в самом аду нет фурии страшнее чем женщина которую отвергли

Уильям Конгрив цитаты

Уильям Конгрив

Дата рождения: 24. Январь 1670
Дата смерти: 19. Январь 1729

Уи́льям Ко́нгрив — английский драматург эпохи классицизма, стоявший у истоков британской комедии нравов и прозванный «английским Мольером». Его пьесы отличают искрящиеся остроумием диалоги, сатирическая подача модных типажей и иронический взгляд на претенциозные манеры периода стюартовской Реставрации. Wikipedia

Цитаты Уильям Конгрив

„Истинная красота заключает в себе нечто такое, чем не способны восхищаться низкие души; но никакая грязь и лохмотья не могут скрыть это нечто от душ, не отмеченных печатью низости.“

„В преисподней нет ярости, сравнимой с любовью, перешедшей в ненависть,
Как, впрочем, в аду нет гнева, сравнимого с гневом отвергнутой женщины.“

„На небесах нет ярости сильней, чем обратившаяся в ненависть любовь;
В аду нет фурии страшней, чем женщина, которую презрели.“

„Музыка обладает магической силой — вдруг собирает рассеянные мысли и дает покой встревоженной душе.“

„Никакая ярость не может сравниться с любовью, перешедшей в ненависть.“

„Старая душа у Конгрива — вот смысл этого нелепого как будто парадокса [Свифта]. Холодная, дряхлая душа. Как видна она в светских, изящных, изумительных в остроумии своём его пьесах, «безнравственность» которых в действительности лишь бездушность, обнажённая, печальная и пугающая. Драгоценный камень не мог бы быть более холоден, бездушен и блестящ, чем Уильям Конгрив. “

Михаил Левидов, «Путешествие в некоторые отдалённые страны мысли и чувства Джонатана Свифта…», 1939

„Never go to bed angry, stay up and fight.“

Phyllis Diller, as quoted in Getting Through to the Man You Love : The No-Nonsense, No-Nagging Guide for Women (1999) by Michele Weiner-Davis, p. 151
Misattributed

„Say what you will, ’tis better to be left than never to have been loved.“

— William Congreve, The Way of the World

Act II, scene i. Precedent for Alfred Tennyson’s more famous: «‘Tis better to have loved and lost than never to have loved at all»
The Way of the World (1700)

„Let us be very strange and well-bred:
Let us be as strange as if we had been married a great while;
And as well-bred as if we were not married at all.“

— William Congreve, The Way of the World

Act IV, scene v
The Way of the World (1700)

„Thus grief still treads upon the heels of pleasure;
Married in haste, we may repent at leisure.“

Act V, scene viii. Compare: «Who wooed in haste, and means to wed at leisure», William Shakespeare, The Taming of the Shrew, Act iii, scene 2
The Old Bachelor (1693)

Help us translate English quotes

Discover interesting quotes and translate them.

„Heav’n has no Rage, like Love to Hatred turn’d,
Nor Hell a Fury, like a Woman scorn’d.“

Act III, scene viii; often paraphrased: «Hell hath no fury like a woman scorned». A similar line occurs in Love’s Last Shift, by Colley Cibber, act iv.: «We shall find no fiend in hell can match the fury of a disappointed woman».
The Mourning Bride (1697)
Вариант: Heaven has no rage like love to hatred turned,
Nor hell a fury like a woman scorned.
Контексте: Vile and ingrate! too late thou shalt repent
The base Injustice thou hast done my Love:
Yes, thou shalt know, spite of thy past Distress,
And all those Ills which thou so long hast mourn’d;
Heav’n has no Rage, like Love to Hatred turn’d,
Nor Hell a Fury, like a Woman scorn’d.

„Musick has Charms to sooth a savage Breast,
To soften Rocks, or bend a knotted Oak.“

Act I, scene i; the first lines of this passage are often rendered in modern spelling as «Music has charms to soothe a savage breast», or misquoted as: «Music hath charms to soothe the savage beast».
The Mourning Bride (1697)
Контексте: Musick has Charms to sooth a savage Breast,
To soften Rocks, or bend a knotted Oak.
I’ve read, that things inanimate have mov’d,
And, as with living Souls, have been inform’d,
By Magick Numbers and persuasive Sound.
What then am I? Am I more senseless grown
Than Trees, or Flint? O force of constant Woe!
‘Tis not in Harmony to calm my Griefs.
Anselmo sleeps, and is at Peace; last Night
The silent Tomb receiv’d the good Old King;
He and his Sorrows now are safely lodg’d
Within its cold, but hospitable Bosom.
Why am not I at Peace?

„Careless she is with artful care,
Affecting to seem unaffected.“

«Amoret», line 7 (1710)

„Thou liar of the first magnitude.“

Act II, scene ii
Love for Love (1695)
Вариант: Ferdinand Mendez Pinto was but a type of thee, thou liar of the first magnitude.

„Women are like tricks by sleight of hand,
Which, to admire, we should not understand.“

Act IV, scene iii
Love for Love (1695)

„I came up stairs into the world, for I was born in a cellar.“

Act II, scene vii; comparable to: «Born in a cellar, and living in a garret», Samuel Foote, The Author, act 2; «Born in the garret, in the kitchen bred», Lord Byron, A Sketch
Love for Love (1695)

Источник

В самом аду нет фурии страшнее чем женщина которую отвергли

Вы когда-нибудь делали что-то настолько позорное, настолько шокирующее, настолько непохожее на вас, что хотели исчезнуть? Может, вы все лето скрывались в своей комнате, слишком униженные, чтобы показать свое лицо.

А может ты умолял родителей перевести тебя в другую школу?

Или, возможно, твои родители не знали, что у тебя есть секреты, потому ты скрывал это даже от них.

Ты боялся, что одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, что ты сделал что-то ужасное.

Одна милая девушка из Розвуда хранила секрет уже на протяжении долгих девяти месяцев.

Когда все это закончилось, они поклялись, что не расскажут об этом ни одной живой душе.

Тем летом в Розвуде, живописном, богатом пригороде в Пенсильвании, который находится в двадцати минутах езды от Филадельфии, была самая жаркая погода за все времена.

Чтобы спастись от жары, народ съезжался в бассейн загородного клуба, засиживался в кафе, за очень большой порцией клубничного мороженого, купался в пруду с утками, которые клевали сыр с фермы Пека, несмотря на слух десятилетней давности, о найденном там трупе.

Но за последние три недели августа погода кардинально изменилась.

«Мороз в летнюю ночь,» местные назвали ее так, потому что мороз не отступал несколько ночей подряд.

Мальчики надевали толстовки, девочки свои новые «опять в школу джинсы от Джо» и пуховые жилетки.

Часть листьев на деревьях поменяли цвет на красные и золотистые.

Это было как, если Жнец пришел и забрал бы сезон уборки.

Холодной ночью в четверг, потрепанный Субару ездил по темной улице в Вессексе, городке недалеко от Розвуда.

Светящиеся зеленым, часы на приборной панели показывали 1:26 утра, но четыре девушки внутри машины были бодрыми.

На самом деле девушек было пять: это лучшие друзья Эмили Филдс, Ария Монтгомери, Спенсер Гастингс, Ханна Мэрин и маленький безымянный малыш, которого Эмили родила в тот день.

Они проезжали мимо домов, вглядываясь в номера на почтовых ящиках.

Когда они приблизились к номеру 204, Эмили выпрямилась.

«Стой,» сказала она сквозь плачь малышки.

Ария, она была одета в свитер Фэир Исл, который купила во время отпуска в Исландию в прошлом месяце, в отпуске, о котором не могла думать, припарковалась у обочины.

Ты уверена?- она посмотрела на скромный белый дом.

На дороге рядом с домом было баскетбольное кольцо, во дворе стояла большая ива, и клумбы с яркими цветами под окнами.

— Я видела этот адрес миллион раз на бланке об усыновлении.

Эмили прислонилась к окну.

Это точно то место, где они живут.

Мотор машины затих.

Даже малыш перестал плакать.

Ханна посмотрела на ребенка, лежавшего рядом с ней на заднем сиденье.

Она поджала свои маленькие, идеальные розовое губы.

Спенсер взглянула на ребенка, и ей тоже стало неловко.

Было очевидно о чем все думали: как такое могло случиться с милой, послушной Эмили Филдс? Они были лучшими подругами с шестого класса, когда Элисон ДиЛаурентис, самая популярная девушка в частной школе Розвуда, собрала их в одну компанию.

Эмили всегда была девушкой, которая ненавидит сквернословия, которая никогда не спорила, которая предпочитала мешковатые футболки юбкам, и ставила девочек выше мальчиков.

