выстрел рыбаков чему учит
Краткое содержание Рыбаков Выстрел
В один день произошел конфликт между Буровым и Фургоном, который перерос в обоюдное нанесение побоев. Драку разнял милиционер. Миша не стал выдавать Витьку, однако Белка сказала, что именно Миша начал конфликт и хотел порезать ножом Бурова.
Поздно вечером, когда Миша и Новрроцкий возвращались домой, они услышали звук выстрела, который доносился от Зиминых. Зайдя в подъезд Зиминых, Мише и Новроцкому послышался топот убегающего человека. Звук шагов пропал, значит убийца ушел через чердак. В прихожей квартиры лежал Миша увидел труп Николая Зимина. Миша подсказал сотрудникам милиции, что убийца ушел по чердаку. Посмотрев чердак, они увидели там украденную сумку с документами Зимина. За подозрение в убийстве был задержан и арестован Витька Буров. Миша заметил, что Новроцкий был взволнован.
Навроцкий узнав, что дела плохи, поехал в фабрику, с целью увидеться с Красавцевым. Там Валентин увидел Свиридова и понял что нужно бежать. Отправив последний груз, он исчез.
Вскоре Миша встретил во дворе выглядевшего не хорошо, зато гулящего на свободе Бурова.
Рассказ учит честности и борьбе за справедливость.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Рыбаков. Все произведения
Выстрел. Картинка к рассказу
Сейчас читают
Алеша и Аглая пришли на берег реки, чтобы полюбоваться ледоходом. Наблюдая за плывущими льдинами, ребята обсуждали статью из газеты, в которой рассказывалось о шестикласснике, спасшем из воды девочку
Петр Андреевич Гринев провел свои детство и юность в поместье родителей в Симбирской губернии. По достижении им 17 лет, его отец — отставной офицер отправляет его на военную службу. И хотя Петр еще до своего рождения был приписан к Семеновскому полку
Сильвия Баррет – молодая девушка, которая пришла преподавать литературу в школу. С первой минуты в классе она понимает, что с дисциплиной у детей серьезные проблемы. Ее назначают руководителем в самый сложный класс
Произведение начинается с того момента, когда ребятишки отправились выкапывать картофель. Для всех это было радостным занятием, ведь им не надо было просиживать на уроке арифметики
Князь Киева Владимир имел 12 детей от разных женщин. Сыновья Борис и Глеб были произведены на свет женой из Болгарии. Князь Владимир каждому из наследников выделил по княжеству в различных землях
Выстрел
Компания детей сдавала бутылки. Принимал тару «замученный старичок, гномик в очках». Дети обманывали его, воруя бутылки и сдавая их снова. Вырученные деньги сдавали главарю Витьке Бурову по кличке Альфонс Доде. У компании была цель — путешествие в Крым, на которое и копили. Под защитой взрослого вожака дети — Шныра, Паштет, Фургон и Белка — чувствовали себя хозяевами не только своего двора, но и окрестных улиц. Мелкий карманник Шаринец хотел занять место Бурова, но опасался с ним связываться. Двое из этой компании, Белка и Паштет, были безнадзорными. Фургоном называли Андрея, сына инженера Николая Львовича Зимина, жившего по соседству с Мишей Поляковым. Шныра, сын кладовщика Панфилова тоже происходил из благополучной семьи.
Свидетелями драки была не только банда Альфонса Доде, но и Валентин Валентинович Навроцкий с парнем Юрой. Навроцкий вмешался и восстановил справедливость. Юра, смазливый юноша в бархатной куртке с бантом на шее, сын известного врача, вмешиваться не стал. Он недолюбливал Мишу, а тот его презирал. Они были одноклассниками и вместе проходили практику на ткацкой фабрике. Юра занимался складским учётом, а Миша — отправкой товара. Был связан с фабрикой и Навроцкий, уполномоченный общества «Друг детей». Он закупал мануфактуру для предприятий общества.
Следующий день был у ребят «фабричным». Тогда и произошла история, заставившая Мишу задуматься. Товар Навроцкого долго не отгружали. Тем временем к кладовщику Панфилову, который проверял работу Юры, подошёл завсбытом Красавцев. После краткого разговора Панфилов велел отгружать продукцию, закупленную Навроцким. Сразу после отправки вагона Валентина Валентиновича в склад вошёл инженер Зимин и поинтересовался, зачем отправили вагон бракованной ткани, тогда как он велел Красавцеву задержать его для проверки. Завсбытом пришёл на склад до начала погрузки, но вагон не задержал. Напротив, погрузка резко ускорилась. Миша решил, что здесь скрывается какая-то афёра.
