воспоминание что зовется империей
Аркади Мартин «Память, что зовётся империей»
Память, что зовётся империей
A Memory Called Empire
Роман, 2019 год; цикл «Тейкскалаан»
Язык написания: английский
Перевод на русский: — С. Карпов (Память, что зовется империей) ; 2021 г. — 1 изд.
Посвящение: Эта книга посвящается всем тем, кто когда-нибудь влюблялся в культуру, пожирающую своих детей. (А также Григору Пахлавуни и Петросу Гетадарцу — через века).
Интервью Аркади Мартин о создании книги на русском.
Номинации на премии:
| номинант | Премии конвента ДрагонКон / Премия «Дракон» / Dragon Awards, 2019 // Научно-фантастический роман |
| номинант | Небьюла / Nebula Award, 2019 // Роман |
| номинант | BookNest Fantasy Awards, 2019 // Дебютный роман |
| номинант | Subjective Chaos Kind of Awards, 2020 // НФ |
| номинант | Локус / Locus Award, 2020 // Дебютный роман |
| номинант | Премия Артура Ч. Кларка / Arthur C. Clarke Award, 2020 // Роман |
Издания на иностранных языках:
Доступность в электронном виде:
«Воспоминание, именуемое империей» — книга довольно-таки странная. С первых же страниц бросается в глаза необычайно глубокая (хотя и не всесторонняя) степень проработки антуража в том, что касается культуры и внешних аспектов: империя, описанная Аркадией Мартин, предстает перед нами во всех блистательно выписанных деталях церемониала, протокола, нарядов и обыкновений аристократии, а также устройства города-государства, поражающего воображение своим величием. Ещё одной заметной частью авторского замысла стали термины, источником вдохновения для которых стала не столько Византийская, сколько Ацтекская империя. У меня двойственные чувства по поводу этой находки Мартин: с одной стороны, необычно и интересно; с другой — откровенно говоря, впервые столкнулась с книгой, из которой не запомнила НИ ОДНОГО термина. С ономастикой чуть проще, но она тоже нестандартная: имена теикскалаанцев состоят из числительного и существительного, к примеру Шесть Направлений, Двенадцать Азалий, Три Водоросли и т.д.
Да, к обрамлению истории автор подошла с фантазией. Среди идей стоит отметить имаго-машину: подобное копирование личности встречается у других авторов, и не раз, но всё-таки Мартин в этом смысле зашла чуть дальше остальных и не только выстроила на основе имаго-линий всё общество станции Лсел (на 30 000 человек там 10 000 специалистов с имаго, иногда содержащими множество поколений), но и сыграла на контрасте, выделяя отличия между двумя культурами. В империи, как отмечает Махит в разговоре со своей атташе по культуре Три Водоросли, сохраняют всё, даже плохие стихи. А на Лселе и прочих станциях — только то, что заслуживает быть сохранённым. (Впрочем, как ей предстоит убедиться, это не совсем так.) Ещё один интересный момент — роль поэзии в устройстве империи, в управлении ею. Теикскалаанцы очень высоко ценят хороших поэтов, устраивают состязания при дворе императора, шифруют сообщения при помощи стихов и высказывают в стихах недовольство властью. Только учтите, что это не совсем те стихи, которые можно себе вообразить, а, скорее, особый поэтический язык, образный, иносказательный и временами довольно пафосный.
Но вот в том, что касается сюжета и персонажей, всё не очень хорошо… Копия личности мужчины зрелого возраста в голове у молодой девушки — напоминает «Гамбит девятихвостого лиса» Юн Ха Ли, верно? В самом деле, но скорее внешне и, по итогам, не в пользу героев книги Мартин. Во-первых, отношения между Махит и копией Искандра складываются не так, как у Черис и Джедао (в определенный момент копия Искандра в силу некоторых причин отключается, и героиня остаётся наедине с проблемами); во-вторых, у Юн Ха Ли получилось изобразить Черис достаточно опытной и проницательной, а Махит у Аркадии Мартин — совсем «зелёный» дипломат с амбициями; в-третьих, Искандр сильно уступает Джедао по харизме. Тем не менее, именно отношения между Махит и копией чужой личности в её голове представляют собой самую внятную и любопытную линию в романе, за пределами которой царит сбивающая с толку путаница интриг. Экшн у Аркадии Мартин не получается, злодеи тоже не получаются (и это прискорбно), поэтому положительные и условно-положительные герои, в основном, разговаривают. Разговоры перемежаются описаниями городских пейзажей и интерьеров, традиций, поэзии, технологии и проч. — читать их интересно, потому что с литературным стилем у автора всё хорошо, однако к середине романа накапливается раздражение от того, что главный сюжет топчется на месте. Во второй половине книги события набирают обороты, но становятся очень сумбурными, кое-кто из персонажей погибает необычайно дурацким образом, и в самом конце читатель получает сцену, к которой его готовили рассеянные по тексту намёки на одержимость теикскалаанцев кровью и её символическим значением для империи как таковой — но, вместе с тем, эта сцена безжалостным образом подчеркивает средневековый (если не совсем уж дремучий) менталитет имперцев. Трудно сказать, что из этого входило в авторский замысел, а что «само написалось».
