в чем заключается смирение
Из чего рождается смирение и какова его польза
Брат: Мне хотелось бы знать, преподобный отче, как рождается смирение в душе человека и каковы причины, приводящие нас к смирению.
Брат: Преподобный отче, я понял, что смирение рождается из ведения себя, из послушания, страха Божия, лютых браней с естеством, из искушений, скорбей, печали, из браней, идущих от бесов, и из многой молитвы. Но поскольку вы сказали, что никто не достигнет блаженства стяжать Бога в душе своей, то я пребываю в недоумении и все еще не знаю, кто же истинный родитель смирения?
Старец: Когда святые отцы, брат Иоанн, сказали нам, что только имеющий Бога в душе своей может узнать истинного родителя смирения, они хотели показать нам, что только совершенные могут достичь этого – познать истинного родителя смирения, а не мы, имеющие молочные зубы в духовных вопросах. Для нас достаточно слушать поучения святых отцов и прилежать со многим терпением к деланию добродетелей, которые, как мы видели, ведут нас к высшей добродетели смиренномудрия, а то, что выше нас, надо оставлять тем, кто старше нас по духовному возрасту.
Брат: Прежде вы говорили мне, преподобный отче, и из сказанного вами доселе я понял, что смирение – самая великая добродетель, спасающая нас от греха гордыни. Но приносит ли смирение и иную пользу человеку?
Старец: Знай, брат Иоанн, смирение приносит столь многоразличную пользу, что невозможно рассказать об этом в нескольких словах. Но все же из того, что припомню, попробую хотя бы отчасти ответить на вопрос братства твоего.
Знай еще, брат Иоанн, что из всех спасительных дел, которые совершает человек, смирение и любовь – самые угодные Богу жертвы. Это мы понимаем еще яснее из Божественного Писания, которое гласит: «О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: поступать справедливо, любить и быть милосердным и со смирением ходить пред Богом твоим» (Мих. 6: 8).
Не будем забывать также, что смирение и многие слезы весьма необходимы тому, кто обретается на службе Богу, как учит нас великий апостол Павел: ибо он сам служил Богу в совершенном смирении, во многих слезах и искушениях, постигавших его по причине злоумышлений иудеев (см.: Деян. 20: 19).
Также знай еще, брат Иоанн, что смирение – это одежда избраннейшая и драгоценная, в которую надлежит облечься святым и избранным Божиим (см.: Кол. 3: 12).
Смирение – это священная и божественная лестница, по которой сходит взор Божий на человека, как написано: «На кого воззрю? Только на смиренного и кроткого, трепещущего слов Моих» (ср.: Ис. 66: 2). Смирение имеет силу доносить до Бога слова наши и низводить нам от Него оставление грехов. Это мы видим на всех, кто грешил пред Богом и затем смиренно покаялся, но самое красноречивое свидетельство дает нам царь Манассия, который грешил больше всех людей того времени и осквернил всю Церковь Божию, а над священными службами, совершавшимися во славу Божию, он надругался поклонением идолам! Если бы весь мир стал поститься за него, то все равно не смог бы искупить его беззаконий. Но поскольку он крепко смирился пред Богом, Бог услышал его, и внял его молитве, и возвратил его из плена в Иерусалим (см.: 2 Пар. 33: 12–13).
Смирение освободило Ровоама от гнева Божия, надвигавшегося на него и на весь народ (см.: 2 Пар. 12: 7). Также царь Ахав, прогневлявший Бога своими беззакониями, только смирением спасся от ярости Божией. Ибо говорит Бог к Илии Фесвитянину: «Видишь, как смирился предо Мною Ахав? За то… Я не наведу бед в его дни, но во дни сына его наведу беды на дом его» (3 Цар. 21: 29).
Таким образом, кто имеет смирение, те избавлены от многих опасностей. Это мы можем понять из слов: «Бог смиряет гордых, и смирение спасает потупляющих очи свои долу». Имеющие смирение возвышаются в Боге, ибо написано: «Смиритесь под крепкую руку Божию, чтобы Он возвысил вас в свое время» (ср.: 1 Пет. 5: 6). Смирение – это поучение от Бога, ибо сказано: «Куда входит гордость, входит и унижение, а уста смиренного изрекают мудрость» (ср.: Притч. 11: 2). Смиренные – наследники Царства Небесного, ибо Бог говорит: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5: 3). Смиренным Бог дает благодать, как написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак. 4: 6).
