вапняровская малина что это
От одесского кичмана до берлинского. История песни
На фронте бойцы исполняли не только «Катюшу»
«Ну и что? – скажет читатель. – Это же блатная поделка! Какое отношение она имеет к военным песням?». Представьте себе – самое непосредственное. Потому что «Одесский кичман» сражался на фронте наравне с «Землянкой» и «Тремя танкистами».
*Шли два героя с германского боя
НО ДЛЯ НАЧАЛА РАЗБЕРЁМСЯ с блатным происхождением песни.
Согласно мнению многих исследователей, песня «С одесского кичмана» была создана в 1928 году специально для спектакля Ленинградского театра сатиры «Республика на колёсах» по пьесе Якова Мамонтова. Сюжет прост: на отдалённом украинском полустанке банда «зелёных» создаёт свою «демократическую республику». Её «президентом» провозглашается пройдоха-уголовник Андрей Дудка, который выбирает себе в «министры» бандита Сашку, телеграфиста и двух бывших помещиков. На торжественной пьянке в честь этого события Дудка (его роль исполнял Леонид Утёсов) и поёт уркаганскую песню.
И сам спектакль, и его постановку критика встретила в штыки. А вот утёсовского Дудку и его песню отметила как «единственное отрадное место» в пьесе. В 1929 году видный музыкальный критик С. Дрейзен отмечал: «Особо следует отметить исполнение Л. Утёсовым песни «С одесского кичмана». Эта песня может быть названа своеобразным манифестом хулиганско-босяцкой тематики. Тем отраднее было услышать ироническое толкование её, талантливое компрометирование этого «вопля бандитской души». Ему вторил другой критик, Евгений Вермонт: «Ведь даже «С одесского кичмана» он пропел так, что блатная грубость совершенно испарилась».
Песня имела оглушительный успех и мгновенно стала шлягером, чему никто не удивлялся, поскольку автором её называли Бориса Николаевича Тимофеева (1899 – 1963), написавшего тексты таких шлягеров, как, например, известный романс на музыку А. Цфасмана «Мне бесконечно жаль своих несбывшихся мечтаний» или не менее популярный «Караван» на музыку Б. Прозоровского, который любила исполнять Изабелла Юрьева:
Мы странно встретились и странно разойдёмся,
Улыбкой нежности роман окончен наш…
Однако в спектакле первые строки сначала звучали несколько иначе:
С вапнярского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана на Одест.
Именно так приводит блатной шлягер Иван Солоневич в мемуарах «Россия в концлагере».
То есть преступники бежали не из Одессы, а в Одессу! Но почему случилась такая метаморфооза? Что касается «вапнярского кичмана», речь идёт о станции Вапнярка под Одессой, где добывали и гасили известь (по-украински – «вапно»). Правда, никакого кичмана здесь отродясь не было: слишком маленький населённый пункт, к 1926 году он насчитывал всего полторы тысячи человек.
Винницкий захватил на станции Бирзула паровоз с несколькими вагонами и решил вернуться на нём в Одессу. Однако руководство одесской «чрезвычайки» перехватило Япончика под Вознесенском. Здесь чекисты устроили засаду в зарослях кукурузы у железнодорожного полотна и закрыли семафор. Чтобы узнать причину остановки, Мишка, его адъютант и жена Лиза сошли с паровоза и направились к будке стрелочника. Неподалеку от неё их всех и перестреляли.
Таким образом, выходит, что песня о побеге урканов «из Вапнярки на Одест» может содержать аллюзию как раз на историю Мишки Япончика. Возможно, именно поэтому Тимофеев изменил первые строки «старой бытовой песни» про одесский кичман?
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ, болят мои раны,
Болят мои раны в глыбоке.
Одна вже заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Впочем, не так странно, если учесть, что «Кичман» возник не на пустом месте. Его первоисточник – романс на стихи (перевод из Генриха Гейне) русского поэта XIX века Михаила Михайлова «Во Францию два гренадера из русского плена брели». Сравните у Михайлова:
Во Францию два гренадера
Из русского плена брели,
И оба душой приуныли,
Дойдя до немецкой земли.
Печальные слушая вести,
Один из них вымолвил: «Брат!
Болит мое скорбное сердце,
И старые раны горят!»
Исполни завет мой: коль здесь я
Окончу солдатские дни,
Возьми мое тело, товарищ,
Во Францию! там схорони!