Девушки вроде Эмили не становились беременными.

Они думали, что Эмили принимает участие в программе по строительству храма этим летом, так же, как Спенсер посещала занятия в Пенн.

Но затем, Эмили, одну за другой, рассказала всем правду: она пряталась в Филадельфии у своей сестры в общежитии, потому что она была беременна.

Ария, Спенсер и Ханна потеряли дар речи на обрушившиеся на них новость от Эмили.

-Я сделала тест на беременность, когда вернулась из Ямайки,- ответила Эмили.

Отцом ребенка был Исак, парень, с которым она встречалась прошлой зимой.

Отражение в стекле привлекло ее внимание, и она съежилась.

Но, когда она обернулась, что бы посмотреть на дом напротив них, такой же кирпичный и скромный, там никого не было.

Но если бы она осталась хотя бы на минуту дольше, ее план не сработал бы.

Она не могла отдать малышку женщине по имени Гэйл, хотя заплатила огромную сумму денег, она сказала ей, что дату кесарева сечения сдвинула на два дня.

Потом она попросила подруг, что бы они помогли ей улизнуть из больницы сразу после родов.

У каждой была своя роль в побеге.

Ханна вернула деньги Гэйл.

Спенсер отвлекала медсестер, в то время как Эмили шла к выходу.

Ария была за рулем Субару и даже купила детское сиденье на гаражной распродаже.

И у них все получилось: они сбежали так, что Гэйл не сможет их найти и забрать ребенка.

Но вдруг, как по команде, телефон Эмили зазвонил, нарушив тишину в машине.

Она вытащила его из пластиковой больничной сумки, в которой была ее одежда, и посмотрела на экран.

Эмили вздрогнула и нажала ОТКЛОНИТЬ.

Телефон в тот же момент замолчал, затем опять зазвонил.

Ханна посмотрела на телефон с опаской.

— Ты собираешься ответить?

— Извини Гэйл, я не отдам тебе моего ребенка, потому что я думаю что ты псих?

-Разве это законно?,- Ханна осмотрела улицу.

Машина не была заметна, но она все еще ощущала, что она на краю.

— Что если она вернется?

— И что?,- спросила Эмили.

— То, что делает Гэйл, тоже незаконно.

Она ничего не сможет сказать не скомпрометировав себя.

Ханна прикусила ноготь большого пальца.

— Но что если копы узнают об этом, что произойдет если они найдут другие вещи? Например.. Ямайка?

В машине все напряглись.

Хоть они держали это у себя в уме, девушки пообещали никогда не вспоминать о Ямайке.

В прошлом году настоящая Эли вернулась в Розвуд и пыталась выдать себя за старого друга, но позже выяснилось, что она была новой Э, девочкой, которая мучила их сообщениями.

Она привела их в дом своей семьи в Поконо, заперла в спальне и зажгла спичку.

Но всё обернулось не так, как она надеялась.

Девочки сбежали, оставив Настоящую Эли застрявшей внутри дома, когда он взорвался.

И хотя останки не были найдены, все были уверены, что она мертва.

Но действительно ли это так?

Поездка на Ямайку была возможностью для девочек двигаться дальше и укрепить свою дружбу.

Но однажды они встретили там девушку по имени Табита, которая напомнила им Настоящую Эли.

Она знала то, что могла знать только Эли.

Её манеры пугающе походили на Эли.

Постепенно они стали убеждаться, что она была Настоящей Эли.

Может, она пережила пожар.

Возможно она отправилась на Ямайку, чтобы прикончить девочек, как и планировала.

Источник

Переводим стихи

» Переводим стихи

Добавить тему в подборки

Модераторы: Talita; Дата последней модерации: 11.05.2012

Когда будете оставлять здесь просьбу о переводе,

Искренне ваша,
Амика.
_________________

А вот это просто ради интереса. Узнает ли кто-нибудь автора и стихотворение в этих строках:

It is about time, my dear, it is about time,
The heart needs quiet bay,
The days pass after days,
An instant takes away
A particle of being…

_________________

ага, я только это и вспомнила:

Пора, мой друг, пора
Душа покоя просит.

больше ничего не помню. ни продолжения, ни автора. ужас! пошла лечить склероз.
_________________

ага, я только это и вспомнила:

Пора, мой друг, пора
Душа покоя просит.

больше ничего не помню. ни продолжения, ни автора. ужас! пошла лечить склероз.

Пора, мой друг, пора!
покоя сердце просит —
Летят за днями дни,
и каждый час уносит
Частичку бытия.
_________________

Ну, раз уж речь зашла про Александра Сергеевича, то мне понравилось вот что:

All the while, bored, at home
Mad czarina stayed alone
By her mirror she would sit
And began to question it:
«Am I the pretties on earth
Purest, fairest, with most verve?»
And she hears the glass resound:
«You are pretty, there’s no doubt,
But the princess’ still more darling
Still more beautiful, more charming.»
Mad czarina got up sore,
Crashed the mirror on the floor,
To the doors would quickly run,
By the princess, there, was stunned.
All this grief she could not bare
And she died right then and there.
And as soon as she was buried
The beloved quickly married,
And his lovely bride that day
Kissed with passion Ellisay.
Since the time the world exists,
No one witnessed such a feast.
I was there, drank beer and mead
Barely got my mustache wet.

Перевод: Mikhail Kneller.

The rose is red, the violet’s blue,
The honey’s sweet, and so are you.
Thou art my love and I am thine;
I drew thee to my Valentine:
The lot was cast and then I drew,
And Fortune said it shou’d be you.

А знаете ли Вы, что.

. Вы можете удобно планировать и всегда иметь под рукой свой бюджет. Подробнее

Приходите в клуб горцев на шотландский Новый год

В блоге автора Натаниэлла: Непотопляемый (история ледокола Анастас Микоян)

Источник

В самом аду нет фурии страшней (гет)

Задним умом любой крепок: видишь всё чётче, полнее, не отвлекаясь на суету настоящего. Несмотря на этот универсальный трюизм, Северусу Снейпу казалось, будто он мог бы разобраться в происходящем задолго до того, как события приняли такой удивительный оборот. А ведь подсказки с самого начала были на виду — мельчайшие улики, детали, которые он заметил, но не сопоставил, пока не сделалось слишком поздно.

Хотя ни о чём бы он не догадался прежде, чем в Запретном Лесу обнаружили труп Винсента Крэбба.

В том, что погиб именно Винсент Крэбб, сперва никто и уверен не был — из-за состояния тела. Но сколько бы ни ярился Драко Малфой, изображая напыщенного и высокомерного наследника великого рода, директор Дамблдор разрешил обследовать останки только медицинскому персоналу. По официальной версии тело сильно пострадало от животных, и его внешний вид мог без надобности расстроить и так огорчённых родных и друзей покойного.

Рубеус Хагрид, хмурясь и отплёвываясь от лезшей в рот бороды, сказал Северусу по секрету, что ни одно животное в Запретном Лесу не способно на такое, а Клык, верный пёс лесничего, даже отказался подходить к тому месту, где нашли мертвеца.

В возглавляемом Кингсли Шеклболтом Аврорате совершенно не возражали, чтобы столь квалифицированная медиковедьма, как Поппи Помфри, разбиралась с телом без их помощи. У них не было ни лишних людей, ни, по правде говоря, желания тратить время на расследование гибели сына заслуженного Пожирателя Смерти, о чём Драко Малфою не постеснялись заявить прямо в лицо. Истерики авроров не тронули, равно как и оскорбительные письма с угрозами от некоторых членов Визенгамота, известных своей близостью к семье Малфоев.

Невысокий коренастый Крэбб прилично раздобрел за три года, прошедшие после окончания им Хогвартса. При жизни он наверняка любил плотно закусить, и его руки и ноги походили на окорока. Его излюбленным видом спорта были эскапады с Драко Малфоем. Как и Грегори Гойл, Крэбб давным-давно приятельствовал с младшим Малфоем. Их часто видели втроём. Неизвестно, чем они занимались, но вряд ли чем-то, отличным от того, что делали их отцы на службе у Тёмного Лорда Волдеморта.

Северусу ни в бытность свою Пожирателем Смерти, ни после, на службе у Дамблдора, не доводилось ещё видеть ничего подобного. Крэбб умер несколько дней назад. Его раздели догола, кастрировали и жестоко высекли. Пытали его так, что у него разорвались голосовые связки и полопались мелкие сосуды в глазных яблоках. После всего его просто выпотрошили. Палач проявил изобретательность, какую Северус прежде не встречал.

