все мне кажется что вот за ближайшим поворотом
Булат Окуджава
ПЕСЕНКА О КОРОЛЕ
Во дворе, где каждый вечер все играла радиола,
где пары танцевали, пыля,
ребята уважали очень Леньку Королева
и присвоили ему званье короля.
Был король как король: всемогущ, и, если другу
станет худо и вообще не повезет,
он протянет ему свою царственную руку,
свою верную руку и спасет.
Но однажды, когда «Мессершмитты», как вороны,
разорвали на рассвете тишину,
наш король, как король, он кепчонку, как корону,
набекрень и пошел на войну.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
да некому оплакать его жизнь
потому что тот король был один (уж извините),
королевой не успел обзавестись.
Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота
(по делам или так погулять),
все мне кажется, что вот за ближайшим поворотом
короля повстречаю опять.
Потому что на войне, хоть и вправду стреляли,
не для Леньки сырая земля;
потому что, виноват, но я Москвы не представляю
без такого как он короля.
ВАНЬКА МОРОЗОВ
За что ж вы Ваньку-то Морозова?
Ведь он ни в чем не виноват.
Она сама его морочила.
А он ни в чем не виноват.
Он в новый цирк ходил на площадь
и там циркачку полюбил.
Ему б кого-нибудь попроще,
а он циркачку полюбил.
Она по проволке ходила,
махала белою рукой,
и страсть Морозова схватила
своей мозолистой рукой.
А он швырял в «Пекине» сотни
(ему-то было все равно).
А по нему Маруся сохнет,
и это ей не все равно.
А он медузами питался,
циркачке чтобы угодить.
И соблазнить ее пытался,
чтоб ей, конечно, угодить.
Не думал, что она обманет:
ведь от любви беды не ждешь.
Ах, Ваня, Ваня! Что ж ты, Ваня!
Ведь сам по проволке идешь.
СОЛДАТ БУМАЖНЫЙ
Один солдат на свете жил
Красивый и отважный,
Но он игрушкой детской был,
Ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый,
Но над кроватью все висел,
Ведь был солдат бумажный.
Он был готов в огонь и в дым,
За вас погибнуть дважды,
Но потешались вы над ним,
Ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему
Своих секретов важных.
А почему? А потому,
Что был солдат бумажный.
А он, судьбу свою кляня,
Не тихой жизни жаждал
И всё просил: Огня, огня
Забыв, что был бумажный.
В огонь? Ну что ж!
Иди. Идешь?
И он пошел однажды.
И так сгорел он ни за грош
Ведь был солдат бумажный.
ПРИПОРТОВЫЕ ЦАРЕВНЫ
Над синей улицей портовой
Всю ночь сияют маяки.
Закинув ленточки фартово,
Всю ночь гуляют моряки.
Кричат над городом сирены,
И чайки крыльями шуршат,
И припортовые царевны
К ребятам временным спешат.
А утром, может быть, простится
Придут ребята, да не те.
Ах, море, синяя водица,
Ах, голубая канитель!
Его ни в чем ты не умолишь,
Взметнутся щепками суда.
Земля надежнее, чем море,
Так почему же вы туда?
Волна зеленая задушит,
Ее попробуй упросить.
Ах, если б вам служить на суше,
Да только ленточки носить.
ШАРИК
Девочка плачет:
шарик улетел.
Ее утешают.
А шарик летит.
Девушка плачет:
жениха всё нет.
Ее утешают.
А шарик летит.
Женщина плачет:
жениха всё нет.
Ее утешают.
А шарик летит.
Плачет старуха:
мало пожила.
А шарик вернулся.
А он голубой.
Песенка О Лёньке Королёве
Во дворе, где каждый вечер все играла радиола,
Где пары танцевали, пыля,
Ребята уважали очень Леньку Королева
И присвоили ему званье Короля.
Но однажды, когда «мессершмиты», как вороны,
Разорвали на рассвете тишину,
Наш Король, как король, он кепчонку, как корону,
Набекрень, и пошел на войну.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Да некому оплакать его жизнь,
Потому что тот Король был один (уж извините),
Королевой не успел обзавестись.
Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота
(по делам или так, погулять),
Все мне чудится, что вот за ближайшим поворотом
Короля повстречаю опять.
Потому что на войне, хоть и правда стреляют,
Не для Леньки сырая земля,
Потому что (виноват), но я Москвы не представляю
Без такого, как он, короля.
Потому что (виноват), но я Москвы не представляю
Без такого, как он, короля.