Вечером Миша зашёл в ресторан «Эрмитаж» за своим давним другом Славой, который работал там пианистом. От отца Славы ушла жена, он опустился, ушёл с работы, и парень был вынужден зарабатывать на жизнь. Ожидая друга, Миша неприязненно наблюдал за нэпманами, гуляющими в ресторане. За одним из столиков он заметил Навроцкого. Тот ужинал с Юрой и Людой Зиминой, дочерью инженера. Был в зале и Красавцев. Когда Юра и Люда пошли танцевать, Навроцкий подсел к Красавцеву и передал ему конверт с деньгами. Завсбытом заявил, что больше не может оформлять товар Валентина как бракованный — Зимин что-то заподозрил и требует документы. Навроцкого это не испугало. Документы на товар были в порядке, а сам товар давно ушёл. Валентин велел сообщнику устроить так, чтобы Зимин взял документы домой на выходные.
Влиять на Зимина Валентин решил через его дочь. Люда, красивая девочка, в школе считалась кокеткой, с ней не дружили, ведь её отец был «буржуазным спецом», окончившим английский колледж и до революции работавший на капиталистов. Навроцкий, красивый мужчина лет двадцати пяти, рассчитывал очаровать Люду. Ей же и Валентин, и Юра были безразличны. Девочке нравился не замечавший её Миша Поляков.
Домой Миша и Слава возвращались поздно вечером. Во дворе Полякова поджидал Витька Буров. Ему не понравилось вмешательство Миши в «воспитательный процесс», и он решил пригрозить Полякову. Комсомольский активист тоже умел драться и уступать не собирался. В ссору снова вмешался Навроцкий. Из дельца он на миг превратился в очень опасного человека и заставил Витьку отступить. Шаринец наблюдал за всем из темноты.
Обокрав буфет кинотеатра, Витька с компанией разместились на крыше. Чердак дома тоже был вотчиной шайки. Там, в небольшой клетушке, время от временно ночевал Буров. Там же хранились и «крымские» сбережения. Их краденый пир увидели Миша и Генка, поднявшиеся на крышу, чтобы смастерить антенну к самодельному радио. Во дворе радиолюбителей встретил Навроцкий, предложил им попользоваться настоящим итальянским радиоприёмником, но ребята от его навязчивой дружбы отказались. Витьке Бурову не понравилось вторжение комсомольцев на его территорию. Чердак заменял ему дом, туда он сбегал от отца-алкоголика и материнских упрёков. Будучи уже взрослым парнем, Витька нигде не работал. Профессия пекаря или сапожника его не устраивала. После путешествия в Крым Буров собирался стать мастером по лифтам. Его привлекала власть, которую он получит над жильцами дома.
Навроцкий готовился к капиталистическому будущему России, в котором он не сомневался. Афёра «коммерсанта» была проста. На фабрике он оформлял качественный товар, как бракованный или третьесортный, а затем сбывал его частниками втридорога. Сейчас Валентин Валентинович собирался украсть пять вагонов мануфактуры и залечь на дно. Но на его пути встал инженер Зимин со своими дотошными проверками. Миша Поляков тоже портил настроение Навроцкому своей непримиримостью.
Пригласив Юру в кафе «Эклер», Навроцкий попросил оказать дружескую услугу: достать из портфеля Люды ключи от квартиры Зиминых и передать ему на несколько часов. Эту странную просьбу Валентин объяснял желанием преподнести Ольге Дмитриевне, матери Люды, маленький сюрприз: оставить в квартире красивый маникюрный набор. Юра поверил этому объяснению. Он переборол свою трусость, и во время урока стащил ключи и передал их Навроцкому. Их встречу видел дежурный Саша Панкратов. Испугавшись, Юра наврал, что должен передать ключи отцу. Навроцкий вернул ключи на большой перемене. Юра положил их обратно и успокоился.
