в чем трагизм темы одиночества в лирике лермонтова
Тема одиночества в лирике Лермонтова
Тесная связь биографии Лермонтова с его творчеством
Тема одиночества в лирике Лермонтова является одной из главных, что можно проследить как в небольших стихотворениях поэта, так и в поэмах («Демон», «Мцыри»). Чтобы понять истоки данного мотива в творчестве Михаила Юрьевича, стоит обратиться к его биографии. Поэт воспитывался бабушкой, без матери и отца, болел и много времени проводил в горах, на Кавказе для улучшения здоровья:
«Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов “отец” и “мать”».
(«Мцыри», 1839)
Но поэт говорил, что любит свое угрюмое уединенье, в этом состоянии он находился с детства, и оно было вполне привычным для него. Однако безвременная тоска постоянно давит на душу лирического героя его стихотворений, томит и не уходит. Эту тоску герой испытывает с ранних лет, так 14-летний Лермонтов пишет: «И нам горька остылой жизни чаша; И уж ничто души не веселит». («Монолог», 1829).
«Взгляните на мое чело
Всмотритесь в очи, в бледный цвет;
Лицо мое вам не могло
Сказать, что мне 15 лет».
(«Отрывок», 1830)
В стихотворениях 30-ых годов поэт говорит о могильном звуке, видит свой уединенный гроб и много рассуждает о жизни земной и небесной. Осознает он быстротечность жизни, бессмысленность существования: «Года уходят будто сны». («Одиночество»,1830), «Ланит спокойных пламень алый. С собою время уведет» («Когда весной разбитый лед», 1830).
Юность – пора амбиций, жизненности и радости от настоящих и грядущих дней – незнакома Лермонтову. Хотя мечта все-таки часто волнует его, но часто это только усиливает печаль и одиночество юноши. Сначала в творчестве, в мечте и воспоминаниях он видит отраду, но постепенно понимает и их тщетность: «Мечтанье злое грусть лелеет. В душе неопытной моей…» («Отрывок»), «Но тщетны мечты, бесполезны мольбы. Против строгих законов судьбы» (Желание, 1832), «И все мечты отвергнув, снова. Остался я один» (Как в ночь звезды падучей пламень, 1832). Невозможность высказаться, поделиться наболевшим мучит его, ведь никто не поймет страданий гениального поэта: «Живу как камень меж камней» («Отрывок»).
В отношениях с прекрасным полом поэта также постигла неудача. Безответные чувства, предательство девушек и в конце несостоявшийся брак с любимой женщиной окончательно заставили его разочароваться в любви. Он пишет стихотворение «Пусть я кого-нибудь люблю» (1831), где говорит о губительности для него этого чувства и окончательно смиряется со своим одиночеством. Возможно, в чем-то прав Владимир Соловьев, говоря, что влюбляясь поэт любил не столько объект воздыханий, сколько «собственное любовное состояние», и погружение в себя, сосредоточенность на своей личности мешало поэту извлечь из этого чувства «жизненное наполнение», поэтому он снова был обречен на одиночество и пустынность своей души.
Стихотворение «Смерть поэта» и дуэль явились причиной заключения Лермонтова и его дальнейших ссылок на Кавказ. В «Узнике» описано пребывание в стенах тюрьмы, где отражается восприятие поэтом своего заключения:
Так, уже из биографии мы видим, что мотив одиночества в лирике Лермонтова неслучаен, один из ведущих, поэтому понимание его природы важно для постижения творчества поэта в целом.
Романтическое избранничество поэта
У Лермонтова были предки из Шотландии. Так, в России родился поэт с западноевропейскими корнями, «близкий по духу к древнему своему предку, вещему и демоническому Фоме Рифмачу (Thomas the Rhymer), с его любовными песнями, мрачными предсказаниями, загадочным двойственным существованием и роковым концом» – как его определял Владимир Соловьев. И этот факт философ связывает с проявлением крайнего субъективизма, и в чем-то даже эгоизма, в лирике Лермонтова на фоне русской безличности.