Смирение – это безымянная благодать
Беседа на 25-е слово «Лествицы» преподобного Иоанна Синайского, «О смиренномудрии». Часть 2
«Другой говорил, что смирение – это чувство сокрушенной души и отречение от своей воли» (стих 3).
То есть смиряться – значит отсекать свою волю, оказывать послушание, которое есть матерь смирения, потому что весь наш эгоизм, всё наше существо концентрируется, проявляется и выражается в нашей воле. Поэтому в монашестве первой добродетелью, первым обетом, который монах дает при постриге, является послушание, отсечение своей воли, которое как раз и служит предпосылкой духовного совершенства.
Есть святые, которые шли и продавали себя в рабство жестоким и бесчеловечным идолопоклонникам и служили им в качестве слуг, чтобы отсечь свою волю, – так отвечая этой жажде жертвовать собой в служении другому человеку. А в те времена слуги были не то что нынешние, которым мы платим деньги. Тогда хозяин мог запросто превратить их в ничто, даже физически.
«Я выслушал всё это и исследовал с великим благоразумием, но из всего, что слышал, я не смог понять сущности блаженного смиренномудрия» (стих 4).
Следовательно, вопреки всему, ничто из того, что мы сказали до сих пор, еще не является сущностью смирения, а есть только признак, симптом, путь, ведущий туда, но еще не само смирение. Всё это путь, но не конец.
И святой продолжает:
«И я пришел к следующему определению: смиренномудрие — это безымянная благодать души, оно – благодать».
Смирение – это благодать, поскольку дается Святым Духом
Оно – неопределимая благодать в душе человека, столь тонкая, драгоценная благодать, столь возвышенная, что никакое имя не может ее ограничить. Смирение столь богато и столь совершенно, что не может быть ограничено одним определением или именем. И оно – благодать, поскольку дается Святым Духом, и может быть наименовано только теми, кто опытно испытал его.
То есть смирение – это опыт того, кто им обладает; только он может его выразить. Оно – невыразимое богатство, оно – имя Бога.
То есть смирение – это имя Бога, и оно безымянно, поскольку Бог не имеет имени; у Него много имен, но ни одно из них не выражает Его.
«Оно – дар Бога, поскольку Он говорит: научитесь не от Ангела, не от человека и не из книги, а от Меня Самого, то есть от Моего в вас обитания, просветления и действия, ибо Я кроток и смирен сердцем, и помыслом, и образом Своей мысли, и тогда обрящете покой в бранях и избавитесь от искусительных помыслов в душах ваших».
И продолжает святой отец следующими словами:
«Иным бывает вид смирения, когда царствует зима страстей, и иным, когда наступит весна и начало плодоношения, и иным, когда дойдешь до жатвы добродетелей» (стих 5).
Святой Иоанн Синаит объясняет, что когда в нас начнет расцветать гроздь этой священной лозы, то есть первый плод смирения, мы чувствуем утомление от всякой человеческой славы и похвалы, а также ненависть к ним. И в то же время отгоняем от себя гнев и ярость.
Первый результат смирения – когда душа утомляется от похвал и ненавидит похвалу и человеческую славу
То есть первый результат смирения, первый цвет этой священной лозы, ее первый плод – когда чувствуем утомление от славы и похвалы. Наша душа утомляется от похвал других, и не только утомляется, но и ненавидит похвалу и человеческую славу. С этой ненавистью выходит из нас гнев. Как и наоборот: любовь к славе и похвале и гнев являются болезнями отсутствия смирения. Таков первый признак того, что в нас появляется блаженное смирение. Первый плод.
Когда смиренномудрие, эта царица добродетелей, начнет утверждаться в душе в меру духовного возраста, мы начинаем вменять в ничто или, скорее, в мерзость всякое добро, которое совершаем. Думаем, что с каждым истекшим днем растет бремя наших грехов и из-за тайных и неосознанных нами грехов и небрежения расточается богатство нашей души.