Не правда ли, совпадения явные? Конечно, учитывая издевательски-ироническую переработку оригинала, а также его последующих переделок – например, песни времен первой мировой войны «Шли два героя с германского боя»:
Шли два героя с германского боя,
И шли два героя домой.
Они повстречались на финской границе.
И финн из них ранил одного.
«Товарищ, товарищ, болят мои раны,
Болят мои раны тяжело.
Одна засыхает, другая нарывает,
А с третьей придется умереть…
Существуют и другие варианты – «С немецкого боя шли трое героев», «У каждого дома осталась подруга» и т.д. Так, после неудачной польской кампании, когда 15 августа 1920 года конница Юзефа Пилсудского вошла в тыл Красной Армии и разгромила её, появилась песня «Шли три героя с польского боя»:
Шли три героя с польского боя,
С польского боя домой.
Только они вышли на финску границу,
По ним финн ударил три раза…
Военные переработки сюжета продолжались, даже в 1939 году появился вариант «Шли три армейца на финску границу». Кстати, со временем «боевой мотив» проник и в «Кичман». Песня обрела новый куплет с биографией одного из урканов:
Один, герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку печальную запел…
А вот теперь перейдём к «авторству» Бориса Тимофеева и Михаила (Моисея) Феркельмана. Увы, и текстовик, и композитор лишь обработали уже известное произведение. Например, ещё в 1926 году, до выхода спектакля, заключённый Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) Борис Глубоковский издал в Бюро печати Соловков брошюру «Материалы и впечатления», где привёл ряд произведений «уркаганского народного творчества», одно из которых – песня «Шли два уркана с советского кичмана»:
Шли два уркана
С советского кичмана,
С советского кичмана домой.
И только ступили на тухлую малину,
Как их разразило грозой.
Товарищ мой верный,
Товарищ мой милый!
Болят мои раны на груди.
Одна утихает,
Другая начинает,
А третья рана на боку.
Товарищ мой верный,
Товарищ мой милый!
Зарой мое тело на бану.
Пускай малохольные легавые смеются,
Что умер геройский уркан я!
Ту же самую песню вспоминает в мемуарах «Неугасимая лампада» соловецкий узник Борис Ширяев – но в несколько иной версии:
«…Глубоковский и я заинтересовались «блатным» языком и своеобразным фольклором тюрьмы. Мы собрали довольно большой материал: воровские песни, тексты пьесок, изустно передававшихся и разыгрывавшихся в тюрьмах, «блатные» слова, несколько рождённых в уголовной среде легенд о знаменитостях этого мира. Некоторые песни были ярки и красочны. Вот одна из них:
Шли два уркагана
С одесского кичмана,
С одесского кичмана на домой.
И только ступили
На тухлую малину,
Как их разразило грозой…»
Ишли два уркагана
С одесского кичмана
Домой.
Лишь только вступили
В одесскую малину,
И тут поразила им
Гроза.
Впрочем, не исключено, что Микитенко и Мамонтов черпали вдохновение непосредственно из фольклора преступного мира или из других источников: например, ноты «С одесского кичмана» издавались в 1924 году в Тифлисе – стало быть, песенка была достаточно известна.
*Когда приказ отдаст товарищ Сталин!
ПО ВСЕМУ ВЫХОДИТ, что история о двух урканах тесно связана с российским военным фольклором. Однако советские генералы от искусства были крайне недовольны «героизацией бандитов и уголовников». Начальник реперткома Комитета по делам искусства Платон Керженцев предупредил: «Утесов, если вы еще раз споете «С одесского кичмана», это будет ваша лебединая песня».
Но далеко не все «наверху» разделяли мнение Керженцева. В 1935 году, после эпопеи с ледоколом «Челюскин», который застрял во льдах Арктики и был спасён нашими летчиками, Сталин устроил в Георгиевском зале Кремля прием в честь полярников. Был приглашен и оркестр Утесова. После того, как официально заявленный репертуар был отработан, Леонида Осиповича подозвал к себе Ворошилов:
-Давайте что-нибудь из южных песен. Вот у вас есть такая – «С одесского кичмана».
-Не могу, Климент Ефремович. Мне Керженцев запретил.
-Керженцев запретил, а Сталин разрешил. Он лично просит…
*«Кичман» как гимн военных лётчиков
ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ песня о двух урканах отправилась на фронт. Нет, несмотря на благожелательность старого каторжанина Иосифа Джугашвили, она не включалась в официальный репертуар. Но «Кичман» давно уже стал фольклором.
