Выпал снег – и все забылось. Чем душа была полна! Сердце проще вдруг забилось. Словно выпил я вина.
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии. На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Снег летит – гляди и слушай! Так вот, просто и хитро, Жизнь порой врачует душу. Ну и ладно! И добро.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
В саду, где пела радиола, Где танцевали «Вальс цветов», Все глуше дом у частокола, Все нелюдимей шум ветров.
Улыбка лета так знакомо Опять сошла с лица земли! И все уехали из дома И радиолу увезли.
На огороде с видом жалким, Как бы стыдясь за свой наряд, Воронье пугало на палке Торчит меж выкопанных гряд.
Вот-вот подует зимним, снежным. Все умирает. Лишь один Пылает пламенем мятежным — Наследник розы — георгин!
проходит осень, Лицо нахмуря! На громких скрипках дремучих сосен Играет буря! В обнимку с ветром иду по скверу В потемках ночи. Ищу под крышей свою пещеру — В ней тихо очень. Горит пустынный электропламень, На прежнем месте, Как драгоценный какой-то камень, Сверкает перстень,— И мысль, летая, кого-то ищет По белу свету. Кто там стучится в мое жилище? Покоя нету! Ах, эта злая старуха осень, Лицо нахмуря, Ко мне стучится и в хвое сосен Не молкнет буря! Куда от бури, от непогоды Себя я спрячу? Я вспоминаю былые годы, И я плачу.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Кто-то стонет на темном кладбище, Кто-то глухо стучится ко мне, Кто-то пристально смотрит в жилище, Показавшись в полночном окне.
В эту пору с дороги буранной Заявился ко мне на ночлег Непонятный какой-то и странный Из чужой стороны человек.
И старуха метель не случайно, Как дитя, голосит за углом, Есть какая-то жуткая тайна В этом жалобном плаче ночном.
Обветшалые гнутся стропила, И по лестнице шаткой во мрак, Чтоб нечистую выпугнуть силу, С фонарем я иду на чердак.
По углам разбегаются тени. — Кто тут. — Глухо. Ни звука в ответ. Подо мной, как живые, ступени Так и ходят. Спасения нет!
Кто-то стонет всю ночь на кладбище, Кто-то гибнет в буране — невмочь, И мерещится мне, что в жилище Кто-то пристально смотрит всю ночь.
У ЦЕРКОВНЫХ БЕРЕЗ
Доносились гудки с отдаленной пристани. Замутило дождями Неба холодную просинь, Мотыльки над водою, усыпанной желтыми листьями, Не мелькали уже — надвигалась осень. Было тихо, и вдруг будто где-то заплакали,— Это ветер и сад. Это ветер гонялся за листьями, Городок засыпал, и мигали бакены Так печально в ту ночь у пристани. У церковных берез, почерневших от древности, Мы прощались, и пусть, опьяняясь чинариком, Кто-то в сумраке, злой от обиды и ревности, Все мешал нам тогда одиноким фонариком. Пароход загудел, возвещая отплытие вдаль! Вновь прощались с тобой У какой-то кирпичной оградины, Не забыть, как матрос, увеличивший нашу печаль, — Проходите! — сказал. — Проходите скорее, граждане! — Я прошел. И тотчас, всколыхнувши затопленный плес, Пароход зашумел, Напрягаясь, захлопал колесами. Сколько лет пронеслось! Сколько вьюг отсвистело и гроз! Как ты, милая, там, за березами?
ВОРОБЕЙ
Чуть живой. Не чирикает даже. Замерзает совсем воробей. Как заметит подводу с поклажей, Из-под крыши бросается к ней! И дрожит он над зернышком бедным, И летит к чердаку своему. А гляди, не становится вредным Оттого, что так трудно ему.
ВЫПАЛ СНЕГ.
Выпал снег — и все забылось, Чем душа была полна! Сердце проще вдруг забилось, Словно выпил я вина.
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии, На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Снег летит — гляди и слушай! Так вот, просто и хитро, Жизнь порой врачует душу. Ну и ладно! И добро.
В краю, где по дебрям, по рекам Метелица свищет кругом, Стоял, запорошенный снегом, Бревенчатый низенький дом.
Я помню, как звезды светили, Скрипел за окошком плетень, И стаями волки бродили Ночами вблизи деревень…
Как все это кончилось быстро! Как странно ушло навсегда! Как шумно — с надеждой и свистом — Помчались мои поезда!
И все же, глаза закрывая, Я вижу: над крышами хат, В морозном тумане мерцая, Таинственно звезды дрожат.
А вьюга по сумрачным рекам По дебрям гуляет кругом, И, весь запорошенный снегом, Стоит у околицы дом…
Это проба. Потом уберу.
День Памяти Рубцова-
«Я умру в крещенские морозы.».
