Я немой акробат что не может кричать
Смешарики
Смешарики — Обормот
На данной странице вы можете слушать и скачать песню «Обормот» Смешарики, а также найти слова песни, чтобы петь её вместе с друзьями. Голосуйте за песню в нашем хит-параде детских песен.
Поделиться
Текст песни
И, в общем, правду говорят.
Но в этом я не виноват.
А виноват то в этом тот…
Кто у меня внутри живё-ё-ёт.
Он у меня внутри живёт,
Он мне покоя не дает.
Он удивительный хитрец,
Он баламут и обормо-о-от!
Он всё творит исподтишка,
Да так, что кружится башка.
Он Баламут и Обормот,
Он на слабо меня берёт.
Я мог бы по-другому жить,
Я мог бы лобзиком пилить,
И даже, Боже мой, как знать,
Я мог бы марки собирать.
И тихо сидя за столом,
Листал бы старый, книжный дом,
РЕКЛАМА
И все соседи, наконец, сказали бы…
Ты молодец.
Он у меня внутри живёт!
Он мне покоя не даёт!
Он удивительный хитрец,
Он баламут и обормот.
Он всё творит исподтишка,
Да так, что кружится башка,
Он баламут и обормот.
Он на слабо меня берёт.
Он у меня внутри живёт!
Он мне покоя не даёт!
Он удивительный хитрец,
Он баламут и обормот.
Он всё творит исподтишка,
Да так, что кружится башка,
Он баламут и обормот.
Он на слабо меня берёт.
Хеппи Хардкор Эта песня для тебя
Текст песни «Хеппи Хардкор — Эта песня для тебя»
Если грусть взяла тебя
Если думаешь все зря
Если плачешь про себя
Успокойся, так нельзя
Если хочется кричать
И кого-нибудь послать
Если ждешь иного дня
Но ему не до тебя
Если спишь но нету снов
Если множество врагов
Если ждешь ты выходных
Но нет радости и в них
Если дело не идет
И никто тебя не ждет
Если солнце светит мимо
Если небо не красиво
Если все кругом плывет
И не правильный полет
Если сложно все понять
Если хочешь убежать
Если не растут цветы
В сердце куча пустоты
Если ты уже не ты
И ничто твои мечты
Если все против тебя
Если слезы декабря
Если всё вообще фигня
Эта песня для тебя
Что бы было все легко
Чтобы все вокруг цвело
Посмотри вокруг себя
Эта песня для тебя
Если грусть взяла тебя
Если думаешь все зря
Если плачешь про себя
В руки нужно взять себя
Если хочется кричать
И кого-нибудь послать
Если ждешь иного дня
Он наступит для тебя
Если некуда бежать
Если некого позвать
Если множество ходов
Если рулит кнопка Off
Ты пространство перейдешь
Разорвешь и вновь найдешь
То что было далеко
Станет для тебя легко
Если все против тебя
Если слезы декабря
Если всё вообще фигня
Эта песня для тебя
Что бы было все ОК
Вспомни всех своих друзей
Посмотри вокруг себя
Эта песня для тебя
Если рифма не рифмуется
А картина не рисуется
Если завтрак не съедается
А любовь не возвращается
А за Солнцем и Луной
Закат тебе это не нравится
И если текст не получается
Эта песня для тебя.
Овод (с иллюстрациями) (27 стр.)
– Вы говорите о горбуне?
Помня, с какой болезненной чувствительностью Овод относится к своим физическим недостаткам, Джемма меньше всего хотела касаться этой части представления. Но он сам заговорил о горбуне, и она подтвердила:
– Да, горбун мне совсем не понравился.
– А ведь он забавлял публику больше всех.
– Об этом остаётся только пожалеть.
– Почему? Не потому ли, что его выходки антихудожественны?
– Там все антихудожественно, а эта жестокость…
– Жестокость? По отношению к горбуну?
– Да… Сам он, конечно, относится к этому совершенно спокойно. Для него кривляния – такой же способ зарабатывать кусок хлеба, как прыжки для наездника и роль коломбины для актрисы. Но когда смотришь на этого горбуна, становится тяжело на душе. Его роль унизительна – это насмешка над человеческим достоинством.