Романтизм, явление западноевропейское, не мог возникнуть без чувства субъективности. Лермонтов же – поэт-романтик, тот, кто воплощает в себе гениальное, творческое начало. «Один среди людского шума», с гордо зреющей творческой думой поэт понимает свое предназначение и судьбу: «ни счастия, ни славы. Мне в мире не найти» («Не смейся над моей пророческой тоскою», 1837). Гений всегда одинок, революционен, он идет в разрез с традицией, обществом, а порой и всем миром: «Как в ночь звезды падучей пламень, Не нужен в мире я» (1832). Поэт говорит о своей пустынной душе, о том, что он в свете безродный странник («Молитва», 1837). В чем-то романтическое избранничество, в чем-то образ «лишнего человека», в чем-то философская отрешенность, гениальность и пророческий дар мешают поэту обрести где бы то ни было что-то свое – он избран и обречен на одиночество.
Часто герой его лирики сам призывает страдания и печаль в свою жизнь: «Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан?» (1832). Это свидетельствует о понимании Лермонтовым той тяжкой ноши поэта-пророка, поэта-мистика и того, что он ее принимает.
В стихотворениях о природе, «пейзажно-философской» лирике, если ее можно так назвать, также звучат мотивы одиночества: это и грустный утес, и дубовый листок, и пустынные пальмы, пострадавшие от людей, и блуждающие тучки, и свободная волна, вольная жить и умереть, когда захочет («Для чего я не родился. Этой синею волной?», 1832), и мятежный парус или одинокий корабль: «Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах» («Воздушный корабль», 1840). В чем-то все они близки поэту, кому-то он сам хочет быть близок: «Зачем я не птица, не ворон степной…» («Желание», 1831).
Стремление к природе, первозданности, экзотике – туда, где нет сложившихся, устоявшихся норм, правил, представлений о мире, человеке – это тоже романтическая черта. Такие места часто бывают пустынны, необжиты, поэтому, испытав несколько мгновений счастья наедине с природой, как в стихотворении «Еще волнуется желтеющая нива», поэт снова приходит к одиночеству. Человек стихии, воспевающий морскую волну, стремящийся к небесному эфиру, сознает недостижимость этих высот: «… мир земной мне тесен, К тебе ж [т.е. к Богу] проникнуть я боюсь» («Молитва», 1829).
Смерть как следствие разочарования в жизни
«И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишённый сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия».
Разочарование постигает поэта одно за другим. В отношениях с близкими он встречается с непостоянством: в любви его ждет предательство, в дружбе он не находит человека, который бы его понял. Затем он разочаровывается в обществе, его устоях, пошлом времяпровождении света, пустом существовании людей. Он не принимает государственное устройство, политику, которая уничтожает гения, вольнодумца.
То есть поэт разуверяется во всем земном. Лишь природа представляет хоть какой-то очаг гармонии, но и здесь разочарование постигает его после убежденности в бессилии слиться в этой гармонии с природой в человеческом обличье. Однако и в небесном мире пристанища себе он не находит, так как был отравлен ядом своего демона еще с молодых лет: «И часто звуком грешных песен. Я, боже, не тебе молюсь». («Молитва», 1829). Поэтому демон, обреченный на вечные блуждания и одиночество, сопутствует поэту, не покидая его никогда.
Демон – вечный спутник и Альтер-эго Лермонтова.
Тьма неизменно присутствует в стихах Лермонтова с запахом могил, одинокими гробницами, предчувствием скорой смерти, злостью, презрением, мучившими поэта. Но он, как и его демон, способен проникнутся красотою, испытать любовь лишь на короткое время:
«На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг,
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук —
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты! («Демон»).
В такие мгновения надежда и вера снова возвращаются к нему:
«И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора».
(«Демон»).
Велением судьбы эти мгновения обрекают его только на страдания от неразделенности чувств, непостижимости гармонии и единения с природой… Ему остается терзаться в пустыне между мирами, и единственное, что у него есть, это одиночество.
Мы уже увидели, одиночество лирического героя не только мирское – оно проявляется на гораздо более масштабных уровнях:
«Как демон мой, я зла избранник,
Как демон, с гордою душой,
Я меж людей беспечный странник,
Для мира и небес чужой».