После уроков состоялся учко́м, на котором обсуждали поведение Витьки Бурова. Зайдя как-то к нему, Миша видел, как Витька защищает мать от пьяного отца, и начал воспринимать его по другому. Вечером после учко́ма Поляков зашёл к Белке. Девочка жила в подвальном закутке со старушкой, которая взяла её на воспитание. Миша решил устроит Белку работать на фабрику. На следующий день Миша заговорил об этом с Зиминым, и мальчика задело его безразличие к судьбе Белки. Был конец смены, и инженер собирался уходить, но тут к нему подошёл Красавцев с бумагами на брак. Зимину пришлось взять их домой.
В тот же вечер семейство Зиминых отправлялось в театр — их пригласил Навроцкий. Дома оставался только Андрей-Фургон. На утро Николай Львович обнаружил, что документы на брак бесследно исчезли вместе с портфелем, украшенным именно́й монограммой. Обратиться в милицию Зимин побоялся: в пропаже документов могли обвинить Андрея, который дружил с сыном кладовщика. Инженер понимал: документы украли, чтобы скрыть афёру. Он велел Красавцеву собрать больше документов. Навроцкий решил, что Зимин пытается скрыть пропажу.
Витька был недоволен своими подопечными: Шныра видел, как Белка разговаривала с Шаринцом. Буров не хотел терять влияние на детей и бдительно следил за ними. Он не знал, что Миша пригласил Шныру и Паштета в цирк, где под псевдонимом Элен Буш выступала его давняя знакомая Елена Фролова. Она превратилась в очень красивую девушку, и Миша был тайно в неё влюблён. В цирке Поляков встретил Навроцкого. Тому тоже нравилась Элен Буш.
Тем временем Зимины собирались на дачу. Николай Львович решил оставить новые документы дома, рассчитывая, что их тоже попытаются украсть. Посадив жену и дочь на поезд, Зимин вернулся в квартиру поджидать воров.
Домой Миша и Навроцкий возвращались поздно вечером. Уже во дворе они услышали выстрел, донёсшийся от подъезда, где жили Зимины. Вбежав в подъезд, Миша и Валентин услышали топот: кто-то бежал вверх по лестнице. Вскоре шаги затихли — неизвестный ушёл через чердак. Поднявшись на этаж, Миша увидел на пороге квартиры Зиминых полуодетого Андрея. За ним, в прихожей, лежал труп Николая Львовича. Прибывших вскоре милиционеров Миша проводил на чердак. Обыскав помещение, милиционеры нашли украденный портфель Зимина. Там же арестовали и подозреваемого — Витьку Бурова, который мирно спал в своей клетушке. Отпустили свидетелей только под утро. Миша очень устал, но всё же заметил «на лице Навроцкого выражения плохо скрываемой тревоги, напряжённости, готовности к любым неожиданностям».
Помочь Мише вытащить Борьку из беды никто не захотел, но сдаваться Поляков не привык. Прежде всего он расспросил Андрея Зимина и выяснил, что о поездке на дачу мальчик рассказал своей компании, в том числе и Витьке. От Шныры Миша узнал, что Белка общалась с карманником Шаринцом, который часто бывал на чердаке — искал «крымские» накопления. На чердак он пробирался по крыше из соседнего подъезда. Миша решил это проверить и столкнулся с Шаринцом. Он был чересчур говорлив, и «Миша почувствовал возбуждённость человека к чему то причастного». На следующий день Поляков поручил Шныре следить на Шаринцом и Белкой.
Навроцкий считал себя непричастным к преступлению, но чувствовал, что его время подходит к концу. Он спешил провернуть афёру и торопил испуганного Красавцева. Шаринец был завсегдатаем пивной «Гротеск», расположенной в одном из злачных закоулков Арбата. Наблюдая за ним, Шныра и Паштет видели, как эту же пивную посещал Валентин Валентинович. Вскоре Шаринец вышел из пивной вместе с незнакомым человеком, и ребята пошли следом.
Навроцкий чувствовал, что круг смыкается. Он отправился на фабрику, чтобы поторопить Красавцева, увидел там следователя и понял, что пора бежать. Он отправил свой последний вагон, вышел за ворота и исчез.
Через несколько дней, провожая Элен на гастроли, Миша узнал, что она выходит замуж за своего циркового партнёра. «Детство кончилось. Эллен — это тоже его детство, маленькая циркачка, так поразившая когда то его воображение» Зайдя в свой двор, поляков увидел Витьку Бурого, похудевшего, остриженного, но свободного.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
ВЫСТРЕЛ
Третья повесть трилогии «Кортик» – «Бронзовая птица» – «Выстрел»
1
Возле пивной «Гротеск» прохаживался Витька Буров, по прозвищу Альфонс Доде. Пустые бутылки принимали во дворе пивной, и Витьке была видна вся очередь.