И в результате получается, что роман не может предложить ничего нового ни как НФ, ни как космоопера, а как философская фантастика (или хотя бы гуманитарная, в духе Урсулы Ле Гуин) он просто не получился — не хватило глубины, четкой идеи, интересных (нешаблонных) персонажей и ещё чего-то… Это обидно, потому что автор писать умеет, потенциал у книги значительный, и даже если он хоть отчасти реализуется в продолжении (вторая часть цикла, «A Desolation Called Peace», анонсирована на следующий год), я вряд ли буду его читать — слишком неприятное впечатление оставили заключительные страницы, слишком тусклыми получились герои. Да, в целом сильно лучше, чем тот же «The City in the Middle of the Night» Ч.Дж.Андерс. Но, к сожалению, далеко не шедевр.
Электронная книга Память, что зовется империей | A Memory Called Empire
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Ожидание ответа от сервера
Информация о книге
Читать онлайн Память, что зовется империей
Когда Шуос Джедао пробуждается, он понимает, что что-то пошло не так. Его немногочисленные воспоминания говорят ему, что он семнадцатилетний курсант, но его тело старше на десятилетия. Гексарх Нирай Куйен повелевает Джедао отвоевать разрушенный гексархат, хотя Джедао не помнит себя солдатом, не говоря уже о генерале. Вряд ли навыков видеоигр достаточно, чтобы руководить армией, ведь так?
Вскоре Джедао узнает, что всё ещё хуже. Солдат фракции Кел можно принудить повиноваться ему, но они продолжают его ненавидеть из-за бойни, которую он не помнит. Куйен, несмотря на всё своё дружелюбие, тиран. Хуже всего, на Джедао и Куйена охотится враг, который знает о Джедао и его преступлениях больше, чем он сам.
Воспоминание что зовется империей
Память, что зовется империей
A Memory Called Empire
Copyright © 2019 by AnnaLinden Weller
© С. Карпов, перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Эта книга посвящается всем тем, кто когда-нибудь влюблялся в культуру, пожирающую своих детей.
(А также Григору Пахлавуни и Петросу Гетадарцу – через века)
Наша память – мир более совершенный, чем вселенная: она возвращает жизнь тем, кого уже нет на свете.
Я б не избрал даже жизни с Калипсо взамен дыма Константинополя. Я целиком одержим мыслью о множестве источников радости, окружающих со всех сторон: размах и красота наших храмов, длина здешних колоннад и протяженность дорог; дома и все прочее, обогащающее наш образ Константинополя; сборища друзей и беседы, а самое главное – мой златолив, они же твои уста и его цветы…
Чему в Тейкскалаане нет конца – так это звездным картам и отбытиям.
Вот великий размах лапы цивилизации, вытянувшейся на фоне межзвездной тьмы, вот утешение любому капитану, когда он заглядывает в бездну и надеется, что на него ничто не посмотрит в ответ. Вот звездные карты делят вселенную на «империю» и «прочее», на «мир» и «не мир».
«Кровавую Жатву Возвышения» и его капитана ждет последняя остановка перед тем, как начать обратный путь в центр их вселенной. Есть в секторе Парцравантлак станция Лсел: одна хрупкая вращающаяся жемчужина, тороид тридцати километров в диаметре, что крутится вокруг своей оси, зависнув в точке равновесия между удобно расположенным солнцем и ближайшей полезной планетой. Это крупнейшая из сети горнодобывающих станций, составляющих этот небольшой регион космоса – регион, уже ощутивший на себе касание длинной руки Тейкскалаана, но еще не ее вес.