(«Я не для ангелов и рая…»)
«Сознавая в себе от ранних лет гениальную натуру, задаток сверхчеловека, Лермонтов также рано сознавал и то злое начало, с которым он должен бороться, но которому скоро удалось вместо борьбы, вызвать поэта лишь на идеализацию его» – отмечал Владимир Соловьев. Лирический герой стихотворений Лермонтова не раз ассоциировал себя с падшим ангелом. Если Пушкин отвергает демона, называя злобным гением, язвительные речи которого «вливали в душу хладный яд», а встречи с ним были печальными и губительными, то от Лермонтова этот гордый демон не отстанет и не даст ему «счастья никогда», поэт называет демона своим: «Он недоверчивость вселяет, Он презрел чистую любовь, Он все моленья отвергает» и, в конце концов, демон становится Альтер-эго поэта:
«Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы…»
(«Демон»).
Так, даже поверхностно взглянув на лирику поэта, можно заметить, что тема одиночества в творчестве Лермонтова одна из ведущих, и едва ли не самая значительная, определяющая его философию и мировоззрение.
В чём трагизм темы одиночества в лирике Лермонтова?
Тесная связь биографии Лермонтова с его творчеством
Тема одиночества в лирике Лермонтова является одной из главных, что можно проследить как в небольших стихотворениях поэта, так и в поэмах («Демон», «Мцыри»). Чтобы понять истоки данного мотива в творчестве Михаила Юрьевича, стоит обратиться к его биографии. Поэт воспитывался бабушкой, без матери и отца, болел и много времени проводил в горах, на Кавказе для улучшения здоровья:
«Угрюм и одинок, Грозой оторванный листок, Я вырос в сумрачных стенах Душой дитя, судьбой монах. Я никому не мог сказать Священных слов “отец” и “мать”». («Мцыри», 1839)
Но поэт говорил, что любит свое угрюмое уединенье, в этом состоянии он находился с детства, и оно было вполне привычным для него. Однако безвременная тоска постоянно давит на душу лирического героя его стихотворений, томит и не уходит. Эту тоску герой испытывает с ранних лет, так 14-летний Лермонтов пишет: «И нам горька остылой жизни чаша; И уж ничто души не веселит». («Монолог», 1829).
Эти настроения проявились и в стихотворении «Жалоба турка» (1829). Удивительно рано «постаревший душой» Лермонтов прекрасно это понимал:
«Взгляните на мое чело Всмотритесь в очи, в бледный цвет; Лицо мое вам не могло Сказать, что мне 15 лет». («Отрывок», 1830)
В стихотворениях 30-ых годов поэт говорит о могильном звуке, видит свой уединенный гроб и много рассуждает о жизни земной и небесной. Осознает он быстротечность жизни, бессмысленность существования: «Года уходят будто сны». («Одиночество»,1830), «Ланит спокойных пламень алый. С собою время уведет» («Когда весной разбитый лед», 1830). Юность – пора амбиций, жизненности и радости от настоящих и грядущих дней – незнакома Лермонтову. Хотя мечта все-таки часто волнует его, но часто это только усиливает печаль и одиночество юноши. Сначала в творчестве, в мечте и воспоминаниях он видит отраду, но постепенно понимает и их тщетность: «Мечтанье злое грусть лелеет. В душе неопытной моей…» («Отрывок»), «Но тщетны мечты, бесполезны мольбы. Против строгих законов судьбы» (Желание, 1832), «И все мечты отвергнув, снова. Остался я один» (Как в ночь звезды падучей пламень, 1832). Невозможность высказаться, поделиться наболевшим мучит его, ведь никто не поймет страданий гениального поэта: «Живу как камень меж камней» («Отрывок»). В отношениях с прекрасным полом поэта также постигла неудача. Безответные чувства, предательство девушек и в конце несостоявшийся брак с любимой женщиной окончательно заставили его разочароваться в любви. Он пишет стихотворение «Пусть я кого-нибудь люблю» (1831), где говорит о губительности для него этого чувства и окончательно смиряется со своим одиночеством. Возможно, в чем-то прав Владимир Соловьев, говоря, что влюбляясь поэт любил не столько объект воздыханий, сколько «собственное любовное состояние», и погружение в себя, сосредоточенность на своей личности мешало поэту извлечь из этого чувства «жизненное наполнение», поэтому он снова был обречен на одиночество и пустынность своей души. Стихотворение «Смерть поэта» и дуэль явились причиной заключения Лермонтова и его дальнейших ссылок на Кавказ. В «Узнике» описано пребывание в стенах тюрьмы, где отражается восприятие поэтом своего заключения:
Так, уже из биографии мы видим, что мотив одиночества в лирике Лермонтова неслучаен, один из ведущих, поэтому понимание его природы важно для постижения творчества поэта в целом.