Многие, конечно, помнят замечательный фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Картина основана на реальных событиях. Действительно, в 5-м гвардейском истребительном авиаполку был свой джаз-оркестр, где числилась вся первая эскадрилья, включая механиков. Но звучали здесь не «Смуглянка» и «Нiч така мiсячна», а песни Утёсова, среди которых хитом была – «С одесского кичмана»! И не случайно.
Леонид Осипович вспоминал в книге «Спасибо, сердце!»:
Речь идёт о двух самолётах Ла-5Ф, на борту одного из которых (за №14) была дарственная надпись «От джаз-оркестра Л. Утёсова», на борту другого – «Весёлые ребята». На этих самолетах летчики полка сбили 29 немецких машин.
Можно достаточно точно определить, когда первая эскадрилья 5-го истребительного авиаполка стала «поющей», а точнее – джазовой. В интервью газете «Факты и комментарии» от 15 марта 2002 года об этом рассказал дважды Герой Советского Союза Виталий Иванович Попков, побывавший в войну и командиром этой самой эксадрильи, и командиром этого самого полка:
Лётчики давали концерты не только в полку, но и на освобождённых территориях. Чтобы послушать их, народ шел за десятки километров.
КСТАТИ, ЗДЕСЬ МЫ ВНОВЬ СТАЛКИВАЕМСЯ СО СТАЛИНЫМ как «покровителем» «Кичмана». Правда, уже не с Иосифом Виссарионовичем. Надо сказать, 5-й истребительный авиаполк на фронте многие не любили. Говорили, что лётчикам этого полка слишком много позволено благодаря покровительству комдива Василия Сталина: мол, вольница среди командиров достигла запредельных масштабов. Но никто не мог оспорить того, что гвардейцы сбивали столько вражеских самолётов, сколько не дано было никому другому. Из 14 лётчиков эскадрильи 11 стали Героями Советского Союза. Сам Виталий Попков лично сбил 42 самолета противника и еще 13 «завалил» в группе.
Василий Сталин был не просто покровителем – личным другом Попкова. Виталий Иванович рассказал в том же интервью:
В общем, можно сказать, что и на войне «Кичман» пели со сталинского «благословения»…
*С берлинского кичмана
Популярностью на фронте пользовалась не только сама песня про одесских урканов, но и её переделка. В то время такие переделки известных песен на военный манер были не редкостью. К примеру, на мотив «Синего платочка»:
Синенький скромный платочек
Немец в деревне украл,
В долгие ночи синим платочком
Спину себе покрывал.
Порой ночной
Лишь ветра протяжный вой.
Сжавшись в комочек, накинув платочек,
Мерзнет фашист под Москвой.
И вот весной
Снарядов советских вой.
Едут к Берлину наши машины
И скоро вернутся домой!
Или на мотив «Служили два друга в нашем полку»:
Служили два фрица в одном полку –
Пой песню, пой!
И был один из них труслив,
И смерти боялся другой.
Грабили фрицы французский народ,
Били старух и детей,
Ну, а потом на восточный фронт
Гитлер отправил друзей.
Служили два фрица в одном полку –
Пой песню, пой!
Снайперской пулей сряжен был один,
В воздух взлетел другой!
Перед битвой за Берлин бойцы распевали переделку песни «На закате ходит парень»:
На закате ходит Гитлер
Возле бункера свово,
Поморгает косым глазам –
И не скажет ничего.
И кто его знает, зачем он моргает?
А вчера пришел по почте
Вдруг загадочный пакет:
Приглашают его черти
Поскорее на тот свет.
И кто его знает, зачем приглашают?
То же случилось и с «Кичманом». Не имея возможности спеть «канонический» текст, Утёсов написал на мотив «уркаганской» песни новые слова:
С берлинского кичмана
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана
Та-й на во-во-волю,
В пивной на Фридрихштрассе
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
«Ах, Геббельс малохольный,
скажи моёй ты маме,
Что я решил весь мир завоевать.
С танкою в рукою,
С отмычкою в другою
Я буду все народы покорять.
Пойди по всем малинам
И быстро собери там
Ты всех блатных, кто на руку нечист.
Отныне уж не будет
Зваться он бандитом,
А будет нацьонал-социалист».