Татьяна, спасибо! Тогда ещё добавлю. Не знаю, было ли у нас.
Дубовской Н.Н. «В обители. Троице-Сергиева лавра. 1917»
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии. На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Татьяна, спасибо! Тогда ещё добавлю. Не знаю, было ли у нас.
Дубовской Н.Н. «В обители. Троице-Сергиева лавра. 1917»
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии. На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Было-не было. Не грех и помянуть его стихами многократно, да еще так красиво оформленными!
Рубцова читать-это душу от злобы и накипи всякой политической и прочей очищать.
Добавлю чуть позже. а пока-ВЫПАЛ СНЕГ.
Теперь она, как в дымке, островками Глядит на нас, покорная судьбе, — Мелькнет порой лугами, ветряками — И вновь закрыта дымными века́ми… Но тем сильней влечёт она к себе!
Мелькнёт покоя сельского страница, И вместе с чувством древности земли Такая радость на душе струится, Как будто вновь поёт на поле жница, И дни рекой зеркальной потекли…
Снега, снега… За линией железной Укромный, чистый вижу уголок. Пусть век простит мне ропот безполезный, Но я молю, чтоб этот вид безвестный Хотя б вокзальный дым не заволок!
Пусть шепчет бор, серебряно-янтарный, Что это здесь при звоне бубенцов Расцвел душою Пушкин легендарный, И снова мир дивился благодарный: Пришел отсюда сказочный Кольцов!
Железный путь зовёт меня гудками, И я бегу… Но мне не по себе, Когда она за дымными века́ми Избой в снегах, лугами, ветряками Мелькнёт порой, покорная судьбе…
Мороз под звёздочками светлыми По лугу белому, по лесу ли Идёт, поигрывая ветками, Снежком поскрипывая весело.
И всё под ёлками похаживает, И всё за ёлками ухаживает, – Снежком атласным принаряживает! И в новогодний путь – проваживает!
А после сам принаряжается, В мальчишку вдруг преображается И сам на праздник отправляется: – Кому невесело гуляется? –
Лесами тёмными и грозными Бежит вперёд с дарами редкими, И всё подмигивает звёздами, И всё поигрывает ветками,
И льдинки отвечают звонами, А он спешит, спешит к народу С шампанским, с музыкой, с поклонами Спокойно прожитому году;
Со всеми дружит он и знается, И жизнь в короткой этой праздности Как будто снова начинается – С морозной свежести и ясности!
Окошко. Стол. Половики. В окошке — вид реки. Черны мои черновики, Чисты чистовики. И не уйти отсюда прочь. Мелькает свет и тень. Звезда над речкой — значит ночь! А солнце — значит день!
А между прочим, осень на дворе. Ну что ж, я вижу это не впервые. Скулит собака в мокрой конуре, Залечивая раны боевые.
Бегут машины, мчатся напрямик И вдруг с ухаба шлёпаются в лужу. Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу.
Кругом шумит холодная вода, И всё кругом расплывчато и мглисто, Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья.
Раздался стук. Я выдернул засов. Я рад обняться с верными друзьями. Повеселились несколько часов, Повеселились с грустными глазами.
Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Тяжёлый ливень жаловался крышам.
Прошла пора, когда в зелёный луг Я отворял узорное оконце – И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце.
Я люблю, когда шумят берёзы, Когда листья падают с берёз. Слушаю – и набегают слёзы На глаза, отвыкшие от слёз.
Всё очнётся в памяти невольно, Отзовётся в сердце и в крови. Станет как-то радостно и больно, Будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза, Словно дунет ветер хмурых дней. Ведь шумит такая же берёза Над могилой матери моей.
Русь моя, люблю твои берёзы! С первых лет я с ними жил и рос. Потому и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез.
От брызг и ветра губы были солоны, Была усталость в мускулах остра, На палубах, вытягиваясь, волны Перелетали через леера. Казался сон короче вспышки залповой, И обострённость чувств такой была, Что резкие звонки тревог внезапных В ушах гремели, как колокола! Но шёл корабль, отбрасывая волны, С сердитым воем мачты наклоня, И в хлопьях пены, взмыленная словно, Лишь закалялась тяжкая броня. И понял я – сумей вначале выстоять! И ты разлюбишь кров над головой, Цветами пусть тебе дорогу выстелют, Но ты пойдёшь по этой, штормовой.
Я помню холодный ветер с Невы И грустный наклон твоей головы.
Я помню умчавший тебя вагон И жёлтые стены со всех сторон.
Я помню свою сумасшедшую ночь И волны, летящие мимо и прочь!
Любовь, а не брызги речной синевы, Принёс мне холодный ветер с Невы.
Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом.
Завеса мутная дождя Заволокла лесные дали. Кромсая мрак и бороздя, На землю молнии слетали!