– Вряд ли арена так принижает чувство собственного достоинства. Большинство из нас чем-то унижены.
– Да, но здесь… Вам это покажется, может быть, нелепым предрассудком, но для меня человеческое тело священно. Я не выношу, когда над ним издеваются и намеренно уродуют его.
– Человеческое тело. А душа?
Овод остановился и, опершись о каменный парапет набережной, посмотрел Джемме прямо в глаза.
– Душа? – повторила она, тоже останавливаясь и с удивлением глядя на него.
Он вскинул руки с неожиданной горячностью:
– Неужели вам никогда не приходило в голову, что у этого жалкого клоуна есть душа, живая, борющаяся человеческая душа, запрятанная в это скрюченное тело, душа, которая служит ему, как рабыня? Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пёстрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу? Подумайте, как она дрожит от холода, как на глазах у всех её душит стыд, как терзает её, точно бич, этот смех, как жжёт он её, точно раскалённое железо! Подумайте, как оно беспомощно озирается вокруг на горы, которые не хотят обрушиться на неё, на камни, которые не хотят её прикрыть; она завидует даже крысам, потому что те могут заползти в нору и спрятаться там. И вспомните ещё, что ведь душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть… Впрочем, я говорю глупости… Почему же вы не смеётесь? У вас нет чувства юмора!
Джемма медленно повернулась и молча пошла по набережной. За весь этот вечер ей ни разу не пришло в голову, что волнение Овода может иметь связь с бродячим цирком, и теперь, когда эта внезапная вспышка озарила его внутреннюю жизнь, она не могла найти ни слова утешения, хотя сердце её было переполнено жалостью к нему. Он шёл рядом с ней, глядя на воду.
– Помните, прошу вас, – заговорил он вдруг, вызывающе посмотрев на неё, – всё то, что я сейчас говорил, – это просто фантазия. Я иной раз даю себе волю, но не люблю, когда мои фантазии принимают всерьёз.
Джемма ничего не ответила. Они молча продолжали путь. У дворца Уффици Овод вдруг быстро перешёл дорогу и нагнулся над тёмным комком, лежавшим у решётки.
– Что с тобой, малыш? – спросил он с такой нежностью в голосе, какой Джемма у него ещё не слышала. – Почему ты не идёшь домой?
Комок зашевелился, послышался тихий стон. Джемма подошла и увидела ребёнка лет шести, оборванного и грязного, который жался к решётке, как испуганный зверёк. Овод стоял, наклонившись над ним, и гладил его по растрёпанным волосам.
– Что случилось? – повторил он, нагибаясь ещё ниже, чтобы расслышать невнятный ответ. – Нужно идти домой, в постель. Маленьким детям не место ночью на – улице. Ты замёрзнешь. Дай руку, вставай! Где ты живёшь?
Он взял ребёнка за руку, но тот пронзительно вскрикнул и опять упал на землю.
– Ну что, что с тобой? – Овод опустился рядом с ним на колени. – Ах, синьора, взгляните!
Плечо у мальчика было все в крови.
– Скажи мне, что с тобой? – ласково продолжал Овод. – Ты упал. Нет? Кто-нибудь побил тебя. Я так и думал. Кто же это?
– Сегодня утром. Он был пьяный, а я… я…
– А ты попался ему под руку. Да? Не нужно попадаться под руку пьяным, дружок! Они этого не любят… Что же мы будем делать с этим малышом, синьора? Ну, иди на свет, сынок, дай я посмотрю твоё плечо. Обними меня за шею, не бойся… Ну, вот так.
– Досталось тебе, малыш! – сказал Овод, перевязывая ему рану носовым платком, чтобы она не загрязнилась от куртки. – Чем это он ударил?
– Лопатой. Я попросил у него сольдо[69], хотел купить в лавке, на углу, немножко поленты[70], а он ударил меня лопатой.
– Да, – сказал он мягко, – это очень больно.
– Он ударил меня лопатой, и я… я убежал…
– И всё это время бродил по улицам голодный?
Вместо ответа ребёнок зарыдал. Овод снял его с парапета.