Замученный старичок, гномик в очках, опускал бутылки в ящик: темные – пивные, светлые – водочные, желтые – из под лимонада и ситро. Бутылки сдавал Шныра, а в очереди, которую Шныра загораживал спиной, Фургон, Паштет и Белка перекладывали бутылки из ящиков в свои сумки, собираясь продать их еще раз.
– Тридцать пять копеек, – объявил гномик Шныре, – так тебя учили в школе?
Шныра вынул кепку из кармана, нахлобучил на голову, на глаза, отошел, потом незаметно стал за Паштетом и наполнил свою кошелку бутылками из ящиков.
– Получай деньги, отнеси маме, ты хороший мальчик, – заключил гномик торг с Фургоном.
Ребятам все это казалось игрой, рискованной, но увлекательной и дающей заработок. Деньги им были нужны для поездки в Крым.
Сидя на разбитом асфальте, они сдавали выручку Витьке Бурову.
– Восемьдесят две копейки, – сказал Шныра.
– Молодец, хороший мальчик! – к удовольствию всей компании, передразнил Витька гномика. – Слушай маму!
– Пятьдесят восемь копеек, – сказал Фургон.
– Плохой мальчик, ленивый, выйди из класса!
– Девяносто три, – сказала Белка.
– Изюм – белый хлеб! – воскликнул Витька. Выше похвалы он не знал.
Они пошли по Смоленскому рынку, могучая компания, объединенная таинственной целью, имеющая бесстрашного вожака, который бесцеремонно всех расталкивал: «Куда прешь, не видишь – дети!» – фраза, тоже приводившая их в восторг.
Служащие в косоворотках, мануфактуристы в пиджачных парах, в галстуках и без галстуков, с бабочками и без бабочек, зеленщики в брезентовых и рыбники в кожаных фартуках, крестьяне в смазанных сапогах и крестьяне в лаптях, украинки в суконных свитках, китайцы с воздушными шарами и всякими бумажными чудесами, железнодорожники в форменных куртках, барышники, молочницы, холодные сапожники, точильщики, босяки – все это скопище людей двигалось, шумело, спорило, торговалось, пело, играло, плакало, проклинало, собиралось в толпы, растекалось по Новинскому и Смоленскому бульварам и по примыкающим к рынку переулкам.
Толстый, неповоротливый Фургон задержался около продавщицы с лотком на груди. «Моссельпром» было вышито на ее форменной фуражке золотым шнуром.
– Ириски, – доложил Фургон.
– Вывеска на голове, магазин на брюхе! – ответил Альфонс Доде.
Фургон понял, что ирисок не будет.
Суровое сердце Витьки дрогнуло только при виде рослой украинки в монистах, продававшей пряники в ларьке под вывеской: «Наталка с Киева».
Она заметила Витькин завороженный взгляд.
– Все вы дывытесь на меня, а не покупаете.
Витька кинул на прилавок деньги – широкая влюбчивая натура, – раздал всем по прянику, себе не взял, сдачу положил в нагрудный карман:
– С Крыма приехали? – осведомилась «Наталка с Киева».
– Вроде бы, – неопределенно ответил Витька.
По базару медленной уркаганской походкой шел Шаринец, хлюпик в кашне, настороженно косил рыжим глазом.
Витька напрягся, готовый к столкновению.
– Белка! – требовательно произнес Шаринец.
Белка не ответила на оклик Шаринца, вопросительно смотрела на Витьку, сильного, смелого, покупающего пряники.
Шаринец прошел, усмехаясь, как человек на рынке слишком значительный, чтобы связываться с такой мелкотой.
Но мелкота знала, что Шаринец боится Витьку, и это усиливало в них сознание своего могущества.
2
На своем дворе они тоже были хозяева. Старшие ребята их не трогали, боясь Витьку, сверстники хотели попасть в их компанию, но компании никто больше не нужен: они не могут всех взять в Крым. Они сидели в тени восьмиэтажного корпуса. Шныра и Фургон мелом рисовали на асфальте пальмы с высокой кроной, волнистое море, чаек, солнце с длинными лучами – все это должно было изображать Крым. Витька лениво поигрывал финским ножом и курил папиросы «Наша марка» – единственная трата из крымских денег, которую он себе позволял. Папиросу получил и Паштет. Шныре и Фургону дали затянуться. Шныра выказал наслаждение, которого не испытывал, Фургон закашлялся, Белке ничего не было дано – девочки не должны курить.