— Возможно ли, что это сделал Тёмный Лорд? — тихо спросил Дамблдор, вдруг возникший в лазарете, точно одно из замковых привидений.

— Нет, — ответил Северус также негромко, но решительно. — Драко Малфой преданный слуга Лорда, чья благосклонность распространяется и на двоих друзей Малфоя. Никто из них не совершал ничего, чтобы навлечь на себя подобную кару. Я бы знал, если бы Крэбб настолько впал в немилость.

— Возможно, он впал в немилость к кому-то ещё, — задумчиво произнёс Дамблдор. — Мы ведь оба знаем, какие неблаговидные поступки числятся за мистером Крэббом. Наверное, они и повлекли его преждевременный конец.

Северусу скривился от отвращения. Неблаговидные поступки — эвфемизм, скрывающий премерзкие преступления. За месяц до смерти Крэбба были убиты родители Натали МакДональд, а сама она подверглась жестокому нападению. То, что это случилось через неделю после объявления о помолвке Натали и Гарри Поттера, вряд ли являлось совпадением. В кулаке изуверски избитой Натали наши клок волос Крэбба, а на её бесчувственном теле — его, так сказать, телесные выделения. Однако убийственные, казалось бы, доказательства не убедили отдельных членов Визенгамота. Последние, разумеется, были исстари дружны с Крэббами и Малфоями. Затем доказательства вообще исчезли из Аврората, а Натали так подкорректировали память, что бедная девушка забыла своё имя и сколько ей лет, не говоря уже о тех, кто напал на неё и её семью. Шеклболт провёл несколько проверок среди личного состава в Аврорате, но всё оказалось зря. За отсутствием доказательств и надёжных свидетелей обвинения против Крэбба были сняты. А через несколько дней его убили.

Северус, обтирая полотенцем кровь со своих рук, кивнул на тело:

— Ну что же, одно я могу сказать с уверенностью: кто бы ни сделал это с мистером Крэббом, он был от него не в восторге. Такое, — он небрежно указал большим пальцем на труп, — можно сотворить только из мести, не в бою.

Дамблдор хмыкнул задумчиво и кивнул. С равнодушным видом он разглядывал освежёванную тушу на столе. Затем, придерживая длинную бороду, чтобы не испачкаться, наклонился и принялся рассматривать отметины, испещрившие толстомясые плечи.

— И это не проклятие, как ты считаешь? — спросил он.

— Мне с таким сталкиваться не приходилось. А в этой области, вы же помните, мои познания достаточно обширны. Никогда раньше не видел ничего похожего. К тому же… на месте преступления стоял ужасный смрад. Это не характерно для тёмных искусств. И если бы в деле были замешаны Пожиратели Смерти, на трупе остались бы следы ударов, пинков. Тёмный Лорд такое приветствует. Но на теле нет синяков или отметин от верёвки.

— Интересно, — без выражения прокомментировал директор, продолжая осмотр.

— Если хотите знать моё мнение, — сказал Северус мрачно, — я считаю, что без Гарри Поттера тут не обошлось.

Дамблдор вскинул на него взгляд. Голубые глаза смотрели серьёзно.

— Была такая мысль, — признал он, — принимая во внимание привязанность Гарри к мисс МакДональд. Я, разумеется, предостерегал его от мести. Но как бы там ни было, Гарри бы, скорее всего, вызвал мистера Крэбба на дуэль, чем дошёл до подобной крайности.

— Это что? — Дамблдор указал артритным пальцем. — Кусочек металла?

Подхватив ватный тампон со столика для инструментов, Северус промокнул порез — один из многих, — на который обратил внимание директор. С некоторым усилием блестящий обломок удалось извлечь из раны. Он отливал золотом в искусственном свете. Дамблдор взял пустой флакончик, и кусочек металла со звяканьем отправился туда. Запечатав флакончик воском, директор поднёс его ближе к глазам, а потом убрал в карман.

— Посмотрим, что это. Как только узнаю, сразу дам тебе знать, Северус.

Тому оставалось только кивнуть в спину уходящему патрону. И хотелось воспротивиться, но на ум не приходило ни единого внятного возражения. Затянувшаяся война с Тёмным Лордом изнурила старика, и Северус — сколько ни гнал от себя такую мысль — понимал, что его учитель и друг может и не дожить до конца всего этого. Лучше бы Альбус поспал, а не тратил и так немногие часы отдыха, копаясь в останках. Хотя, конечно, Дамблдор был небезызвестным алхимиком в течение долгих лет ещё до того, как стал преподавать, и уж исследовать металлический фрагмент мог вполне. В любом случае на возражения требовались силы, а Северус этой ночью тоже не отдыхал.

На следующий день тело выдали малфоевским домовым эльфам. Состоялось погребение — со всем помпезным самодовольством чистокровного семейства, предающего земле своего перворожденного отпрыска. Неважно, что у Крэббов было больше двоюродных братьев, чем позволительно в клане со столь высокой степенью соперничества. Шутки о животных, пожирающих собственное потомство, не считались забавными в обществе, где поступали точно так же.

С течением времени об убийстве не удалось выяснить ничего нового, кроме того, что сообщил Дамблдор. Оказалось, найденный в ране Винсента Крэбба металлический фрагмент был из бронзы. Северусу это не показалось сколько-нибудь интересным, но затем директор — тоном по обыкновению несерьёзным — добавил, что выплавили её более четырёх тысяч лет назад. И вот это уже вызывало интерес.

Однако шестой год длящаяся война не позволяла отвлекаться на размышления об убийстве того, кто совершенно точно заслуживал смерти. Северусу занятий и без того хватало: он шпионил в стане Тёмного Лорда, обучал толпу придурковатых недорослей, готовил зелья для военных нужд и старался не дать свести себя с ума соратникам-фениксовцам.

Не реже раза в месяц в обветшалом доме Блэков Альбус Дамблдор собирал свой Орден Феникса. Обычным для повестки дня был вопрос о разведданных: их де постоянно не хватало. Северусу же казалось, что если чего и не хватало, так это ума.

В тот вечер, по обыкновению приметив стул в самом тёмном углу большой столовой, где Альбус с успехом выступал перед шумной и разношёрстной компанией, Северус занял своё место. С неохотой доложил он, что о планах Тёмного Лорда знает мало, а поделиться с собравшимися может ещё меньшим — ради их собственной безопасности. Потом несколько минут все обсуждали гибель Винсента Крэбба, прежде чем перейти к другим темам. Тут — как обычно — Гарри Поттер принялся задавать вопросы и — как обычно — не затыкался до тех пор, пока Северус не дал ему укорот. Но — как обычно — мальчишка не унялся, и Альбусу — как обычно — пришлось их рассуживать.

Гарри Поттер мало изменился со школьных лет. Он остался таким же упрямым и безрассудным, и даже нападение на его невесту его не отрезвило. Учась на аврора, он, конечно, приобрёл боевую сноровку, но изменчивость настроения и угрюмый нрав заставляли его слишком сильно полагаться на своего рыжеволосого приятеля для сохранения равновесия. При том что сам Рон Уизли, хоть и заметно повзрослел, но до сих пор оставался раздражительным сопляком, не способным держать под контролем эмоции.

Глядя на этих двоих, шушукающихся во время собрания, Северус не сразу понял, что чего-то не хватает. Ах да, подумал он и поискал глазами ещё одного члена гриффиндорского триумвирата.

Гермиона Грейнджер сидела за дальним концом длинного стола. В прошедшие несколько месяцев она будто истаяла и сделалась незаметной.

Прежде она живо участвовала в собраниях Ордена, поддерживала Поттера или спорила с его рыжим дружком, предлагала чай, указывала на слабые места в составляемых на несвежую голову планах по спасению простых людей от Пожирателей Смерти. Она и теперь была неотъемлемой частью Ордена, но, казалось, вот-вот сольётся с драными запятнанными обоями на стенах развалюхи Блэков.

Северус поймал себя на том, что рассматривает девчонку, наблюдает за ней из тьмы своего угла.

Грейнджер сильно изменилась после гибели родителей, убитых, когда она заканчивала первый год обучения на целителя. Сейчас, два года спустя, она выглядела постоянно измученной и плохо выспавшейся. Наверное, ей приходилось работать так же много и тяжко, как и Северусу.

В больнице святого Мунго в свой последний, третий, год обучения Грейнджер постоянно видела войну вблизи. Она порой рассказывала на собраниях о необычных и тяжёлых случаях с пациентами. Нескончаемая вереница ужасов войны проходила перед её глазами, но Грейнджер не сдавалась и даже заставляла себя не пропускать сборища Ордена. Помня её старательность в школе, Северус не сомневался, что и работе она отдаётся со всем рвением. Потому и результаты её трудов были наверняка выдающимися.