Из спицы станции сплевывается шаттл, в несколько часов проходит путь до поджидающего золотисто-серого металлического корпуса военного корабля, передает свой груз – одна женщина-человек, багаж, указания – и возвращается невредимым. Ко времени его стыковки «Кровавая Жатва Возвышения» уже приступил к помпезному движению по вектору к центру Тейкскалаана, все еще подчиняясь субсветовой физике. Со Лсела он будет видим еще полтора дня, медленно съеживаясь, пока не станет точкой света, а потом и вовсе погаснет.
Дарц Тарац, лселский советник по шахтерам, наблюдает за удаляющимся кораблем – за его огромной дремлющей угрозой, тяжело нависшей и поглощающей половину горизонта, открытого из иллюминатора в зале Лселского совета. Для Тараца это вездесущее затмение знакомых звезд лишь очередное доказательство тейкскалаанского голода по космосу станционников. Скоро может наступить день, когда такой корабль не уйдет, а обратит ослепительный огонь энергетического вооружения на хрупкую металлическую скорлупку, где находятся тридцать тысяч жизней, в том числе жизнь Тараца, и брызнут они в убийственный холод, словно семена из раздавленного плода. Пути необузданной империи, верит Тарац, неизбежны.
Над стратегическим столом, за которым заседает на собраниях Лселский совет, не светится голограмма: здесь лишь голая металлическая поверхность, затертая множеством локтей. Тарац снова задумывается над простой загадкой, почему удаляющийся корабль по-прежнему излучает столь ощутимую угрозу, – и отворачивается от иллюминатора, возвращается на свое место.
Быть может, пути необузданной империи и неизбежны, но Дарц Тарац хранит тихий, решительный и лукавый оптимизм: необузданность не вечна, и ему об этом известно уже довольно давно.
– Что ж, с этим разобрались, – говорит Акнель Амнардбат, советница по культурному наследию. – Улетела. Улетела наш новый посол в империи, затребованный этой империей, которую, искренне надеюсь, посол от нас отвадит.
Дарцу Тарацу лучше знать: это он отправлял прошлого посла от Лсела в Тейкскалаан двадцать лет назад, когда еще был моложе и увлекался рискованными прожектами. Отправить нового посла – это еще не конец, даже если она уже вылетела на шаттле. Он упирается в этот стол локтями, как все последние двадцать лет, и опускает узкий подбородок на еще более узкие ладони.
– Было бы лучше, – говорит он, – если бы мы могли отправить ее с имаго, не устаревшим за пятнадцать лет. Ради ее же блага и нашего.
Советница Амнардбат – чей собственный имаго-аппарат, этот тонко настроенный неврологический имплантат, хранит записанные воспоминания шести предыдущих советников по культурному наследию, передававшиеся от одного к другому, – не может и представить того, чтобы говорить с Дарцем Тарацем без предыдущих пятнадцати лет опыта. Будь она сама новым членом Совета с отставанием в пятнадцать лет, то была бы калекой. Но сейчас Акнель пожимает плечами, не особенно переживая о том, что этих ресурсов лишена новая посланница в империю.
– Это ваш недосмотр, – говорит она. – Это вы отправляли посла Агавна, а Агавн за все двадцать лет службы не удосужился вернуться к нам больше одного-единственного раза, чтобы передать обновленную запись имаго. И вот мы высылаем ему на замену посла Дзмаре с тем, что он оставил пятнадцать лет назад, только потому, что Тейкскалаан потребовал…
– Агавн свое дело сделал, – говорит советник Тарац, и советники по гидропонике и по пилотам за столом согласно кивают: посол Агавн сделал свое дело – не дал станции Лсел и всем остальным мелким станциям в их секторе стать легкой добычей для экспансионистских настроений тейкскалаанцев, взамен на что советники согласились смотреть сквозь пальцы на его проступки. Теперь же, когда Тейсккалаан внезапно потребовал нового посла без объяснений, что стало с прежним, большая часть Совета не торопится с признанием изъянов Агавна, пока не станет известно, мертв ли он, скомпрометирован или попросту пал жертвой какого-то внутреннего передела власти в империи. Дарц Тарац всегда его поддерживал – Агавн считался его протеже. А Тарац, советник по шахтерам, все же первый среди шести равных в Лселском совете.
– И Дзмаре сделает свое, – говорит советница Амнардбат. Махит Дзмаре была ее выбором из всех возможных новых кандидатов: идеальный вариант, думала она, для устаревшего имаго. Те же способности. Тот же настрой. Та же ксенофилическая любовь к культурному наследию, что находится вне ведения Амнардбат: известный интерес к тейкскалаанским языку и литературе. Идеальный кандидат для того, чтобы выслать с единственной существующей копией посла Агавна. Идеальный кандидат, чтобы унести эту скверную и оскверненную имаго-линию подальше от Лсела – возможно, навсегда. Если Амнардбат не ошиблась в расчетах.
