высоцкий охота на волков о чем песня
Солнышкина Е. И.: Тема свободы в стихотворении В. С. Высоцкого «Охота на волков»
Тема свободы в стихотворении В. С. Высоцкого «Охота на волков»
Поэтическое творчество Высоцкого пронизывает тема свободы. Она подспудно звучит почти в каждой песне поэта и в каждом конкретном случае раскрывается через определенные мотивы. Так, в «Охоте на волков» данная тема находит свое выражение в мотиве ограничения свободы героя. Это сужение свободы проявляется как в пространственном («. Оградив нам свободу флажками. Бьют уверенно, наверняка. »), так и во временном отрезках («. Волк не может, не должен иначе. Вот кончается время мое. »).
Герою свыше навязывается существование в В ткани самого произведения создается замкнутый круг, который вербально выражается в понятиях «номера», «традиций», «запрета»:
Мы, волчата,
И всосали: нельзя за флажки.
Мы затравленно мчимся на выстрел
— через запрет.
За флажки, — жажда жизни сильней!
«жажды жизни» выходит за пределы ограничения, потому что нельзя назвать жизнью то. что предлагается «егерями», это не жизнь, а существование. Здесь проявляется свободолюбие героя. По Высоцкому, человек живет для всех своих возможностей, существующий же порядок убивает в личности всякую индивидуальность, а следовательно, закрывает все пути к самореализации.
Людей, пытающихся вырваться из замкнутого круга, немного, но они есть. Недаром лирический герой, выйдя за флажки, «радостно слышал / крики людей». Эта строка говорит о том, что в душах людей еще есть стремление к свободе, нужен только прецедент.
. Из-за елей хлопочут двустволки –
охотники прячутся в тень.
. Не на равных играют с волками
Егеря
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Крылов Андрей: «Про нас про всех»? Исторический контекст песни «Охота на волков»
«ПРО НАС ПРО ВСЕХ»?
Исторический контекст песни «Охота на волков»
. Как-то Высоцкий спел нам песню «Охота на волков» Помню, тогда я воскликнул: «Так это же про нас! Какие, к черту, волки!» Судя по всему, именно это восклицание стимулировало вторую песню Володи.
Ф. Бурлацкий. Вожди и советники
Песня «Охота на волков» справедливо считается одной из вершин творчества Владимира Семеновича Высоцкого, и история написания ее интересна сама по себе. К тому же, готовя в 1987 году сборник «Четыре четверти пути» для издательства «Физкультура и спорт», мною в комментариях к песне было замечено, что ее написанию предшествовал в мае – июне 1968 года ряд статей с нападками в адрес Высоцкого [1]. С тех пор такая связь стала общим местом газетных публикаций и даже усугубилась (например: «Под впечатлением этих статей Высоцкий написал песню “Охота на волков”» [2]).
Столь упрощенное, но весьма распространенное понимание причин написания песни и побудило нас вернуться к этому вопросу и заняться всесторонним исследованием всех обстоятельств и в первую очередь – исторического контекста. Без него невозможно говорить о причинах создания этого литературного памятника эпохи.
Рассмотрим положение в стране в январе – июле 1968 года, года становления правозащитного движения, сконцентрируя внимание лишь на месяцах, предшествующих написанию «Охоты на волков», и на кругах, к которым в те годы был близок Высоцкий. Вот что происходило в это время.
«Во многих отношениях крайне важным в культурной жизни нашей страны стал 1968 год, когда советская интеллигенция находилась под сильным влиянием событий в Чехословакии» [3]. Из воспоминаний В. Делоне, одного из семи демонстрантов, вышедших позже, в августе, на Красную площадь с протестом против «наших танков на чужой земле»: «Ночами мы не отходили от приемников, слушали первые сообщения западного радио о Пражской Весне – все жили только этим» [4]. В том, что все события этого года происходили на фоне частичной отмены цензуры и попытки демократизации социализма в Чехословакии, сходятся мнения практически всех мемуаристов и исследователей. Именно с начала 1968 года «под влиянием продолжающихся политических процессов гражданская активность части “инакомыслящих” стала приобретать признаки общественного движения» [5].