Северус и с противоположного конца комнаты видел, что вокруг запавших и покрасневших от усталости глаз Грейнджер залегли тёмные круги. Она была бледна и худа; длинные неухоженные волосы спутанными прядями свисали за спину. Кое-где на мятой, большего, чем требуется, размера ученической униформе пестрели пятна зелий и других не самых приятных жидкостей. Серая ткань чуть-чуть натягивалась на плечах, когда девчонка горбилась над поставленной на самый край стола кружкой. Казалось, Грейнджер нужно было согреться. Или чтобы её пожалели. Под вырезом униформы виднелся маггловский свитер, а под свитером — узкий полумесяц белой кожи с выступающими ключицами. На длинной тонкой шее что-то поблёскивало, и Северус разглядел массивную золотую цепочку, которая больше бы подошла мужчине. Когда Грейнджер рассеянно начала теребить украшение, из-под ворота показался висящий на цепочке кулон: кадуцей, символ целительства*.

Собрание наконец закончилось, и Северус поспешил покинуть похожий на муравейник дом, проталкиваясь через толпу и отмахиваясь от любезного предложения Молли Уизли выпить чаю. Его ожидали другие обязанности, и хотелось поскорее отделаться от орденского стада недоумков.

Как ни странно, после того собрания образ Гермионы Грейнджер часто приходил ему на память весь следующий месяц. Порой это случалось неожиданно, но чаще — когда мысли о войне вытесняли прочие и погружали в отчаяние. Северус вспоминал об упорстве Грейнджер, которая противостояла ополчившемуся на неё жестокому миру, и чувствовал словно бы поддержку в те минуты, когда хотелось, чтобы всё закончилось — уже неважно чем. Понимание, что кто-то несчастен так же, как и он, удивительным образом утешало.

Но однажды этот образ был заменён другим, более давним воспоминанием. Толчком послужил визит крестника. Драко вошёл в кабинет мастера зелий без стука и бесцеремонно развалился в кресле напротив рабочего стола, обрадовав Северуса до зубовного скрежета. Несмотря на холёный внешний вид, от юнца разило марихуаной и луком, и он немедленно предался ещё одной своей вредной привычке — разглагольствованию. Северус не слушал его и едва удостаивал взглядом пуговицы на дорогом пиджаке, пока в язвительном словоизлиянии не промелькнуло имя.

— И что Грейнджер? — резко переспросил он.

— Ну вот же я и рассказываю, дядюшка! Эта поганая мелкая выскочка сегодня в больнице отказалась принять Нотта. Сказала, что ему придётся подождать, пока разберутся с более серьёзными случаями, и поставила в очередь за каким-то отродьем!

Драко продолжил возмущаться, а Северус позволил себе прикрыть глаза, вспоминая другую Гермиону Грейнджер — не ту, что он теперь встречал в доме номер двенадцать на площади Гриммо. Он больше не обращал внимания на болтовню младшего Малфоя — всё это он уже слышал прежде, и любые угрозы в адрес Грейнджер были пустыми. На самом деле избалованный говнюк ничего не мог сделать с девчонкой.

Патрулируя как-то коридоры Хогвартса много позже отбоя, Северус обратил внимание на полоску света, сочащегося из-под двери заброшенной классной комнаты. Он осторожно подкрался к двери и обнаружил, что та защищена. Заклятие было изумительно мощным, но каким-то неуклюжим; именно так обычно колдовал Драко. Хватило нескольких мгновений, чтобы взломать заклятие, и Северус, чуть приоткрыв дверь, заглянул в щель.

Он ожидал увидеть сплетение конечностей, трепещущих от страсти и подростковых гормонов, и сожалел, что придётся проявить некоторую деликатность, но вместо этого был шокирован происходящим. Мисс Грейнджер возвышалась над поверженным телом Драко Малфоя. Тут же в глаза бросились детали, довершающие целостность картины: блузка на Грейнджер была распахнута, а бюстгальтер едва прикрывал то, что ему полагалось; руки девчонки были связаны спереди форменным слизеринским галстуком; её порванные мантия и юбка валялись на полу; светлые трусики присобрались на бёдрах и подчёркивали её крепкий зад. Самое удивительное, что в связанных руках она держала волшебную палочку Драко, и глаза её, пока она выбивала дух из отпрыска Малфоев, пылали дикой яростью. Глупый мальчишка не позаботился разуть Грейнджер, и теперь её тяжёлые школьные туфли на крепкой подошве с глухим звуком ударяли в спину, по бокам и бёдрам Малфоя. Он извивался и корчился на полу в бесплодной попытке удрать, но с зажатыми между ног обеими руками и со спущенными к лодыжкам брюками и трусами, у него ничего не получалось.

Наносимые удары были одновременно злыми и методичными. Грейнджер знала, куда бить: по основным группам мышц, чтобы остались сильные ушибы, по суставам и нежным хрящам, которые даже с помощью магии придётся исцелять неделями и которые будут потом долгие годы ныть на перемену погоды. Позвоночник, печень и почки она старалась не задевать, но несколько рёбер, кажется, уже сломала.

Тяжело дыша, Грейнджер остановилась. Она пробормотала заклинание, взмахнула волшебной палочкой, и галстук на её руках развязался. Согнув и разогнув пальцы и помассировав красные борозды на запястьях, девчонка наклонилась к лежащему у её ног противнику и обвила галстуком его шею, а потом резко потянула за края, вынуждая Драко поднять голову. У него был сломан нос, и кровь текла по аристократическому лицу.

А Северус вспомнил, что именно эта вечно тянущая руку гриффиндорская паинька заманила в Запретный Лес и сдала кентаврам Долорес Амбридж. Несмотря на внешнюю кротость и незнатное происхождение, от неё исходила благородная ярость. Ярость, не вязавшаяся с образом книжного червя или следующей правилам зануды.

— Дай мне слово, Малфой. Поклянись на палочке честью, — и слово «честью» она буквально выплюнула, не веря, что у Малфоя имеется честь, — что ты оставишь меня в покое. И Гарри оставишь в покое, и Рона, и наши семьи. Поклянись мне, что встанешь и уйдёшь, и не попытаешься отомстить мне, любым способом отомстить за то, что я надрала тебе задницу. Ни сейчас, ни позже. Клянись!

— Клянись, Малфой! Клянись своей магией и фамильной честью, что прекратишь эту вражду, иначе я придушу тебя здесь и сейчас. — Галстук по-прежнему обвивал шею Драко и был намотан вокруг кулаков Грейнджер. Она потянула за его края, отчего лицо Малфоя налилось кровью ещё сильнее.

— Дадно! — отхаркнул он вместе с ярко-красными сгустками.

— Ну же, говори: «Клянусь»! Давай, Малфой!

Он фыркнул, пуская носом кровавые пузыри:

— Клятва под принуждением не имеет юридической силы!

— Мы не пойдём с этим в чёртов суд, Драко! — процедила она и дёрнула вверх шёлковые края галстука. Малфой забился, задыхаясь, а затем хватанул ртом воздух, когда она ослабила удавку. — Сейчас же! Повторяй за мной: я, Драко Неважно-Кто Малфой…

— Я… Драко Люциус П-п-процион Малфой…

— … клянусь честью моей семьи и магией, текущей во мне…

Мисс Грейнджер привела в порядок себя и одежду, а после бросила Драко его палочку с таким небрежным равнодушием, которое стократ хуже презрения.

Северус постарался остаться для неё незамеченным, и когда она ушла, не сразу вошёл в заброшенный класс, а дал Малфою время. Но тот только и делал, что стенал и упивался жалостью к себе. Пришлось самому вытирать мальчишке сопли и кровь. Он дал Драко болеутоляющее зелье для ушибов на теле, а для души — пособолезновал ущемлённому самолюбию. Докладывать директору о том, что сделала Грейнджер, Северус, однако, отказался.

— Пусть это прозвучит по-детски, но ты первый начал, Драко, — убеждал он. — Да и зачем афишировать свой проигрыш?

Малфой в ответ промолчал, хоть и не был, наверное, согласен. Но Золото Трио с тех пор оставил в покое.

Северус же до конца учебного года воздерживался от оскорблений в адрес мисс Грейнджер, а однажды даже похвалил её письменную работу при всём классе. Девчонка в ответ уставилась на него удивлённо, но с вызовом в глазах. Разумеется, Северус ничего не стал объяснять, и она отвязалась.