Аркади Мартин «Память, что зовётся империей»: политический триллер в декорациях монументальной космооперы
В столицу космической империи Тейкскалаан прибывает новый посол станции Лсел, Махит Дзмаре, с подключённой к мозгу памятью прежнего посла Искандра Агавна. На месте выясняется, что прежний посол мёртв, а сама Махит втянута в клубок политических интриг, и судьба её родной станции висит на волоске…
Arkady Martine
A Memory Called Empire
Роман
Жанр: космическая опера, триллер
Выход оригинала: 2019
Художник: Джейми Джонс
Переводчик: С. Карпов
Издательства: «Эксмо», fanzon, 2021
Серия: «Sci-Fi Universe. Лучшая новая НФ»
480 стр., 4000 экз.
«Тейкскалаан», часть 1
Похоже на:
Энн Леки «Слуги правосудия»
Юн Ха Ли «Гамбит девятихвостого лиса»
Этот роман стал прошлогодним лауреатом «Хьюго» — огромный успех для первого романа писательницы, ранее публиковавшей только короткую прозу. По крайней мере одному критерию отличной фантастики «Память, что зовётся империей» соответствует: роман действительно увлекательно читать. Мартин с первых страниц закручивает интригу, и пускай её не удаётся выдержать до конца, читатель быстро втягивается и продолжает перелистывать страницу за страницей.
Куда сложнее — и запутаннее — ещё одна загадка: куда пропал Искандр? Нет, не тот, которого убили. А тот, что существует как часть личности Махит — в виде вшитого в её тело «имаго-аппарата», с помощью которых на малонаселённой станции Лсел сохраняют опыт наиболее ценных членов сообщества. Слияние собственной личности с чужой памятью — целый процесс, но Махит пришлось отправляться на свою миссию в срочном порядке, из-за чего этот процесс оказался пройден не до конца… а потом она и вовсе утратила связь с памятью своего предшественника.
Отсутствие этого контакта — одна из причин того, что героине очень непросто в новом окружении, среди людей иной культуры, которые считают её «варваркой». Империя Тейкскалаан — очень своеобразное государство: с одной стороны, это насквозь милитаризованное общество завоевателей и покорителей иных миров, с другой — утончённая изнеженная культура, увлечённая поэзией и сложными ритуалами. Она, судя по всему, намеренно выписана так, что напоминает сразу с полдесятка земных империй: от ацтекской до византийской и даже Древнего Китая.
В романе вообще много узнаваемых деталей. Империя Тейкскалаан вполне могла бы быть не космической, а-ля «Дюна», а фэнтезийной или исторической. Тем более что один из основных конфликтов романа — внутренний конфликт самой Махит Дзмаре, вынужденной разрываться между преданностью родине и искренней влюблённостью в иную культуру, а этот сюжет можно вписать в любой антураж. Сосуществование двух личностей в одном теле тоже идея не новая, с ходу вспоминается хотя бы нашумевший «Гамбит девятихвостого лиса» Юн Ха Ли. Клонирование, практически вытеснившее традиционный способ размножения? Искусственный интеллект, управляющий городом? Стопроцентная толерантность к однополым отношениям? Всего этого навалом не только в современной фантастике, но и в некоторых образцах жанра двадцатилетней давности.
Впрочем, читать роман всё равно интересно. Здесь масса занятных деталей — от странных имён имперцев до тонкостей их языка, важных для сюжета. Персонажи, даже второстепенные, вышли яркими и запоминающимися. Сюжет местами провисает и сбивается на диалоги и описания, но благодаря выверенному стилю (и хорошему переводу) текст всё равно читается на ура. В общем, многообещающий дебют, хотя достоин ли он «Хьюго» — вопрос дискуссионный.
Новое имя
Аркади Мартин — псевдоним. Настоящее имя писательницы, американской еврейки — Анналинден Веллер. Часть псевдонима она взяла из романа Крис Мориарти «Одиночка», где фигурировала серия клонов по имени Аркадий, а фамилию Мартин выбрала просто ради благозвучия. Она находит определённую иронию в том, что Arkady — мужское имя в России и женское в Британии. У Аркади Мартин два образования: архитектор-градостроитель и историк со специализацией по Византии — и то, и другое заметно в её дебютном романе.
