в чем заключается правило демаркации в коммуникации

Демаркация

Демаркация границы (лат. demarcatio — разграничение) — проведение линии государственной границы на местности с обозначением её специальными пограничными знаками.

Демаркация границы осуществляется на основании документов о делимитации границы (договор, описание линии государственной границы с приложением специальной карты) совместными комиссиями, создаваемыми на паритетных началах.

Во время работ по демаркации производится топографическая съёмка или аэрофотосъёмка местности, на основании чего составляется крупномасштабная топографическая карта пограничной полосы, устанавливаются пограничные знаки (столбы, проволочные заграждения и т. п.) и определяются их топографические координаты. О всех действиях по демаркации границы составляются специальные документы: протоколы с описанием прохождения линии границы и пограничных знаков (к протоколам прилагаются схемы и фотоснимки этих знаков).

Пограничные знаки не подлежат произвольному перемещению, и стороны обязаны следить за содержанием их в надлежащем состоянии.

Проверка ранее демаркированной границы и восстановление или замена разрушенных пограничных знаков называется редемаркацией.

Демаркация линии связи

Демаркация (demarc — разделение) — является сокращением от выражения точка демаркации (demarcation point) — обозначение линии, которая разграничивает зоны ответственности телефонной компании и потребителя. Следует заметить, что демаркация — это не какое-то конкретное устройство или сегмент кабеля, а скорее, некое концептуальное понятие, показывающее границы зон ответственности телефонной компании и потребителя.

В США демаркация обычно соответствует точке, в которой телефонная компания физически размещает выводы двух витых пар внутри здания потребителя. Как правило, потребитель просит телефонную компанию смонтировать такие выводы в определенном помещении, причем в этом же помещении размещаются большинство или вообще все выводы линий, которые телефонная компания предоставляет потребителю.

Источник

Научные коммуникации: к проблеме демаркации границ публичности

кандидат политических наук

научный сотрудник, Институт философии РАН

119991, Россия, г. Москва, ул. Волхонка, 14

Emel’yanova Natal’ya Nikolaevna

researcher at Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences

119991, Russia, Moscow, str. Volkhonka, 14

Просмотров статьи: 10463 c 5.5.2015

Дата направления статьи в редакцию:

Аннотация: Объектом данного исследования является современная система научных коммуникаций. Предмет исследования – изменения современных научных коммуникаций в условиях новой информационной и медийной среды. Cтабильное развитие науки как социального института невозможно без широкой общественной поддержки, запросы которой меняются с развитием коммуникационных и медийных технологий. Однако кардинальные изменения в развитии коммуникационных возможностей и альтернатив привели к стремительным переменам в информационном пространстве современной науки. Обратной стороной этого процесса стал практически экспоненциальный рост манипулятивных практик, которые активно используются в генерировании информационных потоков, связанных с научным знанием, что, без преувеличения, является настоящим вызовом ученым и их деятельности. Представленный научный вопрос находится в области междисциплинарных исследований (на стыке научнофилософских, науковедческих, политических и исторических дисциплин), требует комплексного использования ряда методологических принципов. Среди них: анализ и синтез, а также принципы историзма и системности. Новизна исследования заключается в том, что в данной статье намечены перспективные направления развития научных коммуникаций, связанных с реабелитацией подлинных оснований публичности в современном обществе.Сделан вывод о том, что единственно возможный путь развития научного сообщества в России в его взаимоотношениях с медиа-средой определяется борьбой за обретение субъектности в медиа.

Ключевые слова: научные коммуникации, публичность, научная информация, СМИ и гиперреальность, дискуссионность, аудитория, медийные коммуникации, коммуникативная этика, форматы дискуссионной среды, медийный слой культуры

Abstract: Object of this research is the modern system of scientific communications. An object of research – changes of modern scientific communications in the conditions of the new information and media environment. Stable development of science as social institute is impossible without broad public support which inquiries change with development of communication and media technologies. However cardinal changes in development of communication opportunities and alternatives led to prompt changes in information space of modern science. A reverse side of this process was almost exponential growth manipulative the practician which are actively used in generation of the information streams connected with scientific knowledge that, without exaggeration, is the real call to the scientist and their activity. The presented scientific question is in area of interdisciplinary researches (on a joint the nauchnofilosofskikh, the naukovedcheskikh, political and historical disciplines), demands complex use of a number of the methodological principles. Among them: analysis and synthesis, and also principles of historicism and systemacity. Novelty of research is that in this article the perspective directions of development of the scientific communications connected with rehabilitation of the original bases of publicity in modern society are planned.The conclusion that the unique way of development of scientific community in Russia in its relationship with media Wednesday is defined by fight for finding of subjectivity in media is drawn.

Интеллектуальное обслуживание власти, конечно, остается в зоне компетенции автономной науки, тем не менее, сопоставимые с бюрократическими масштабы накопления и анализа информации, без сомнения, в первую очередь концентрируются на процессе выработки объективных знаний о действительности. Сложно утверждать, что в отношении открытости научной информации в позиции самих ученых существовала какая-либо четкая преемственность. Скорее напротив, на смену романтическим идеалам великих просветителей, считавших максимальное распространение знаний в повседневной жизни людей необходимым условием установления гармоничных социальных связей, пришел весьма сдержанный оптимизм, нередко граничащий с определенной долей скепсиса.

Для выделения области science communication, ответственной за взаимодействие научного сообщества с непрофессиональными акторами медийной среды и широкой общественностью используется понятие «внешние научные коммуникации». Однако в иностранных исследованиях предпочтение отдается термину «public science communication» (активно разрабатывается британским ученым Брайаном Тренчем [13] ), которое несет в себе несколько иной оттенок: здесь подчеркивается неизбежность перехода от внутринаучных коммуникаций к открытым научным коммуникациям из-за постепенного стирания грани между внутренними и внешними сообщениями, исходящими от научного сообщества.

