в чем видит достоевский спасение для человека

Нравственный идеал в произведениях Ф. М. Достоевского. По роману «Преступление и наказание»

«Красота спасет мир», — написал Ф. М. Достоевский в своем романе «Идиот». Эту красоту, которая способна спасти и преобразовать мир, Достоевский искал на протяжении всей своей творческой жизни, поэтому почти в каждом его романе есть герой, в котором и заключена хотя бы частичка этой красоты. Причем писатель имел в виду вовсе не внешнюю красоту человека, а его нравственные качества, которые и превращают его в действительно прекрасного человека, который своей добротой и человеколюбием способен внести частичку света в убогий и жестокий мир. В романе «Преступление и наказание» таким светом стала Сонечка Мармеладова, самая «униженная и оскорбленная» из всех героев этого романа.

Именно она благодаря своему светлому и бескорыстному характеру становится настоящим нравственным идеалом Достоевского, к которому он мечтает привести всех людей.

Этот нравственный идеал заключен в бескорыстной, самоотверженной и сострадательной Соне, которая является таковой от природы, оттого, что так ей велят ее сердце, ее искренняя вера в бога и в доброе начало во всех людях.

Благодаря своей нравственной чистоте и душевной невинности Сонечка как бы вырывается из оков современности, парит над реальной жизнью, становится олицетворением всех лучших человеческих качеств. Порой она, необразованная и полуграмотная девушка, видит даже больше, чем студент-философ Раскольников. Ей понятно то, что Родиону только предстоит понять, а именно — безграничная любовь ко всему человечеству, которая ведет к единению с людьми и обществом. Не будь этой любви, Сонечка не смогла бы жить, потому жизнь только ради самой себя, ей не понятна. Ей необходимо жить для кого то, только тогда ее существование становится полным и имеет какой то смысл. Ради этого она готова даже пожертвовать собой. Не пойди она на улицу — умерли бы с голода ее домочадцы. Добро Сони по отношению к другим требует зла по отношению к себе, но она готова принести такую жертву.

Иногда образ униженной, торгующей своим телом девушки напоминает читателю о чистейшем образе Богоматери, скорбящей за всех несчастных на земле. «Так не на земле, а там. о людях тоскуют, плачут, а не укоряют. «

Самоотречение Сони приобретает форму «бесконечного унижения». Но, по мнению Достоевского, это качество должно быть присуще человеку изначально. Только тот человек, который обладает этими качествами с самого рождения, может стать нравственным идеалом. Именно таким человеком и является Соня.

В образе Сони воплощены идеи Достоевского о том, что мир спасет братское единение между людьми, истинная вера в Бога, и что основу для этого единения следует искать не в обществе «сильных мира сего», а в глубинах народной России. В лице Сони Достоевский изображает народный, истинный вариант религиозного мироощущения. Именно в народной религиозности находит Достоевский основу для своей идеи глубинного христианства. Вот почему именно Сонечка Мармеладова становится идеалом женщины, идеалом человека. Вот почему именно в ней заключен нравственный идеал самого Достоевского, который считал, что именно такая, истинная душевная простота и красота спасут мир, направят человечество в нужное русло и избавят людей от многих страданий и излечат общество от пороков.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Метки

—Рубрики

—Помощь новичкам

—Цитатник

Лето Маки Сын помещика, родной племянник писателя А. Ф. Писемского.

Недаром говорят: «В августе до обеда — лето, после обеда — осень». В.

Нужно подняться, когда еще не рассвело. Пока собираешься, пока идешь до леса, успеет рассветать. Д.

—Ссылки

—Музыка

—Фотоальбом

—Видео

—Все на карте

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Интересы

—Сообщества

ПРОРОЧЕСТВА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО О РОССИИ

Фёдор Михайлович Достоевский — таинственная, многогранная, глубокая, пророческая личность, великий русский писатель, романы которого отличаются глубоким психологизмом и эмоциональной напряжённостью. Творчество Фёдора Михайловича Достоевского оказало воздействие на развитие не только художественной культуры, но и философской… Целые поколения русских мыслителей опирались в своём творчестве на мировоззренческие идеи и духовные открытия Достоевского, оказавшего существенное влияние и на формирование ряда направлений европейской философии.