«. В 1968 году свершился поворот вправо, во всяком случае, во внутренних делах Ужесточилась политика, стали “закручивать гайки” в идеологии, культуре и общественных науках, заметно ухудшалась психологическая и политическая атмосфера в стране» [6].
К инакомыслящим, активно проявлявшим общественное самосознание, советская репрессивная машина применяла печально знаменитые статьи УК РСФСР 190 и 190′, узаконивающие, в обход Конституции, преследования диссидентов. Судебные разбирательства, как правило, заканчивались для них тюрьмами или психобольницами. Ответом на это со стороны мыслящей интеллигенции были многочисленные проявления протеста. Это стало возможным лишь в новом, сложившемся после прекращения массовых репрессий и ХХ съезда КПСС, психологическом климате. Если при Сталине и Хрущеве подобные обращения к властям «были прошениями подданных, то эти – требованиями граждан» [7].
«Преобладающей формой протеста в 1968 году стали письма в советские инстанции» [8] (впоследствии это получило название «эпистолярная революция»). К весне появилось множество индивидуальных и коллективных петиций в защиту Ю. Галанскова, А. Гинзбурга, А. Добровольского и В. Лашковой, осужденных в январе за публикацию «Белой книги по делу А. Синявского и Ю. Даниэля» (Франкфурт-на-Майне: Посев, 1967). К марту подобные обращения написали и подписали по разным источникам от семисот [9] до тысячи [10] человек, в основном ученые и деятели искусства. Письма стали распространяться в самиздате, попали в западные издания и на «вражеские голоса».
Началась правительственная реакция.
«Власти, боясь идти на уступки, решили наступать. 1968 год прошел под знаком обоюдной активности – и правозащитников, и властей». Кроме продолжающихся судебных, повсеместно начались внесудебные преследования, что позволило охватить значительно более широкий круг людей, проявлявших свободомыслие. Их «начали вызывать для “советов” и “дружеских предупреждений”. Машина запугивания работала с большой нагрузкой и с высоким темпом» [11]. «Подписантов, привязанных к определенной службе – редакторов, научных сотрудников, журналистов, учителей, – выгоняют с работы писателей и ученых поодиночке привлекают на беседы в кабинеты с тяжелыми, плотно прикрытыми дверями, требуют публичного раскаяния, преграждают доступ к издательствам» [12]. На языке председателя КГБ Андропова и генерального прокурора Руденко таких людей называли «профилактированные». По данным КГБ за весь 1968 год их число составило 2870 из 625 групп [13]. Лишь единицы покаялись и дезавуировали свои подписи. Но у властей было достаточно способов подавления либерального инакомыслия, и легальная оппозиция начала быстро таять.
«Именно с весны 1968 года растерянные было власти стали теснить расхрабренную общественность, теснить очень примитивно и успешно. » – писал в 1971 году А. Солженицын [14]. С середины марта прокатилась волна «повальных исключений из партии, увольнений из научно-исследовательских институтов, исключений из СП СССР, МОСХа и других организаций и директивного лишения ученых степеней и званий» [15]. В апреле «волна петиций стала падать, а волна репрессий подниматься» [16].
Изгнание из КПСС автоматически вело к увольнению с работы. «Многих беспартийных тоже уволили или перевели на более низкие должности; студентов исключали из институтов; художников и писателей – из творческих союзов, их перестали публиковать (выставлять); ученые, ожидавшие защиты диссертации, не смогли их защитить и т. д. Эти люди, до тех пор благополучные, оказались изгоями» [17].
Репрессии коснулись всех – от безвестных студентов и рабочих до академиков. В апреле из Института истории искусства были уволены философы Б. Шрагин и Л. Пажитнов, из Института народов Азии и Африки – И. Фильштинский и Ю. Глазов, работы в школе лишились литератор Ю. Айхенвальд и его жена В. Герлин. Среди пострадавших были академики И. Гельфанд, Я. Зельдович, М. Леонтович, председатель колхоза И. Яхимович, прораб одной из московских строек, он же генерал в отставке П. Григоренко, художник Б. Биргер, литературовед и редактор В. Непомнящий.