Неоднозначность позиции ученых в отношении открытости научных коммуникаций в эпоху цифровых технологий приводит к необходимости исследовать проблему публичности современной науки, точнее трансформации границ публичности и связанными с этим процессом следствиями. Для этого вкратце рассмотрим некоторые принципиальные аспекты публичности как отдельного феномена развития общества.

В Средние века сила убеждения словом перешла в область теолого-философских диспутов и схоластики. Научное знание развивалось в замкнутом и небольшом по численности сообществе интеллектуалов-теологов.

Принципиально важным, однако, является то, что СМИ, представленные в ту пору печатной прессой, а позже и радио, постепенно стали играть первостепенную роль в формировании системы доступной информации по различным общественно значимым дискуссиям. Информация при этом носила в большей степени текстуальный характер, поэтому соблюдение принципов рациональности происходило за счет выстраивания четкой аргументации внутри текста. Конечно, это вовсе не означает, что не существовало стереотипизации, ложной аргументации, подмены понятий и прочих неприятных явлений, связанных с пропагандистским методом. К тому же из-за общего низкого уровня грамотности населения публичная сторона жизни общества была открыта далеко не всем. Тем не менее, относительно невысокая скорость трансляции информации через СМИ, пожалуй, позволяла пытливым умам быстрее находить несоответствия, фактические ошибки и другие информационные казусы.

Итак, постепенно своеобразный третий мир, в котором происходят коммуникации между индивидами, зачастую даже не знающими друг друга, стал трансформироваться в область усовершенствования механизмов манипулирования информационными потоками по вполне прагматичным политическим или экономическим мотивам. Если раньше важнейшие принципы доступности и открытости информации испытывались на прочность степенью влияния государства на СМИ, то сейчас не менее значимыми являются такие факторы (связанные уже с внутренними законами развития медиа), как поднятие рейтинга, расширение аудитории, увеличение рекламных бюджетов, реализация лоббистских кампаний.

Не будет преувеличением сказать, что институализированная в медиа публичная сфера довольно быстро лишилась своего статуса: классическая публичность была сметена реалиями медийного маркетинга. В начале XXI века медийность, выраженная присутствием субъекта в т.н. традиционных и новых СМИ, абсолютно не гарантирует ему подлинную публичность, хотя медиа-холдинги стремятся заставить думать свою аудиторию иначе.

Как отмечалось ранее, и наука, и медийная индустрия представляют собой две мощнейшие системы по производству и обработке информации. Но эти системы принципиальным образом отличаются, фактически конкурируя друг с другом относительно целей генерирования информационных потоков: в ситуации с наукой – это получение истинного знания, в случае с медиа-индустрией – это в первую очередь максимальный охват аудитории для дальнейшего воздействия на нее. При этом реальность такова, что научное сообщество (хочет оно того или нет) является объектом постоянного воздействия со стороны медийных технологий. Оно втянуто в своеобразную «игру» медийных коммуникаций; «игру», в которой инструменты управления (в том числе негативного) смыслами, образами и символами стали более масштабными, диверсифицированными и изощренными. И этот вызов для развития современной науки, в т.ч. российской, следует достойно принять – а это значит, верно определить место и роль науки, в новых изменениях медийной сферы.

Все вышеизложенное приводит к выводу о том, что единственно возможный путь развития научного сообщества в России в его взаимоотношениях с медиа-средой определяется борьбой за обретение субъектности в медиа. Взаимодействие с медиа – это взаимодействие с их аудиторией, запросы которой к получению информации необходимо учитывать в первую очередь. Обретение субъектности в медиа, таким образом, невозможна без использования новейших технологий информационно-медийной среды. В противном случае медийная среда будет продолжать, если не дискредитировать, то искажать, не совсем верно интерпретировать научный метод и эстетику научного труда.

Словосочетание «имиджевая политика» нередко вызывает скепсис и улыбку внутри российского научного сообщества, рассматривается как не совсем уместная для научной среды попытка огламурить ученых, сформировать искусственную среду своеобразного научного глянца. Однако научное сообщество хочет оно того или нет уже является объектом влияния медиа. Вопрос в том, сможет ли оно стать полноценным актором медиа-среды, консолидировано влиять на информационные потоки, идущие от нее. Оказывать влияние на сложную систему, можно только поняв законы ее деятельности. Об этом знает каждый ученый. Медиа-сфера сегодня не менее сложная система, действующая по своим законам. Не понимать их или не желать знать – значит сознательно отказываться от возможности что-то изменить в лучшую сторону для развития науки.

Источник

ДЕМАРКАЦИИ ПРОБЛЕМА

Полезное

Смотреть что такое «ДЕМАРКАЦИИ ПРОБЛЕМА» в других словарях:

демаркации проблема — ДЕМАРКАЦИИ ПРОБЛЕМА (от фр. demarcation разграничение) попытка определения области научного знания с помощью указания точных критериев научной рациональности. По утверждению К. Поппера, Д. п. это поиск критерия, «который дал бы нам в руки … Энциклопедия эпистемологии и философии науки

Проблема демаркации (философия науки) — Проблема демаркации (лат. demarcatio разграничение) проблема поиска критерия, по которому можно было бы отделить теории, являющиеся научными с точки зрения эмпирической науки, от ненаучных предположений и утверждений, метафизики, и… … Википедия