У дворі, де щовечора все грала радіола,
Де пари танцювали, пилять,
Хлопці поважали дуже Льоньку Королева
І привласнили йому звання Короля.
Але одного разу, коли «Мессершміти», як ворони,
Розірвали на світанку тишу,
Наш Король, як король, він кепчонку, як корону,
Набакир, і пішов на війну.
Знову грає радіола, знову сонце в зеніті,
Так нікому оплакати його життя,
Тому що той Король був один (вже вибачте),
Королевою не встиг обзавестися.
Але куди б я не йшов, нехай яка ні турбота
(У справах або так, погуляти),
Все мені здається, що ось за найближчим поворотом
Короля зустріну знову.
Тому що на війні, хоч і правда стріляють,
Чи не для Льоньки сира земля,
Тому що (винен), але я Москви не уявляю
Без такого, як він, короля.
Тому що (винен), але я Москви не уявляю
Без такого, як він, короля.
Все мне кажется что вот за ближайшим поворотом
F#m F#7 Hm
Заезжий музыкант целуется с трубою,
E7 A
В Пассаже, по утрам, так просто, ни о чем.
F#m F#7 Hm
Он любит не тебя, опомнись, Бог с тобою,
F#m C#7 F#m
Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом.
Живет он третий день в гостинице районной,
Где койка у окна всего лишь по рублю.
И на своей трубе, как чайник, раскаленной,
Вздыхает тяжело. А я тебя люблю.
Трубач играет гимн, трубач потеет в гамме.
Трубач хрипит свое, и кашляет хрипя,
Но, словно лик судьбы, он весь в оконной раме.
Он любит не тебя, а я люблю тебя.
Дождусь я ль лучших дней, и новый плащ одену,
Чтоб пред топой проплыть, как поздний лист кружа?
Не многого ль хочу, всему давая цену?
Не сладко ль я живу, тобой лишь дорожа.
Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью.
Заезжий музыкант играет на трубе.
Что мир весь рядом с ним, с его горячей медью?
Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе.
Она в спековочке такой промасленной,
Берет немыслемый такой на ней.
Ах Надя Наденька, мы были б счастливы
Куда же гонишь ты своих коней?
А кони сытые колышат гривами,
Автобус новенький спешит спешит.
Ах Надя Наденька, мне б за двугривенный
В любую сторону твоей души.
Но кони в сумерках колышат гривами
Автобус новенький спешит спешит
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный
В любую сторону твоей души!
Какими прежде были мы.
Приятно, что ни говорите,
Услышать из вечерней тьмы:
«пожалуйста, не уходите».
(из к/ф \’Женя, Женечка и Катюша\’)
Dm A7 Dm
С детских лет поверил я, что от всех болезней
Dm A7 Dm
Капель датского короля не найти полезней.
Gm C F Hb
И с тех пор горит во мне огонек той веры.
Gm Dm A7 Hb
Капли датского короля пейте, кавалеры!
Gm Dm A7 Dm
Капли датского короля пейте, кавалеры!
Dm Am E7 F
Капли датского короля пейте, кавалеры!
Dm Am E7 Am
Капли датского короля пейте, пейте, кавалеры!
Капли датского короля пейте, кавалеры!
Капли датского короля пейте, пейте-пейте, кавалеры!
Укрепляйте организм, принимайте меры.
Белый свет я обошел, но нигде на свете
Мне, представьте, не пришлось встретить капли эти.
Если ж вам вдруг повезет, вы тогда без меры.
Если ж вам вдруг повезет, вы тогда без меры.
Am
Во дворе, где каждый вечер все играла радиола,
A7 Dm
Где пары танцевали, пыля,
Dm Am E7
Все ребята уважали очень Леньку Королева,
Dm Am E
И присвоили ему званье Короля.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Но некому оплакать его жизнь.
Потому что тот король был один, уж извините,
Королевой не успел обзавестись.
Потому что, на войне хоть и вправду стреляют,
Не для Леньки сырая земля,
Пототму что, виноват, но я Москвы не представляю,
Без такого, как он Короля.
Am G C
Во дворе, где каждый вечер все играла радиола,
G C
Где пары танцевали, пыля,
Dm G C
Все ребята уважали очень Леньку Королева,
Dm E Am
И присвоили ему званье Короля.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Но некому оплакать его жизнь.
Потому что тот король был один, уж извините,
Королевой не успел обзавестись.