Махит придвинулась поближе — так близко, что почувствовала на лице теплый пульс дыхания Три Саргасс, — и улыбнулась во все зубы, как можно более варварски. Махит следила, как асекрета старается не отшатнуться; засекла момент, когда та переборола себя, когда здравый смысл возобладал над инстинктами.
Смотрите также
Читаем книгу Аркади Мартин «Память, что зовётся империей»: византийская космоопера
Во фрагменте посол шахтёрской станции Махит Дзмаре осматривает мёртвое тело предыдущего посла. И уже по первому впечатлению кажется, что Махит оказалась в центре политических интриг.
Поэзия и заговоры: писательница Аркади Мартин о своей книге «Память, что зовется империей»
«Эта книга вышла из того проекта, а также из многих предыдущих исследований истории империализма, его методов, ужасов и соблазнов».
Воспоминание что зовется империей
Память, что зовется империей
Эта книга посвящается всем тем, кто когда-нибудь влюблялся в культуру, пожирающую своих детей.
(А также Григору Пахлавуни и Петросу Гетадарцу — через века)
Наша память — мир более совершенный, чем вселенная: она возвращает жизнь тем, кого уже нет на свете.
Я б не избрал даже жизни с Калипсо взамен дыма Константинополя. Я целиком одержим мыслью о множестве источников радости, окружающих со всех сторон: размах и красота наших храмов, длина здешних колоннад и протяженность дорог; дома и все прочее, обогащающее наш образ Константинополя; сборища друзей и беседы, а самое главное — мой златолив, они же твои уста и его цветы…
Чему в Тейкскалаане нет конца — так это звездным картам и отбытиям.
Вот великий размах лапы цивилизации, вытянувшейся на фоне межзвездной тьмы, вот утешение любому капитану, когда он заглядывает в бездну и надеется, что на него ничто не посмотрит в ответ. Вот звездные карты делят вселенную на «империю» и «прочее», на «мир» и «не мир».
«Кровавую Жатву Возвышения» и его капитана ждет последняя остановка перед тем, как начать обратный путь в центр их вселенной. Есть в секторе Парцравантлак станция Лсел: одна хрупкая вращающаяся жемчужина, тороид тридцати километров в диаметре, что крутится вокруг своей оси, зависнув в точке равновесия между удобно расположенным солнцем и ближайшей полезной планетой. Это крупнейшая из сети горнодобывающих станций, составляющих этот небольшой регион космоса — регион, уже ощутивший на себе касание длинной руки Тейкскалаана, но еще не ее вес.
Из спицы станции сплевывается шаттл, в несколько часов проходит путь до поджидающего золотисто-серого металлического корпуса военного корабля, передает свой груз — одна женщина-человек, багаж, указания — и возвращается невредимым. Ко времени его стыковки «Кровавая Жатва Возвышения» уже приступил к помпезному движению по вектору к центру Тейкскалаана, все еще подчиняясь субсветовой физике. Со Лсела он будет видим еще полтора дня, медленно съеживаясь, пока не станет точкой света, а потом и вовсе погаснет.
Дарц Тарац, лселский советник по шахтерам, наблюдает за удаляющимся кораблем — за его огромной дремлющей угрозой, тяжело нависшей и поглощающей половину горизонта, открытого из иллюминатора в зале Лселского совета. Для Тараца это вездесущее затмение знакомых звезд лишь очередное доказательство тейкскалаанского голода по космосу станционников. Скоро может наступить день, когда такой корабль не уйдет, а обратит ослепительный огонь энергетического вооружения на хрупкую металлическую скорлупку, где находятся тридцать тысяч жизней, в том числе жизнь Тараца, и брызнут они в убийственный холод, словно семена из раздавленного плода. Пути необузданной империи, верит Тарац, неизбежны.
Над стратегическим столом, за которым заседает на собраниях Лселский совет, не светится голограмма: здесь лишь голая металлическая поверхность, затертая множеством локтей. Тарац снова задумывается над простой загадкой, почему удаляющийся корабль по-прежнему излучает столь ощутимую угрозу, — и отворачивается от иллюминатора, возвращается на свое место.
Быть может, пути необузданной империи и неизбежны, но Дарц Тарац хранит тихий, решительный и лукавый оптимизм: необузданность не вечна, и ему об этом известно уже довольно давно.
— Что ж, с этим разобрались, — говорит Акнель Амнардбат, советница по культурному наследию. — Улетела. Улетела наш новый посол в империи, затребованный этой империей, которую, искренне надеюсь, посол от нас отвадит.