То есть когда человек преуспеет еще немного, тогда добрые дела, которые он делает, он считает мерзостью, даже гнушается их. То, чем он охотно хвалился, – свои добрые дела, – он считает сейчас мерзостью, чем-то гнусным, и отчетливо сознаёт свое огромное нерадение, немощи и грехи. Духовное зрение возрастает, духовная проницательность обостряется, и таким образом он с легкостью может установить духовную немощь, отягощающую его душу.
«Множество дарований, которые дает нам Бог, мы видим как причину большего наказания, потому что их не заслуживаем».
Другими словами, даже если мы достигнем того, что получим дарования от Бога, будем иметь духовные достижения, станем такими, что другие слушают нас, советуются с нами, утешаются возле нас, то есть мы будем причиной духовной пользы для других, – всё это смиренный человек считает за ничто, и не только таковым, но и причиной своего осуждения, потому что он этого не заслуживает, а Бог дает ему это. Он как будто заслуживает большего наказания, потому что при том, что у него имеется столько дарований, он не отвечает Богу должным образом. Так ум ограждает себя от опасностей и не бывает окраден самолюбием и самомнением.
И когда он доходит до этого состояния, то
«слышит топот и игры невидимых воров, но ни один из них не может ввести его в искушение, потому что смиренномудрие – это неприступное хранилище сокровищ».
Для смиренного человека не существует опасности того, что сатана посредством тщеславия и самолюбия похитит то, что он собирает внутри себя, поскольку он уже поверил, что ничем не обладает. Кто верует, что не имеет ничего, тот Христа имеет в себе.
По какой причине, вы думаете, Христос оправдал блудницу, жену, пойманную в прелюбодеянии, кровоточивую жену, хананеянку, разбойника, блудного сына – и отверг добродетельного фарисея? У фарисеев было основание гордиться: у них имелся свой пост, была милостыня, добрые дела, молитвы, соблюдение закона Моисеева. Они внешне были добродетельными, но всё их богатство было ограблено гордостью. У других не было ничего, но было нечто, что вдруг возвысило их. Что же это? Смирение.
Можно сказать, что это действительно самый легкий, прямой и безопасный путь к Царству Божию. Поэтому я часто напоминаю то, что постоянно слышу, главным образом на исповеди. Когда человек приходит, отчаиваясь, что не совершает добрых дел и не делает успехов в духовной жизни, мы говорим ему:
– Чадо, держись покаяния и смирения и не ищи ничего другого!
– А почему мне не надо добродетелей? А если я буду делать так, я не отправлюсь в ад? Если я буду делать так, я не осужу сам себя?
И ты снова повторяешь:
Храни в себе смирение и покаяние! Бог не хочет дел: что Ему делать с твоими делами, когда у тебя нет покаяния?
– Оставь всё это и храни в себе смирение и покаяние! Бог этого хочет от тебя. Он не хочет дел, ведь что Ему делать с твоими делами, когда у тебя нет покаяния? Что Ему делать с твоим постом, поклонами, милостыней, всеми этими внешними делами, которые являются путем, ведущим тебя к смирению? Что будет, если ты начнешь путь, но отвергнешь его конец – смирение?
То есть ты похож на человека, который говорит: «Я хочу в Лимассол!» – и отправляется в путь на Лимассол, идет туда и возвращается, так и не зайдя в город. Подойдет к нему и возвращается, снова подойдет и возвращается, снова не зайдя. И успокаивает себя мыслями: «Если я в пути, то это то, что надо!» Но это не то, что надо. Дело в конце. А конец – это покаяние. Остальное же всё только содействует делу покаяния. Если ты отвергаешь покаяние и держишься внешнего, тогда ты похож на дерево, у которого есть листья, но нет духовного плода.
Святой Иоанн Лествичник говорит также, что
«искреннее покаяние, плач, очищенный от всякой скверны, и преподобное смирение отличаются между собой как мука, тесто и испеченный хлеб» (стих 7).
То есть составными частями являются покаяние, плач и смирение, как для хлеба мука, вода и соль. Всё это бывает замешено Божией благодатью и становится хлебом испеченным, духовной пищей.
Затем святой Иоанн Лествичник говорит о свойствах смиренномудрия:
«Первое свойство – это принятие с великой радостью бесчестия, которое душа принимает с раскрытыми объятиями и с той мыслью, что оно укрощает и пожигает душевные болезни и большие грехи» (стих 8).