Потому что, на войне хоть и вправду стреляют,
Не для Леньки сырая земля,
Пототму что, виноват, но я Москвы не представляю,
Без такого, как он Короля.
Am E7
Пока земля еще вертится,
Dm E7 Am
Пока еще ярок свет,
C G7
Господи, дай же ты каждому
C
Чего у него нет:
A7 Dm
Умному дай голову,
H7 E7
Трусливому дай коня,
Am Dm
Дай счастливому денег
H7 E7 Am
И не забудь про меня.
Господи, мой боже,
Зеленоглазый мой!
Пока земля еще вертится
И это ей странно самой,
Пока еще хватает
Времени и огня,
Дай же ты всем понемногу
И не забудь про меня.
Все счеты кончены, и кончены все споры.
Тверская улица течет, куда не знает.
Какие женщины на нас кидают взоры
и улыбаются. И птичка вылетает. > 2 раза
На фоне Пушкина снимается семейство.
Как обаятельны для тех, кто понимает
Все наши глупости, и мелкие злодейства,
На фоне Пушкина! И птичка вылетает. > 2 раза
Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом
отправляться и нам по следам по его по горячим.
Пусть кружит над Москвою орхипший его баритон, \\ 2 раза
ну, а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем. /
О Володе Высоцком я песню придумать хотел,
но дрожала рука, и мотив со стихом не сходился.
Белый аист московский на белое небо взлетел, \\ 2 раза
черный аист московский на черную землю спустился. /
Am Dm G C
Девочка плачет: шарик улетел.
Am Dm E7 Am
Ее утешают, а шарик летит.
Девушка плачет: жениха все нет.
Ее утешают, а шарик летит.
Женщина плачет: муж ушел к другой.
Ее утешают, а шарик летит.
Плачет старушка: мало пожила.
А шарик вернулся, а он голубой.
Am E7 Am
Мне нужно на кого-нибудь молиться.
C G7 C
Подумайте, простому муравью
Dm Am/E
Вдруг захотелось в ноженьки валиться,
E7 Am
Поверить в очарованность свою!
И муравья тогда покой покинул,
Все показалось будничным ему,
И муравей создал себе богиню
По образу и духу своему.
И в день седьмой, в какое-то мгновенье
Она возникла из ночных огней
Без всякого небесного знаменья.
Пальтишко было легкое на ней.
И тени их качались на пороге,
Безмолвный разговор они вели,
Красивые и мудрые, как боги,
И грустные, как жители Земли.
Am
Песенка короткая,как жизнь сама,
A7 Dm
Где-то в дороге услышанная.
Dm Dm6
У нее пронзительны-е слова,
Am Am
У нее пронзительны-е слова,
E7 E7
У нее пронзительны-е слова,
Am
А мелодия почти что возвышенная.
Она появляется с рассветом вдруг,
Медлить и врать необученная,
Она,как надежда из первых рук, | 3р.
В дар от природы полученная.
От двери к дверям,из окна в окно,
В след за тобой она тянется,
Все умрет,чему суждено, | 3р.
Только она останется.
Em
Когда мне невмочь пересилить беду,
G D7 G
Когда подступает отчаянье,
E7 Am Em
Я в синий троллейбус сажусь на ходу,
H7 Em
В последний, случайный.
Am Em
Я в синий троллейбус сажусь на ходу,
H7 Em
В последний, случайный.
Am E7 Am
Вы слышите, грохочут сапоги,
A7 Dm
и птицы ошалелые летят,
Am/E
И женщины глядят из-под руки,
E7
вы поняли, куда они глядят.
А где же наше мужество, солдат,
Когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут,
И, как птенца, за пазуху кладут.
А где же наши женщины, дружок,
Когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
А в нашем доме пахнет воровством.
От любови твоей
Вовсе не излечишься,
Сорок тысяч других
Мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты мое отечество,
Никогда до конца
Не пройти тебя!
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты мое отечество,
Никогда до конца
Не пройти тебя!
Вообще, очень простая в исполнении песня,
наряду с «Бумажным солдатом» и «Песенкой о Ваньке Морозове».
//Вступление:
Е
//проигрыш (2 такта)
Am (арпеджиато)
Am
. ра подъезд известный
E
Под названьем черный ход.
В том подъезде, как в поместье,
Am
Проживает черный кот.
Он давно мышей не ловит,
Усмехается в усы.
Ловит нас на честном слове,
На кусочке колбасы.
Он не требует, не просит,
Желтый глаз его горит.