Пострадали и те, кто пытался заступиться за исключенных и уволенных. Ректор Историко-архивного института Л. Никифоров, обвиненный в том, что в его институте учились П. Якир, Л. Петровский, Ю. Галансков, А. Гинзбург и учится дочь Якира, уволен «по собственному желанию» [18].
Подавлялись все направления инакомыслия – и правое, и левое: были арестованы и члены Марксистской партии нового типа в Рязани, и национал-большевистская «группа А. Фетисова», заявлявшая, что Синявского и Даниэля надо расстрелять. Сам Фетисов и трое его сторонников также были помещены в психиатрические больницы [23]. С 14 марта по 5 апреля в Ленинграде прошел судебный процесс над семнадцатью рядовыми участниками строго законспирированного «Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа» [24].
Всячески искоренялось растущее движение выселенных народов за возвращение на родину. По свидетельству П. Григоренко, 21 апреля с помощью водометов разогнана десятитысячная манифестация крымских татар в г. Чирчике (Узбекистан) – арестовано около 300 человек; 17 мая пресечена демонстрация на Старой площади в Москве. «Не только московские интеллектуалы, но и Украина, Литва, Ташкент открыто демонстрировали, что они не желают терпеть и дальше произвол» [25]. Реакция следовала незамедлительно. В Кремль слетались отчеты с мест: «. С повседневной помощью ЦК КП Грузии была заметно активизирована деятельность партийных организаций творческих Союзов и учреждений, что способствовало критической оценке и правильному пониманию событий, имевших место в последнее время в общественно-политической и культурной жизни Польши и Чехословакии, а также антисоветских проявлений со стороны отдельных проходимцев внутри нашей страны. » [26].
«подведомственных» «подписантов» выступили Президент Академии наук СССР М. Келдыш, давший понять, что развитие науки будет происходить и без них, и секретарь правления СП СССР С. Михалков, среди прочего напомнивший, что «истинный гуманизм – это воинствующий гуманизм непримиримой борьбы» со старым миром. Л. Брежнев подчеркнул там же, что «отщепенцы не могут рассчитывать на безнаказанность» [27]. 9–10 апреля состоялся Пленум ЦК КПСС, который призвал все партийные организации «вести наступательную борьбу против буржуазной идеологии, активно выступать против попыток протаскивания в отдельных произведениях литературы, искусства и других произведениях взглядов, чуждых социалистической идеологии советского общества» [28]. Первый секретарь МГК КПСС В. Гришин 22 апреля на торжественном заседании, посвященном 98-летию Ленина, говорил об «идеологических диверсиях против мирового социализма», о «дисциплине партийных рядов» и т. п. [29] До обычного человека все это докатывалось в виде усиленной идеологической обработки с непременным осуждением «подписантов» на всевозможных и бесчисленных публичных собраниях на работе и в творческих союзах, а также в прессе. Ужесточилась цензура.