Вспоминаю одного человека, который пришел на Святую Гору, чтобы стать монахом. Он был очень гневливым и, естественно, не выдержал, пробыл только неделю. Однако он говорил нам:
– Это вы виноваты: вы не оставляете меня в покое!
То есть мы все были у него виноватыми, потому что становились причиной того, что он раздражался. Находившийся в нем гнев был не виноват – виноваты поводы для гнева. Потом он ушел и стал жить один. Однажды ему случилось так разгневаться, что он сломал стул, и тогда старец спросил его:
– Ты говорил, что мы виноваты. А сейчас что, стул у тебя виноват? Ведь стул и не говорит, и не делает ничего. Ты что, не понимаешь, что проблема внутри, в тебе, а не вовне?
Поэтому человек, который хочет стяжать смирение, должен иметь силу с великой радостью принимать бесчестие, скорбь и злобу людей. Сегодня это звучит парадоксально и странно для современного человека. Принимать бесчестие? Злобу, несправедливость? Но как это возможно?
Конечно, если ты ограничиваешь свою жизнь этим миром и в тебе нет чувства Царства Божия, а именно чувства того, что тут – поле боя, и ты борешься за Царство Божие и за вселение Бога в тебя, тогда скорбное, горестное и тяжелое в настоящем кажется тебе неприемлемым и непонятным. Однако если ты поймешь, что здесь, где мы находимся, наша цель – подвизаться, избавляться от страстей, встретить Христа, живущего и пребывающего в сердце нашем, чтобы иметь Его в себе вечно в Его Царстве, тогда ты сможешь преодолеть это восприятие настоящих вещей, и не будет того, чтобы всё казалось тебе трудным и чтобы ты не мог ничего понести.
Кто-нибудь возразит: «Хорошо, но неужели моя жизнь так и пройдет в слезах, отвержении, презрении?»
Поэтому святой Иоанн пишет, что смирение означает принимать наше бесчестие с великой радостью. Откуда святой знает, что сегодня мы не терпим и малейшего бесчестия? А почему? Причина в том, что мы не научились видеть свою жизнь в Царстве Божием, в вечности, а думаем, что всё только тут. Мы не осознали, что настоящие вещи определяют будущее.
Говорит после этого святой:
«Второе свойство – это истребление всякого проявления гнева, и в его утолении заключается смиренномудрие».
Если мы возлюбили бесчестие и скорбь, как нам иметь гнев? Мы уже не гневаемся, потому что не претендуем ни на что.
После того как мы возлюбили бесчестие и скорбь, как нам иметь гнев? Мы уже не гневаемся, потому что не претендуем ни на что. Приходит другой и хулит нас – «будь благословен!» Поступает с нами несправедливо – «да будет это благословенно!»
Вспоминаю, как однажды стали пугать одного святогорца, старца, что напишут о нем в газетах, потому что одна девица ходила к нему, потом стала монахиней и была его духовным чадом. Ее родители пришли и сказали:
– Мы напишем о тебе в газетах, что у нашей дочери была связь с тобой и ты прельстил ее, чтобы она стала монахиней!
Авва Исаак Сирин говорит: «Кто ниже всех, куда тому падать?» То есть тот, кто поставил себя ниже всех, куда он упадет? Ведь он уже не может упасть ниже, оказаться ниже.
Как-то один ученик старца Софрония [Сахарова] пошел к нему и сказал:
– Геронда, я провалился в самую бездну, я погибаю, ниже некуда, я на самом дне!
Старец улыбнулся и сказал ему:
– Не мучайся! Ты наступаешь мне на голову!
То есть он хотел сказать ему: «Я ниже тебя».
«Третье и высшее свойство смирения – это несомненное сомнение».
То есть несомненно сомневаться во всяком деле, которое делаешь, и знать, что то, что ты делаешь, нехорошо, если Бог это не одобрит.
В житиях святых, конкретно в житии аввы Дорофея, написано, что в монастыре у него был послушник по имени Досифей, который оказывал полное послушание и говорил себе: «Спрошу старца, пусть он скажет мне, например, как мне петь». Помысл отвечал ему: «Что ты будешь его спрашивать? Он же ответит тебе так-то и так-то. Ты же знаешь его ответ: “Сделай так-то и так-то”». Но он всё равно пошел к нему и спросил:
– Геронда, как мне петь?