Идиллия была прервана появлением дворничихи с метлой.
– Весь двор разрисовали, безобразники!
– Ох, Витька, доиграешься, не миновать тебе тюрьмы. Тебя не жалко, мамашу твою жалко.
Витька симпатично улыбнулся, отчего финка в его руках стала выглядеть несколько зловеще.
На четвертом этаже открылось окно. Валентин Валентинович Навроцкий провел ладонью по подоконнику – чисто ли? Он был в светлом шевиотовом костюме. К окну подошел Юра – его больше не дразнили скаутом, но выглядел он высокомернее, чем прежде: долговязый, в бархатной толстовке, с белым бантом.
– Витька Буров, он же Альфонс Доде, гроза Арбата, – объяснил Юра, – и его банда: Шныра, Паштет, Белка и Фургон. Паштет и Белка – бывшие беспризорные, а сейчас безнадзорные. В чем разница – не знаю.
– Какой действительно толстый мальчик Фургон, – согласился Валентин Валентинович, – перекормлен.
– Его настоящее имя Андрей, фамилия Зимин, отец – инженер на фабрике.
– Сын инженера в такой компании?! А почему Альфонс Доде?
– Может быть, он чем то напоминает Тартарена из Тараскона? Навряд ли… Почему, например, Паштет? Он паштета в глаза не видел. Все потенциальные уголовники начинают с кличек.
Во дворе появился Шаринец, уселся на скамейке у подъезда, ухмыляясь поглядывал на Витькину компанию.
– А это настоящий уголовник, профессиональный карманник, – сказал Юра.
– Карманник не самая видная, но вполне достойная воровская специальность, – смеясь, заметил Валентин Валентинович.
– Конкурент Витьки за влияние во дворе.
Подтверждая эти слова, Витька, демонстрируя свою власть, приказал:
– Про хорошего человека.
Фургон ударил себя в грудь:
– Хороший стих, – похвалил Витька. – А еще знаешь?
– Про хорошего человека.
– Про хорошего человека больше не знаю, – признался Фургон.
– Фургон! – окликнул его Шаринец.
Фургон сделал неуверенное движение в сторону Шаринца, но его остановил грозный Витькин оклик:
– Так ведь он позвал.
Двумя пальцами Витька зажал Фургону нос.
– Брось, Витька! – неодобрительно заметил Шныра.
Фургон мотал головой, пытаясь вырваться.
– В другой раз оторву и голову, – пообещал Витька и сильно дернул рукой вниз.
Фургон освободился от железной Витькиной хватки, но ощущение было такое, будто у него оторвали нос, и Фургон не сумел сдержать слез.
Витькина власть была доказана действием и огорожена от посягательств Шаринца. Но когда Витька наказывал Фургона, во дворе появился Миша Поляков, по прежнему в кожаной куртке, из которой он порядочно вырос; под ней на рубашке виднелся комсомольский значок КИМ.
Витька лениво поднялся, поиграл финкой.
– Миша Поляков, комсомольский активист… Как это там у них называется… Секретарь ячейки или председатель учкома – я в этом плохо разбираюсь.
– Сильный, видно, парень, – заметил Валентин Валентинович.
– Сильнее тот, кто смелее.
– Миша смелый только на собраниях, – сказал Юра.
Витька играл финкой:
– Ну что? Милицию позовешь? Беги зови, а то не успеешь. Арцы – и в воду концы!
«Арцы – и в воду концы» означало у Витьки высшую степень угрозы.
Неожиданным ударом Миша вышиб финку из Витькиной руки и наступил на нее ногой. Витька бросился на Мишу, они сцепились, не давая один другому дотянуться до ножа.
Нож поднял Саша Панкратов, во дворе его называли Сашка Фасон, не потому, что фасонил, а потому, что был красив: черноволосый мальчик с красным пионерским галстуком. Было ясно, что финку он Бурову не отдаст.
Подошли мужчины, растащили дерущихся. Витька пытался вырваться, но его держали крепко. Из окон выглядывали жильцы, во дворе собиралась толпа. Выбежала мать Фургона – Ольга Дмитриевна Зимина, миловидная женщина с нежным лицом.