Проблема демаркации — (лат. demarcatio разграничение) проблема поиска критерия, по которому можно было бы отделить теории, являющиеся научными с точки зрения эмпирической науки, от ненаучных предположений и утверждений, метафизики, и формальных наук… … Википедия

Проблема индукции — Проблема индукции философская проблема, впервые сформулированная Т. Гоббсом (1588 1679)[1] и развитая в середине XVIII века Дэвидом Юмом. Юм поставил под сомнение обоснованность индукционизма, выдвинув вопрос о том, можем ли мы на основе… … Википедия

ДЕМАРКАЦИЯ, проблема демаркации — проблема нахождения критерия разграничения научного знания и ненаучных (псевдонаучных) построений, а также эмпирической науки от формальных наук (логики и математики) и метафизики. Эта достаточно традиционная, по крайней мере со времен Канта,… … Современная западная философия. Энциклопедический словарь

Критерий демаркации — Критерий демаркации научный способ разграничения условий, которые избираются для объяснения данного явления. Термин «демаркация» означает «разграничение». Практическое применение Критерий демаркации нашел, пожалуй, наибольшее применение в… … Википедия

Фальсифицируемость — (принципиальная опровержимость утверждения, опровергаемость, критерий Поппера) критерий научности эмпирической теории, сформулированный К. Р. Поппером в 1935 году[1]. Теория удовлетворяет критерию Поппера (является… … Википедия

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ — (от лат. falsus ложный), или э м лирическое опровержение, процедура установления ложности гипотезы или теории путем эмпирической проверки. Принято считать, что процесс Ф. описывается логической схемой modus tollens, или принципом Ф.: «если верно … Философская энциклопедия

РАЦИОНАЛЬНОСТЬ — (от лат. ratio разум) разумность, характеристика знания с т.зр. его соответствия наиболее общим принципам мышления, разума. Поскольку совокупность таких принципов не является вполне ясной и не имеет отчетливой границы, понятию «Р.» свойственны и… … Философская энциклопедия

КРИТИЦИЗМ — в широком смысле слова методологический подход, восходящий к «критике разума» И. Канта. Ряд филос. школ 19 20 вв. эмпириокритицизм (Э. Мах, Р. Авенариус), критический реализм, франкфуртская школа, критический рационализм рассматривают К. как свою … Философская энциклопедия

Источник

Географы оценили роль советских карт в решении пограничного спора Армении и Азербайджана

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Карта Азербайджана на сайте ООН, на которую сослалась журналистка Хадиджа Исмайлова, призвав учитывать ее при определении армяно-азербайджанской границы, соответствует советским мелкомасштабным картам, сообщил Алексей Гуня. Наиболее точные карты того времени составлял Генштаб, и Россия готова их предоставить Армении и Азербайджану, указал Николай Силаев. Карты прошлых лет могут быть использованы лишь как дополнительный инструмент в решении спора, считает Александр Панин.

Как сообщал «Кавказский узел», 18 ноября азербайджанская журналистка Хадиджа Исмайлова призвала учитывать международное право при определении армяно-азербайджанской границы, сославшись на карту Азербайджана, опубликованную на сайте ООН. Пользователи соцсети в комментариях поспорили об актуальности карты, а азербайджанские аналитики поддержали позицию Исмайловой.

По итогам обострения карабахского конфликта осенью 2020 года непризнанная Нагорно-Карабахская Республика утратила контроль над двумя третями территории, в том числе над так называемой «зоной безопасности», частично прилегавшей к границам Армении. Это актуализировало вопрос о делимитации и демаркации армяно-азербайджанской границы, линия которой не определена со времен распада СССР. В мае между Арменией и Азербайджаном разгорелся пограничный конфликт, сопровождающийся боестолкновениями. Последние боевые потери обе стороны понесли 16 ноября. 18 ноября премьер-министр Армении Никол Пашинян заявил, что принимает предложения Минобороны России по началу подготовительного этапа демаркации и делимитации армяно-азербайджанской границы.

Карта Азербайджана на сайте ООН соответствует мелкомасштабным картам СССР, обозначающим границы республик Советского Союза, сообщил старший научный сотрудник Института географии РАН Алексей Гуня.

«В целом внешние границы на карте соответствуют советским мелкомасштабным картам без внутреннего административного деления»,- заявил корреспонденту «Кавказского узла» эксперт.

Последние полномасштабные бои шли в Нагорном Карабахе с 27 сентября по 9 ноября 2020 года. Над какими территориями непризнанная Нагорно-Карабахская Республика утратила контроль в итоге этих боев, указано на карте, подготовленной «Кавказским узлом». Об обострении карабахского конфликта осенью 2020 года рассказывается в справке «Кавказского узла» «Карабах: эскалация конфликта или новая война?» и хронике боевых действий и их последствий.

Наиболее точные карты и описания административных границ союзных республик бывшего СССР составил советский Генштаб, сообщил ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО Николай Силаев.

Никакие самые точные советские, царские или другие карты не будут окончательным решением споров, считает доцент кафедры картографии и геоинформатики Института наук о Земле, советник ректора Северо-Кавказского федерального университета Александр Панин.

Автор: Нахим Шеломанов источник: корреспондент «Кавказского узла»

Источник

Власть как коммуникация: опыт и актуальные уроки демаркации политического в концепции Н. Лумана

1. Власть как коммуникация: опыт и актуальные уроки демаркации политического в концепции Н. Лумана

2. Альтернативная наука – наука как коммуникация

3. Список литературы.

Власть как коммуникация: опыт и актуальные уроки демаркации политического в концепции Н. Лумана

Общепризнанна сложность проявлений власти, их неоднородное присутствие в различных областях жизни общества. Это обстоятельство делает исследование власти крайне трудным и противоречивым делом, обусловливает необходимость использования различных методологических средств и подходов.