– Ну, не плачь, не плачь! Сейчас мы все уладим. Как бы только достать коляску? Они, наверно, все у театра – там сегодня большой съезд. Мне совестно таскать вас за собой, синьора, но…
– Я непременно пойду с вами. Моя помощь может понадобиться. Вы донесёте его? Не тяжело?
– Ничего, донесу, не беспокойтесь.
У театра стояло несколько извозчичьих колясок, но все они были заняты.
Спектакль кончился, и большинство публики уже разошлось. На афишах у подъезда крупными буквами было напечатано имя Зиты. Она танцевала в тот вечер. Попросив Джемму подождать минуту, Овод подошёл к актёрскому входу и обратился к служителю:
– Нет, сударь, – ответил тот, глядя во все глаза на хорошо одетого господина с оборванным уличным мальчишкой на руках. – Мадам Рени сейчас выйдет. Её ждёт коляска… Да вот и она сама.
Зита спускалась по ступенькам под руку с молодым кавалерийским офицером. Она была ослепительно хороша в огненно-красном бархатном манто, накинутом поверх вечернего платья, у пояса которого висел веер из страусовых перьев. Цыганка остановилась в дверях и, бросив кавалера, быстро подошла к Оводу.
– Феличе! – вполголоса сказала она. – Что это у вас такое?
– Я подобрал этого ребёнка на улице. Он весь избит и голоден. Надо как можно скорее отвезти его ко мне домой. Свободных колясок нет, уступите мне вашу.
– Феличе! Неужели вы собираетесь взять этого оборвыша к себе? Позовите полицейского, и пусть он отнесёт его в приют или ещё куда-нибудь. Нельзя же собирать у себя нищих со всего города!
– Ребёнка избили, – повторил Овод. – В приют его можно отправить и завтра, если это понадобится, а сейчас ему нужно сделать перевязку, его надо накормить.
Зита брезгливо поморщилась:
– Смотрите! Он прислонился к вам головой. Как вы это терпите? Такая грязь!
Овод сверкнул на неё глазами.
– Ребёнок голоден! – с яростью проговорил он. – Вы, верно, не понимаете, что это значит!
– Синьор Риварес, – сказала Джемма, подходя к ним, – моя квартира тут близко. Отнесём ребёнка ко мне, и если вы не найдёте коляски, я оставлю его у себя на ночь.
Овод быстро повернулся к ней:
– Вы не побрезгаете им?
– Разумеется, нет… Прощайте, мадам Рени.
Цыганка сухо кивнула, передёрнула плечами, взяла офицера под руку и, подобрав шлейф, величественно проплыла мимо них к коляске, которую у неё собирались отнять.
– Синьор Риварес, если хотите, я пришлю экипаж за вами и за ребёнком, – бросила она Оводу через плечо.
– Хорошо. Я скажу куда. – Он подошёл к краю тротуара, дал извозчику адрес и вернулся со своей ношей к Джемме.
Кэтти ждала хозяйку и, узнав о случившемся, побежала за горячей водой и всем, что нужно для перевязки.
Овод усадил ребёнка на стул, опустился рядом с ним на колени и, быстро сняв с него лохмотья, очень осторожно и ловко промыл и перевязал его рану. Когда Джемма вошла в комнату с подносом в руках, он уже успел искупать ребёнка и завёртывал его в тёплое одеяло.
– Можно теперь покормить нашего пациента? – спросила она, улыбаясь. – Я приготовила для него ужин.
Овод поднялся, собрал с полу грязные лохмотья.
– Какой мы тут наделали беспорядок! – сказал он. – Это надо сжечь, а завтра я куплю ему новое платье. Нет ли у вас коньяку, синьора? Хорошо бы дать бедняжке несколько глотков. Я же, если позволите, пойду вымыть руки.
Поев, ребёнок тут же заснул на коленях у Овода, прислонившись головой к его белоснежной сорочке. Джемма помогла Кэтти прибрать комнату и снова села к столу.
СИЛА О поэте Геннадии Головатом Часть 1
Стихотворение «Сила» было опубликовано в одном из номеров газеты и было удостоено первой премии за его художественные достоинства и высокую гражданственность. Причём, ни жюри, ни многочисленные читатели не знали, что его автор в результате болезни, перенесённой в детстве, лишён возможности самостоятельно передвигаться и, что строка «но-безногие могут держать оружие», имеет непосредственное отношение к нему.