Секретариат правления Московской писательской организации (М. Алексеев, Л. Кассиль, С. Михалков, С. Наровчатов, В. Розов, В. Росляков и другие) заклеймил «откровенных клеветников» и просто «безответственных» писателей. Единогласно было принято решение запросить с них объяснения [30]. Имя А. Солженицына исключается цензурой даже из литературоведческих статей; из библиотек изымаются все издания «Ивана Денисовича». Прекращена работа над изданием книг и статей Б. Сарнова, Б. Ахмадулиной, В. Аксенова, Р. Орловой и других [31]. Аналогичным санкциям и нападкам в прессе подвергся В. Каверин в связи с публикацией на Западе его письма К. Федину в защиту Солженицына [32]. Через проработки и выговоры секретариата прошли Л. Чуковская, А. Галич, Д. Самойлов, Ф. Искандер, В. Корнилов [33], Ф. Светов [34]. В мае был исключен из КПСС и уволен с работы из Института истории искусства Л. Копелев [35]. В. Войновичу объявлен выговор на секретариате СП, перестали принимать к печати его рукописи, принятые раньше – исключили из тематических планов. Стали изымать из библиотек книги и журналы с прошлыми публикациями. Популярные песни на его стихи «по радио стали звучать без упоминания автора, а потом и вовсе были запрещены к исполнению. Снимались с репертуара и спектакли» по его пьесе [36]. Друзей писателя А. Белинкова после запрета всех его предстоящих публикаций и двух резких статей о нем в «Литературке» в мае – июне [37], во время его пребывания за границей, вызывали в КГБ. Устроили обыск у него дома, за отсутствием рукописей изъяли все напечатанные работы и книги с дарственными надписями Пастернака, Ахматовой, Солженицына и другие [38]. 26 июня «Литературка» опубликовала статью против самого Солженицына [39]. Безусловно, здесь упомянуты не все писатели, попавшие в «черный список».
В печати стали появляться статьи, обеляющие Сталина. «Весной 1968 года Петр Григоренко с группой бывших коммунистов направил письмо Будапештскому совещанию коммунистических партий, призывая зарубежных коммунистов поддержать в СССР тех, кто сопротивляется возрождению сталинизма» [40].
Известно, что Высоцкий не принимал участия в правозащитном движении, не подписывал коллективных писем, но правомерен вопрос: был ли тогда ему доступен масштаб событий, ведь в прессе если и говорилось о происходящем, то лишь об «отдельных проявлениях» [41] и «кучке отщепенцев». Думаем, что известно ему было далеко не все. Но, безусловно, многое. Ведь он, учась в школе-студии МХАТ, посещал лекции А. Синявского [42] и был вхож к нему в дом, работал у Ю. Любимова, общался с лучшими представителями интеллигенции, входящими в состав художественного совета «Таганки», вращался в то время в кругу литераторов, художников, режиссеров, был лично знаком со многими подвергшимися репрессиям, короче – в полном смысле слова жил в той обстановке. В подтверждение приведем лишь фрагмент письма В. Смехова В. Золотухину и В. Высоцкому от 13 августа 1968 года: «От Войновича тебе, Валерик, и тебе, Володымир, горячий привет. У него неважные дела, но хорошая голова. Может, все-ж-ки потеплеет, парни? Тогда, глядишь, и Можаевым да Войновичам совместно с Высоцким да с Твардовским, не говоря уж о Золотухине с Любимым Смеховым, повезет?» [43].
«Растущий произвол в области культуры был продемонстрирован в изобразительном искусстве Советская печать, и особенно журнал “Огонек”, развернули настоящую кампанию против демонстрации в СССР зарубежных фильмов Несправедливой критике постоянно подвергались и популярные театральные постановки. » [46]. Были сняты с репертуара спектакли «Три сестры» А. Чехова в постановке А. Эфроса в Театре на Малой Бронной, «Доходное место» А. Островского в постановке М. Захарова в Театре Сатиры. Там же не был принят спектакль «Теркин на том свете» [47].
Наконец, о Театре на Таганке. Не прекращается критика в адрес спектаклей «Павшие и живые», «Пугачев», «Послушайте!». Во второй половине апреля бюро Кировского райкома КПСС рекомендовало Управлению культуры исполкома Моссовета рассмотреть вопрос «об укреплении руководства Театра», то есть о снятии Ю. Любимова. Все события происходят на фоне крупного конфликта между ним и директором Театра Н. Дупаком, оказавшимся «по другую сторону баррикад». Любимов болен, но на городской конференции театрального актива буквально прорывается на трибуну и зачитывает свое письмо Л. Брежневу о положении дел в Театре. За главного режиссера заступилось специально созванное 26 апреля общее собрание труппы. Высоцкий выступает на нем [48]. От увольнения главного режиссера спасает лишь вмешательство генерального секретаря ЦК КПСС, последовавшее через несколько дней. Тем не менее репетиции пьесы Б. Можаева «Живой» Управлением культуры запрещены [49].