Достоевский изнутри носил в себе всю проблематику культуры, все её мечты и идеалы, и это вылилось в создание грандиозной этической системы, в рамках которой решаются проблемы смысла жизни, любви, развития человека и человечества к ак вечного стремления не только к совершенствованию, но обязательно к совершенству.

Особенно велико влияние этических исканий Д остоевского на русское национальное самосознание. Достоевский не является философом в узком смысле слова, поскольку не создал ни одного чисто философского сочинения. Вместе с тем не совсем верно утверждение, что он мыслит как художник. Он мыслит именно как философ, хотя и выражает свои мысли в художественных образах.

Достоевский обращается прежде всего к русскому человеку, и уже от имени России и русского человека — к мировому сообществу. Гоголь, говоря о себе, подчёркивал, что от человека он пришёл к Богу и от Бога к России. Достоевский, повторяя этот путь, идёт дальше: от России он идёт к человечеству, потому что знает, что человечество гибнет и его нужно спасать, и что спасти человечество Бог поручил России и русскому человеку. Европейским мудрецам не нравятся подобные утверждения Достоевского, поскольку они ущемляют их религиозное, а также атеистическое самолюбие.

Однако пророчества Достоевского нравятся и не всем русским, поскольку предполагают колоссальную ответственность перед Богом, а слабый человек, коих большинство, боится ответственности и предпочитает «плыть по течению», не задумываясь о вопросах, не относящихся непосредственно к обыденной жизни. Достоевский показывает, что, уходя от этих вопросов, человек, и прежде всего русский человек, много страдает, ибо идёт против собственной духовной сущности. Но и те «избранники», которые ищут ответы на сокровенные вопросы человеческого бытия, очень быстро убеждаются, что истина не даётся простым усилием мысли или воли, что истину нужно выстрадать, разделив страдания своего народа, который много страдает именно потому, что является Богоизбранным народом. Да и познанная в страданиях и через страдания истина несёт в себе мало утешительного, ибо вскрывает всю глубину падения человека и человечества. Не случайно философию Достоевского, постигшего глубинную сущность мира и человека, нередко называют философией трагедии, хотя сам Достоевский так не считает. Он знает, что у человечества не только сохраняются шансы на спасение, но и что это спасение неотвратимо, даже несмотря на то, что люди по своей безмерной глупости и беспечности активно сопротивляются спасительной воле Бога.

Достоевский вполне доказательно убеждает, что сверхъестественное — не лишнее в человеке, а нечто устойчивое и необходимое, без чего не может быть самого человека, принадлежащего двум мирам: посюстороннему и потустороннему, из которого человек вышел и в который возвратится.

Своих героев Достоевский характеризует не через описание их внешнего облика и окружающего их ландшафта, как это принято у «обычных», в том числе великих писателей, а через ситуации, через нравственные конфликты, психологические реакции и внутренние переживания. Он признаёт только нравственный ландшафт и ландшафт идей.

Слово Достоевского несёт в себе свет Божественной истины, и эта истина освещает неприглядную действительность, открывая, или высвечивая в ней крупицы Божественной благодати. В связи с этим Достоевский выявляет два пласта жизни: самую жестокую, холодную и грязную действительность и самые благородные и возвышенные мечты о Царстве Небесном. Его герои, а вслед за ними и все мы, во всём земном непостижимым образом ощущают божественное, в обыденном — возвышенное, в реальном — потустороннее. В героях Достоевского присутствует взрывоопасная смесь порока и добродетели, подобно физической материи и антиматерии. Чтобы обуздать эти могучие силы, необходимо обращение к Богу, с которым, однако, люди не торопятся. Достоевский верит, что русский человек справится с этой глобальной проблемой, вопрос только в том, когда и при каких условиях. Очевидно, произойдёт это не раньше, чем чаша человеческих страданий будет переполнена. Гром ещё не грянул, но «пока гром не грянет, мужик не перекрестится», — гласит народная мудрость.

Душа европейского обывателя не принимает русскую правду Достоевского даже тогда, когда убеждается в её доказательности и неопровержимости, в её жизненной силе. Достоевский изображает русский мир, находящийся географически рядом с европейским миром, а духовно — над ним, причём на недосягаемой для Европы высоте. Герои Достоевского выходят за границы реальности в её европейском понимании, но остаются внутри реальности России, которая не имеет границ, ибо устремлена в бесконечность. И эта бесконечность не вне, а внутри русского человека. Поэтому судьбы русского человека не вне его, например, в Европе или где-нибудь ещё, а внутри него, в собственной душе, вмещающей в себя весь Божий мир. Отсюда — отмеченная Достоевским всемирная отзывчивость русской души и мистические основы её космической мощи.