Теперь, сидя напротив своего крестника, Северус снова вспомнил ту школьницу. Почему она так изменилась, сделавшись почти невидимкой, недоумевал он, вполуха слушая жалобы Драко на нечистокровных, отказывающихся падать ниц при виде великолепного Малфоя.

— К чему ты клонишь? — наконец бросил Северус, желая остановить эти излияния. — Если тебе есть, что сказать, говори. Если нет — уходи и дай мне провести остаток вечера в тишине, которой я наслаждался до твоего прихода.

Драко нагло уставился на него покрасневшими глазами. Точёные черты его лица исказились в плаксиво-злобную мину.

— До сих пор не пойму, дядюшка, почему ты тогда не исключил её. Куда катится эта школа? Альбуса Дамблдора следовало уволить давным-давно, а мой отец…

— Твой отец в Азкабане, Драко. Точно так же, как и тогда, когда ты весьма неосмотрительно попытался… подчинить себе подружку Поттера. Как ты намеревался объяснять случившееся? В чём собирался обвинить Грейнджер? Что хотел склонить её против воли к близости, а она сумела отбиться?

— Отец бы с ней разобрался, — угрюмо буркнул Малфой.

— Заметь, что ты почему-то не пытаешься решать свои проблемы сам, — покачал головой Северус. Он готов был начислить Гриффиндору десять баллов за предусмотрительность мисс Грейнджер. Поклявшись не причинять ей вред, Драко не мог попросить об этом и кого-то другого. Ему оставалось лишь канючить и хныкать в надежде, что найдётся желающий отомстить за него. — Твоя клятва всё ещё в силе? Кажется, я слышал, как Грейнджер говорила о ней своим противным дружкам, — как бы между прочим добавил он, хотя ничего подобного не слышал. Вряд ли мужская составляющая Золотого Трио вообще была в курсе, на что однажды покусился Драко Малфой, иначе они бы его попросту убили.

— Мелкая грязнокровая выскочка, — процедил юнец, не способный, оказывается, придумать более изощрённое оскорбление. — Она ещё своё получит.

Он ворчал и злился, но поддержки от Северуса тем вечером так и не дождался.

Неизвестно, что думал обо всём этом Люциус Малфой. Потому как он — наряду с несколькими высокопоставленными Пожирателями Смерти — который год сидел в тюрьме под усиленной охраной. Кингсли Шеклболт специально подбирал людей для службы в Азкабане из числа проверенных противников Тёмного Лорда. Несмотря на неоднократные попытки сместить Шеклболта или повлиять на его «авторитарную и бесчеловечную» политику, большая часть Визенгамота и министр Боунз поддерживали действующие меры безопасности.

Тем не менее на Азкабан всё-таки напали. В одну из ночей крепость сравняли с землёй. Авроры потеряли почти всех, кто тогда дежурил в тюрьме, а те, кому повезло выжить, были серьёзно ранены. Метка Северуса болела несколько часов кряду, и в конце концов он аппарировал в поместье Малфоев. Там он изображал чувство глубокого удовлетворения, пока сторонники Тёмного Лорда злорадствовали из-за разрушения наиболее значимого символа могущества Министерства.

Докладывая о результатах того визита Дамблдору, злорадствовал уже сам Северус: сбежавших заключённых Тёмный Лорд сперва поприветствовал, а затем немедленно проклял за то, что когда-то попались властям, и бывшие узники теперь были далеко не в лучшей форме.

— Они быстро восстановятся, — предрёк Дамблдор.

Как и большинство неприятных пророчеств, это сбылось, причём раньше, чем могло бы. Нападения Пожирателей Смерти стали происходить почти ежедневно. Орден Феникса бился на всех фронтах, но сил не хватало, и количество жертв росло. «Ежедневный Пророк» более сеял панику среди читателей, нежели информировал их. Не прекращались требования, чтобы Амелия Боунз подала в отставку, а министр в ответ грозила введением военного положения. Гоблины ограничили часы обслуживания до четырёх послеполуденных, закрывая и запечатывая золочёные двери Гринготтса ровно в пять вечера.

На собраниях Ордена ничего не получалось обсудить и решить: все спорили до хрипоты, перебивая друг друга. Одним таким безумным вечером Северус уже почти ни на что не реагировал, когда вдруг явился Поттер и, переорав даже самых горластых, объявил об исчезновении Гермионы Грейнджер.

Её похитили прямо со ступеней центрального входа больницы святого Мунго. Рассказала обо всём её коллега, с которой они собирались вместе сходить на обед. Очевидица остановилась, чтобы перекурить, но тут, как обычно бывает в подобных случаях, появился некто в чёрном, оттолкнул её, схватил Грейнджер и исчез с нею, активировав порт-ключ.

Северус слушал подробности и припоминал последний визит к нему Драко.

Аластор Муди сначала похвалил Грейнджер за то, что она не ходит одна, но сразу же взял свои слова обратно, потому как попалась она по причине собственной предсказуемости. Затем он завёл старую песню о постоянной бдительности, что тоже, между прочим, было предсказуемо.

Закрыв глаза, чтобы отрешиться и от поучений бывалого аврора, и от воплей Поттера, Северус думал. Вывод напрашивался сам собой: Драко уговорил отца отомстить.

Собрание завершилось, когда было решено наблюдать за известными Пожирателями Смерти и искать в их поведении улики. План показался Северусу никудышным, бесполезным. Если Гермиона Грейнджер до сих пор жива, то осталось ей недолго, и она сама, вероятней всего, пожелает скорейшей смерти.

Аппарировав домой, он налил себе стакан водки, охладил её замораживающим заклинанием и постарался подавить порыв немедленно связаться с Люциусом. Хотя очень уж хотелось поболтать — друзья как-никак.

Однако едва он направился к камину, в форточку влетела большая тёмная сова и села на спинку кресла с поистине малфоевской беспардонностью. Она вытянула лапу, к которой была привязана записка, и взлетела, как только послание отвязали. Когда Северус закончил читать, птицы в комнате уже не было. Записка содержала только цифры, означавшие, по-видимому, время — полдень следующего дня — и слово «Поляна», под которым Люциус подразумевал их старое место сходок в лесу Дина.

Северус в задумчивости барабанил пальцем по уголку записки, решая, привлекать ли фениксовцев. Конечно, если ему хочется объявить, на чьей он стороне, то можно позвать с собой дюжину сорвиголов из Ордена, и то при условии, что девчонка жива. Взвесив за и против, он решил отправиться один. Если получится спасти Грейнджер, он её спасет, а нет — постарается, чтобы она умерла быстро, и сообщит об этом её друзьям, чем избавит их от дальнейших переживаний за её судьбу.

На всякий случай прихватив порт-ключ и несколько склянок с исцеляющими зельями, Северус аппарировал в условленное место минута в минуту. Ему хотелось явиться раньше, но он опасался вызвать ненужные подозрения. Кроме того сам Люциус не отличался точностью и мог заставить прождать себя довольно долго — горький урок, усвоенный Северусом ещё в годы учёбы.

Прибыв на поляну, он увидел, что Люциус не один, а со спутником, и настороженно поднял палочку. Этого второго он увидеть не ожидал и раздражённо спросил:

— А ты какого дьявола тут делаешь, Саудли?

— Спокойно, Северус, — с сиплым смешком сказал Малфой. Тюрьма лишила его, когда-то бывшего красивым и утончённым, приятного голоса и крепкого здоровья. Теперь он казался тенью себя прежнего: болезненно худой, с поседевшими, похожими на паклю волосами. — Незачем грубить.

Спутник Люциуса после его слов расслабился и улыбнулся Северусу со всем очарованием подростка-семикурсника, уверенного, что ему любая пакость сойдёт с рук, поскольку он уже освоил смертельное проклятие. Саудли был Пожирателем Смерти по убеждениям и успел показать себя с нужной стороны. О нём говорили, что он не глуп, предан и усерден.

Северус криво улыбнулся в ответ, но обратился к Люциусу:

— С каких пор ты приглашаешь посторонних на наши встречи?

— Саудли теперь один из ближнего круга, Северус. Ты же не собираешься ограничить его право на награду за преданность нашему Лорду? — Он кивком указал на что-то, напоминавшее очертаниями человеческую фигуру, лежащее на усыпанной листьями земле и накрытое плащом.

— О его новом статусе мне известно, дружище. Но я не знал, что он твой протеже.

— Ничей я не протеже, Снейп! — решительно заявил Саудли. Его голубые глаза лучились от света полуденного солнца и удовольствия говорить наравне с теми, кто считался элитой Пожирателей Смерти.

На его слова, однако, никто внимания не обратил.