Выражением методологического плюрализма в осмыслении власти является наличие различных моделей ее эпистемологической репрезентации, в том числе волюнтаристской, лингвосемиотической, структуралистской, постмодернистской. Утверждение тех или иных моделей власти в установках исследователей и аналитиков, а также E общественном сознании происходит под влиянием многочисленных факторов. Их совокупное действие в различные периоды времени и в различных ситуациях формирует преобладающие парадигмальные конфигурации трактовок власти. Соответственно конфигурационным образом происходит демаркация политического в жизни общества, а в зависимости от трактовки места и роли политики в социуме создается картина статусов и взаимоотношений основных общественных субъектов и групп, регулятивов функционирования и факторов изменчивости общественного целого.

Актуальная парадигма власти всегда является изменчивой. Она образуется совокупным действием на сферу политического различных социально-культурных влияний. К ним относятся: эволюция представлений об общих принципах устройства общества; культурно-историческая динамика; динамика типов научной рациональности; факторы технологического развития; процессы глобализации и продолжающееся на их фоне активное цивилизационное и национально-культурное самоопределение народов, стран и обширных культурных регионов современного мира.

При рассмотрении указанных факторов должен учитываться не только простой факт их взаимодействия, но также траектория и направленность каждого из них, резонансы и проекций их когерентных отношений. На основе комплексного анализа парадигмалъной динамики политологических концепций представляется возможным утверждать, что всовременной политологической мысли уже достаточно широко признана трактовка еласти как коммуникаций. Это означает, что власть как возможность оказать воздействие на что-либо или на ко’го-либо только «на поверхности» общественных процессов проявляется как целесообразная совокупность регулятивных воздействий, иерархическая, силовая диспозиционная структура. В сущности же, власть представляет собой сложную систему коммуникаций как информационно-смыслового взаимодействия различных субъектов общественной жизни. Отличительными признаками власти как коммуникативного феномена можно назвать: ‘сложный системный характер; информационное качество социальных взаимодействий; наличие развитых субъектов коммуникации; пространственно-временную соразмерность коммуникативного взаимодействия; вариативность и селективность действия субъектов коммуникации; социальную релевантность.

Приоритетное внимание к коммуникативной модели власти носит именно парадигмальный характер. Оно не связано с отрицанием других подходов к трактовке власти и политического, но предполагает рассмотрение многообразия явлений политической жизни под несколько модернизированным «углом зрения», приближенным к стандартам современного научного познания и его концептуальным образам.

Трактовка власти как коммуникации позволяет выдвигать корректные объяснительные схемы для новых, зачастую парадоксальных, явлений современной политической жизни, которые связаны, например, с изменением состава и взаимных зависимостей основных субъектов зласти и политического процесса; с масштабными имитациями политической деятельности, возможностью «выпадения» декларируемых политических лидеров из сферы «политического»; видимой децентрализацией политической жизни в ряде стран при возникновении предпосылок для нового тоталитаризма.

Коммуникативные трактовки власти и демаркации политического предлагаются в рамках нескольких исследовательских направлений. Одна из наиболее подробно разработанных концепций власти как системы коммуникаций предлагается в работах известного немецкого социолога Никласа Лумана.

Н. Луман исходит из того, что трактовка власти как особого рода коммуникативного средства позволяет избежать часто наблюдаемой перегруженности понятия власти признаками процесса влияния, понимаемого слишком широко и неопределенно.

По замыслу Н. Лумана, власть может быть интерпретирована на основе общей и частных теорий коммуникации, которые, в свою Очередь, дополняют две фундаментальные общественные теории: теорию социальной дифференциации и теорию социокультурной эволюции. То, что эти теории так или иначе учитывают процессы коммуникации в социуме, не вызывает сомнений. Но Н. Луман ставит перед собой задачу объяснить, что заставляет нас принимать и развивать те или иные коммуникации. Так он подходит к теме власти и ее коммуникативных оснований.

Власть как коммуникативное средство является исходным регулятивом социальных взаимодействий. Специфику власти составляет постоянный переход от производства неопределенности власть имущим к ее устранению. «Функция власти состоит в регулировании контингенции», т. е. в широком смысле власть предоставляет возможности направленного воздействия на изначальную селективность поведения подчиненных. В этом смысле Н. Луман сравнивает власть с комплексной функцией катализатора, так как властная коммуникация представляет собой шанс повысить вероятность желаемых селективных связей.

Понятая как коммуникация, власть перестает рассматриваться только в реальном, опредмеченном отношении «властитель — подданный»; В центре внимания’ оказывается коммуникация вообще, т. е. то, что подданный так или иначе знает о селективности поведения власти и о возможности своего выбора, активно коммуницирует по поводу этих возможностей, не выходя при этом за пределы определенной каузально цепи, направляемой медийными кодами и темами власти.

Даже с помощью лаконичного эскиза коммуникативной модели власти могут быть сделаны интересные выводы для, так сказать, повседневного понимания власти и возможностей ее реализации. Во-первых, становится возможной демаркация власти от принуждения и насилия, причем последние проявляются в ситуациях дефицита власти как особого рода направляющей коммуникации. Н. Луман подчеркивает: «Принуждение означает отказ от преимуществ символической генерализации, отказ от того, чтобы управлять селективностью партнера». Во-вторых, власть оказывается органически соединенной со свободой коммуницирующих агентов. «Власть становится более могущественной, если она оказывается способной добиваться признания своих решений при наличии привлекательных альтернатив действия или бездействий; С увеличением свобод подчиненных она лишь усиливается». В-третьих, обнаруживается значимость коммуникативной инфраструктуры социума (связь, транспорт средства массовой информации, различные форумы), которые, являются не «украшениями» власти, а ее необходимыми предпосылками.