– Будешь петь вот так-то!
«Ну что, видишь, что старец сказал тебе то же самое?» – «Да! Но это было от старца!»
И действительно, всё было так, как он представлял себе это. И помысл сказал ему: «Ну что, видишь, что старец сказал тебе то же самое?» Он ответил: «Да! Но это было от старца, а то было твое!»
Может, внешне – это то же самое, однако источник, откуда оно проистекает, другой. То есть этот человек отверг всякую веру в свои добродетели и положился на то, что запечатлено послушанием и вопрошанием духовного отца.
Особенно мы, живущие в миру, без строгого духовного надзора, который имеется в подвижнической жизни в монастыре. В миру человек должен иметь в качестве критерия Божии заповеди, заповеди Церкви, слово Божие, заповеди духовного отца и на основании этого с духовной свободой и решительностью должен сам определять свою жизнь, веря, что, соблюдая это, он пребывает в воле Божией, естественно, не впадая в крайность гордыни.
Затем святой отец говорит, что
«одно дело гордиться, другое – не гордиться и третье – смиренномудрствовать, то есть смиряться» (стих 19).
Другими словами, одно дело – иметь гордость: это окончательный предел эгоизма и самомнения, это всё вне Бога, вне человека, который подвизается. Другое дело – не гордиться и избегать гордости, а третье – смиряться. И называет святой отец три симптома:
«Один целый день судит обо всём и обо всех. Другой ни о чем не судит, но и себя не осуждает. А третий, будучи невиновен, сам себя осуждает».
Гордый с легкостью судит. Присутствие в нас духа осуждения – это признак гордости, потому что если бы мы имели веру в наше бессилие и осознавали свои грехи, у нас не было бы желания судить других. Следовательно, если мы видим, что судим, это значит, что мы страдаем болезнью гордыни.
Второй не судит других. Это тот, который не превозносится, но и себя тоже не судит. Он не говорит: «Я грешен и являюсь причиной зол, я трижды окаянен», – но и не говорит, что другой лукав. Он ни судит, ни себя не осуждает, то есть он хороший человек. Таков хороший человек в социальном плане. Он и не судит, и не совершает никакого духовного труда внутри себя.
Он блажен и избавлен от осуждения, постоянно осуждая сам себя.
А третий блажен и избавлен от осуждения, постоянно осуждая сам себя. Это тот, кто во всём говорит: «Я виноват и я причина моих зол и грехов, немощей!» – но всегда питает надежду и так обретает свободу в своей душе. Не обвиняет никого и не спорит с Богом. Не спорит с людьми, не спорит даже с самим собой, а принимает себя со смирением и так движется и припадает к Божиим ногам, плачет и просит Божию милость. Подобно человеку, считающему себя побежденным, падающему в ноги и ищущему жалости и помилования. Это дух смиренного человека.
Ниже святой Иоанн Лествичник говорит:
«Кто познал себя во всяком чувстве души, тот словно посеял на земле. А кто не посеял, в том не может произрасти смиренномудрие» (стих 29).
«Познавший себя почувствовал страх Божий и, ходя в нем, достиг врат любви» (стих 30).
То есть смиренный человек может реально любить другого. Часто супруги, главным образом жены, жалуются, что мужья не обращают на них внимания, не любят их, и чувствуют себя недооцененными. А мужья часто жалуются, что жены их ревнуют и хотят, чтобы они им каждый день говорили нежные слова, и так становятся надоедливыми, скучными, и отношения обостряются.
Вспоминаю, как я однажды сказал одному супругу:
– Говори своей жене хорошие слова, похвальные, полные нежности, признавай ее добродетели, вкусную еду, которую она готовит, похвали ее, что в доме чисто, – это не повредит!
– Не помешает сказать и какую-нибудь неправду! То есть не ложь, а так, похвалить ее больше необходимого. И не бойся: она не поймет, что ты врешь, это ей понравится, она не обидится!
Однако этот муж пришел в ужас от моих слов:
– Но разве возможно, чтобы я стал лицемером? Говорить то, во что я не верю? Ведь я же не верю в это!