В связи с этими событиями и четырехлетием Театра Высоцкий пишет песню «Еще не вечер» – на наш взгляд, прямую предшественницу «Охоты. » [50]:
К этому времени песни Высоцкого уже стали общественным явлением: каждую новую ждали, осмысливали, передавали из дома в дом. Вообще песне (авторской, бардовской, а в то время чаще называемой самодеятельноймагнитиздат«верный и испытанный помощник», не мог отстать от партии. Именно в его ведении находились молодежные организации. Поводом для начала гонений на представителей молодого жанра авторской песни на этом фоне послужил фестиваль, проходивший с 7 по 12 марта 1968 года в Новосибирском Академгородке. Один из его участников и организаторов, в то время преподаватель МИФИ, президент Федерации клубов песни Москвы, Ленинграда и Новосибирска, исполнитель песен С. Чесноков [51] тоже вспоминает, что на фестивале царило всеобщее воодушевление, связанное с «пражской весной».
Архивы ВЛКСМ, КПСС и КГБ в этом отношении до конца еще далеко не исследованы, но кое-что опубликовано уже сегодня. Например, секретное письмо секретаря ЦК ВЛКСМ С. Павлова в ЦК КПСС № 01/185с от 29 марта 1968 года. В нем говорится о неподконтрольности организации фестиваля со стороны партийных, советских и комсомольских органов (что на самом деле не соответствовало действительности – А. К.), дается краткая информация о нем, примеры «вредных» высказываний участников и обычная в таких случаях оценка, содержащая стандартный по тем временам набор: «безыдейность», «аполитичность», «клевета», «озлобленность», «угроза» и т. п. [52]
«Участников “фестиваля” приветствовали телеграммами Высоцкий, Ким, Анчаров, Окуджава, Матвеева». Заканчивается письмо так: «ЦК ВЛКСМ в настоящее время принимает меры [как] для тщательного изучения этого вопроса, так [и] для соответствующего воздействия на данное движение Информируя ЦК КПСС о сборище в Академгородке Новосибирска, ЦК ВЛКСМ считает, что тенденции в развитии так называемого “движения бардов” заслуживают внимания соответствующих государственных и общественных органов».
Отдел культуры ЦК КПСС, выделяя из среды авторов-исполнителей основных, по большей части членов творческих союзов («А. Галич, Ю. Визбор, А. Якушева, Б. Окуджава, Н. Матвеева, В. Высоцкий и другие»), в своем отклике на это письмо пишет, что «обратил внимание руководителей союзов писателей, композиторов, кинематографистов и Всероссийского театрального общества (т. т. Федина, Хренникова, Кулиджанова, Царева) на необходимость установления строгого контроля за содержанием публичных выступлений членов союзов. В творческих организациях было обсуждено поведение лиц, допустивших безответственные выступления с неутвержденным репертуаром. ». Там же говорится о несовершенстве существующей системы организации всех видов открытых концертов и контроля за репертуаром. Министру культуры т. Фурцевой поручено совместно с заинтересованными ведомствами подготовить предложения по улучшению (читай: ужесточению) системы [53].
Майской поездке Ю. Кима в Свердловск, где он в гостях «исполнял сочиненные им идейно-порочные и клеветнические песенки (тексты прилагаются)», посвящено отдельное письмо КГБ за подписью Андропова. В другом письме Андропова, где упоминается Новосибирский фестиваль, говорится об отрицательной роли клуба самодеятельной песни «Под интегралом» в формировании общественных взглядов интеллигенции и молодежи Академгородка: «Клубом руководили политически сомнительные лица (Бурштейн, Яблонский, Рожнова, Гимпель и другие), которые устраивали встречи с такими лицами, как Копелев, Галич, пытались пригласить Якира, Кима». Они же провели и сам фестиваль «с участием Галича, Бережкова, Иванова [54], в песнях которых содержалась клевета на советских людей и нашу действительность». «И в конце, как водится, оргвыводы» – о «пресечении деятельности» [55].