Альтернативная наука – наука как коммуникация.

Было бы неверным отождествлять все формы взаимодействия ученых с властными отношениями, существующими внутри науки и вне ее. В науке есть громадный пласт отношений между учеными, который не поддается замутнению со стороны инстанций власти, – пласт отношений между учеными как равноправными партнерами исследования, диалога, обсуждения, соавторства и пр. В настоящее время все более ясным становится то, что одной из решающих характе­ристик науки является ее коммуника­тивная природа. Ни ход, ни результаты, ни субъекты познания не могут быть отторгнуты от той ситуации общения, в которой осуществляется научное исследование. Каждый элемент познавательного акта и его содержания пронизан, освещен контекстом коммуника­ционного взаимодей­ствия. Познаватель­ный акт обусловлен контекстом общения, где каждый участник коммуни­кации взаимоориен­тирован на общение, каждый акт коммуникации нагружен интенциональ­ными смыслами, уста­новкой на другое равноправное сознание. Наука «соткана» из мно­жества живых диалогических нитей – как со своими современни­ками, так и со своими предшествен­никами. Научное знание оказы­вается направленным взаимо­действием различных актов полагания смысла, его смысл, полагаемый в деятельности каждого из равноп­равных участников коммуникации, размещается на границе с дру­гими смыслами, а взаимопонимание, достигаемое в диалогической коммуникации, есть нахождение на одной и той же исторической плоскости, где каждый предшественник становится современником и равноправным участником диалога. Участие в коммуникации уче­ных приучает их считаться с мнениями других, сообразо­вывать свое поведение и собственное мнение с позицией коллег, искать согла­сие, достигать общей точки зрения. Проникновение в научные ком­муникации инстанций власти означает, что Некто позволяет решать и покорять одной своей волей, фактом наделения его властью. Для любого представителя администра­тивной бюрократии, осуществля­ющей власть в науке, даже консультация с теми, кто уполномочен и призван судить об обсуждаемых вопросах, оказывается разделом власти, что он с трудом может терпеть.

Научное исследование, понятое как коммуникативный процесс, представляет собой сложную гамму познавательных актов и вклю­чает в себя «вопрошание» и предвосхи­щение ответа, согласие и воз­ражение другим участникам коммуникации. Передний край науки – это поле взаимодействия многих принципи­ально равноправ­ных со­знании, в котором складывается разноречивое, дифференцированное согласие. Наука, понятая как интерференция актов коммуникации, подчиняется определенным нормам и образцам взаимо­действия уче­ных. Эти нормы и образцы, обеспечивающие устойчивость научного знания, отлагаются в системе дисциплинарного знания и в опреде­ленных идеалах и критериях научности, выявляемых методологией науки.

В истории науки нельзя не заметить противоборства науки как) власти и науки как коммуникации. Формирование новых форм! коммуникации между учеными всегда протекало в конфликтах с прежней системой властных отношений в научном сообществе. В борьбе с прежними формами организации науки ученые выдвигали альтернативные идеалы взаимодействия между учеными, в том числе и альтернативные формы коммуникации. Можно сказать, что, движение «альтернативной науки», существовавшее на каждом этапе развития науки, апеллировало к науке как коммуни­кации равноправных участников исследования, диалога, взаимного обсуждения, постоянно обращалось к тому слою в науке, который не поддавался деформациям со стороны инстанций власти. Таким слоем всегда была наука как коммуникация. Сами же формы этой коммуникации трактовались по-разному – то как диалог, то как «невидимая коллегия», то как неформальное, межличностное обще­ние, осуществляющееся в различного рода салонах, в малых груп­пах, «коммунах» и т. п. Вместе с ростом форм институциа­лизации науки, ростом инстанций власти внутри и вне науки развиваются и формы коммуника­ционного взаимо­действия ученых. Наслаиваясь друг на друга, оттесняясь на периферию и выдвигаясь на первый план, формы коммуникации ученых оказываются тем оселком, на котором зиждется все движение альтернативной науки, вся ее иде­ология, выступающая как контридеология относительно науки как системы власти, как контрдвижение относительно науки как си­стемы власти, как контрдвижеиие относительно институциально организо­ванной Большой науки. Само собой разумеется, в этой иде­ологии много утопического, а в самом факте ее альтернативности заключен исток ее неэффективности. Однако, из этого нельзя де­лать вывод о ее беспочвенности. Движение «альтернативной науки» сосредоточивается на том пласте отношений между учеными, кото­рый играл, играет и будет играть громадную эвристическую роль в научных исследованиях и развитии науки, а именно на научных коммуникациях, на межличностных отношениях между учеными.