Каждый сам ему выносит
И спасибо говорит.
москва-97
LiveJournal
Элтон Джон в Москве: dubikvit — LiveJournal
Старине святой невольно\ Поклоняется душа. \ Ах, Москва, родная, больно\ Ты мила и хороша! Юлия Жадовская 1847-1856 В МОСКВЕ
И все ж ему в предсмертный час\ Мерещилось, что снова\ Последний раз в Москве у нас\ Поет он Годунова,\ Что умирает царь Борис\ И перед ним холсты кулис,\ А не чужие стены.\ И по крутым ступенькам вниз\ Уходит он со сцены. Самуил Маршак ШАЛЯПИН
Мчатся стаями «Победы»,\ «Москвичи», велосипеды.\ Едет с почтой почтальон.\ Вот машина голубая\ Разъезжает, поливая\ Мостовую с двух сторон. Самуил Маршак 1940 ХОРОШИЙ ДЕНЬ
То к ноябрю, то к рождеству,\ То первого апреля\ Грозился фюрер взять Москву,\ А месяцы летели. Самуил Маршак ВЕСНА. «ВСЕ ВРУТ КАЛЕНДАРИ»
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ Сб. «Имена любви» 2007
«когда-нибудь пришла и встала у окна…»
когда-нибудь пришла и встала у окна
к присутствию спиной а в небесах чертила
всю синеву и траекторию орла
я очинял перо и разводил чернила
мир вечерел квазары падали в подол
пускай бы вымысел удачен был у бога
так подмывало петь но видимо потом
когда прокашляться после ее ухода
хотелось что судьба отсюда не беда
сквозь трепет изнутри где близко плоть слепая
я постигал с трудом кто у меня была
пришла и у окна когда-нибудь стояла
навек и светится что никогда прошло
как у себя в ласко в большой бизоньей шкуре
вся радость на стене лазурное пятно
где кажется умри и будешь жив не хуже
сойдя по паспорту в неброскую страну
в окрестность скромную москвы или саранска
припоминаешь как однажды жил в раю
и голос пробовал так сипло но старался
ПЕТР ВЕГИН (1939-2007) Из сб. «СЕРЕБРО» 1984
«Разве можно выспаться»…
Разве можно выспаться,
когда дочь не спит?
Скажи, моя радость, что болит?
Разве можно выспаться,
когда ты не спишь?
Скажи, моя любимая, о чем грустишь?
Разве можно выспаться,
когда мир не спит?
Ночники заветные — Москва и Париж…
Ты скажи, пожалуйста, что болит?
Ты скажи-пожалуйся: о чем грустишь?
Всеволод ЕМЕЛИН
СМЕРТЬ ВАХХАБИТА
(из цикла «Смерти героев»)
Слух идет по горам
— Умер юный шахид
За священный ислам
И за веру убит.
Но убитым в бою
Вечной гибели нег,
Среди гурий в раю
Он вкушает шербет.
Как он бился с урус
Не забудут вовек.
По нем плачет Эльбрус,
По нем плачет Казбек.
Плачут горькие ивы,
Наклонившись к земле,
А проходят талибы
— Салют Абдулле!
В небе плачет навзрыд
Караван птичьих стай,
А в гареме лежит
Вся в слезах Гюльчатай. —
И защитников прав
Плач стоит над Москвой,
Тихо плачет в рукав
Константин Боровой.
Плачьте, братцы, дружней,
Плачьте в десять ручьев,
Плачь, Бабицкий Андрей!
Плачь, Сергей Ковалев!
Нет, не зря, околев,
Он лежит на росе,
Ведь за это РФ
Исключат из ПАСЕ.
БАХЫТ КЕНЖЕЕВ Из кн. «Крепостной остывающих мест» 2011
«Слушай: в небытии одинаковом, то сжимаясь, то щерясь навзрыд…»
Слушай: в небытии одинаковом,
то сжимаясь, то щерясь навзрыд,
дура-юность, что ласковый вакуум
в стеклодувном шедевре горит —
только делится счастьем с которыми
голосят без царя в голове,
с дребезжащими таксомоторами,
что шуршат по январской Москве, —
и принижен, и горек он, и высок —
мир, ушедший в тарусский песок —
строк, ирисок, ржавеющих вывесок,
лёгких подписей наискосок…
А земля продолжается, вертится,
голубая, целебная грязь…
так любовь, ее дряхлая сверстница,
в высоту отпускает, смеясь,
детский шарик на нитке просроченной —
как летит он, качаясь, пока
по опасным небесным обочинам
просят милостыни облака!