Последствия не заставили себя ждать. Исключены из КПСС упомянутые историк С. Рожнова и химик, автор-исполнитель песен Г. Яблонский [56]. «Падению» последнего посвящена статья в «Советской России» от 28 мая [57]. Клуб «Под интегралом» закрыт. Московский Клуб самодеятельной песни лишен помещения в Сокольниках в связи с неутверждением официального статуса клуба, решение о котором откладывалось инстанциями с 1966 года [58]. Из редакции «Комсомольской правды» был уволен Г. Целмс, автор положительной заметки о новосибирском фестивале, опубликованной на первой полосе номера от 8 мая [59].
говорится об этом в упомянутом документе ЦК КПСС: «В июне с. г. освобожден от работы в интернате по рекомендации общественных организаций. Министерством культуры СССР приняты меры, исключающие возможность выступлений Ю. Кима с публичными концертами» [61].
Вероятно, есть подобные документы и о деятельности А. Галича и В. Высоцкого. Во всяком случае, с опозданием более чем на месяц (это неуклюже оправдывается подзаголовком первой публикации) на Новосибирский фестиваль резкими статьями о песнях Галича реагирует местная «Вечерка» [62]. Вот что можно найти об этом в более позднем документе – записке Комитета партийного контроля при ЦК КПСС от 16 июля 1969 г.: «Выступление бардов было предметом обсуждения Новосибирского горкома КПСС. В секретариате правления Московской писательской организации была попытка обсудить недостойное поведение Галича во время гастролей в Новосибирске, но, к сожалению, она свелась лишь к указанию ему на отсутствие должной требовательности и политического такта при выборе песенного репертуара для публичных выступлений. » [63]. После Новосибирского фестиваля не зафиксировано больше ни одного публичного выступления Галича на родине.
И вот как, наконец, развивалась кампания травли самого Высоцкого. Сигнал о начале «охоты» 14 апреля «протрубил», как и положено было в подобных случаях, орган ЦК КПСС газета «Правда», опубликовав статью Народного художника СССР, Героя Социалистического труда Е. Вучетича, недавнего (1965) погромщика «Нового мира» и А. Твардовского, а также будущего (1970) лауреата Ленинской премии. Статья называлась «Прекрасное – в каждый дом», в ней говорилось об услышанных автором «в интеллигентной рабочей семье» записях неназванного актера, «сипло причитающего» «дикие» блатные песенки и смакующего воровской жаргон. Эти песенки «пересыпаны намеками дурного свойства, видимо, претендующими на “творческую” смелость». Формулировки очень напоминали недавние обвинения в адрес Б. Окуджавы: знаменитый скульптор писал о случае, очевидном «своей откровенной пошлостью, не имеющей ничего общего ни с искусством, ни с современностью». Далее в статье критиковались лишенные «верного вкуса» «некоторые молодые люди», увлекающиеся подобной «музыкой», говорилось «об ответственности художника за свое дело, за свои деяния» и о его обязанности «остерегаться “моды”, скандальной известности». Ни одной строчки из песен приведено не было, но певец угадывался однозначно. Через несколько дней в упоминавшейся уже новосибирской статье ее неискушенный автор, честно выполняя свою задачу, пытался противопоставить «вредным» песням Галича «правильную» и к тому времени уже знаменитую «Песню о друге». Скорее всего, более осведомленный редактор (или цензор) вычеркнул фамилию автора положительного примера.