Предметом философских исследований Достоевского является человек. Эта бесспорная истина тем не менее нуждается в конкретизации. Прежде всего необходимо уточнить: чем является для Достоевского человек как предмет исследования, что ищет и находит Достоевский в человеке? Вопрос далеко не однозначный, учитывая сложность феномена человека. Человек не является неделимым атомом, а складывается из великого множества слоёв и оболочек, связанных с биологическим, социальным и даже космическим его бытием, за которыми очень трудно разглядеть подлинное духовное ядро человека. Очень часто за всеми этими слоями человек не может найти самого себя. Достоевский «разоблачает» человека, снимая с него, как одежду, слой за слоем, чтобы добраться до самой сути. При этом вынужден исследовать не только самого человека, но и все его внешние и внутренние связи. Поэтому через человека он выходит в сферы антропологии, философии истории, этики, эстетики, философии религии и т.д. И всегда в центре этих исследований остаётся человек.

Произведения Достоевского — это глубочайшие философские и религиозные исследования, но исследования не быта, а метафизического бытия русского человека. Суть его заключается в том, чтобы рассматривать мир не в его обыденной повседневности, а именно как творение Божие, хотя и трагически искажённое.

Достоевский знает, что творчество, в том числе литературное, научное и философское, неотделимо от свободы: где нет свободы, там не может быть творчества. Поэтому подлинный творец не может зависеть от своего творения, как не зависел Христос от мира, в который Он пришёл. Явление в мир — свободный выбор Христа, решившего разделить все тяготы мира, чтобы его спасти, подняв его до уровня святости, точнее — придав миру направление к неотвратимому достижению святости в будущем, в предустановленное на то время. Речь идёт о пересотворении мира людей, но усилиями самих людей, понявших великий замысел Бога о человеке. Достоевский — один из таких подвижников Христа, пытающийся не только понять мир, но и объяснить людям их мир с позиций Христа и во имя Христа. С позиций Христа, значит — с высоты Голгофы, которой для Достоевского был не только эшафот, но и вся его жизнь, отданная на служение людям и, разумеется, Богу. И это был свободный выбор Достоевского, сознательно избравшего путь страданий как способ осуществления своей собственной свободы. Страдания для него — естественный способ существования в греховном мире, тот способ, который только и может обеспечить подлинную свободу человека как свободу борьбы за спасение собственной души и за спасение мира.

С категориями «необходимость» и «свобода» часто связывают понятия «космос» и «хаос». Достоевский не выступает против хаоса, понимая, что из хаоса творится космос. «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною». (Бытие, гл. 1, ст. 1 – 2) Пустота, не имеющая никакого вида, и есть идеал хаоса. Бог использовал этот неопределённый хаос как строительный материал для космоса. Для того чтобы алмаз стал бриллиантом, необходима огранка и шлифовка. Для того чтобы хаос стал свободой, необходима его огранка законами природы, которые есть «твердь небесная». На прочном базисе этих законов Бог и создал мир, в котором нашлось место человеку. Бог не только создал мир, но и наделил его свободой. Олицетворяет свободу мира не хаос, а космос, в котором на страже свободы мира стоят созданные Богом гармоничные и справедливые законы. Свобода мира отражается в свободе человека, как внешний облик мира отражается в капле воды.

Человек у Достоевского — неогранённый алмаз, огранку которого осуществляет жизнь. Каждая грань выявляет ту или иную сторону сущности человека.

В творчестве Достоевского каждый герой — слуга, глашатай нового Христа, мученик и провозвестник третьего царства. В них бродит ещё изначальный хаос, но брезжит и заря первого дня, давшего свет земле, и предчувствие шестого дня, в который будет сотворён новый человек. Его герои прокладывают пути нового мира; роман Достоевского — миф о новом человеке и его рождении из лона русской души.