Трагедия одиночества М.Ю. Лермонтова
Добрый характер, любящее сердце, способность увлекаться — вот каким он был и каким навсегда остался в отношениях с друзьями. Он не изменял им, не забывал их. И, обращаясь к умершему декабристу — поэту Александру Одоевскому, с которым встретился на Кавказе, писал:
Мир сердцу твоему, мой милый
Саша! Покрытое землей чужих полей,
Пусть тихо спит оно, как дружба наша
В немом кладбище памяти моей!
И, посвящая «Демона» женщине, которая не дождалась его, он обращался к ней с горьким упреком:
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,—
Стихов неведомых задумчивое пенье, —
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?
Кавказский кинжал — символ вольности — он тоже считал своим другом, И сражающийся Кавказ, ибо он олицетворял в представлении Лермонтова отвагу, честь, благородство, любовь к родине, стремление к свободе. Он не умел и не хотел скрывать свои мысли, маскировать чувства и оставался доверчивым и неосторожным. И больше, чем открытая злоба врагов, его ранила ядовитая клевета друзей, в которых он ошибался. И чувство одиночества, разобщенности в царстве произвола и мглы, как назвал николаевскую империю Герцен, было для него неизбежным и сообщало его поэзии характер трагический. Каждый день, каждый час его жизни омрачала память о декабрьском дне 1825 года и о судьбах лучших людей. Состоянию общественной жизни отвечала его собственная трагическая судьба: ранняя гибель матери, жизнь вдали от отца, которого ему запрещено было видеть, мучения неразделенной любви в ранней юности, разобщенные судьбы, и политические преследования, и жизнь изгнанника в последние годы жизни… Все это свершалось словно затем, чтобы усилить этот трагический элемент.
И при всем том он не стал мрачным отрицателем жизни. Он любил ее страстно, вдохновленный мыслью о родине, мечтой о свободе, стремлением к действию, к подвигу. И все, что им создано за тринадцать лет творчества, — это подвиг во имя свободы и родины. И заключается он не только в прославлении бородинской победы, в строках «Люблю отчизну я…» или в стихотворном рассказе «Мцыри», но и в тех сочинениях, где не говорится прямо ни о родине, ни о свободе, но — о судьбе поколения, о назначении поэта, об одиноком узнике, о бессмысленном кровопролитии, об изгнании, о пустоте жизни…
С юных лет светское общество, с которым Лермонтов был связан рождением и воспитанием, олицетворяло в его глазах все лживое, бесчувственное, жестокое, лицемерное. И заглавие трагедии «Маскарад» заключает в себе смысл иронический, ибо у этих людей лицо было маской, а в маскараде, неузнанные, они выступали без масок, в обнажении низменных страстей и пороков. И Лермонтов имел смелость высказать все, что думал о них, — без пощады и лицемерия. В день гибели Пушкина он впервые заявил о себе. И первое, что он сказал им: «Свободы, гения и славы палачи!»
Он грозил им народной расправой и указывал на их связь с императорским троном. «К несчастью слишком большой проницательности, — писал о нем Герцен,— он прибавил другое — смелость многое высказывать без прикрас и без пощады. Существа слабые, оскорбленные никогда не прощают такой искренности». И на последних вдохновениях Лермонтова уже лежит печать обреченности. Но неуклонно следовал он по избранному пути. И ненависть к «стране господ», отрицание купленной кровью славы только обостряли его любовь к «печальным деревням» и к «холодному молчанию» русских степей.