Впервые небезымянный «выстрел в Высоцкого» прозвучал 31 мая в публикации «Советской России», содержащей резкую критику в адрес куйбышевского городского молодежного клуба «ГМК-62», также активно и успешно проводившего до того концерты бардов [64]. Об этой и последующих публикациях широко известно и писалось не раз [65]. Кампанию против Высоцкого подхватили, как водится, товарищи «с мест», причем сразу с двух, и почти одновременно. Поводы новых публикаций центральных газет – «письмо» бдительного работника культуры из Самары в одном случае [66] и разоблачение «группы спекулянтов» записями бардов в Ленинграде и Тюмени – в другом (тоже, правда, без фамилии, но с обилием цитат) [67]. Причина – заказ сверху. Об этом свидетельствует журналист Н. Михайлов в комментарии к позднейшей перепечатке статьи «О чем поет Высоцкий»: «Люди, работавшие в то время в “Советской России”, рассказали мне, что указание “выступить по Высоцкому” главный редактор газеты В. Московский получил из отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС» [68]. С тюменской стороны то же подтверждает журналист С. Мандрашова, которой первоначально пытались поручить организацию протеста против песен Высоцкого [69]. Все было сделано, видимо, в спешке, наперегонки, и потому топорно. Партийная газета на этот раз приписала Высоцкому массу не его песен, а «Комсомолка» «послала корреспондента» почему-то в Тюмень, когда вся группа (возможно даже, реальная) торговцев пленками находилась рядом, в Ленинграде, и только один из их партнеров – в Сибири. Статьи, как и в случае с Галичем, начинались с «нехороших бардов» вообще, но по приведенным в них текстам невооруженным глазом была видна цель нападения – Высоцкий, как один из самых ярких представителей этого крамольного явления.
Сложившаяся ситуация в то время вполне могла закончиться для Высоцкого потерей работы в театре и в кино и, как следствие, – квалификации. Если не более серьезными последствиями.
«Охоты на волков». Фактическим же обстоятельствам, непосредственно относящимся к созданию этого произведения, будет посвящена еще одна статья.
Примечания
[1] Четыре четверти пути: Сб. М., 1988. С. 277–278.
[2] Молодой коммунар. Тула, 1990. 24 июля.
[3] Медведев Р. Сахаров А. Воспоминания: В 2 т. Т. 1. М., 1996. С. 388–390.
[5] Богораз Л., Даниэль А. Диссиденты // 50/50: Опыт слов. нового мышления. М., 1989. С. 411.
[6] Арбатов Г. Из недавнего прошлого // Л. И. Брежнев: Материалы к биогр. М., 1991. С. 71.
[9] Алексеева Л. Указ. соч. С. 206; Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? // Погружение в трясину. С. 650–651. А. Амальрик приводит профессиональный состав 738-ми «подписантов».
[11] Воспоминания // Нева. 1990. № 11. С. 186–187.
[12] Глезер А. Человек с двойным дном. М., 1994. С. 111.
[13] В кн.: Московский процесс. Париж; М., 1996. С. 93.
[14] Бодался теленок с дубом: Очерки лит. жизни. Париж, 1975. С. 249.
[16] Записки диссидента. М., 1991. С. 66, 77.
[17] Алексеева Л. Указ. соч. С. 206.
[18] Подробнее см. «Хронику текущих событий» за апр. 1968 в кн.: Политический дневник: 1964–1970. Амстердам, 1972. С. 303–306.
[19] Просуществует ли Советский Союз. С. 648.
[20] Сахаров А. Указ. соч. С. 390–399.
[21] Хроника диссидентского движения (1968–1983) // Погружение в трясину. С. 548.
[22] Указ. соч. С. 193. Подробнее см.: Марченко А. Живи как все. М., 1993.
[24] Левитин-Краснов А. Э. Родной простор: Воспоминания. Франкфурт-на-Майне, 1981. С. 173.
[25] Григоренко П. Указ. соч. С. 186, 189–190.
Богданова А. Музыка и власть. М., 1995. С. 303–304. Вести с Украины см. там же, с. 301–302.
[27] Правда. 1968. 1 апр.; Моск. правда. 1 апр.; Лит. газ. № 14 (3 апр.).
[28] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК КПСС: Т. 11. М., 1986. С. 306–308.
[30] Лит. газ. 1968. № 17 (24 апр.); Лит. Россия. № 18 (1 мая).
[31] Политический дневник. С. 336–340.
[32] Каверин В. Эпилог. М., 1989. С. 426, 438–440.
[34] Светов Ф. Опыт биографии. Париж, 1985. С. 381.