Человек — существо нравственное, творческое, деятельное. Достоевский показывает, что творческий потенциал человека, не подчинённый нравственности, вышедший из-под её контроля, из созидательного фактора превращается в разрушительный, противоречащий не только духовно-нравственной природе человека, но и гармоничному устройству всего Божьего мира. Место человека в мире определяется не творческими возможностями человека, а его нравственным потенциалом.

Нравственный потенциал личности и человечества высоко ценится Достоевским. Каковы место и цель пребывания человечества в Божьем мире? Пока это тайна. Но люди должны верить в своё высокое предназначение в мире и в то, что эта миссия откроется человечеству тогда, когда человечество будет готово к её выполнению. Достоевский верит, что это время обязательно наступит…

Достоевский настаивает, что человек — существо нравственное и только потом — социальное. Социальность роднит человека с некоторыми социальными животными, нравственность роднит человека с Богом.

Достоевский утверждает, что только нравственный человек свободен. Подлинная свобода — это возможность и способность делать осознанный выбор в своих поступках, не перекладывая ответственность за этот выбор на авторитетов или учителей. Безнравственный человек, даже имея внешнюю возможность выбора, не способен этот выбор осуществить, потому что не в состоянии освободиться из рабства у собственных страстей. Поэтому он пытается переложить ответственность за выбор на учителей и авторитетов. Высоконравственный человек делает самостоятельный выбор, основанный на личной ответственности, опирающейся на нравственные идеалы. Свобода и ответственность открывают человеку путь к братскому единению, путь к Богу. Всеобщая свобода и всеобщая ответственность позволяют сделать мир таким, каким он задуман Богом ради человека.

Достоевский не может обойти и вопрос, который любят задавать атеисты: как можно верить в Бога, не желающего вмешиваться в дела людей, чтобы предотвратить их страдания, хотя бы страдания невинных и беззащитных детей? На этот вопрос Достоевский не даёт чёткий и ясный ответ, но ответ напрашивается из общего контекста его учения о человеке: Бог готовит человека к будущей высшей миссии, о которой не сообщает до времени. Человек, по замыслу Бога, должен пройти «огонь, воду и медные трубы». Выдержит — достигнет вершин бытия. Но только если выдержит.

Для Достоевского верить в Бога и верить в Россию — одно и то же. Он верит в Россию, потому что знает, что в Россию верит Бог. Россия, Святая Русь — Богоизбранная страна, Крестной Матерью которой назначена Матерь Божия. И она не только заботится о русском народе, но и разделяет все его страдания.

Достоевский прямо заявляет, что Россия спасёт Европу, несмотря на то, что Европа не желает быть спасённой. Неправ Белинский, утверждая, что судьба России всецело находится в руках Европы, от которой следует ждать помощи. Достоевский показывает, что судьба России — не вне, в внутри её. Более того, именно в России куётся судьба мира. Достоевский настаивает, что невысказанное будущее Слово, последняя и окончательная истина будет высказана Россией, невестой Христовой, которая призвана Богом спасти мир.

Творчество Достоевского позволяет сделать вывод, что он был знаком с древними ведическими знаниями, однако не мог этого афишировать.

Источник

Главные цитаты Достоевского

«Красота спасет мир», «Если Бога нет, то все позволено», «Тварь ли я дрожащая или право имею»: разбираем истории самых расхожих фраз писателя и героев его произведений

«Красота спасет мир»

«Правда, князь [Мышкин], что вы раз говорили, что мир спасет „кра­сота“? Господа, — закричал он [Ипполит] громко всем, — князь утвер­ждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пере­сказал… Вы ревностный христианин? Коля говорит, вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».

Фразу о красоте, которая спасет мир, произносит второстепенный персонаж — чахоточный юноша Ипполит. Он спрашивает, действительно ли так говорил князь Мышкин, и, не получив ответа, начинает развивать этот тезис. А вот главный герой романа в таких формулировках не рассуждает про красо­ту и только однажды уточняет про Настасью Филипповну, добра ли она: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

В контексте «Идиота» принято говорить в первую очередь о силе внутренней красоты — именно так толковать эту фразу предлагал сам писатель. Во время работы над романом он писал поэту и цензору Аполлону Майкову, что поста­вил себе целью создать идеальный образ «вполне прекрасного человека», имея в виду князя Мышкина. При этом в черновиках романа есть следующая за­пись: «Мир красотой спасется. Два образчика красоты», — после чего автор рассуж­дает о красоте Настасьи Филипповны. Для Достоевского поэтому важно оце­нить спасительную силу как внутренней, духовной красоты человека, так и его внешности. В сюжете «Идиота», однако, мы находим отрицательный ответ: красота Настасьи Филипповны, как и чистота князя Мышкина, не делает жизнь других персонажей лучше и не предотвращает трагедию.

