во славу божию когда говорят что значит и как ответить
«Во славу Божию» и немного логопедии
Главной добродетелью Светлана справедливо считала смирение и очень ответственно подходила к его формированию и воспитанию. Чаще всего у других, правда. Себя она видела смирительным орудием, подавляющим всякие страсти и устраняющим недостатки ближних – особенно гнева, гордыни, богословской необразованности и недисциплинированности.
Характер ее был сложноват. Начать хотя бы с того, что никакой Светланой она не была: кто осмеливался так ее назвать, получал (бесплатно) небольшой урок греческого и – еще бесплатнее – упражнение в безгневии, которое длилось чуть подольше.
Фотиния учила всех, круша истуканы духовной безграмотности молотом смирения
Фотиния учила всех, круша истуканы духовной безграмотности молотом смирения и желания добра ближнему. От уроков был освобожден только настоятель, которому она присвоила чин «мой батюшка». Тот радовался возможности прогуливать уроки: зачетов у благочинного и контрольных у митрополита вполне хватало для постоянного взращивания семян наиважнейшей добродетели. Но, однажды столкнувшись с слезным ропотом молодых прихожанок, которых, вместе с малышами, Фотиния считала главным объектом своей миссии, не смог сдержаться и назвал ее «Молотом ведьм». Хотя смущенно и попросил, во-первых, сильно об этом не распространяться, а во-вторых, иметь все-таки снисхождение и носить Фотиньины тяготы: «Ну, некого мне больше за ящик поставить и в трапезную тоже! Она ж почти даром работает!» Молодые прихожанки и их дети по такому случаю даже вытерли слезы и улыбнулись. Но ненадолго, конечно: им предстоял курс правильной лексики и рукоскладывания.
Под тотальный запрет на всей территории смирительного прихода попали мирские гадкие слова и словосочетания: «спасибо», «пожалуйста», «приятного аппетита», «разрешите», «будьте добры» и т.п. Фотиния очень тщательно наблюдала за избавлением от них у своих подопечных и просто-напросто не реагировала на просьбы, пожелания, нейтральные информативные сообщения, высказанные при помощи неправильной, а то и прямо еретической лексики. То есть ни свечу купить, ни чаю выпить: говори правильно, во славу Божию, тогда, Бог (и Фотиния) даст, чего и получишь.
Смирялся приход вовсю. Насколько искренне, неизвестно
Рукоскладывание тоже дело важное. Так просто, без правильного угла, под которым надо сложить ладони, брать благословение у Фотиньиного батюшки нельзя. Градус рукоскладывания определял сам Молот, подводя прихожанок и их детишек к священнику. Тут было все на ее усмотрение: кому-то доставался угол ладоней в 90 градусов, кому-то в 45, а кому и вовсе «ковшичек». Истинное Православие, брат ты мой, хитрая наука! Смирялся приход вовсю. Насколько искренне, неизвестно.
Конец педагогической деятельности Фотинии был положен пятилетним дитятей, которое, несмотря на увещания и даже запрет непрошеного учителя, упрямо желало пойти на исповедь после всенощной. Она использовала, кажется, весь свой запретный арсенал: и грудью вставала на пути исповедного дитяти, которое до семи лет вроде как безгрешно и потому в исповеди не нуждается, и шепотом, способным вернуть в сознание роту обморочных глухонемых, взывала к совести родителей-незнаек, в общем, мешала сильно. Пока взрослые боролись со страстями, безгрешное дитя с невесть откуда взявшейся силой отодвинуло туловище Фотинии с пути к исповеди, где стоял грустный настоятель, и, глядя ей в глаза, улыбаясь, прошепелявило: «Тетя Фотя! Заткнись во славу Божию, а?» Пока Светлана хватала рывками воздух, дитя прошло к священнику, изрядно повеселевшему. О чем они там говорили, не наше дело, но исповедь ребенка, помимо отпущения грехов, сильно способствовала водворению тишины на службах и полному прекращению смирительных порывов не в свой адрес. Да и Света как-то подобрела после этого случая: детям конфеты раздает, бывает. И из Молота ведьм она стала Светой-конфетой. Чему, кажется, очень рада. А мы-то как рады – не пересказать.