поездила. В Киеве в нее зашел Ричард Никсон, рядом с ним ни помощников, никого, он, как дурак, смотрит в эту камеру, никак не может понять, чего его сюда запихнули, чего ему надо делать, что-то промычал и ушел. Но это дорогого стоило. Вот просто посмотреть на него, на голубчика, какой он сам по сэбе. А вот он такой: зашуганный, не очень уверенный в себе человек.
Там не было сногсшибательных откровений. Редко кто даже матом ругался. Часто спрашивали: «Сколько это стоит?» И второе: «Не посадят ли?» Говорили простые понятные вещи, но как они себя вели, что ощущали — это было написано на их лицах, и это было самое интересное. И интересно до сих пор. Это парад-алле эпохи. Точный отпечаток времени.
«Будка гласности», я считаю, это был прообраз соцсетей. Ко мне как-то с НТВ обратились: давайте сделаем что-то подобное. Но ничего не вышло, конечно. Кому она нужна теперь, эта будка гласности, когда она у каждого в руке?
Последним авторским всплеском для меня был канал «Звезда», который мы получили в 2005-м. Я был продюсером спецпроектов, а спецпроектами было вся продукция. И прелесть, и ужас было в том, что нас тогда практически никто не видел.
Но другая заноза ноет у меня. Я слышал, что хотели в Ростове на Левом памятник Шуфутинскому поставить и улицу именем Ундрова назвать. Мне ничуть не обидно, что меня в этом списке нет. Но вот уже лет двенадцать я пытаюсь пробить идею большого летнего фестиваля «Левбердон». Я назвал это Фестиваль искусств и предпринимательства. Там было бы все: и песни-пляски, и выставки-продажи, и точки общепита. Собирай и делай. Года три назад губернатор мне сказал: «Все, Ваня, делаем обязательно». Но выделил мне жалких три миллиона на все про все. Я гордо отказался. За три миллиона я сделаю в Москве, в ресторане. А на Левом берегу такого масштаба мероприятие делать за 3 миллиона — это смешно. Короче, нужен генеральный спонсор.
Автор мюзикла «Левбердон» в одноименной тельняшке ростовского дизайнера Владимира Овечкина.
А еще у меня лежит офигительный мюзикл «Левбердон»! Пока не поставили его, заразы (смеется). Там два параллельных времени: 1960-е и 1990-е. Три друга, в 60-х они мальчишки, а в 90-х один из них, Генка Добрый, владеет рестораном на Левом, Марик Цапля — актер в Голливуде, а Витька Кардан — капитан дальнего плавания. Ростовчанин Генка отмечает свои 50 лет, и из Америки к нему летит Цапля, плывет на сухогрузе Кардан. И в это время, осень же, происходит такой, что ли, локдаун: Азовское море штормит. Витька бросает сухогруз и плывет на яхте. И там много всего: чеченские деньги, погоня на яхте, сцена на Зеленом острове, где все деньги к чертовой матери рассыпаются и красиво летят. И все песни знаковые я подобрал. А в конце, как положено, главный шлягер — «Левый берег Дона».
Между прочим, Жора Крыжовников, когда снял фильм «Горько», объяснялся, почему в сцене, где молодожены приезжают в ресторан Геленджика, у него звучит песня «Левый берег Дона». Крыжовников говорит: мол, специально поехал по ресторанам черноморского побережья и стал спрашивать: «Какую песню у вас чаще всего заказывают?» И все как один дружно сказали: «Левый берег Дона»!» — «Что я мог еще вставить?!»
Первую часть беседы с Иваном Кононовым можно прочесть вот здесь.