[35] Орлова Р., Копелев Л. Казак В. Лексикон русской литературы XX века: [Доп. изд.] / Пер. с нем. М., 1996. С. 196.
[36] Войнович В. Путем взаимной переписки: Интервью // Правда. 1990. 26 янв.
[37] Своевольные построения и научная объективность: По поводу толкования некоторых фактов истории совет. лит. // Лит. газ. 1968. № 20 (15 мая). С. 5; Еще раз о критическом своеволии / Без подп. // Там же. № 23 (5 июня). С. 5.
[38] Белинков А. Побег // Новый колокол. С. 12–13.
[39] Идейная борьба: Ответственность писателя / Без подп. // Лит. газ. 1968. № 26 (26 июня). С. 5.
[40] Указ. соч. С. 397–398.
[41] См., напр.: Шатуновский И. Пачкун: Фельетон // Правда. 1968. 9 апр.
– Даниэля см.: Высоцкий В. –145. Они, правда, не ушли в самиздат.
[44] Фомин В. –1985 годы. М., 1996. С. 11–12.
[45] Козинцев Г. «Черное, лихое время. »: Из рабочих тетрадей. М., 1994. С. 124.
[46] Медведев Р. Указ. соч. С. 229–230.
–1970. Амстердам, 1975. С. 275–282.
[48] Текст его выступления по материалам РГАЛИ см.: «Мы говорим Таганка – подразумеваем Любимов» / Публ. Л. Павлова // Лит. газ. 1993. № 25 (23 июня). С. 8.
[49] Аксенова Г. Театр на Таганке: 68-й и другие годы. М., 1991. № 5. С. 26–35. Подробнее об этом см.: Золотухин В. «Книги Весны» // Лит. обозрение. 1996. № 4. С. 68–87.
[50] Ср. в «Охоте на волков»: «Идет охота на волков, идет охота // Но остались ни с чем егеря». Здесь и далее выделено мной. – А. К.
[51] Из личной беседы.
[52] Публ. Е. Кузнецовой // Вагант. 1996. № 5–6. С. 30–31.
[54] Вл. Бережков – филолог, поэт, автор-исполнитель песен, член объединения СМОГ; живет в Москве. Ан. Иванов – художник, автор-исполнитель песен; с конца 70-х гг. живет в США.
[55] См.: Богданова А. –138.
[56] Политический дневник. С. 306.
[57] Шпаков Ю. Логика падения.
[60] Орлова Р., Копелев Л. Указ. соч. С. 209. Текст письма «К деятелям науки, культуры, искусства» см. в кн.: Процесс цепной реакции: Сб. документов по делу Ю. Т. Галанскова. Франкфурт-на-Майне, 1971. С. 449–457.
Богданова А. Указ. соч. С. 132.
[63] Цит. по: «Если все шагают в ногу, мост обрушивается!» / Публ. А. Петрова, М. Прозуменщикова // Куранты. М., 1994. 16 дек. Кстати, проработка Галича состоялась строго в рамках, предложенных Отделом культуры ЦК КПСС (см. выше).
[64] Потапенко В., Черняев А.
[66] Мушта Г., О чем поет Высоцкий // Совет. Россия. 1968. 9 июня; То же: // Веч. клуб. 1993. 24 июля.
[67] Лынев Р. См. также: Крик моды за трешницу // Тюм. комсомолец. 1968. 14 июня; Безруков Е. С чужого голоса // Тюм. правда. 7 июля; Да, с чужого голоса // Там же. 30 авг.; Владимиров С. Еще раз о «чужих голосах» // Там же. 3 дек. Все статьи 1968 г. перепечатаны: // Вагант. 1990. № 10. С. 14–15; № 11. С. 7–8; № 12. С. 10–11; 1991. № 1. С. 15; № 2. С. 5–6 (Прокомментировал В. Дузь-Крятченко).
[69] Мандрашова С. «Надо!» И никаких проблем. // Тюм. комсомолец. 1988. 22 янв.; То же // Вагант. 1990. № 1. С. 15–16.