Позже, в романе «Братья Карамазовы», герои снова заговорят о силе красоты. Брат Митя уже не сомневается в ее спасительной силе: он знает и чувствует, что красота способна сделать мир лучше. Но в его же понимании она обладает и разрушительной силой. А мучиться герой будет из-за того, что не понимает, где именно пролегла граница между добром и злом.

«Тварь ли я дрожащая или право имею»

«И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… Я это все теперь знаю… Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»

Впервые Раскольников заговаривает про «дрожащую тварь» после встречи с мещанином, который называет его «убивцем». Герой пугается и погружается в рассуждения о том, как бы на его месте отреагировал «Напо­леон» — представитель высшего человеческого «разряда», который спокойно мо­жет пойти на преступление ради своей цели или прихоти: «Прав, прав „про­рок“, когда ставит поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Повинуйся, дрожа­щая тварь, и — не желай, потому — не твое это дело. » Этот образ Раскольни­ков, скорее всего, позаимствовал из пушкинского стихо­творения «Подражания Корану», где вольно изложена 93-я сура:

Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.

«Свету ли провалиться, или мне чаю не пить»

«…На деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить. Знала ль ты это, или нет? Ну, а я вот знаю, что я мерзавец, подлец, себялюбец, лен­тяй».

Это часть монолога безымянного героя «Записок из подполья», который он произносит пе­ред проституткой, неожиданно пришедшей к нему домой. Фраза про чай зву­чит в качестве доказате­льства ничтожности и эгоистичности подпольного человека. Эти слова имеют любопытный исторический контекст. Чай как ме­рило достатка впервые появ­ляется у Достоевского в «Бедных лю­дях». Вот как рассказывает о сво­ем материальном положении герой романа Макар Девушкин:

«А моя квартира стоит мне семь рублей ассигнациями, да стол пять целковых: вот двадцать четыре с полтиною, а прежде ровно тридцать платил, зато во многом себе отказывал; чай пивал не всегда, а теперь вот и на чай и на сахар выгадал. Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить стыдно; здесь всё народ достаточный, так и стыдно».

Похожие переживания испытывал в юности и сам Достоевский. В 1839 году он писал из Петербурга отцу в деревню:

«Что же; не пив чаю, не умрешь с голода! Проживу Лагерная жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений тре­бует по крайней мере 40 р. денег. В эту сумму я не включаю таких по­треб­ностей, как, например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необ­ходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды. Когда вы мокнете в сырую погоду под дождем в полотняной палатке, или в та­кую погоду, придя с ученья усталый, озябший, без чаю можно забо­леть; что со мной случилось прошлого года на походе. Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю».

Чай в царской России был действительно дорогостоящим продуктом. Его везли напрямую из Китая по единственному сухопутному маршруту, и путь этот за­ни­­­­­­­­мал около года. Из-за расходов на транспортировку, а также огромных пош­лин чай в Центральной России стоил в несколько раз дороже, чем в Европе. Согласно «Ведомостям Санкт-Петербургской городской полиции», в 1845 году в магазине китайских чаев купца Пискарева цены на фунт (0,45 килограмма) продукта составляли от 5 до 6,5 рубля ассигнациями, а стоимость зеленого чая доходила до 50 рублей. В это же время за 6–7 рублей можно было купить фунт первосортной говядины. В 1850 году «Отечественные записки» писали, что го­до­вое потребление чая в России составляет 8 миллионов фунтов — правда, рас­считать, сколько приходится на одного человека, нельзя, так как этот товар был популярен в основном в городах и среди людей высшего сословия.

«Если Бога нет, то все позволено»

«…Он закончил утверждением, что для каждого частного лица, напри­мер как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до зло­­­действа не только должен быть дозволен человеку, но даже при­з­нан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».