Как под утро, пока ещё светится
зимних звёзд молодое вранье,
серой крысой по Сретенке мечется
суеверное сердце моё!
БУЛАТ ОКУДЖАВА (1924-1997)
Полночный троллейбус
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры — матросы твои —
приходят
на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
я к ним прикасался плечами…
Как много, представьте себе, доброты
в молчанье,
в молчанье.
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
и боль, что скворчонком стучала в виске,
стихает,
стихает.
1957
Когда все еще спят сладким сном,
для меня лучше времени нет,
чтобы мне убедить себя в том,
что я лучший на свете поэт.
Мысли путаются в голове.
Но другого такого нигде
нет в Париже, в Нью-Йорке, в Москве.
в Минусинске и Караганде. Владимир Салимон ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 ЦИКЛ Время и место
4.
памяти Татьяны Бек
Твоя брошка с небьющимся уже сердоликом,
с ущербной луной на тусклой латуни –
мой остров сокровищ,
не меньше ладони,
где можно было бы стать человеком
или сестрой, или товаркой по цеху
с дудочкой вольнонаемной музы,
разводящей насмерть, навзрыд, на потеху
и писательские, и дружеские союзы.
Какая мертвая прописалась в Москве тишина,
короче Вечная память,
и голос до дрожи тонок.
Вот и весь человек,
и его Богом избранная страна,
где ты никому не мать и не жена,
а только – баба, поэт,
только – крупный поздний ребенок. Галина Климова ИНТЕРПОЭЗИЯ 2013 СОЧИНИТЕЛЬНИЦЫ
Всеволод ЕМЕЛИН БАЛЛАДА О БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ
В центре Москвы историческом
Ветер рыдает навзрыд.
Вуз непрестижный, технический
Там в переулке стоит.
Рядом стоит общежитие,
В окнах негаснущий свет.
И его местные жители
Обходят за километр.
В общем, на горе Америке
И познакомились там
Соня Гольдфинкель из Жмеринки
И иорданец Хасан.
Преодолевши различия
Наций, религий, полов,
Вспыхнула, как электричество,
Сразу меж ними любовь.
Сын бедуинского племени
Был благороден и мил,
Ей на динары последние
Джинсы в «Берёзке» купил.
Каждой ненастною полночью,
Словно Шекспира герой,
Он к своей девушке в форточку
Лез водосточной трубой.
Утром дремали на лекциях,
Белого снега бледней.
Нет такой сильной эрекции
У пьющих русских парней.
Крик не заглушишь подушкою,
Губы и ногти в крови.
Всё общежитие слушало
Музыку ихней любви.
Фрикции, эякуляции
Раз по семнадцать подряд.
Вдруг среди ночи ворвался к ним
В комнату оперотряд.
Если кто не жил при Брежневе,
Тот никогда не поймёт
Время проклятое прежнее,
Полное горя, невзгод.
Как описать их страдания,
Как разбирали, глумясь,
На комсомольском собрании
Их аморальную связь.
Шли выступления, прения,
Всё, как положено встарь.
Подали их к отчислению,
Джинсы унёс секретарь.
БУЛАТ ОКУДЖАВА (1924-1997)
Песенка о Леньке Королеве
Б. Федорову
Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола,
где пары танцевали, пыля,
ребята уважали очень Леньку Королева
и присвоили ему званье короля.
Был Король, как король, всемогущ. И если другу
станет худо и вообще не повезет,
он протянет ему свою царственную руку,
свою верную руку, — и спасет.
Но однажды, когда «мессершмитты», как вороны,
разорвали на рассвете тишину,
наш Король, как король, он кепчонку, как корону,
набекрень, и пошел на войну.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
да некому оплакать его жизнь,
потому что тот Король был один (уж извините),
королевой не успел обзавестись.
Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота
(по делам или так, погулять),
всё мне чудится, что вот за ближайшим поворотом
Короля повстречаю опять.
Потому что на войне, хоть и правда стреляют,
не для Леньки сырая земля.
Потому что (виноват), но я Москвы не представляю
без такого, как он, короля.
БУЛАТ ОКУДЖАВА (1924-1997)
Песенка об арбатских ребятах
О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,
когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?
Как будто шагнул я со сцены в полночный
московский уют,
где старым арбатским ребятам бесплатно
судьбу раздают.
По-моему, всё распрекрасно, и нет для печали причин,
и грустные те комиссары идут по Москве, как один,
и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,
лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому нужно,
не спят.