Называлась эта переделка «Песенка о нацистах». Её Утёсов с чистым сердцем открыто исполнял перед бойцами, а те подхватывали и разносили по всем фронтам.
Авторство текста принадлежит тромбонисту утёсовского джаза Илье Фрадкину. В оркестр Илья Борисович влился в 1936 году и стал автором ещё нескольких песен, которые исполнял Леонид Осипович, например, «Я – демобилизованный» и «Спустилась ночь над бурным Чёрным морем».
Что до музыки, то, помимо уже известного нам Ферри Кельмана, есть и автор обработки. Это знаменитый советский композитор Аркадий Ильич Островский, который в молодые годы был аккордеонистом и пианистом в джазе Утёсова.
А вот с датой появления «Песенки о нацистах» полной определённости нет. В Российском государственном архиве фонодокументов есть лишь указание на пластинку, которая была записана в 1945 году, с указанием «ориг. нет, пл. есть». Ясно, что песня существовала ещё до записи – но когда написана, когда и где впервые исполнена, неизвестно.
С одесского.
И вновь обращаюсь к одесской тематике. Немного текста и видеоролик.
В книге «Спасибо, сердце!» Утёсов пишет: «. роль мне очень нравилась. Андрей Дудка. Бандит, карьерист, забулдыга и пьяница, покоритель женских сердец. Он мечтает быть главой государства. И организует его в одном из сел Украины. И сам себя выбирает президентом».
Источник.
«С одесского кичмана» на пластинке.
Песня имела массу интерпретаций, одним из самых известных и часто исполняемых сегодня стал «партизанско-махновский» вариант:
Вариант Утёсова многие исследователи музыки считают упрощённым прочтением более сложной и трагической истории, имеющей двойное дно, подтекст.
Здесь главные герои, воевавшие в тот момент на стороне Красной Армии, бежали не из одесской тюрьмы, а в саму Одессу. Под железнодорожной станцией Вапнярка (да, отсюда и пошла Вапняровская малина) полк Мишки Япончика дал первый и последний бой петлюровцам, в результате чего существенно пострадал. Полк входил в состав бригады Котовского. Раны «уркана» были боевыми, полученными в сражении за правое дело. Позднее по понятным причинам история была несколько изменена. Вот такая версия.
С берлинского кичмана
Бжеали два уркана,
Бежали два уркана
Та-й на во-во-волю,
В пивной на Фридрихштрассе
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
«Ах, Геббельс малохольный,
скажи моёй ты маме,
Что я решил весь мир завоевать.
С танкою в рукою,
С отмычкою в другою
Я буду все народы покорять.
Пойди по всем малинам
И быстро собери там
Ты всех блатных, кто на руку нечист.
Отныне уж не будет
Зваться он бандитом,
А будет нацьонал-социалист.
В 1935 году на приёме, устроенном И.В.Сталиным в Георгиевском зале Кремля в честь спасения челюскинцев, Утёсов исполнил песню «Осенний пруд», после чего человек в военной форме с тремя ромбами на петлицах настойчиво попросил от имени вождя исполнить «С одесского кичмана».
Позже Утёсов вспоминал:
Фрагмент телефильма «Орлова и Александров» (режиссёр В.Москаленко, 2015 год).
Николай Добрынин в роли Л.О.Утёсова, Евгений Князев в роли И.В.Сталина.
Что касается сериалов. Песня в том или ином виде звучит в телевизионных фильмах «Жизнь и приключения Мишки Япончика» (режиссёр Сергей Гинзбург), «Орлова и Александров» (режиссёр Виталий Москаленко), «Пепел» (режиссёр Вадим Перельман). Мне представляется справедливым наличие в них этой песни. А вот как это подано режиссёрами, а также как это исполнено артистами. Есть у меня вопросы на этот счёт.
С ОДЕССКОГО КИЧМАНА:
Идея взять в качестве видеоряда кадры из фильма «Карьера Спирьки Шпандыря», которая пришла мне в голову несколько дней назад, не оказалась уникальной. После окончания работы над роликом я узнал, что подобные ролики уже монтировались любителями творчества Утёсова на песни «Гоп со смыком» и «С одесского кичмана».
СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ. ИСКРЕННЕ ВАШ.
Предыдущие работы по теме:
С ОДЕССКОГО КИЧМАНА, ноты,тексты
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
Под Вяземской малиной
Они остановились.
Они остановились отдохнуть.
— Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны у боке.
Одна заживает,
Другая нарывает,
А третяя засела в глыбоке.
Товарищ, товарищ,
Товарищ малохольный,
За что ж мы проливали нашу кровь?
За крашеные губки,
Коленки ниже юбки,
За эту распроклятую любовь.
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы здесь попадаем в переплет.
А нас уж догоняют,
А нас уж накрывают,
По нам уже стреляет пулемет.
За что же мы боролись,
за что же мы сражались.
За что мы проливали нашу кровь?
Они ведь там пируют,
Они ведь там гуляют,
Они ведь там имеют сыновьев.
Товарищ, товарищ,
Зарой мое ты тело,
Зарой мое тело в глыбоке,
Покрой могилу камнем.
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи.
Товарищ, товарищ,
Скажи моей ты маме,
Что сын ее погибнул на войне
С винтовкою в рукою
И с шашкою в другою,
С улыбкою веселой на губе.
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
Под Вяземской малиной
Они остановились.
Они остановились отдохнуть.
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М.: Современная музыка, 2004. Подпись: музыка Ф. Кельмана, слова Б. Тимофеева.
Вариант этой песни в 1928-29 гг. исполнялся в спектакле ленинградского Театра сатиры «Республика на колесах» по пьесе Якова Мамонтова. Спектакль был посвящен жизни железнодорожных воров. Главаря шайки Андрея Дудку («президента республики на колесах») играл Леонид Утесов, и это была одной из его песен в спектакле. В том же спектакле Утесов пел «Гоп-со-смыком» (к этому периоду творчества относятся и его «Бублики» ). Дальнейшему распространению способствовала запись песни Утесовым на грампластинку в 1932 году.
Член-корреспондент РАН и главный редактор журнала «Вопросы языкознания» Татьяна Николаева вспоминает, что в ее детстве, в 1938-40 гг., текст песни был более политическим:
За что же мы боролись?
За что же мы сражались?
За что мы проливали свою кровь?
Буржуи ликуют, буржуи пируют.
Предположительно распределение следующее:
Польская война 1920 или 1939
Товарищ, товарищ, меня поранили
Великая Отечественная война
Шура
Намек на бытование песни в годы Гражданской войны есть в неоконченном, частично автобиографическом романе Александра Фадеева «Последний из удэге» (1929-1940) о приморских партизанах. Время действия — май 1919 года. Рабочий Яков Бутов и большевик Алеша Маленький спорят о том, надо ли начинать стачку на Сучанском руднике, занятом колчаковцами:
«Яков Бутов не был сторонником немедленной стачки. Он считал, что лучше было бы оттянуть выступление рабочих до того, как партизаны начнут новое наступление на рудник. Но так как все на руднике требовали немедленной стачки, и в отдельных шахтах вспыхивали самочинные забастовки, и вся многотысячная масса давила на рудничный комитет, обвиняя его в бездеятельности, трусости, а наиболее горячие даже в предательстве, и всем этим пользовались левые эсеры ми анархисты, то Яков Бутов так освещал положение дел на руднике, что получалось, что нужно или немедленно наступать на рудник или, если это даже невозможно, немедленно объявить стачку.
(А. Фадеев. Последний из удэге. М., Советский писатель, 1957, с. 249).
Клип Татьяны Кабановой, не позднее 2008 года:
1. С одесского кичмана
Из книги Фимы Жиганца «Русский шансон: тексты, ноты, история» Ростов н/Д, Феникс, 2005 (ее первое издание вышло там же в 2001 под загл. «Блатная лирика»)
Одна из известнейших так называемых «одесских» песен. Как и многие произведения этого цикла, на самом деле является переделкой песни, имеющей к Одессе отдалённое отношение. Широкой публике стала известна благодаря замечательному исполнению Леонида Осиповича Утёсова.