И туча шла, гора горой! Кричал пастух, металось стадо, И только церковь под грозой Молчала набожно и свято.
Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края.
И все раскалывалась высь, Плач раздавался колыбельный, И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный.
— Как сильно изменился ты! — Воскликнул я. И друг опешил. И стал печальней сироты… Но я, смеясь, его утешил: — Меняя прежние черты, Меняя возраст, гнев и милость, Не только я, не только ты, А вся Россия изменилась.
Закатилось солнце за вагоны, Задремал померкший эшелон. И сирени дух одеколонный В пыльном сквере жалок и смешон.
Кто-то странный (видимо, не веря, Что поэт из бронзы, неживой), Постоял у памятника в сквере Покачал печально головой.
Посмотрел на надпись с недоверьем И ушел, насвистывая, прочь. И опять родимую деревню Вижу я: избушки и деревья, Словно в омут, канувшие в ночь.
За старинный плеск ее паромный, За ее пустынные стога Я готов безропотно и скромно Умереть от выстрела врага.
О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет.
И о том подумаю, что все же Нас кому-то будет очень жаль, И опять, веселый и хороший, Я умчусь в неведомую даль.
Владимир Александрович, спасибо! Жаль, что такие талантливые так рано уходят.
Поэт трагически погиб 47 лет назад.
Алексей Шилов – вологодский самодеятельный автор, создатель первых песен на стихи Н. Рубцова, по профессии инженер-экономист.
Начальные опусы Алексея Сергеевича появились еще до личного знакомства с поэтом.
Творческая дружба поэта Н. Рубцова и композитора А. Шилова длилась много лет.
Под собственный аккомпанемент на гитаре Алексей Сергеевич пел для Николая Рубцова «Журавлей», «В минуты музыки», «Замерзают мои георгины», «Доброго Филю».
Николай Рубцов отмечал, что в музыке Шилова хорошо чувствуется «грусть стиха».
Особенно Рубцову нравилась песня-МОРОШКА в исполнении Шилова
Спасибо Вологодскому телевидению за этот чудесный ролик.
В основу представляемого сборника песен А. Шилова на стихи Н. Рубцова легла расшифровка аудиозаписей песен автора-исполнителя. Магнитофонная запись песен предположительно была сделана в конце 1990-х годов и предоставлена Г.М. Москвиновой, членом Рубцовского центра г. Вологды в начале 2000-х гг. Сочинения не были записаны автором нотами, их оформление – расшифровка с аудиозаписи и нотирование выполнены известным вологодским педагогом, музыкантом и композитором И.А. Белковым в 2010 г.
Андрей Смолин-ВОЛОГОДСКИЕ АДРЕСА РУБЦОВА
Давно бы это надо сделать! Но, как водится, мы спохватываемся в последний момент… Хочу позвать почитателей творчества Николая Рубцова по вологодским адресам его жизни.
Но для начала несколько предварительных слов. Этой экскурсии мы будем обязаны двум краеведам, которые уже ушли из жизни. В 2016 году в декабре будет уже десять лет, как нет с нами Вячеслава Сергеевича Белкова (потом я ещё напишу об этом). Уже 10 лет… А мне порой, когда я выхожу на пешие прогулки по Вологде, кажется, что он идёт рядом со мной. Так часто, бывало, мы с ними и ходили парой по улицам прекрасной Вологды. Он начал для меня знакомство со многими вологодскими адресами Николая Михайловича Рубцова.
А другой человек, имя которого надо сегодня вспомнить, много сделал, чтобы можно было воочию увидеть Вологду 1960-х годов. Звали его Ириний Васильевич Леонидов. Он ушёл из жизни осенью прошлого года. Его имя мало что говорит биографам Рубцова. Самое удивительное, что мы и виделись всего два или три раза в жизни. Мы познакомились в очереди… в онкодиспансере (куда иногда только не заносят буйные ветра жизни). И.Леонидов приехал в Вологду продать квартиру матери. Но тяжёлая болезнь так приковала его к коляске, что он и квартиру не продал, и сам провёл тут последний год жизни. Кстати, его детские и юношеские годы прошли в Вологде. Он хорошо её помнил. И.Леонидов прекрасно знал поэзию Николая Рубцова. Его родственник был поэтом из Архангельска, который встречался с Николаем Михайловичем. И вот И.Леонидов охотно взялся мне помогать в коллекционировании фотографий рубцовских адресов в Вологде. И очень преуспел в этом. Почти весь альбом им и собран. Мне оставалось только подсказывать какие-то адреса или консультировать по рубцовским публикациям.