Появление милиционера привлекло еще больше зрителей.
Милиционер забрал у Саши финку.
Все молчали, подчиняясь законам двора: подраться – одно, выдать – другое.
– Твой? – спросил милиционер у Витьки.
– Пусть ребята скажут, – ответил Витька.
Белка показала на Мишу:
– Его финка, он хотел Витьку порезать.
Шныра и Фургон молчали.
– Какие, однако, мерзавцы! – возмутился Валентин Валентинович и встал с подоконника.
– Плевать! Пусть сами разбираются, – сказал Юра.
– Ну знаешь… Я тебя не понимаю!
Валентин Валентинович свесился из окна:
– Товарищ! Я все видел, сейчас спущусь.
Через минуту он стоял во дворе, спокойный, внушающий доверие, показал на Витьку:
– Да, – сказала Ольга Дмитриевна. – Витя! Ведь ты уже большой… Разве Андрей тебе товарищ?
– Что скажешь? – спросил милиционер у Витьки.
Витька молчал, злобно посматривая на Мишу.
– Нехорошо, девочка, лгать, некрасиво, – сказал Валентин Валентинович Белке.
И вместе с Витькой направился к воротам.
– Благодарю вас, – сказала Ольга Дмитриевна Валентину Валентиновичу.
– Мадам… Гражданка… Я просто сказал правду.
3
Валентин Валентинович вернулся к себе, на четвертый этаж.
– Дорогой мой, – сказал Юре, – ты оказался не на высоте. Ты побаиваешься Альфонса Доде? Кстати, кличка ему не подходит.
– Я его не боюсь, – вспыхнул Юра, – но Миша ненавидит меня, как буржуя; если бы я вмешался, он бы расценил это как подлизывание. Не беспокойтесь за него: он не нуждался ни в вашей защите, ни в моей.
– Правду надо защищать всюду, всегда и везде. – Валентин Валентинович уселся в кресле и закурил тонкую папиросу. – Что касается Альфонса, то он кончит тюрьмой. Околачивается во дворе с финкой, взрослый парень!
– А куда ему идти? В комсомол? Зевать на собраниях?
– Ты тоже не комсомолец.
– И что меня ждет? В институт не примут: не рабочий, не сын рабочего.
– Принимают и не рабочих. Твой отец – врач, поступай в медицинский.
– Ковыряться в чужом сопливом носу?
– Что же тебя привлекает? – в свою очередь спросил Валентин Валентинович.
– В кино нужна прежде всего внешность.
Валентин Валентинович оценивающим взглядом посмотрел на Юру:
– Внешность у тебя есть.
– Один кинорежиссер, папин пациент, обещал взять меня на съемки.
– Прекрасно! Будешь советским Рудольфе Валентине или Дугласом Фербенксом.
– Он начнет снимать новую картину через год, – огорченно проговорил Юра. – Что я буду делать после школы? На фабрику?
– Кстати, почему ваша школа так связана с фабрикой?
– Проходим производственную практику – два дня в неделю, получаем «трудовое» воспитание, даже пишем дипломные работы, почти как в вузе. Из нас готовят нечто вроде статистиков. Такая скучища!
– Напрасно пренебрегаешь этим, – сказал Валентин Валентинович, – другие после школы идут на биржу труда или в чернорабочие. А ты сразу получаешь специальность.
– Мне нужна независимость.
– Профессия актера тебе ее даст?
– До известной степени.
– Заблуждаешься. Независимость дается только этими…
Валентин Валентинович пошевелил пальцами, как бы перебирая монеты.
Валентин Валентинович погасил папиросу в пепельнице, прошелся по комнате, чистой, пустоватой, с фотографиями лошадей на стенах.
– Надо начинать с небольшого. Кто я такой? Уполномоченный общества «Друг детей». Раньше я распространял лотерейные билеты, открытки, значки, поднимался по лестницам, стучался в двери, несознательные гражданки захлопывали их перед моим носом. Все же мне удавалось кое кого убедить. Заметь, какую гуманную роль я выполнял: помогал несчастным, голодным крошкам и пробуждал в людях сострадание. Теперь заготовляю мануфактуру для наших предприятий, прибыль от них идет опять же на помощь беспризорным детям. Раз в месяц получаю свои проценты. Рокфеллер имеет больше, но я сыт, одет, обут. – Он вытянул ногу и показал лакированный ботинок «джимми». – Делаю свои деньги и думаю, как бы сделать их больше.