Ранний вариант этой каторжанской песни даже в исполнению Утёсова начинался несколько иначе. Иван Солоневич, например, в своих мемуарах «Россия в концлагере» (1936) вспоминает: «. Утёсов пел свои блатные песенки:
С вапнярского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана на Одест. »
То есть в оригинале урканы бежали не из одесской тюрьмы, а, напротив, — в Одессу («Одест», «Одеста» — типично каторжанское произношение Одессы). Продолжения всей песни я не раздобыл, но окончание этого куплета мне удалось узнать от одного старого ростовчанина, Бориса Петровича, с которым мы разговорились в ростовском парке Горького, наблюдая за игрой тамошних шашистов. Он вспомнил, что дальше пелось:
«В Одесте на малине
Они остановились,
Они остановились, наконец»
Откуда бежали «сидельцы», непонятно. Причём написание «вапнярский» представляется не совсем точным. Позже одессит Утёсов, сделав кичман одесским, сохранил «кичманский» эпитет, но прилепил его к уголовной «малине». На пластинке явно слышится «в вапняновской малине». Возможно, это искажённое слово «вапняный», «вапный»; «вапа» на церковнославянском значит известь, таким образом речь идёт о свежевыбеленной, то есть новой тюрьме. Но это лишь версия. А уж позднейшие исполнители для «прояснения» дали кучу своих трактовок утёсовского текста.
«Одесский кичман» пользовался бешеным успехом публики. Практически на каждом концерте от певца требовали исполнения полюбившегося номера. Однако в 30-е годы Комитет по делам культуры запретил Утёсову исполнять «Кичман» со сцены, Запрет был снят только после того, как Леонид Осипович выступил в 1936 году на правительственном концерте в Грановитой палате по случаю беспосадочного перелёта Валерия Чкалова до острова Удд. Певца попросил исполнить его «коронку» в Кремле, по одной версии, герой торжества Валерий Чкалов, по другой — сам Сталин через Климента Ворошилова. Когда Утёсов сказал, что «Одесский кичман» ему петь запрещено, последовало личное разрешение «отца народов». И одна, и другая версии вполне правдоподобны. Во всяком случае, и у Сталина, и у Чкалова (1) было уголовное прошлое.
Кстати, у летчиков знаменитой эскадрильи, которые послужили прототипами для героев фильма «В бой идут одни старики», «коронной» песней в их военном ансамбле была вовсе не «Смуглянка», а именно «С одесского кичмана». Узнав об этом, певец подарил им приобретенный на свои средства истребитель «Леонид Утесов».
После Великой Отечественной войны чрезвычайно популярна была переделка утёсовской песни — «С берлинского кичмана», где высмеивались поверженные фашисты. Но в 50-е — 60-е годы певцу вновь было запрещено исполнение песни. Его дело продолжил Аркадий Северный, включивший песню в свой репертуар.
Первоначальный, «каторжанский» вариант «Кичмана», к сожалению, неизвестен. Нынешний текст — это смесь позднейших переделок и обработок. Явная вставка — о «герое гражданской войны», «партизанском махновце», да и вообще вся тема гибели персонажей в бою и на посту никак не вяжется с царской каторгой.
***
С одесского кичмана (2)
Сорвались два уркана, (3)
Сорвались два уркана в дальний путь. (4)
В вапняновской малине (5)
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Один, герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку такую он запел: (6)
«Товарищ, товарищ,
Болять-таки мои раны,
Болять мои раны у боке.
Одна же заживаеть,
Другая нарываеть,
А третия застряла в глыбоке.
Товарищ малахольный,
Зарой ты моё тело,
Зарой ты моё тело в глыбоке.
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне сволоке.
За що же ж мы борёлись?
За що же ж мы стрыждались? (9)
За що ж мы проливали нашу кровь?
Они же ж там гуляють,
Карманы набивають,
А мы же ж подавай им всё новьё! (10)
Они же там пирують,
Они же там гуляють,
А мы же ж попадаем в переплёт!
А нас уж догоняють,
А нас уж накрывають,
По нас уже стреляеть пулемёт!» (11)
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 317-320.
Если учесть, что у дореволюционной песни, судя по всему, были и солдатские варианты, а не только каторжные (может, солдатские как раз и были первоначальными), то строки о винтовке и боевом прошлом героя «естественны» и восходят именно к этим вариантам, а не являются поздней выдумкой.
2. С Одесского кичмана
С Одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
На Вяземской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ,
Товарищ малохольный,
За что ж мы проливали нашу кровь?
За крашеные губки,
Коленки ниже юбки,
За эту распроклятую любовь.
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы же попадаем в переплёт.
А нас уж догоняют,
А нас уж накрывают,
По нам уже стреляет пулемёт.
За что же мы боролись,
За что же мы сражались,
За что проливали нашу кровь?
Они ведь там пируют,
Они ведь там гуляют,
Они ведь там имеют всё новьё.