Смиренный человек – это тот, который становится всем для всех
Однако знайте, что смиренный человек – это тот, который становится всем для всех, как говорил святой апостол Павел: «Для всех я сделался всем, чтобы любым способом спасти хотя бы некоторых» (ср.: 1 Кор. 9: 22). Другими словами, чтобы утешить моего брата, ближнего, супруга, супругу, я становлюсь тем, в чем он нуждается. Если он нуждается в похвале, я становлюсь похвалой, если нуждается в нежности, становлюсь нежностью, если нуждается в опоре, становлюсь опорой, если нуждается в бое, я становлюсь и боем!
То есть в каком смысле? Я хочу сказать, что я отбрасываю всё свое, любой мой метод, мысль, предварительный план, то есть мои предрассудки, я отбрасываю всё и становлюсь тем, что хочет другой, и так учусь обретать мир.
Один молодой человек спросил у старца:
– Отче, я собираюсь стать монахом. Что мне нужно делать?
– Научись валяться в ногах у всех – и так обретешь мир.
То есть стать ковром, по которому другие будут ходить, и если тебе удастся это – не потому, что ты психически больной, а потому, что любишь Бога и эта добродетель имеет вечное измерение, – тогда ты и сам обретешь покой, и другим подашь покой.
Итак, если мы постигнем это, например в браке, – чтобы человек отдал себя другому в такой степени, в какой другой нуждается в нем, – тогда мы найдем покой.
Спросили одного современного подвижника на Святой Горе:
– Но, геронда, как ты вселяешь покой во всех приходящих к тебе? Ведь все обретают утешение, все уходят радостные!
И самые обремененные люди уходили от него радостные. А он ответил:
– Я как тряпка, повешенная на гвозде, и кто хочет, приходит сюда, вытирается, отрывает себе кусочек, забирает его с собой, и так все находят покой. Вытирают руки об тряпку, если захотят отрезать себе кусочек – отрезают, если хотят его выбросить – выбрасывают.
У него не было никаких возражений, и каков был результат? Все рядом с ним обретали покой, все утешались, потому что этот старец умертвил свои желания и стал всем для всех.
Если мы делаем это, ощущая Божию любовь, с истинным смирением и полным сознанием того, что смиряемся не по причине комплекса неполноценности и душевной болезни, а ради любви Божией, и если понимаем, что наше смирение имеет вечное измерение, тогда все будут обретать мир рядом с нами.
Пребудем же в мире со всеми, и никто для нас не будет виноватым, никто не будет нам врагом. Даже если бы все захотели уничтожить нас, у нас не будет ни одного врага. Потому что смиренное сердце не видит врагов перед собой, единственным его врагом является его собственный эгоизм…
Смирение
Смире́ние —
1) христианская добродетель, противоположность гордости; то же, что смиренномудрие;
2) сознательное самоуничижение с целью борьбы с тщеславием и гордостью (пример: Христа ради юродивые);
3) послушность, покорность, проявляемая в отношении кого-либо (напр. духовника).
Слово «смирение» имеет в своей основе слово «мир». Это указывает на то, что смиренный человек всегда пребывает в мире с Богом, самим собой и другими людьми.
Смирение – это трезвое видение самого себя. Человека, у которого нет смирения, действительно можно сравнить с пьяным. Как тот находится в эйфории, думая, что «море по колено», не видит себя со стороны и поэтому бывает не в состоянии правильно оценить многие трудные ситуации, так и отсутствие смирения приводит к духовной эйфории – человек не видит себя со стороны и не может адекватно оценить ситуацию, в которой он находится по отношению к Богу, людям и самому себе. Разделить смирение на эти три категории можно лишь условно, теоретически, для удобства восприятия, но по сути – это одно качество.
Безусловно, то, о чем сказано – это идеал, к которому должен стремиться каждый христианин, а не только монах, иначе жизнь в церкви, а значит – путь к Богу – окажется бесплодным.
В «Лествице добродетелей, возводящих на небо» преподобный Иоанн Лествичник пишет о трёх степенях смирения. Первая степень состоит в радостном перенесении уничижений, когда душа распростертыми объятьями принимает их, как врачевство. На второй степени истребляется всякий гнев. Третья же степень состоит в совершенном недоверии своим добрым делам и всегдашнем желании научаться (Лествица. 25:8).