Возникновение новоевропейской науки непосредственно связано с обращением к научной коммуникации как фундамен­тальному пласту науки. Как известно, в средние века были созданы специфи­ческие формы институтов передачи знаний – университеты со своей структурой власти, с властными отношениями внутри сообщества преподавателей, с институциально признанной и регламенти­рованной формой общения учителей и учеников – диспутами. Ученый эпохи Возрождения стремится порвать с той формой институциали­зации науки и преподавания, которая осуществлена в средневеко­вых университетах. Он не занимает никакого официального поло­жения в расписанной иерархии должностей ни внутри факультетов, ни внутри университетской корпорации. Все мыслители Возрожде­ния выступают с критикой университета как формы организации общения ученых, с яркой критикой схоластических диспутов и стремятся возродить диалог, т. е. ту форму философствования и жанра научной литературы, которая была развита в античности. Вместо ритуализиро­ванного, тяжеловесного средневекового диспута они выдвигают идеал дружеского общения между единомышленни­ками, посланий друзьям, где нет места церемониаль­ности, этикету, собеседованию между учеными под патронажем короля, князей, вы­сших сословий знати. Эта форма коммуникации между учеными и была названа «Академией», что должно было свидетельствовать о возрождении «Академии» Платона в условиях Италии XV в. Назва­ние «Академия» для носивших совершенно домашний, непринуж­денный, дружеский характер собеседований ученых, энтузиастов, эстетов и государей являлось исключительно гуманистической реминис­ценцией и было введено флорентийскими платониками около середины XV в. «Академия Марсилио Фичино во Флоренции, неаполитан­ская академия Джовиано Понтано, римская – Помпонио Лето, венецианская – Альда Мануцио в эпоху кватроченто, осно­ванная Бернардино Телезио в Козенце академия, академии «della Crusca» и «del Cimento» в эпоху чинквиченто, являвшиеся по ха­рактеру и результатам своей деятельности значительнейшими из академий, сохраняли всегда со всеми прочими академиями демокра­тический и непринужденный характер частной и общественной жизни того времени; они все создавались свободным образом и не имели даже для торжественных случаев ни каких-либо уставов, ни какого-нибудь неизменного церемониала. Образцом при создании таких обществ служила древнейшая академия, т. е. Academia Platonica во Флоренции». В то время как средневековые университеты благодаря единым институциональным нормам приоб­рели авторитарный характер, академии стали той новой формой ор­ганизации научного общения, которая не только поставила в центр демократи­ческие формы коммуникации, но и предоставила возмож­ность для взаимного соревнования и объединения усилий ученых, образованных практиков, гуманитариев, художников. Все это со­здало не просто новую атмосферу дружеской состязатель­ности, но и реальную почву для совместной работы, для развития теорети­ческих исследований и прикладных разработок в механике, архитек­туре, военном деле.

Мы уже отмечали, что научные общества принимали различ­ные организаци­онные формы. Академии в Италии были преимуще­ственно группой единомыш­ленников, находившейся под патронажем двора или какого-то знатного лица. Королевская Академия Франции была департаментом (Коллегией) в государственном аппарате. Королев­ское Лондонское общество было гораздо более открытым уч­реждением, которое руководилось собственным Президентом, однако его патроном на первых порах был все же король. Создание таких институциональных форм организации науки со своим Уста­вом, дисциплинирующими нормами вхождения и исключения чле­нов общества, со своей структурой власти делало весьма устойчивой жизнь ученого, обеспечивало продвижение его по всей лестнице на­учной карьеры. Правда, и здесь нельзя не видеть различий между разными формами организации науки. В эпоху Возрождения все общество, в том числе и научное сообщество, делилось на нобилей и изгнанников. Первые пользовались доверием государя и поддержи­вали порядок, сложившуюся систему власти и существовавшие тра­диции. Изгнанники требовали изменений, изгонялись из общества. Надо отметить, что нобили и изгнанники не были разъединены про­пастью. Многие нобили превращались в изгнанников. Такова судьба Макиавелли, Ф. Гвиччардини, впавших в немилость государя. Еще более трагична судьба Т. Мора, М. Сервета, Д. Бруно. Во всяком слу­чае неформальное, дружеское общение единомышленников, выдви­гавшееся в качестве регулятивного правила внутри академий, не со­здавало прочных, устойчивых отношений между учеными, не пред­полагало никаких гарантий для карьеры ученого, ни для его жиз­ненной судьбы.

Итак, «незримая коллегия – это определенный тип коммуни­кации между учеными, коммуникации неформальной, осуществля­ющейся в переписке и ставящей целью обсудить свои работы, обес­печить приоритет, получать сведения об исследо­ваниях других уче­ных. Казалось бы, в науке XX века, обладающей специализирован­ными службами информации и развернутой системой коммуника­ции – от журналов до конференций и симпозиумов, от информаци­онных компьютерных сетей до принтеров – эта форма коммуника­ции должна отмереть. Оказывается, она не только не отмерла, но, наоборот, развилась и занимает свое, причем важное место в си­стеме коммуникации между учеными. Этот тип коммуникации су­ществует в исследовательских объединениях и называется у разных историков науки по-разному – «невидимый колледж», «научная школа», «сплоченная группа», «социальный круг» и т. п. Нефор­мальный характер общения между учеными – главная черта такого рода объединений. «В основе представлений о «невидимом кол­ледже» лежит, видимо, то обстоятельство, что в каждом из наибо­лее активных и соревнующихся друг с другом научных направлений обнаруживается существо­вание особой «внутренней группы». Вхо­дящие в такую группу ученые оказываются обычно в прямом кон­такте с каждым исследова­телем, который вносит весомый вклад в данное направление, не только на националь­ном, но и на междуна­родном уровне, включая все страны, где данное направление полу­чило достаточное развитие. Основной состав группы собирается обычно где-нибудь в приятных местах на узких конференциях. Члены этой группы информационно связывают отдельные исследо­вательские центры. Они пересылают друг другу препринты и от­тиски статей, сотрудничают в исследованиях. Эти лица составляют как бы ядро, объединяя всех более или менее известных ученых ис­следователей данного направления, они оказываются в состоянии контролировать финансирование и лабораторное обеспечение иссле­дований как на местах, так и в национальном масштабе». В этих словах известного американского науковеда Д. Прайса обращается внимание не только на то, что в науке существуют не­формальные коммуникации между учеными, но и на то, что в этой сети неформальных коммуникаций можно выделить ведущую группу ученых, объединенных не столько природой исследуемого объекта, сколько общностью методов исследования. Это – ядро, в которое входят наиболее продуктивные ученые, оказывающие на­ибольшее влияние на исследования в данной области и выбранными методами. «Ядерная группа» внутри «невидимого колледжа» вы­членяется и с помощью социометрических методов науковед­ческого исследования, и с помощью библиометри­ческих методов – взаимного цитирования и соавторства в публикациях. Наряду с «ядерной группой» существует и второй слой участников коммуникации – слой «посторонних», участие которых в коммуникации минимально. Ведущая исследовательница такого рода коммуникаций в науке – Д. Крейн выделила в научном сообществе «невидимые колледжи» по целому ряду параметров, в том числе по социометрическим пара метрам, переписке, обмену препринтами и оттисками, соавторству отношению «учитель-ученик», влиянию на выбор проблем и др.. Исследования сети неформальных коммуникаций в науке показали их различия в разных научных дисциплинах и вместе с тем выявили их громадную значимость в современной науке.