Товарищ, товарищ,
Зарой ты моё тело,
Зарой ты моё тело в глыбоке,
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи.
Товарищ, товарищ,
Скажи ты моей маме,
Что сын её погибнул на войне
С винтовкою в рукою
И с шашкою в другою,
С улыбкою веселой на лице.
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
На Вяземской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Расшифровка фонограммы Алексея Козлова, аудиокассета «Пионерские блатные 2», ТОО «Московские окна ЛТД», 1998.
3. С одесского кичмана.
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да на волю.
На Вяземской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
— Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в животе.
Одна вот заживает,
Другая нарывает,
А третья засела в глыбоке.
За что же мы боролись?
За что же мы сражались?
За что же проливали свою кровь?
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
Они же там имеют все новье.
— Товарищ, товарищ,
Зарой ты мое тело,
Зарой ты мое тело в глыбоке!
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи!
Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.
4. С одесского кичмана.
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да на волю.
На Сонькиной малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
«Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в животе.
Одна вот заживает,
Другая нарывает,
А третяя засела в глыбоке.
Товарищ, товарищ,
Зарой ты мое тело,
Зарой ты мое тело в глыбоке!
Покрой мою могилу,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи!
Товарищ, товарищ,
Скажи ты моей маме,
Что сын ее погибнул на войне.
С винтовкою в рукою
И с шашкою в другою,
И с песней на веселой на губе!»
5. С одесского кичмана
Товарищ, товарищ, закрой ты мое тело,
Зарой ты мое тело в глыбоке,
Покрой мою могилу,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне сволоки.
Расшифровка фонограммы в исп. А. Северного (конец 1970-х гг.).
6. С одесского кичмана
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да й на волю.
На княжеской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ,
Болять мои раны
Болять мои раны в глыбоке.
Одна заживаить,
Другая нарываить,
А третяя застряла у боке.
Товарищ, товарищ,
Скажи моей ты маме,
Что сын ее погибнул на войне.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою,
И с песнею веселой на губе.
Товарищ малахольный,
Зароешь мое тело,
Зароешь мое тело в глубоке.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою,
И с песнею веселой на губе.
За шо же мы боролись,
За шо же ж мы страждали?
За шо же ж проливали нашу кровь?
Они же там пируют,
Оне же там гуляют,
А мы же ж подаваем сыновьев.
7. С одесского кичмана
Из репертуара Леонида Утесова
С одесского кичмана
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине
Они остановились.
Они остановились отдыхнуть.
Товарищ, товарищ,
Болят мои раны.
Болят мои раны в глыбоке.
Одна же заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Товарищ, товарищ,
Скажи моёй ты маме,
Что сын ее погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе.
Товарищ малохольный,
Зароют мое тело,
Зароют мое тело в глыбоке.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою,
И с песнею веселой на губе.
Я люблю тебя, жизнь: Песни на все времена. Сост. Л. Сафошкина, В. Сафошкин. М.: Изд-во Эксмо, 2004.
8. С одесского кичмана…
С одесского кичмана сбежали два уркана,
Сбежали два уркана в дальний путь.
Они остановились на княжеской могиле,
Они остановились отдохнуть.
— Товарищ, товарищ, болять мои раны,
Болять мои раны на боке.
Одна заживаеть, другая загниваеть,
А третья открывается внутре.
Товарищ, товарищ, товарищ малохольный,
За что ж мы проливали нашу кров?
За крашеные губки, коленки ниже юбки,
За эту за проклятую любов?
Они же там пирують, они же там гуляють,
А мы же попадаем в переплет:
А нас вже догоняють, а нас вже накрывають,
По нас уже стреляеть пулемет.
Товарищ, товарищ, скажи ты моей маме,
Что сын ее погибнул на посте:
И с шашкою в рукою, с винтовкою в другою,
И с песнею веселой на усте.
9. С одесского кичмана.
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да на волю.
На Средней на малине
Они остановились.
Они остановились отдохнуть.
— Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в животе.
Одна не заживает,
Другая нарывает,
А третья засела в глыбоке.
За что же мы боролись?
За что же мы сражались?
За что ж мы проливали свою кровь?
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
Они же там имеют гроши вновь.
Товарищ, товарищ,
Зарой ты мое тело,
Зарой ты мое тело в глыбоке!
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне положи!
Как на Дерибасовской. Песни дворов и улиц. Книга первая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом «Пенаты», 1996, с. 46-48.