Валентина Берегова. Слово о брате. (Из будущей книги Галины Рогалёвой. Альманах «Слово Забайкалья»3(4) 2008г.)
Геннадий Головатый
***
Мне кажется, я был уже когда-то.
Но и тогда мне также не везло.
И я, оставив хижину с закатом,
ушёл во тьму, где спят добро и зло.
Менялись боги, рушились гробницы,
стирало время царства без следа.
Неведомая сила возвратиться
меня опять заставила сюда.
Услышать вновь, как дождь стучит по кровле,
как лай собачий гаснет за селом,
как за стеною кашляет корова
и петухи кричат, что рассвело.
Так пускай тебе тоже снится
вещий топот того коня.
Пусть подарят тебе жар птицу,
улетевшую от меня.
«. Когда начал писать стихи? Затрудняюсь ответить. Мне кажется, он писал всегда.
И вот, когда деньки становились тёплыми, отец, приходя с работы на обед, выносил Гену на руках во двор, сажал на завалинку у дома (об инвалидной коляске тогда даже не мечтали). Это был его МИР. «
Я затерян, затерян
в мире звёзд и листвы!
Я не знаю, где берег
океана молвы.
И не вспомнить: откуда
я пришёл и когда?
Может, был я и буду
в мире этом всегда?
Для меня самым дорогим подарком, оставшимся от Геннадия, является его книга с дарствеенной надписью автора. «Ирине за внимание к моим стихам». И я рада, что могу вас познакомить с частицей его творчества, познакомить вас с ПОЭТОМ!
Встречайте мужественно зло:
и неудачи, и болезни.
Слабее тот, кому везло,
а кто боролся, тот железней.
Встречайте мужественно зло.
Встречайте мужественно бой.
Он нам не более опасен,
чем жизнь, любовь и шаг любой,
который риском и прекрасен.
Встречайте мужественно бой.
И, конечно, не могла я пропустить то, что Геннадий Головатый писал о стихах.
1. Кому делать стихи?
2.Зачем делать стихи?
3. О чём делать стихи?
4. Из чего делать стихи
Делай стихи из простого:
из ненависти и любви,
из радости точному слову,
из опыта предков в крови.
Не делай стихов из жажды
прославиться, удивить.
Занятен кораблик бумажный,
да только куда в нём плыть?
Зарубежная литература
Путешествие по книжным мирам.
Душа немая. она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть.
(Этель Лилиан Войнич «Овод»)
«. Вам это покажется, может быть, нелепым предрассудком, но для меня человеческое тело священно. Я не выношу, когда над ним издеваются и намеренно уродуют его.
– Человеческое тело. А душа?
Овод остановился и, опершись о каменный парапет набережной, посмотрел Джемме прямо в глаза.
– Душа? – повторила она, тоже останавливаясь и с удивлением глядя на него.
Он вскинул руки с неожиданной горячностью:
– Неужели вам никогда не приходило в голову, что у этого жалкого клоуна есть душа, живая, борющаяся человеческая душа, запрятанная в это скрюченное тело, душа, которая служит ему, как рабыня? Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пёстрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу? Подумайте, как она дрожит от холода, как на глазах у всех её душит стыд, как терзает её, точно бич, этот смех, как жжёт он её, точно раскалённое железо! Подумайте, как оно беспомощно озирается вокруг на горы, которые не хотят обрушиться на неё, на камни, которые не хотят её прикрыть; она завидует даже крысам, потому что те могут заползти в нору и спрятаться там. И вспомните ещё, что ведь душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть. Впрочем, я говорю глупости. Почему же вы не смеетесь? У вас нет чувства юмора!
Джемма медленно повернулась и молча пошла по набережной. За весь этот вечер ей ни разу не пришло в голову, что волнение Овода может иметь связь с бродячим цирком, и теперь, когда эта внезапная вспышка озарила его внутреннюю жизнь, она не могла найти ни слова утешения, хотя сердце её было переполнено жалостью к нему. Он шёл рядом с ней, глядя на воду».
.