Дарцу Тарацу лучше знать: это он отправлял прошлого посла от Лсела в Тейкскалаан двадцать лет назад, когда еще был моложе и увлекался рискованными прожектами. Отправить нового посла — это еще не конец, даже если она уже вылетела на шаттле. Он упирается в этот стол локтями, как все последние двадцать лет, и опускает узкий подбородок на еще более узкие ладони.
— Было бы лучше, — говорит он, — если бы мы могли отправить ее с имаго, не устаревшим за пятнадцать лет. Ради ее же блага и нашего.
Советница Амнардбат — чей собственный имаго-аппарат, этот тонко настроенный неврологический имплантат, хранит записанные воспоминания шести предыдущих советников по культурному наследию, передававшиеся от одного к другому, — не может и представить того, чтобы говорить с Дарцем Тарацем без предыдущих пятнадцати лет опыта. Будь она сама новым членом Совета с отставанием в пятнадцать лет, то была бы калекой. Но сейчас Акнель пожимает плечами, не особенно переживая о том, что этих ресурсов лишена новая посланница в империю.
— Это ваш недосмотр, — говорит она. — Это вы отправляли посла Агавна, а Агавн за все двадцать лет службы не удосужился вернуться к нам больше одного-единственного раза, чтобы передать обновленную запись имаго. И вот мы высылаем ему на замену посла Дзмаре с тем, что он оставил пятнадцать лет назад, только потому, что Тейкскалаан потребовал…
— Агавн свое дело сделал, — говорит советник Тарац, и советники по гидропонике и по пилотам за столом согласно кивают: посол Агавн сделал свое дело — не дал станции Лсел и всем остальным мелким станциям в их секторе стать легкой добычей для экспансионистских настроений тейкскалаанцев, взамен на что советники согласились смотреть сквозь пальцы на его проступки. Теперь же, когда Тейсккалаан внезапно потребовал нового посла без объяснений, что стало с прежним, большая часть Совета не торопится с признанием изъянов Агавна, пока не станет известно, мертв ли он, скомпрометирован или попросту пал жертвой какого-то внутреннего передела власти в империи. Дарц Тарац всегда его поддерживал — Агавн считался его протеже. А Тарац, советник по шахтерам, все же первый среди шести равных в Лселском совете.
— И Дзмаре сделает свое, — говорит советница Амнардбат. Махит Дзмаре была ее выбором из всех возможных новых кандидатов: идеальный вариант, думала она, для устаревшего имаго. Те же способности. Тот же настрой. Та же ксенофилическая любовь к культурному наследию, что находится вне ведения Амнардбат: известный интерес к тейкскалаанским языку и литературе. Идеальный кандидат для того, чтобы выслать с единственной существующей копией посла Агавна. Идеальный кандидат, чтобы унести эту скверную и оскверненную имаго-линию подальше от Лсела — возможно, навсегда. Если Амнардбат не ошиблась в расчетах.
— Уверена, Дзмаре справится, — говорит советница по пилотам Декакель Ончу, — а теперь можно приступить к насущному вопросу перед Советом, а именно — что нам делать с положением у Врат Анхамемата?
Декакель Ончу чрезвычайно заботят Врата Анхамемата — дальние из двух прыжковых врат станции Лсел, которые ведут в регион космоса, куда еще не дотянулись руки тейкскалаанцев. За последнее время она потеряла не один разведывательный корабль — один еще можно было бы списать на несчастный случай, — а два, и оба в одном и том же месте. Потеряла из-за того, с чем не могла вступить в переговоры. Исковерканные и трещащие от радиоактивных помех сообщения, отправленные перед тем, как разведчики замолчали, казались тарабарщиной; что хуже, потеряла она не только пилотов кораблей, но и долгие имаго-линии памяти, к которым эти пилоты принадлежали. Обобщенные разумы людей и их имаго-линий не спасешь и не поместишь в разум новым пилотам, если не найти тела с имаго-аппаратами — а это невозможно, ведь они уничтожены.
Остальной Совет это мало заботит — пока что, но еще озаботит в конце собрания, когда Ончу включит те обрывки записей; озаботит всех, кроме Дарца Тараца. Дарц Тарац ощущает прилив ужасной надежды.
Он думает: «Наконец-то есть империя еще больше той, что пожирала нас по кусочкам. Быть может, время пришло. Быть может, моим ожиданиям конец».