Следуя учению православных подвижников, истинное смирение достигается только деланием евангельских заповедей. «Смирение естественно образуется в душе от деятельности по евангельским заповедям», – учит преподобный авва Дорофей. Но каким образом делание заповедей может привести к смирению? Ведь исполнение заповеди, напротив, может вести человека к чрезмерному удовлетворению собой.
Напомним, что евангельские заповеди бесконечно превышают обыкновенные нравственные нормы, достаточные для человеческого общежития. Они – не человеческое учение, а заповеди совершенно святого Бога. Евангельские заповеди являют собой Божественные требования к человеку, заключающиеся в призыве любить Бога всем умом и сердцем, а ближнего как самого себя ( Мк.12:29-31 )
Стремясь исполнить Божественные требования, христианский подвижник опытно познает недостаточность своих усилий. По слову св. Игнатия Брянчанинова, он видит, что ежечасно увлекается своими страстями, вопреки своему желанию стремится к действиям, всецело противным заповедям. Стремление исполнить заповеди открывает ему печальное состояние поврежденной грехопадением человеческой природы, обнаруживает его отчуждение от любви к Богу и ближнему. В искренности своего сердца он признает свою греховность, неспособность исполнить предначертанное Богом добро. Саму жизнь свою он рассматривает как непрерывную цепь согрешений и падений, как череду поступков, заслуживающих Божественного наказания.
Видение своих грехов рождает в подвижнике надежду только на Божие милосердие, а не на собственные заслуги. Он опытно испытывает потребность в Божественной помощи, просит у Бога силы для освобождения от власти греха. И Бог дает эту благодатную силу, освобождающую от греховных страстей, водворяющую неизреченный мир в человеческой душе.
Отметим, что слово «мир» является частью корня слова «смирение» совсем не случайно. Посещающая человеческую душу, Божественная благодать дает ей невыразимые словами безмятежность и тишину, ощущение примирения со всеми, которое свойственно Самому Богу. Это есть мир Божий, превосходящий всякий ум, о котором говорит апостол ( Флп.4:7 ). Это есть Божественное смирение и кротость, которым Бог желает научить всех людей ( Мф.11:29 ). Наличие в сердце смирения свидетельствуется глубоким и прочным душевным миром, любовью к Богу и людям, состраданием ко всем, духовной тишиной и радостью, умением слышать и понимать волю Божию.
Смирение является непостижимым и невыразимым, поскольку непостижим и невыразим Сам Бог и Его действия в человеческой душе. Смирение слагается из человеческой немощи и Божественной благодати, восполняющей человеческую немощь. В смирении присутствует действие всемогущего Бога, поэтому смирение всегда исполнено невыразимой и непостижимой духовной силы, преображающей человека и все вокруг.
Под смирением часто имеют в виду смиреннословие – унижение себя напоказ. Такое унижение не есть смирение, но вид страсти тщеславия. Оно есть лицемерие и человекоугодие. Оно признано святыми душевредным.
Почему смирение почитается одной из главных христианских добродетелей?
Подлинное смирение подразумевает должное отношение христианина к Богу и созданному Им миру, должное отношение к себе.
В отличие от тщеславного гордеца, имеющего искаженное, чрезвычайно завышенное представление о своей личности, роли и месте в жизни, смиренный человек правильно и ответственно оценивает свою жизненную роль.
Прежде всего он сознаёт себя Божьим рабом, желающим и готовым безропотно исполнять Его волю. Более того, он не просто признаёт свою зависимость от Творца (что бывает свойственно и эгоистам, и гордецам), но питает к Нему высочайшее доверие как к Благому и Любящему Отцу; он бывает благодарен Ему даже тогда, когда пребывает в несчастье и скорби.
Без смирения невозможно выстраивать богоугодные отношения ни с Создателем, ни со своими ближними. Гордость не подразумевает искренней, бескорыстной любви к Богу и людям.
Положим, человек гордый готов в чём-то слушаться Бога, например, когда Божьи замыслы соответствуют его личным расположениям и амбициям. В случае же, если Божественное повеление идёт вразрез с его персональными планами, он может его «не заметить» или даже открыто проигнорировать.