— Зачем же ты тогда пригласил меня, мой друг? — спросил Северус, делая ударение на последних двух словах. — Вы бы и вдвоём, кажется, прекрасно справились. На меня подобные развлечения всегда наводили скуку, ты же помнишь.

— Таковым было пожелание Драко, Северус. Он знает, как ты относишься к крошке Грейнджер, и попросил, чтобы ты тоже принял участие в её судьбе.

После этих слов Северус приблизился к накрытой плащом фигуре, не забывая держать под прицелом волшебной палочки Люциуса и Саудли. Он отвернул край ткани с той стороны, где могла находиться голова. Ничего удивительного, что Драко вырос таким, раз Люциус удовлетворял его самые глупые прихоти. Под плащом ожидаемо оказалось тело Гермионы Грейнджер. Обнадёживало одно — на длинной белой шее бился пульс; с каждым ударом подрагивали звенья золотой цепочки.

— Он особенно настаивал, чтобы мы хорошенько попользовались ею, прежде чем убьём, — добавил Люциус.

Саудли потерял терпение:

— Чего мы ждём? Чая с пышками? Если ты её не хочешь, Снейп, так отвали и пропусти настоящего мужчину!

Северус молча отошёл.

— Приведите её кто-нибудь в чувство! — скомандовал он.

— Слушать крики слишком утомительно, — сказал Северус.

— Я поставлю заглушающую защиту, — вызвался Люциус и отошёл к краю поляны.

Северус вздохнул и, возвращая Саудли ухмылку, тихо произнёс:

Грейнджер пошевелилась и порывисто вдохнула, в замешательстве глядя на человека, нависшего над ней. Саудли быстро прижал обе её руки к земле одной ладонью, а другой — продолжил сдирать одежду. Вдруг он обратил внимание на цепочку:

— А это что у нас тут такое? Эта вещица, похоже, стоит денег. В любом случае она слишком ценная, чтобы оставлять её на трупе грязнокровки.

Гермиона вскрикнула — впервые, с тех пор как очнулась, — когда он сорвал с неё цепочку и сунул себе в карман.

Саудли её безответность злила; он стал отвешивать пощёчины, грубо шарил по её телу, жёстко хватал. Северус вынужден был наблюдать за этим, одновременно стараясь не выпускать из виду Люциуса, бесцельно бродившего по поляне.

— А мы бы заставили её кричать, Северус, — мечтательным тоном сказал Малфой, подойдя. — Вместе, между нашими телами, помнишь? Мне всегда это нравилось.

Из глубин памяти поднялись нежелательные воспоминания. Северуса передёрнуло от отвращения, и он едва смог это скрыть. В годы учёбы он на многое был готов, чтобы заслужить одобрение старшего товарища: преследовал гриффиндорцев, запугивал магглорожденных. После выпуска приходилось делать кое-что куда похуже, чтобы ублажить своего друга: разделять с ним его склонности, присоединяться к утехам… попасть в итоге услужение к Волдеморту.

Несмотря на былую решимость засвидетельствовать последние минуты жизни Гермионы Грейнджер, Северус понял, что не хочет лицезреть бледные в малиновых прыщах ягодицы Саудли, и когда тот задрал мантию и приспустил штаны, отвёл взгляд.

— Какого дьявола, Люциус?! — сорвался он на крик.

Малфой ответил, манерно растягивая слова:

— Подумать только, Северус, где твоё слизеринское чутьё? И тебя ещё считают воплощением нашего Дома.

— Ерунда. Монструозное змеейшество ни о чём и не узнает, если мы сами ему не расскажем. А ведь мы не расскажем, правда?

Северус вытаращился на Малфоя, а тот изящно прожал плечами.

— Я всего лишь расчищаю путь, Северус. Привожу всё в порядок. Нельзя допускать, чтобы парвеню вроде этого Саудли забывали своё место. Такие могут изменить ход войны, а это — не в наших интересах.

Услышанное поразило Северуса чрезвычайно. В ту минуту он бы не смог удивиться сильнее, даже окажись под личиной Люциуса выпивший оборотное зелье Альбус Дамблдор.

— Изволь объяснить, — потребовал он. — Ты и так добился высокого положения, и оно прочно. Никто не покушается на твоё место. Ты в фаворе у нашего Лорда с тех пор, как вернулся. Чего тебе опасаться?

Люциус вздохнул, но снизошёл до объяснения:

— Не смеши меня. Я убираю соперников до того, как они могут ими стать.

— А как же я, Люциус? Меня ты тоже можешь посчитать соперником? После стольких лет дружбы?

— Э, нет, мисс Грейнджер, — нахмурился Малфой, переведя взгляд на пленницу. Он призвал волшебную палочку, которую она так и не успела забрать у Саудли, и наслал пыточное заклятие. Грейнджер закричала. — Лежите, не вставайте. Я позабочусь о вас, как только разберусь с вашим профессором.

Северус тоже посмотрел на неё, корчащуюся от боли, и поймал себя на том, что ему отчего-то не наплевать на её страдания. Сопереживать ей не имело смысла, ведь им обоим грозила вскорости гибель от рук явно спятившего Малфоя.

Действие заклятия кончилось, и Грейнджер, перекатившись на живот, судорожно натягивала разорванную униформу на лохмотья, бывшие одеждой.

— Ну хорошо. Значит, ты просто избавляешься от излишне честолюбивых соратников. А ты не боишься, что наш Лорд это рано или поздно заметит?

— Ничего он не заметит, потому что сошёл с ума. И потому что он всего лишь полукровка. Он обречён. Но нельзя, чтобы он победил в войне. Впрочем, победа Дамблдора и его Ордена безрассудных дурачков меня тоже не устраивает.

Вдруг раздался странный звук. Это смеялась Грейнджер.

— В финале злодей всегда раскрывает карты, да? — давясь смехом, спросила она.

— Заткнитесь, Грейнджер, — раздосадовано бросил Северус. — Вы только хуже делаете.

— Разве вы не поняли? Сейчас он во всём сознается. — Она села и совершенно неподходящим её положению самоуверенным тоном заявила Люциусу:

— Сейчас вы раскроете нам свои зловещие планы и похвастаете, как вы чертовски умны.

— Возможно, у магглов так и принято, но слизеринцы никогда не раскрывают своих секретов. Мы раскрываем чужие. Как, например, твой, Северус. Я знаю, что ты продался старому маразматику Дамблдору. Знаю, что ты изыскиваешь возможности уничтожить Тёмного Лорда. Но он мне пока нужен и не будет устранён прежде, чем я получу то, что хочу.

— Они будут сражаться, а вы подождёте. Возьмёте их измором, да? — снова вмешалась Грейнджер, а Северус едва не закатил глаза в раздражении. Она будто нарочно не понимала, что только злит и без того опасного противника. А Люциус несомненно был разозлён: его тонкие, красиво вылепленные ноздри расширились — единственный признак озлобления, какой он себе позволял.

— Тёмный Лорд — нищий полукровка. Воспитанный чёрт-те кем и потому не имеющий понятия, как всё заведено. Первое его возвышение было триумфальным, и мы поверили в него. Но теперь я знаю правду: он лжец и нечестивец. Его идеи — сумасшествие.

— Ну так боритесь против него! — подхватилась Грейнджер. — Дамблдор…

— Дамблдор ничем не лучше. Он не уважает наши традиции.

— Значит, ты хочешь, чтобы они рвали друг друга до изнеможения, а когда выдохнутся — выступишь вперёд и спасёшь погрязший в разрухе волшебный мир, — с кивком подытожил Северус.

— Вот именно, — согласился Люциус. — Пусть моё имя запятнано, но у меня есть семья. Под моим руководством Драко переформирует Министерство и Визенгамот. Они наконец сделаются тем, чем призваны быть.

— Без полукровок и магглорожденных, — закончила за него Грейнджер.

— Да, без них, — без тени стыда сознался Люциус.

— И где же в этой утопии моё место? — едко спросил Северус. — Я — полукровка, о чём тебе отлично известно.

Люциус вновь пожал плечами.

— Ты можешь служить мне, — ответил он. — Удобно иметь под рукой зельевара.

— А если мне не по душе твои планы?

— Тогда наше знакомство завершится. Вместе с твоей жизнью. — Палочка с рукоятью, увенчанной змеиной головой, поднялась и нацелилась на Северуса.

— Мы дали друг другу клятву союзников, Люциус. Ты сам нарушаешь традиции, о которых говорил. Да, мы были тогда молоды, но достигли совершеннолетия. Мы поклялись защищать и поддерживать друг друга во всём как союзники.

— Да, припоминаю, — сказал Люциус. — Однако вряд ли ты сможешь пожаловаться с того света.