Романтическое избранничество поэта
У Лермонтова были предки из Шотландии. Так, в России родился поэт с западноевропейскими корнями, «близкий по духу к древнему своему предку, вещему и демоническому Фоме Рифмачу (Thomas the Rhymer), с его любовными песнями, мрачными предсказаниями, загадочным двойственным существованием и роковым концом» – как его определял Владимир Соловьев. И этот факт философ связывает с проявлением крайнего субъективизма, и в чем-то даже эгоизма, в лирике Лермонтова на фоне русской безличности.
Романтизм, явление западноевропейское, не мог возникнуть без чувства субъективности. Лермонтов же – поэт-романтик, тот, кто воплощает в себе гениальное, творческое начало. «Один среди людского шума», с гордо зреющей творческой думой поэт понимает свое предназначение и судьбу: «ни счастия, ни славы. Мне в мире не найти» («Не смейся над моей пророческой тоскою», 1837). Гений всегда одинок, революционен, он идет в разрез с традицией, обществом, а порой и всем миром: «Как в ночь звезды падучей пламень, Не нужен в мире я» (1832). Поэт говорит о своей пустынной душе, о том, что он в свете безродный странник («Молитва», 1837). В чем-то романтическое избранничество, в чем-то образ «лишнего человека», в чем-то философская отрешенность, гениальность и пророческий дар мешают поэту обрести где бы то ни было что-то свое – он избран и обречен на одиночество.
Часто герой его лирики сам призывает страдания и печаль в свою жизнь: «Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан?» (1832). Это свидетельствует о понимании Лермонтовым той тяжкой ноши поэта-пророка, поэта-мистика и того, что он ее принимает.
В стихотворениях о природе, «пейзажно-философской» лирике, если ее можно так назвать, также звучат мотивы одиночества: это и грустный утес, и дубовый листок, и пустынные пальмы, пострадавшие от людей, и блуждающие тучки, и свободная волна, вольная жить и умереть, когда захочет («Для чего я не родился. Этой синею волной?», 1832), и мятежный парус или одинокий корабль: «Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах» («Воздушный корабль», 1840). В чем-то все они близки поэту, кому-то он сам хочет быть близок: «Зачем я не птица, не ворон степной…» («Желание», 1831). Стремление к природе, первозданности, экзотике – туда, где нет сложившихся, устоявшихся норм, правил, представлений о мире, человеке – это тоже романтическая черта. Такие места часто бывают пустынны, необжиты, поэтому, испытав несколько мгновений счастья наедине с природой, как в стихотворении «Еще волнуется желтеющая нива», поэт снова приходит к одиночеству. Человек стихии, воспевающий морскую волну, стремящийся к небесному эфиру, сознает недостижимость этих высот: «… мир земной мне тесен, К тебе ж [т.е. к Богу] проникнуть я боюсь» («Молитва», 1829).
Смерть как следствие разочарования в жизни
«И тьмой и холодом объята Душа усталая моя; Как ранний плод, лишённый сока, Она увяла в бурях рока Под знойным солнцем бытия».
Разочарование постигает поэта одно за другим. В отношениях с близкими он встречается с непостоянством: в любви его ждет предательство, в дружбе он не находит человека, который бы его понял. Затем он разочаровывается в обществе, его устоях, пошлом времяпровождении света, пустом существовании людей. Он не принимает государственное устройство, политику, которая уничтожает гения, вольнодумца. То есть поэт разуверяется во всем земном. Лишь природа представляет хоть какой-то очаг гармонии, но и здесь разочарование постигает его после убежденности в бессилии слиться в этой гармонии с природой в человеческом обличье. Однако и в небесном мире пристанища себе он не находит, так как был отравлен ядом своего демона еще с молодых лет: «И часто звуком грешных песен. Я, боже, не тебе молюсь». («Молитва», 1829). Поэтому демон, обреченный на вечные блуждания и одиночество, сопутствует поэту, не покидая его никогда.