Так, ветхозаветный военачальник Ииуй радостно и незамедлительно отреагировал на Божественное произволение о помазании его в царя над Израилем ( 4Цар.9:1-14 ). Недюжинную послушность Божественной воле он выказал и по части истребления дома Ахава ( 4Цар.9:7 ).
В данном случае Ииуй служил орудием Божьего гнева и суда Правды над нечестивцами. Однако там, где от него требовалось проявить подлинное религиозное смирение, он уже не был столь ревностным и послушным.
Во время земного служения Сына Божьего многие из представителей Израиля, главным образом фарисеи, проявляли по отношению к Богу формальную покорность: всенародно молились, постились, исполняли обряды и требовали их исполнения от соплеменников. Внешне они вполне могли бы сойти за смиренных людей, послушных Божественному Провидению.
Однако, гнездившиеся в их сердцах гордость и эгоизм смежали их духовные очи, препятствовали распознать во Христе Всемогущего Бога, Того Самого, смиренного и кроткого Помазанника, о котором оповещали «почитавшиеся» ими Священные Книги, и подготовке к встрече с Которым посвящался «соблюдаемый» ими закон. Впоследствии гордость и зависть толкнули их на куда более страшное преступление: богоубийство.
Имей они хотя бы такое смирение, какое имела женщина Хананеянка, правильно воспринявшая слова Искупителя о неуместности отбирать хлеб у детей и бросать его псам ( Мф.15:22-28 ), или такое, какое имел грешный мытарь, взывавший к Божественной милости ( Лк.18:10-14 ), им было бы легче принять Искупителя, примкнуть к Его ученикам, а затем, наложив на себя узы жертвенного служения, оставить всё и способствовать распространению Церкви.
…Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим ( Мф.11:29 ).
Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится ( Лк.14:11 ).
Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать ( Лк.17:10 ).
Бог гордым противится, а смиренным дает благодать ( Иак.4:6 ).
Наше несчастье в том, что мы всегда хотим найти в себе святость вместо смирения.
преп. Макарий Оптинский
Если принимать себя лишь за жалкое существо, то тогда легко позволить и простить себе множество всякого рода беззаконий; и в действительности, считая себя низшими существами по отношению ко Христу, люди (да не покажется сие неким преувеличением) отказываются следовать за Ним на Голгофу. Умалять в нашем сознании предвечный замысел Творца о человеке не есть показатель смирения, но заблуждение и более того – великий грех… Если в плане аскетическом смирение состоит в том, чтобы считать себя хуже всех, то в плане богословском божественное смирение есть любовь, отдающая себя без остатка, целиком и до конца.
архимандрит Софроний (Сахаров)
Говорящие или делающие что-либо без смирения подобны строящему храмину без цемента. Опытом, разумом обрести и познать смирение есть достояние весьма немногих. Словом о нем разглагольствующие подобны измеривающим бездну. Мы же, слепые, мало нечто о сем великом свете гадающие, говорим: смирение истинное ни слов смиренных не говорит, ни видов смиренных не принимает, не нудит себя смиренно о себе мудрствовать, и не поносит себя, смиряясь. Хотя все это начатки суть, проявления и разные виды смирения, но само оно есть благодать и дар свыше.
св. Григорий Синаит
Любовь, милость и смирение отличаются одними только наименованиями, а силу и действия имеют одинаковые. Любовь и милость не могут быть без смирения, а смирение не может быть без милости и любви.
преп. Амвросий Оптинский
Смирение есть не уничтожение человеческой воли, а просветление человеческой воли, свободное подчинение ее Истине.
Н.А. Бердяев
Самое, может быть, трудное в смирении — это смиренно не требовать от других любви к себе… Ведь нам дана заповедь о нашей любви к людям, но заповеди о том, чтобы мы требовали любви к себе от этих людей — нам нигде не дано. Любовь и есть в том, чтобы ничего для себя не требовать. И когда это есть, тогда опускается в сердце, как солнечная птица, Божия любовь и заполняет всё.
Сергей Фудель
Молодой послушник, недавно поступивший в монастырь, как-то увидел настоятеля, который, сидя на пороге кельи, чистил свои башмаки.
– Отче, – удивился молодой человек, – Вы сами чистите свои башмаки? Но почему?
– С тех пор как меня избрали игуменом, братья не дают мне чистить чужие, – отвечал тот.