Самые важные слова у Достоевского обычно произносят не главные герои. Так, о теории разделения человечества на два разряда в «Преступ­ле­нии и нака­зании» первым говорит Порфирий Петрович, а уже потом Рас­коль­ни­ков; вопросом о спасительной силе красоты в «Идиоте» задается Иппо­лит, а род­ствен­ник Карамазовых Петр Александрович Миусов замечает, что Бог и обе­щанное им спасение — единственный гарант соблюдения людьми нравст­вен­ных законов. Миусов при этом ссылается на брата Ивана, и уже потом дру­гие персонажи обсуждают эту провокационную теорию, рассуждая о том, мог ли Карамазов ее выдумать. Брат Митя считает ее интересной, семинарист Раки­тин — подлой, кроткий Алеша — ложной. Но фразу «Если Бога нет, то все по­зво­лено» в романе никто не произносит. Эту «цитату» позже сконструируют из разных реплик литературные критики и читатели.

За пять лет до публикации «Братьев Карамазовых» Достоевский уже пытался фантазировать о том, что будет делать человечество без Бога. Герой романа «Подросток» (1875) Андрей Петрович Версилов утверждал, что явное доказате­льство отсутствия высшей силы и невозможности бессмертия, наоборот, заста­вит людей сильнее любить и ценить друг друга, потому что больше любить некого. Эта незаметно проскользнувшая реплика в следующем романе выраста­ет в тео­рию, а та, в свою очередь, — в испытание на практике. Измученный бого­борче­скими идеями брат Иван поступается нравственными законами и допускает убийство отца. Не выдержав последствий, он практически сходит с ума. Позво­лив себе все, Иван не перестает верить в Бога — его теория не рабо­тает, потому что даже сам себе он не смог ее доказать.

«Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?»

«16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?

Возлю­бить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невоз­можно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стре­­мится и по закону природы должен стремиться человек».

«Маша лежит на столе…» — интимная дневниковая запись, а не продуманный писательский манифест. Но именно в этом тексте намечены идеи, которые потом Достоевский будет развивать в своих романах. Эгоистичная привя­занность человека к своему «я» найдет отражение в индивидуалистиче­ской теории Раскольникова, а недостижимость идеала — в князе Мышкине, назы­вавшегося в черновиках «князь Христос», как пример самопо­жертвования и смирения.

«Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш»

«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слага­лась политически; она выработала себе единство и готовилась закре­пить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драго­ценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — храни­те­льница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Хри­стова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других на­ро­дах. И не для захвата, не для насилия это единение, не для унич­тожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдох­нуть после их бесчисленных вековых страданий… Само собою и для этой же цели, Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш…»

В 1875–1876 годах российскую и иност­ранную прессу наводнили идеи о захвате Константинополя. В это время на территории Порты Оттоманская Порта, или Порта, — другое название Османской империи. одно за другим вспыхи­вали восстания славянских народов, которые турецкие власти жестоко подав­ляли. Дело шло к войне. Все ждали, что Россия выступит в за­щи­ту балканских государств: ей предсказывали победу, а Османской импе­рии — распад. И, ко­нечно, всех волновал вопрос о том, кому в этом случае доста­нется древняя византийская столица. Обсуждались разные варианты: что Константинополь станет международным городом, что его займут греки или что он будет частью Российской империи. Последний вариант совсем не устраивал Европу, зато очень нравился российским консер­ваторам, которые видели в этом в первую очередь политическую выгоду.

Вол­но­вали эти вопросы и Достоевского. Вступив в полемику, он сразу обвинил всех участников спора в неправоте. В «Дневнике писателя» с лета 1876 года и до вес­ны 1877-го он то и дело возвращается к Восточному вопросу. В отличие от кон­сер­ваторов, он считал, что Россия искренне хочет защитить единовер­цев, осво­бодить их от гнета мусульман и поэтому, как православная держава, имеет исключительное право на Константинополь. «Мы, Россия, действите­льно необ­ходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его», — пишет До­стоевский в «Дневнике» за март 1877 года. Писатель был убежден в особой хри­стианской миссии России. Еще раньше он развивал эту мысль в «Бесах». Один из героев этого романа, Шатов, был убежден, что русский народ — это народ-богоносец. Той же идее будет посвящена и знаменитая Пушкинская речь, опубликованная в «Дневнике писателя» в 1880 году.

Источник