Феномен «незримой коллегии», отмеченный Р. Бойлем, превратился в феномен «незримого колледжа» – сеть неформальной коммуникации между исследователями, которая включает в себя межличностное общение, текущее сотрудничество, соавторство, руководство аспирантами и стажерами, воздействие на выбор проблем и методик, обмен письмами и препринтами, оттисками статей. Иными словами, сеть неформальных коммуникаций в настоящее время гораздо шире, чем общение членов «незримой коллегии», ограничи­вающееся преимущест­венно перепиской между учеными. Характер и уровень неформальных коммуникаций, конечно, различен в странах с разными системами государственной власти. Он максимален в демократических странах, хотя и здесь существуют ограничения связанные с секретностью и запретами, действующими в военно-промышленном комплексе. Совершенно деформированный характер приобретают неформальные коммуникации в странах, где господ­ствовала тоталитарная система власти. Хотя и здесь можно выделить группу ученых, бывших лидерами в своей области, однако уровень неформальной коммуникации в силу ксенофобии, постоянно нагнетаемого страха вредительства, шпиономании был минимален, ограничивался преимущественно научными сотрудниками и аспирантами, работавшими в одном исследовательском учреждении, международные же контакты советских ученых были разрушены длительное время.

В неформальном общении в салонах и обществах не только со­общали последние литературные и научные новости, но и формиро­вался дух заинтересо­ванного научного искания, новые научные ориентации, воспитанные на культе знания, разума, опыта, эксперимента. Конечно, научная работа предполагала уединение, напряженный труд, сосредоточение усилий воли, мысли, воображения. Она проходила, естественно, за пределами салонов и свободного мнения в обществах. Но и без этого наука не может существовать; также, как без целенаправленного исследования.

Критика науки и ее включенности в систему власти в XIX веке осуществлялась с двух сторон – со стороны романтиков и со стороны ученых, принимавших деятельное участие в социальном институте науки, но недовольных формами общения, существо­вавшими в нем. Романтики, обратившие внимание на аналитичность, инструмен­тальность, эмпиричность научного знания, на господство в науке духа пошлости и ростовщичества, подчеркнули коммуника­тивную природу творчества и познания. Так, согласно Ф. Шлегелю, всякое творчество есть «сотворчество», мир предстает как мно­жество «я», высказывающихся, общающихся друг с другом, любовь, понимаемая как взаимообщение «я» и «ты», оказывается основой духовного существования и центральной темой философ­ство­вания, поскольку даже в одиночестве мы размышляем как бы вдвоем, в любом высказывании скрыт диалог, разговор, собеседование. Ф. Шлегель, Новалис, Ф. Шлейермахер в соответствии с идеалам «сотворчества» выдвинули проект энциклопедии, объединяющей все науки и искусства. Таким изданием должен быть, по замыслу Ф. Шлегеля, его журнал «Европа», обнимающий все науки и искус­ства в «прогрессивно текучей форме», называемый им, также, как и Новалисом, современной Библией. Общение было понято как подлинный фундамент науки и оно обнаружи­вается как в спо­рах, так и в согласии, и даже в замкнутом одиночестве царит, по словам Гете, «чувство величайшей всеобщности». Од­нако, неприятие романтиками, да и Гете, ведущих концепций на­учного знания XVIII-XIX веков, их стремление возродить или ма­гию, или символическую интерпретацию шифров природы, постро­ить натурфилософию и новую религию привели к тому, что их идеи об универсальности общения прошли мимо ученых и стали импуль­сом в развитии и поиске новых форм общения в религиозных общи­нах, а не в научном сообществе.

Гораздо более плодотворными были импульсы, шедшие от са­мих ученых. В 1830 г. известный английский ученый Ч. Бэббидж выпустил книгу с примечательным названием «Размышление о закате науки в Англии», где обратил внимание на то, что утрачива­ется былая широта и универсальность ученых, возникает узкая специализация, затрудняющая взаимопони­мание и достижение согла­сия, растет разобщенность и отчуждение между представи­телями различных научных дисциплин. Былое коммуника­тивное единство науки оказалось под угрозой, разрыв между наукой и образованием увеличивается.