Многие фотографии этой коллекции известны по альбомам групп «Старая Вологда», «Улицы старой Вологды», «Старый Архангельск» и других краеведческих «пабликов» в интернете. Но, естественно, их никто не разбивает там по темам. Но, смею предположить, многие правообладатели даже и не знают, что архитектурные объекты на этих фотографиях как-то связаны с Николаем Рубцовым. Наверное, настало время восполнить этот пробел. Сейчас в моём собрании более 300 фотографий Вологды 1950-60-х годов. Мы попадаем в эпоху, которой уже никогда не будет в этом прекрасном мире. И в страну, которой уже тоже, вероятно, никогда не будет. Но нынче важно, как мне представляется, сохранить её дух того времени для наших потомков. И, возможно, это только расширит их представление о поэзии Николая Рубцова.
А начнём мы с ноты элегической. Вот фотография, которую сделал мой друг и коллега по газете «Вологодский комсомолец», прекрасный фотохудожник Александр Торопов (ушёл из жизни в январе этого года). На обороте её читаем: «Январь, 1971 года».
Да, именно здесь проходил Николай Рубцов 9 января 1971 года. Он направлялся в Дом культуры. В то время в нём располагался городской ЗАГС. Какая удивительная иллюстрация к стихам поэта:
«И лодка моя на речной догнивает мели…» (Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны. )
И он проходил мимо проруби, в которой мог видеть… вологодских моржей. Вероятно, его цепкий взгляд мог оставить в памяти и такую жанровую сцену. И как знать, вдруг бы родились, на эту тему стихи!
А когда он вышел из Дома культуры то, несомненно, видел горку на том берегу реки Вологды. У детворы в те дни были ещё зимние каникулы. Многие из них отправлялись на эту горку (где-то тут и я могу быть)… Поэт непременно спустился к этой горке! И всё кажется, что вот мужчина в шапке-пирожке (такая была у поэта), это и есть Николай Михайлович Рубцов!
И Вологодскую Софию поэт в тот день видел именно такой!
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии, На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек, В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру!
В деревне празднуют дожинки, И на гармонь летят снежинки. И весь в светящемся снегу, Лось замирает на бегу На отдаленном берегу.
Зачем ты держишь кнут в ладони? Легко в упряжке скачут кони, И по дорогам меж полей, Как стаи белых голубей, Взлетает снег из-под саней.
Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек, В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру!
Былая Русь! Не в те ли годы Наш день, как будто у груди, Был вскормлен образом свободы, Всегда мелькавшей впереди!
Какая жизнь отликовала, Отгоревала, отошла! И все ж я слышу с перевала, Как веет здесь, чем Русь жила.
Все так же весело и властно Здесь парни ладят стремена, По вечерам тепло и ясно, Как в те былые времена.
ПОД ВЕТВЯМИ БОЛЬНИЧНЫХ БЕРЕЗ
Помню, как тропкой, едва заметной В густой осоке, где утки крякали, Мы с острогой ходили летом Ловить налимов под речными корягами. Поймать налима не просто было. Мало одного желания. Мы уставали, и нас знобило От длительного купания, Но мы храбрились:— Рыбак не плачет!— В воде плескались до головокружения И наконец на песок горячий Дружно падали в изнеможении! И долго после мечтали лежа О чем-то очень большом и смелом, Смотрели в небо, и небо тоже Глазами звезд на нас смотрело.
Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой, С рощей играет багряной, С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях! Радуюсь громкому лаю, Листьям, корове, грачу, И ничего не желаю, И ничего не хочу! И никому не известно То, что, с зимой говоря, В бездне таится небесной Ветер и грусть октября.
Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи. Мать моя здесь похоронена В детские годы мои.
— Где тут погост? Вы не видели? Сам я найти не могу.- Тихо ответили жители: — Это на том берегу.
Там, где я плавал за рыбами, Сено гребут в сеновал: Между речными изгибами Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина Там, где купаться любил. Тихая моя родина, Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою, Тот же зеленый простор. Словно ворона веселая, Сяду опять на забор!
С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.
Когда заря, светясь по сосняку, Горит, горит, и лес уже не дремлет, И тени сосен падают в реку, И свет бежит на улицы деревни, Когда, смеясь, на дворике глухом Встречают солнце взрослые и дети,— Воспрянув духом, выбегу на холм И все увижу в самом лучшем свете. Деревья, избы, лошадь на мосту, Цветущий луг — везде о них тоскую. И, разлюбив вот эту красоту, Я не создам, наверное, другую.
В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те, Где узрела душа Ферапонта Что-то Божье в земной красоте. И однажды возникли из грёзы, Из молящейся этой души, Как трава, как вода, как берёзы, Диво дивное в русской глуши! И небесно-земной Дионисий, Из соседних явившись земель, Это дивное диво возвысил До черты, не бывалой досель. Неподвижно стояли деревья, И ромашки белели во мгле, И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле.
Николай Рубцов