Гермиона Грейнджер вздрогнула и застыла, неестественно выпрямив спину.

— Ты собираешься преступить клятву на крови? — не поверил Северус.

Люциус ухмыльнулся и ему, и Грейнджер:

— На самом деле не было никакой клятвы на крови.

— Была! Вспомни, ты тогда ещё вернулся в Хогвартс в год моего выпуска и предложил стать союзниками. Только это и удержало меня от самоубийства!

Помертвевшее выражение лица Северуса позабавило Малфоя:

— Вы лгали, принося клятву, и теперь собираетесь её приступить! — прогремел голос Грейнджер.

— Что можешь знать об этом ты, маггловское отродье? Довольно надоедать мне! — И Люциус швырнул в неё заклинание, прокатившееся мощной волной пурпурного света.

Будь у Северуса лишнее мгновенье, он сожалел бы о смерти Грейнджер. Но ни единым лишним мгновеньем он не располагал и атаковал Люциуса. Тот защитился с легкостью; даже отсидев пять лет в Азкабане, он колдовал отменно. И именно он когда-то многому научил Северуса. Многому, но не всему.

Приняв боевую стойку, Северус приготовился дорого продать свою жизнь. О том, чтобы сбежать, не могло быть и речи. Сбежать — значит, сделаться преследуемой охотником дичью. Он всё равно оказался бы под прицелом малфоевской волшебной палочки, но, вероятно, при обстоятельствах менее благоприятных, чем сейчас. Не выпуская противника из виду, он подыскивал более выгодную позицию. Оглядываться на Грейнджер не стал — без волшебной палочки она не могла защититься и наверняка погибла.

Люциус двигался с ним в унисон, ступал мягко, осторожно.

Они балансировали на алмазной грани напряжения, когда и опасаешься первого удара противника, и жаждешь его.

А потом грянул шквал заклинаний. Вспышки расчерчивали пространство, разделявшее сражающихся, и осторожные движения сменились бешеным танцем выпадов и отражений. И вдруг…

— Ты солгал, принося клятву! — эхом разнеслось над поляной.

Прервав бой, противники обернулись на голос. Стоявшая на коленях Гермиона Грейнджер медленно поднималась на ноги. Одетая в лохмотья, с лицом, обезображенным побоями, она излучала невероятную силу.

Она качнула плечами, и порванная одежда спала к её ногам. Волнистые пряди сами собой зашевелились, будто развеваемые потусторонним ветром.

Малфой, взмахнув палочкой, выкрикнул заклинание, но оно не причинило Грейнджер никакого вреда, впитавшись в её выставленную щитом ладонь. Следующее было поймано ею в кулак и задохнулось в ловушке тонких пальцев с короткими ногтями.

Решив, что живая собака лучше мёртвого льва, Люциус развернулся, побежал и с хлопк?м, показавшимся особенно громким в наступившей тишине, аппарировал.

Северус внезапно почувствовал, как ноги перестали его держать. Он рухнул на колени, и горизонт сделался вертикалью. Сюртук с одной стороны был влажным, бок под ним отозвался горячей пульсацией — задело режущим заклятием, наверное. Северус словно бы и не терял сознания, но реальность отступала за границы восприятия, когда он смотрел на молодую женщину, которую по глупости полагал нуждавшейся в спасении.

Она, кажется, о нём позабыла. И, пожалуй, к лучшему, что позабыла. Потому как вид её, пристально смотрящей туда, где исчез удравший Малфой, не сулил ничего хорошего.

Потом она очень неспешно вернулась к телу Саудли. Забрав у мертвеца свою цепочку, она аккуратно распутала её, расправила и на вытянутых руках подняла над головой. Солнце вспыхнуло бликами на каждом звене. Медленно, с каким-то благоговением она поднесла цепочку к себе. Движения её походили на ритуал. Она не стала надевать цепочку на шею, а обвила вокруг темени, спрятав концы на затылке под волосами.

И это странное украшение сперва позеленело, потом опять сделалось золотым и, наконец, почернело. Звенья начали разгибаться, утолщаться и превратились в змей. Живых змей — извивающихся и шипящих.

От ужаса Северус против воли захрипел, и Грейнджер, услышав, обернулась к нему. Её глаза были красными; не такими, как у Волдеморта, горящими демоническим огнём, но красными от прилива крови в приступе гнева.

Всё сделалось нечётким, расплывчатым. Северусу показалось, что Грейнджер теперь одета в чёрный балахон. И её улыбка… Он никогда не видел, чтобы она так улыбалась прежде. От этой улыбки останавливалось сердце и кровь стыла в жилах.

— Успокойтесь профессор, — произнесла Грейнджер множащимся вибрирующим голосом, — вам ничего не угрожает.

В этом Северус сомневался, но спорить был не в состоянии.

На поляне из ниоткуда появилось худое и сгорбленное существо в красной тунике. Оно бросилось к ногам Грейнджер и завиляло хвостом, припадая на передние лапы. Хотя то были скорее руки, и в обеих существо держало по многохвостой плети, к каждому ремешку которой крепился бронзовый наконечник. Голова же — определённо собачья. Из спины чудовища росли крылья — чёрного цвета, кожистые, какие-то несуразные, но мощные. Этими крыльями оно засучило от удовольствия, когда Грейнджер по-хозяйски почесала его между ушей.

Та, что больше не была Гермионой Грейнджер, в последний раз погладила жуткую собачью голову и нечеловечески спокойно, ласково, но неумолимо приказала:

Кер, пёс Аида, слуга фурий…

Северуса вновь объял ужас, только нараставший с приближением женщины в чёрных одеждах.

Впоследствии он и сам не знал, что было настоящим воспоминанием, а что — бредом, вызванным ранением. Обрывками яви всплывало в памяти, как рядом опускалась на колени молодая женщина, как она поила его исцеляющими зельями, как её ладонь — холоднее льда — касалась его затылка, как заливался весёлым лаем адский пёс.

Очнулся Северус в лазарете Хогвартса, и немедленно у его постели появился Дамблдор. Искренне радуясь, директор поблагодарил его за спасение Гермионы Грейнджер из лап Деррика Саудли, несмотря на ожесточённую дуэль. По словам Альбуса, Гермиона уже вернулась на работу, чтобы как можно скорее позабыть об ужасных событиях, но о своём спасении она не забудет никогда и глубоко признательна за него Северусу.

Даже Поттер с Уизли соизволили лично сказать спасибо, хотя создалось впечатление, будто они более удивлены доблестью бывшего преподавателя, чем благодарны.

Много шума наделало и исчезновение Люциуса Малфоя. Пропавший без следа к ужасу своего сына и бешенству Тёмного Лорда, он через какое-то время нашёлся. Точнее, нашёлся его труп. Передовицу «Ежедневного Пророка», сообщившую об этом, пришлось редактировать и урезать, чтобы не шокировать читателей. Но даже немногие оставшиеся в статье факты ужасали.

В Ордене решали, как воспользоваться этой потерей в стане врага. Нужно было то срочно являться в штаб, то торопиться выполнять поручения, и в этой суматохе Северус несколько недель не видел Гермиону Грейнджер. Когда же их пути наконец пересеклись, она стойко выдержала его взгляд, а потом еле заметно кивнула. После собрания она отправилась к себе, и Северус последовал за ней. В комнате, где было множество книг, они оказались наедине, но молчали, пока Гермиона не сотворила защитные чары.

— Вы хотели о чём-то меня спросить, профессор?

Обычно он ответил бы на это колкостью или оскорблением. Но он был из тех, кто схватывает налету и не стыдится признать, что получил полезный урок.

Поэтому Северус просто указал — не рискуя приближаться — на тяжёлую золотую цепочку, висевшую на шее Гермионы:

— Это подарок, — призналась та и с глубоким вздохом перевела взгляд на немытое окно, выходившее на крыльцо. — Помните, когда были убиты мои родители?

— Да, — ответил он, вместо того чтобы раздражённо потребовать перейти прямо к сути.

Ещё бы ему не помнить. Когда началась охота на родителей магглорожденных учеников, Грейнджеры погибли одними из первых. Пожиратели Смерти подошли к делу с большим энтузиазмом, и всё было обстряпано так же, как и при других убийствах, совершённых впоследствии. Приехав погостить на пасхальные каникулы, Гермиона обнаружила тела отца и матери в доме своего детства. Её это не просто сломило — уничтожило. И без того ей нелегко приходилось в первый год ученичества на целителя. Она вернулась к учёбе и дежурствам в больнице святого Мунго, но от депрессии не спаслась. Депрессию сменила маниакальная активность, когда Гермиона без отдыха занималась, работала, что-то исследовала, докучала Альбусу бесконечными предложениями. Самому Северусу тогда показалось, что Дамблдор — думая, будто щадит её — зря отказывался от её помощи и идей, ведь магглов продолжали убивать. В конце концов она уступила и вернулась к подобию жизни. И Северус перестал за ней наблюдать. По крайней мере, до того вечера, когда увидел её съёжившейся у стола и удивился её неприметности.