Пусть память — нелегкая служба, но все повидала
Москва,
И старым арбатским ребятам смешны утешений слова.
* * *
Улица летчика Бабушкина
Северный рынок с мороженой пикшей
Была тут квартира бабушкина,
Жены, теперь уже бывшей
ДМИТРИЙ БЫКОВ Сб. «Пятое действие» 2020
Я не вижу его верховным, как ни крути.
Генеральный штаб не настолько прост.
Полагаю, над ним не менее десяти
Командиров, от чьих генеральских звезд
Тяжелеет небо, глядящее на Москву
Как на свой испытательный полигон.
До победы нашей я точно не доживу –
И боюсь сказать, доживет ли он.
Вот тебе и ответ, как он терпит язвы земли,
Не спасает детей, не мстит палачу.
Авиации нет, снаряды не подвезли,
А про связь и снабжение я молчу.
ИРИНА МАУЛЕР Сб. «Ближневосточное время» 2013
Ты снился мне —
Простор и нежность
Березовых аллей,
Твоих лесов листал безбрежность —
Пух тополей,
И в губы целовал шиповник —
За краем лиц,
Ты самый преданный любовник —
Моих страниц.
Тепло и ясно за спиною —
Твоих полей,
Дрожит и бьется над Москвою
Воздушный змей.
* * *
Всеволод ЕМЕЛИН
СУДЬБА МОЕЙ ЖИЗНИ
(автобиографическая поэма)
И с иконы Распятый
Видел полон тоски,
Как народ до заката
Все чесал языки…
Так на этих, на кухнях
Я б глядишь и прожил,
Только взял да и рухнул
Тот кровавый режим.
Все, с кем был я повязан
В этой трудной борьбе,
Вдруг уехали разом
В США, в ФРГ.
Получили гринкарты
Умных слов мастера,
Платит Сорос им гранты,
Ну а мне ни хера.
Средь свободной Россеи
Я стою на снегу,
Никого не имею,
Ничего не могу.
Весь седой, малохольный,
Гложет алкоголизм,
И мучительно больно
За неспетую жизнь…
Но одно только греет —
Есть в Москве уголок,
Где, тягая гантели,
Подрастает сынок.
Его вид даже страшен,
Череп гладко побрит.
Он еще за папашу
Кой-кому отомстит.
ДМИТРИЙ БЫКОВ Сб. «Пятое действие» 2020
«Старуха-мать с ребенком-идиотом…»
Старуха-мать с ребенком-идиотом –
Слюнявым, длинноруким, большеротым, –
Идут гулять в ближайший лесопарк
И будут там смотреть на листопад.
Он не ребенок. Но назвать мужчиной
Его, что так невинен и убог,
С улыбкой безнадежно-беспричинной
И с головою, вывернутой вбок?
Они идут, ссутулившись. Ни звука –
Лишь он мычит, растягивая рот.
Он – крест ее, пожизненная мука.
Что, если он ее переживет?
Он не поймет обрушившейся кары
И в интернате, карцеру сродни,
Все будет звать ее, и санитары
Его забьют за считаные дни.
О, если впрямь подобье высшей воли
Исторгло их из хаоса и тьмы
На этот свет – скажи, не для того ли,
Чтоб осторожней жаловались мы?
А я-то числю всякую безделку
За якобы несомый мною крест
И на судьбу ропщу, как на сиделку
Ворчит больной. Ей скоро надоест.
Но нет. Не может быть, чтоб только ради
Наглядной кары, метки нулевой,
Явился он – в пальто, протертом сзади,
И с вытянутой длинной головой.
Что ловит он своим косящим глазом?
Что ищет здесь его скользящий зрак?
Какую правду, большую, чем разум,
Он ведает, чтоб улыбаться так?
Какому внемлет ангельскому хору,
Какое смотрит горнее кино?
Как нюх – слепцу, орлиный взор – глухому,
Взамен рассудка что ему дано?
Что наша речь ему? –
древесный шелест.
Что наше небо? – глина
и свинец.
Что, если он непонятый
пришелец,
Грядущего довременный
гонец?
Что, ежели стрела попала
мимо
И к нам непоправимо занесен
Блаженный житель будущего
мира,
Где каждый улыбается, как
он?
Что, ежели, трудов и хворей
между,
Он послан в утешенье
и надежду –
Из тех времен, из будущей
Москвы,
В которой все мы будем
таковы?