Мотив одиночества в лирике Лермонтова
Говоря о лирике Лермонтова, можно выделить ряд основных мотивов, как-то мотив любви, смерти, борьбы, Родины, вольности и т.д.
Однако именно мотив одиночества в лирике Лермонтова становится центральным и именно на него приходится огромная доля стихотворений, начиная от ранних произведений, например: «Не зная ни любви, ни дружбы сладкой, /Средь бурь пустых томится юность наша…» («Монолог» 1829 г.) и заканчивая лирикой последних лет: «И скучно, и грустно, и некому руку подать» («И скучно, и грустно» 1840).
Мотив одиночества появляется в лирике Лермонтова прежде всего благодаря следованию романтическим традициям.
Несмотря на то, что писателя нельзя назвать чистым романтиком: в его произведениях порою переплетаются романтическая и реалистическая традиция, исследователи все же уверенно причисляют его творчество к вершинам русской романтической литературы и даже, более того, говорят о новом, синтетическом, «лермонтовском» романтизме. Он представляет собою, с одной стороны, дальнейшее развитие романтических традиций Жуковского, Баратынского, Пушкина, а с другой стороны – подражание романтизму Байрона, (а позже и его преображение). Именно от Байрона и появляется у Лермонтова романтический герой, воплощенный во многих стихотворениях. Как и любой романтический герой, он непременно одинок, не понят и отвергнут миром, он стремится к мятежу и единению с природой, а не с людьми:
«… всегда один,Высокой башни мрачный властелин,Он возвещает миру все, но сам –
Сам чужд всему, земле и небесам» (1831).
Лирический герой Байрона наполнен презрением к сытой и бездушной толпе, он добровольно отгораживается от нее и не стремится ни к каким-либо материальным ценностям и, тем более, моральным компромиссам. Подражая ему, ранний Лермонтов выводит в своих стихотворениях похожего героя-изгнанника, мечтающего уединиться, отказаться от мира, поскольку для него «весь мир и пуст и скучен»:
«О! Если б дни мои теклиНа лоне сладостном покоя и забвенья,Свободно от сует земли
И далеко от светского волненья…» (1829).
Позднее, однако, мотив одиночества начинает видоизменяться, отходя от подражательства и превращаясь в нечто, свойственное только Лермонтову. Осознание своей индивидуальности и исключительности, характерное в целом для романтизма, у него доводится до крайности, подчеркивается всеми возможными методами.
Даже с Байроном, своим литературным учителем и, в какой-то мере, собратом по одиночеству, Лермонтов больше не желает видеть ничего общего. Приведем в пример общеизвестные стихотворения поэта «Подражание Байрону» и «Нет, я не Байрон».
Если в первом Лермонтов обращается к поэту так: «Не смейся, друг, над жертвою страстей, / Венец терновый я сужден влачить» (1830), то во втором уже отчетливо звучит мотив полной индивидуальности: Нет, я не Байрон, я другой,/ Еще неведомый избранник» (1832), и слышится мрачное предсказание собственной судьбы, судьбы, которая представляется его лирическому герою вполне закономерной: «Я раньше начал, кончу ране, / Мой ум немного совершит…» (1832).
Именно так и зарождался у Лермонтова мотив одиночества. Рассмотрим, как он реализуется в рамках всего его творчества, и первым делом отметим разнообразие воплощения этого мотива: он может появляться как в отдельных стихотворениях, где повествование ведется от лица романтического героя, так и переплетаться с другими мотивами: любви, природы, Родины.