– На лотерейных билетах? На отгрузке мануфактуры?
– Друг мой! Деньги делаются на всем. Нэп! Папиросы «Ира» не все, что осталось от старого мира. Шевели извилиной, как пишут в журнале «Смехач». Жизнь с ходу дает тебе шанс – не упускай его. Приживись на фабрике. Получится с режиссером – уйдешь в Дугласы Фербенксы. Не получится – заработаешь производственный стаж и поступишь в вуз. Кстати, какая у тебя тема?
– Учет на складе, – произнес Юра с отвращением.
– Прекрасная тема! – воскликнул Валентин Валентинович. – На складе ты станешь деловым человеком, изучишь ткани. Актуальнейшая проблема! За десять лет люди пообносились, рынок требует маты…
– Маты? Что это такое? – спросил Юра.
– Мата – мануфактура на языке контрабандистов, этим термином пользуются и коммерсанты, – объяснил Валентин Валентинович. – Какие названия! Амарант, бельфанс, туаль д эте, канбера, виоламакмино… Из за одних названий я бы пошел работать на склад, честное слово!
– Вы говорите о фабрике с таким же энтузиазмом, как Миша Поляков на школьных собраниях о мировой революции, – усмехнулся Юра.
– Ну что ж, из всех, кого я видел сегодня, Миша Поляков понравился мне больше всех.
– Вы его мало знаете, – нахмурился Юра.
Следующий день был «фабричный», – ребята проходили производственную практику. С блокнотом и карандашом Миша стоял на фабричном дворе у железнодорожной ветки. Грузчики носили в вагоны тюки с мануфактурой.
Подошел Валентин Валентинович.
– Что вы делаете, Миша? – После вчерашнего происшествия он держался с ним как с добрым приятелем.
Миша показал на блокнот.
– Записываю, куда отправляется товар.
– Это имеет отношение к вашей дипломной работе?
– Да. «Транспортировка готовой продукции».
– Великолепно! Можете записать мою отправку. – Валентин Валентинович показал на пустой вагон в тупике. – Станция назначения – Батум, получатель – швейная фабрика общества «Друг детей».
– Запишу, когда погрузят, очередь дойдет не скоро.
– Ужасно долго все это продолжается, – подхватил Валентин Валентинович, – и я вам скажу почему: задерживают ломовые извозчики. Анахронизм. За границей господствует автомобиль.
У ворот склада стояли ломовые лошади с мохнатыми ногами. Возчики складывали тюки на полки, покрывали брезентом, увязывали веревками, затягивали ломиками.
В складе было тесно, но рабочие ловко маневрировали тележками, сбрасывая тюки, куда им показывал кладовщик Панфилов. За маленьким столиком Юра выписывал накладные.
Вошел Красавцев, заведующий сбытом, толстяк с опухшим лицом, что то сказал Панфилову и вышел.
– Представитель деткомиссии, гражданин Навроцкий! – крикнул Панфилов, появляясь в воротах склада.
Валентин Валентинович оглянулся.
Он отправился в склад и тут же вернулся, весело сообщив Мише:
– Сейчас будут грузиться!
Показал грузчикам пустой вагон в тупике:
– А ну, ребята, подвинем, по чекушке на брата!
Сказал что то машинисту и сцепщику и направился к пустому вагону, на ходу бросив Мише:
Мише понравилась его веселая лихость, и он помог грузчикам подтолкнуть вагон к составу.
Лязгнули буфера, сцепщик накинул сцеп, Валентин Валентинович оттянул дверь вагона, она мягко покатилась на роликах, грузчики установили трап, начали таскать тюки.
Стоя в вагоне, Валентин Валентинович уверенно распоряжался:
– Быстро, ребята, шаг назад, два вперед, тюк на тюк, товара как раз на вагон. Плохо уложим – придется перекладывать.
Он соскочил с вагона и пошел в склад.
– Готова, – ответил Юра.
Прижимая книгу линейкой, Юра оторвал и передал ему накладную.
Валентин Валентинович посмотрел на состав (сцепщик закрывал и опломбировывал вагон), кивнул Юре и Панфилову: «До новых встреч!» – и через боковую дверь вышел на улицу.