— Эринии, — озвучил догадку Северус.

— Да, у греков. А у римлян — фурии. Несущие возмездие тем, от кого пострадавший бессилен добиться справедливости. До самой Новой Зеландии пришлось добираться, пока искала недавно родившегося чёрного ягнёнка. И на зимнее солнцестояние я принесла фуриям жертву: ягнёнка и мёд. Мою жертву приняли. Но, к сожалению, фурии уже не обладают прежней силой, и они не смогли найти убийц моих родителей. — Она замолчала и вытащила из-за пазухи цепочку. — Но взамен мне предложили это.

Взгляд невольно обратился к кадуцею, покачивающемуся на крупных звеньях, и сочетание показалось Северусу кощунственным.

— Не странно ли наделять такими силами целителя?

— Фурий это даже позабавило вообще-то. Да и кому, как не целителю, приходится видеть всё наихудшее, что происходит в нашем печальном мире. — Гермиона вздохнула. — Я могу обратиться к фуриям, чтобы делать то, чего не могут авроры. А в остальном — стараюсь не высовываться и по возможности не привлекать к себе внимания.

Северус почувствовал, что злится.

— Обладая такой силой, почему же вы не пользуетесь ею? — жёстко спросил он.

— Я всё ещё смертная, профессор, — ответила она, нисколько не испугавшись его недовольства, и губы её искривила иронично-горькая полуулыбка. — Я могу призвать Кера лишь для наказания тех, кто творит несправедливость и избегает правосудия, и только при определённых условиях. Например, как в случае с Люциусом Малфоем, давшем ложную клятву.

— Но вы убили Винсента Крэбба.

— Да. Но тогда я едва не вышла за рамки своих полномочий. Не покусись он на клятву верности, которую дали друг другу Натали и Гарри, я была бы бессильна. Примерно год назад они сочетались тайным браком, и почти никто не знал об этом. То есть они — муж и жена, а Крэбб, получается, помешал исполнению клятвы.

— Значит, вы не могли вызвать Кера на помощь, когда Люциус вас похитил?

— Не могла. Он совершил преступление, но не клятвопреступление.

Наличие ограничений — тут было, о чём подумать.

— Выходит, вы караете только клятвопреступников? — уточнил Северус.

Гермиона покачала головой:

— Не только. Вся классика жанра, так сказать: измены, отцеубийство, братоубийство… — и она опять криво улыбнулась. — Старые добрые злодейства.

Северус ошеломлённо уставился на неё.

— Отчего тогда вы не караете Тёмного Лорда?

Забавно, но этот вопрос рассердил Гермиону, словно один из её друзей-недоумков сморозил чушь.

— Я не правомочна наказывать Волдеморта! Он не нарушил ни единой клятвы, о которой бы я знала.

Обрадованный, Северус схватил её за плечи:

— Мисс Грейнджер! Том Реддл, возможно, и не нарушил ни единой клятвы, но он — отцеубийца!

Гермиона смотрела на него в упор. Он видел, как янтарные глаза её постепенно наливаются краснотой.

— Я даже не… Мне и в голову никогда не приходило…

— А ещё считаетесь умнейшей ведьмой среди ровесников.

Радужка кроваво заалела, очертилась угольным ободком. Гермиона стряхнула руки Северуса с плеч, отступила на шаг. В голосе, когда она заговорила, звучал хор её сводных сестёр фурий и угадывалась затаённая сила.

— Не грубите полубогине, профессор Снейп, — с притворной любезностью предупредила она. — Грубость сокращает жизнь.

Внушая себе, что совсем не испугался, Северус тоже сделал шаг назад и принялся сосредоточенно поправлять отвороты сюртука.

— Учту, мисс Грейнджер. Вы позволите вас сопровождать?

— Конечно, — многоголосо ответила она, сняла цепочку с шеи и опустила на голову; Северусу послышалось предвкушающее шипение. — Как раз вы и расскажете Гарри, где искать тело.

«Ежедневный Пророк», а вслед за ним и волшебные издания всего мира пестрели заголовками. Многие газеты напечатали колдографии Гарри Поттера, гордо высившегося над грудой обугленного невесть чего. На некоторых снимках, правда, у Поттера было слегка озадаченное выражение лица, но благодаря аккуратному монтажу это почти удалось скрыть.

На неделю отменили школьные занятия. По улицам Хогсмида рекой лилось сливочное пиво, а на Кривой аллее — и кое-что покрепче. Эйфория охватила всё и вся (через двенадцать лет в Хогвартсе было рекордное количество первокурсников).

У Северуса имелись собственные планы празднования, и, предвкушая его, он быстро шагал по коридорам школы к кабинету директора. Большинство студентов, к счастью, отправились в деревню предаваться безудержному веселью и до тошноты объедаться шоколадными лягушками. Но и в замке градус радости зашкаливал — Помона Спраут за завтраком обняла Северуса, — и вряд ли даже дементор смог бы его сбавить; бедная нежить наверняка бы лопнула, не снеся всеобщей счастливой одури.

Директор, как обычно, предварил допрос принуждением к чаю и лимонному щербету. Потом пришлось поддерживать пустую болтовню и терпеливо ждать, когда Дамблдор перейдёт к делу. Разумеется, Северус снова уклонился от прямых ответов; за последние несколько дней он так наловчился, что это выходило у него без труда. Директор недоумевал и сердился — насколько можно было сердиться, когда в решающей битве затяжной войны одержана победа без единой, если не считать Волдеморта, потери.

— Как же так, Северус? Долгие годы я доверял тебе и поддерживал. И после всех этих лет. Неужели ты не скажешь мне, как был побеждён Том?

Северус скроил невинное выражение лица:

— Тёмного Лорда победил Гарри Поттер, директор.

— Не морочь мне голову, молодой человек! Гарри рассказал мне, что когда он ещё только появился на кладбище Литтл Хэнглтона, Том уже был кучкой золы. Холодной золы!

— Альбус, я прошу у вас прощения, но полной правды я открыть вам не могу. Я дал клятву и не намерен её нарушать.

Дамблдор вздохнул. Но не сдался:

— Мне кажется, тот, кому ты поклялся, простит, если один-единственный раз ты нарушишь клятву — ради меня.

— Нет. Поверьте мне, не простит, сэр, — твёрдо сказал Северус и отставил чашку. — И мне совершенно не хочется вызывать его недовольство. Вы победили, волшебный мир снова спасён, так что оставьте меня с вашими расспросами. И, кстати, позвольте мне оставить вас. У меня встреча.

— Уж не с одной ли небезызвестной целительницей? — вдруг улыбнулся Дамблдор, проницательно глядя на него поверх узких очков.

— Да, если хотите знать, — чопорно ответил Северус.

— Ты часто стал видеться с мисс Грейнджер. Ну хоть об этом не желаешь поговорить со мной?

— Нет, сэр. Мисс Грейнджер — довольно закрытый человек, насколько я понял. Это у нас с ней общая черта — и не одна, как я выяснил недавно.

— Да неужели? Впрочем, ладно, ступай, Северус. Не стоит заставлять даму ждать. Как говорится, в самом аду нет фурии страшней… Забыл, что там дальше. — Старик спрятал улыбку в бороду.

— … чем женщина, которую отвергли*, Альбус. С мисс Грейнджер я так не поступлю.

— Да уж, не то мало ли что, а, Северус? — не унимался Дамблдор. — Помнится, она несколько вспыльчивая.

Северус натянуто улыбнулся, поднялся и набросил плащ на руку.

— Вы даже не представляете насколько, — пробормотал он, надеясь, что Альбус не услышит. И добавил громче:

— Всего хорошего, директор.

1. Википедия сообщает, что с XIX века изображение кадуцея часто используется в ряде стран (например, в США) как символ медицины, что является результатом распространённой ошибки по причине его сходства с посохом Асклепия.

2. Вероятно, автор почерпнул информацию о Кере отсюда http://www.dl.ket.org/latin/mythology/1deities/underworld/keres.htm; не путать с Цербером и демонами-Керами

3. Здесь и в названии перефразированная цитата из пьесы «Скорбящая невеста» Уильяма Конгрива (акт III сцена 8), ставшая пословицей.

Источник