Для преодоления всех этих противоречий и была создана в 1831 г. Британская ассоциация развития науки. Годичные собрания этой ассоциации, собиравшие большое число слушателей и проводившиеся каждый год в разных городах, были лучшей формой пропаганды науки, про­верки ценности открытий, их оригиналь­ности, ознакомления с осо­бенностями научных методов, пробуждения любознатель­ности у мо­лодых людей, их личного приобщения к научным открытиям. Вме­сте с тем эти собрания сформировали идеал ценностно нейтральной науки, выработали новые критерии научности – единого индуктив­ного метода, медленной кумуляции индуктивных наблюдений, образ науки, редуцированной к физико-математическим наукам, отказ от соображений утилитарных ради науки как средства социально признанного самоутверж­дения и самосознания, достигаемых в процессе объективного исследования и общения в целях постижения Истины. Неформаль­ное, межличностное общение между учеными различных специаль­ностей, с одной стороны, и между учеными и широкой общественностью, с другой, восполняло те формальные, институцио­наль­ные способы и каналы коммуникации, которые существовали в Лондонском Королевском обществе. Оно дало мощный импульс развитию натуралисти­ческого образования, перестройке преподавания естественных наук и математики в английских колледжах и универси­тетах. Ведущие ученые Англии подготовили сборник статей в защиту научного воспитания «Новейшее образование. Его истинные цели требования». Его авто­рами были М. Фарадей, В. Уэвелл, Д. Тиндаль и др. Исходные установки новой программы преобразования всей системы образова­ния естественных наук в колледжах и универси­тетах Англии, про­паганды естествознания были изложены Д. Гершелем в его «Философии естествознания» и В. Уэвеллом в «Философии индук­тивных наук». Гершель подчеркивал, что «знания не могут пра­вильно развиваться деятель­ностью небольшого числа лиц. Оно может быть не приобретает высшей степени достовер­ности от всеоб­щего содействия, но приобретает по крайней мере большое доверие и становится прочнее. По мере того, как число занимающихся отдельными отраслями физического исследования увеличивается и все более и более распространяется в различные страны земного шара, необходимо соответственное увеличение легкости в сообщении и взаимном обмене знаний». Он предлагает создать це­лый ряд учреждений, способствую­щих развитию науки, издавать месячные и квартальные журналы, своды, рефераты и учебники по определенным отраслям науки.

Однако, развитие науки пошло по другому пути – личное, жи­вое общение между учеными было сдвинуто на периферию, принимало форму «невидимого колледжа» и возрастал удельный вес опо­средованной коммуникации внутри научного сообщества. Эту тен­денцию отметил Ф. Клейн, который, характеризуя науку XIX века, писал: «вместо прежнего живого личного общения между учеными возникает огромная литература, особенно периодическая, устраива­ются большие интернациональные конгрессы и другие организации, стремящиеся поддерживать хотя бы внешнюю связь». XX век лишь усугубил эту ситуацию – опосредованность научных ком­муникаций резко возросла, массив периодических изданий резко возрастает небывалыми темпами, сеть коммуника­ционных связей все более усложняется и запутывается, а включенность науки в си­стему власти приобретает невиданный размах, связь научного сооб­щества с технократией и политической бюрократией приобрели не­виданный масштаб.

Однако, было бы неверным видеть в контрнаучном движении одни лишь негативные моменты. При всей своей экстравагантности, оно способствовало обсуждению социально значимых проблем, таких, как наука и власть, место науки в системе власти, властные функции науки. Из него выросли не только новые социальные дви­жения, например, экологическое движение «зеленых», но и ряд на­учных и методологических течений. С контрнаучным движением тесно связано возникно­вение биоэтики в США и странах Европы, экологической этики, новое методологи­ческое направление, которое обычно называют «анархизмом в методологии», а точнее было бы назвать антинормати­вист­ской концепции методологии. Движение «альтернативной науки» по­ставило во главу угла знание, понятое как коммуникация, как лич­ное общение в противовес науке как власти.

Если подвести итог, то следует подчеркнуть, что наука пред­ставляет собой сложную систему, которая, будучи рассмотрена с коммуникативной стороны, включает в себя как формы самоорга­низации и межличностного общения, так и формы институциональ­ной организации и опосредованного общения. Односторонне делать акцент на науке как системе властных отношений, на включенность науки в систему власти, на властный характер идеологии овладения природой, ее эксплуатации. Но столь же односторонним оказыва­ется и акцент на межличностных контактах ученых, межличност­ном общении внутри научного сообщества, на идеологии гармонии, союза с природой. Если технократизм делает акцент на сопряжен­ность науки с системой власти, подчеркивает властные функции научного знания и науки как социального института, то романти­ческое, контрнаучное движение выпячивает другую сторону науки, а именно существование в ней малых групп, пронизанных отноше­ниями солидарности и живого контакта между учеными. Заостряя одну из сторон жизни науки и научного сообщества, каждая из этих позиций выдвигает свой утопический вариант переустройства на­уки, строит специфический «образ науки». Этот «образ науки» весьма далек от реальной жизни науки, в которой воедино пере­плавлены различные уровни коммуникации – от межличностного контакта до властных отношений внутри научного сообщества. Эти уровни коммуникации, интерфери­рующиеся друг с другом, воспол­няют друг друга, образуют некоторую целостность, в которой каж­дый из них занимает свое, специфическое место и выполняет вполне определенные, но весьма значимые функции: одни – фун­кции управления и инстанций власти, другие – функции самоорганизации и самоуправления научного сообщества. Лишь тоталитар­ная система власти стремится подавить и уничтожить существу­ющие в науке механизмы самооргани­зации и самоуправ­ления, под­меняя их бюрократи­чески-командными методами организации.

2. От социологии знания к социологии науки (20-30 годы XX века). – Современная западная социология науки. Критический анализ. М., 1988.

3. Новые тенденции в западной социальной философии. М., 1988.

4. Власть. Очерки современной политической философии Запада. М., 1989.

5. 10. Влияние монотеизма на развитие знания. Киев. 1883.

Источник