Герой Лермонтова противопоставлен обществу и оттого рассматривает его через призму скептицизма и недоверия, если он и приближается к нему порой, желая «с шумной быть толпою», то только для того, чтобы после сделать неутешительные выводы: в каждом видно «глупого льстеца» и «Иуду», и оттого «А потрудитесь рассмотреть – /Все веселее умереть» (“Что толку жить. Без приключений”). Разумеется, такое общество не может удовлетворить героя и, напротив, подталкивает его к резкой критике. «Образы бездушные людей», «приличьем стянутые маски», – поэт не скупится на нелестные характеристики, стараясь как можно больше подчеркнуть свою внеположенность в мире, желая, как он сам говорит, «смутить веселость их, / И дерзко бросить им в глаза железный стих, /Облитый горечью и злостью. » (“Как часто, пестрою толпою окружен”). Неудивительно, что почти во всей лирике, посвященной так называемым взаимоотношениям «поэта и толпы», человека и общества, звучит горькое разочарование и осознание своего абсолютного одиночества. Нигде нет никого равного поэту и оттого он «печально» глядит на нынешнее поколение: «И ненавидим мы, и любим мы случайно, / Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви» – сетует Лермонтов и заключает: никакой памяти не останется у потомков, все, в том числе и он сам, будет осмеяно и забыто: «Над миром мы пройдем без шума и следа» (Дума). И в смерти, и в жизни, и в толпе, и наедине сам с собою герой Лермонтова одинок.
Возможно, он найдет прибежище в прекраснейшем из человеческих чувств – любви? Но нет, мотивы одиночества и любви, как это ни парадоксально звучит, тесно переплетены между собой, у автора мы встречаем немало любовной лирики, но в основном она посвящена разочарованиям и неудачам.
Любопытно, что и в повседневной жизни Лермонтов прославился как скептик и, в частности, любил развлекать себя тем, что расстраивал чужие браки: объяснялся будущей невесте в любви и уговаривал расторгнуть помолвку ради него, после чего хладнокровно ее оставлял.
«Пускай она поплачет… / Ей ничего не значит!» («Завещание») – это представление женщины равнодушной, с «пустым сердцем», характерно для его лирики, и, разумеется, такая любовь не может спасти от одиночества, она лишь усугубляет его.
Поэт и в любви остается непонятым, и это ярко видно на примере стихотворения «Благодарю», где он с горькой иронией благодарит любимую женщину за все обиды, причиненные ему:
«Хоть ты страстей моих не поняла,Но за твое притворное вниманье
Итак, испытание любовью, столь популярное в русской литературе, подводит нас к новым аспектам мотива одиночества в творчестве писателя. Лирический герой, как видим, привык «не открывать свои желанья» («В альбом»), винит судьбу в том, что любимая «скоро изменила» («Не ты, но судьба виновата была») и приходит к закономерному грустному выводу:
«Никто, никто, никто не усладилВ изгнаньи сем тоски мятежной!Любить? – три раза я любил,Любил три раза безнадежно»
(«Никто, никто, никто не усладил» 1830).
Выражается мотив одиночества и более опосредовано, через описания природы.
У Лермонтова во многих стихотворениях мы встречаем романтический пейзаж, это может быть бушующая морская стихия, пустыня, куда испокон веков удаляются отшельники-одиночки или же гроза, близкая мятежной душе романтического героя, что мы видим, например, в «Мцыри»: «О, я как брат, обняться с бурей был бы рад».
Автор использует параллелизм, сравнивая чувства человека со скитаниями дубового листка, оторванного от ветки: «Один и без цели по свету ношуся давно я» («Дубовый листок оторвался от ветки родимой» 1841) или предоставляет читателю самому построить параллели (стихотворения «Утес», «Тучи», «На севере диком».
В поздней лирике изображение природы сменяется на более спокойное, нежное, однако за кажущейся гармонией все равно скрывается смятенность человеческой души, оставшейся один на один с миром природы (сравним хрестоматийное «Выхожу один я на дорогу»: «Спит земля в сиянье голубом. / Что же мне так больно и так трудно?».
Подытожим все вышесказанное: мотив одиночества для Лермонтова является стержневым, наполняющим его произведения особым, свойственным только ему смыслом и звучанием. На романтическом конфликте одинокой гордой личности и остального мира строятся разнообразные стихотворения, и для воплощения этого конфликта автор использует различные жанры, от стихотворений и элегий до поэм.
Эта обзорная статья поможет ученикам 9-10 классов при подготовке реферата или сочинения на тему «Мотив одиночества в лирике Лермонтова». Будь в числе первых на доске почета