в чем суть теории звукоподражания
Словари
звуковым (и незвуковым) признакам называемых объектов. Сторонники З. т.
как подражание звуком звуку (отражение в звучании слова звукового
признака объекта-денотата), и как подражание
звуком не-звуку (отражение в звучании слова какого-либо незвукового
признака объекта-денотата), т. е. и как собственно звукоподражание
звуками, характерными для обозначения чего-либо округлого,
выпяченного). З. т. была выдвинута стоиками
(3 в. до н. э.), получила развитие в трудах Г. В. Лейбница,
И. Г. Гердера и других. Сильной стороной З. т. было признание
существования первоначальной связи между звуком и значением в словах
языка и признание естественного, отприродного характера этой связи.
Противники З. т., справедливо критикуя её за недооценку социальных
условий возникновения языка и за абсолютизацию принципа
звукоподражания, вместе с тем необоснованно принижали значение
звукоподражания и отказывались признать существование
звукосимволизма. Исследования 50-80‑х гг. 20 в. дают веские
доказательства в пользу того, что собственно звукоподражание и
звукосимволизм играли, наряду с жестом,
важнейшую роль при возникновении языка.
Спиркин А. Г., Происхождение языка и его роль в
формировании мышления, в кн.: Мышление и язык, М., 1957;
Будагов Р. А., Введение в науку о языке, 2 изд., М.,
Газов-Гинзберг А. М. Был ли язык изобразителен в своих
Корнилов Г. Е., Имитативы в чувашском языке, Чебоксары,
Якушин Б. В., Гипотезы о происхождении языка, М.,
Theoretische Probleme der Sprachwissenschaft, Tl 1, B.,
«Теории»: В начале было Слово. Гипотезы о происхождении языка
Проблема происхождения языка, в специальной литературе обозначенная сложным слово глоттогония (ударение на третью «о»), издавна занимает философов и филологов, а с некоторых пор и представителей естественных наук – палеоантропологов и этологов. Поэтому история знала множество самых разных «теорий» на этот счет. Причем теорий именно в кавычках, так как обычно предлагалась гипотеза, опирающаяся на какое-нибудь очевидное соображение об одной из функций языка, которое сложно было доказать или опровергнуть хотя бы косвенным способом.
Увы, мы не можем исследовать язык первобытного человека, чтобы сказать что-то определенное о его природе. Также довольно сложны и приблизительны данные о речевом оснащении ранних людей – о развитии зон мозга и эволюции речевого аппарата. Собственно, анализ современного языка и косвенная проверка нашими знаниями о поведении ископаемых гоминид – вот то, что остается нам. Ну и, конечно, всё то множество гипотез, что уже были высказаны ранее о тайне происхождения естественного человеческого языка.
Звук или жест?
Глоттогонические гипотезы довольно разнообразны, существует в том числе курьезные (например, внезапное появление языка у древнего человека). Для некоторых людей и сегодня актуальна вера в божественное происхождение языка – данная концепция лежит в основе таких религиозных учений как христианство, индуизм, конфуцианство. Схожей точки зрения придерживается и Платон, когда пишет в диалоге «Кратил», что устанавливать имена может только творец имен.
Научная картина мира современного человека ставит под сомнение какой-либо внешний источник возникновения речи. Если опустить идеи о внечеловеческом происхождении языка (Бог, инопланетный разум), можно выделить несколько основных гипотез генезиса языка, которые делятся на две большие группы.
Согласно первой группе, язык сразу возникает в вокально-звуковой форме. Сперва – в упрощенно-редуцированной вроде междометий, выкриков или звукоподражаний, а затем постепенно развиваясь в речь со слогами. Согласно второй теории, языком уже стоит считать некоторый набор жестов, который впоследствии и превращается в речевой знак, получающий звуковое выражение.
Стоит отметить, что у каждой теории есть свои плюсы и минусы. Например, звуковая теория с одной стороны демонстрирует выгоды языка как нового средства коммуникации: голос охватывает большее пространство, чем жест. С другой же стороны, она вызывает сомнения, так как у других приматов звуки не в особом почете, в то время как мимические и пантомимические движения очень широко представлены в коммуникации обезьян. Жестовая теория, однако, требует, чтобы первобытный человек имел очень развитый мозг, в котором уже запросто укладывается сложная система знаков и даже простой синтаксис.
Нужно также сказать, что по мнению ученых не годятся те телеологические объяснения эволюции человеческого вида, согласно которым развитие речевого аппарата было предрешено в сторону лучшего исполнения коммуникативной функции. В исследовании Хокетта и Эшера (Hockett C.F., R. Ascher) прямо говорится о том, что чисто теоретически эволюция могла задействовать для этого не гортань и диафрагму, а какой-нибудь из сфинктеров. Как добавляет к этому Леонид Борисович Вишняцкий – и с ним нельзя не согласиться – «остается лишь поблагодарить природу за то, что она не воспользовалась такой возможностью».
Наконец, стоит учитывать, что наши представления о поведении древних людей, а значит, и о функциях языка, могут быть серьезно искажены и осовременены.
Мы уже в значительной степени изменены языком, что можно сравнить с тысячами лет направленной селекции. Так, современные дети намного раньше пытаются начать говорить и в итоге обучаются этому, чем оказываются способны к орудийной деятельности или простым умозаключениям. Однако утверждать то же самое о наших предках было бы чересчур опрометчиво.
Помимо этого вопроса проблема происхождения языка содержит в себе еще несколько внутренних принципиальных вопросов. Например, как возник синтаксис, благодаря которому все языки (кроме пирахан) способны к приложениям с дополнениями и сложным предложениям? Другой вопрос, который беспокоил многих, особенно в Средние века – существовал ли когда-то единый праязык или языки автохтонно зарождались на разных территориях? Не менее важным является и вопрос о характере и способе развития языка. Менялся он постепенно или скачками? Двигался ли в своей эволюции от простого к сложному или на разных этапах происходило как упрощение, так и усложнение?
Например, сторонники идеалистической теории часто приходили к мысли о том, что современный им язык деградирует и, стало быть, изначальный язык должен был появиться сразу как богатый и сложный. Что весьма сомнительно. Как, впрочем, сомнительны и доводы многих материалистов, утверждавших простую логику дифференциации как основу эволюции языка.
По этой логике, когда требуется 100 слов, все они будут односложными (один слог), с увеличением вокабуляра будет расти и длина слова, усложняться фонетика (более точно дифференцироваться звуки – например, вместо одного – два, глухой и звонкий согласный) и т. д. Увы, реальные примеры языков, как современных, так и древних или племенных скорее нарушают подобные правила, чем следуют им. Поэтому некоторые вопросы из области генезиса языка решаются лишь тонким диалектическим совмещением разных подходов.
Но давайте сперва посмотрим на несколько известных примеров глоттогонических теорий.
Звукоподражательная теория
Впервые язык назвали результатом подражания природе еще древнегреческие философы-стоики. Они считали, что человек, еще не обладавший языком, стихийно подражал тем звукам, которые слышал в окружающем его мире: шуршание листвы, журчание воды, голоса животных и т. д. Правота этой теории обычно доказывалась тем, что в лексиконе любого языка имеются слова, образованные путем подражания внешним звукам. В русском языке это такие слова, как «ку-ку» (кукушка), хрю-хрю (хрюшка), мяукать, гавкать, квакать, рычать, жужжать, хохотать, чихать и др.
В XVIII веке теорию попытался доработать Лейбниц: по его мнению, язык возник из звукоподражаний, а затем развивался на основе аналогий, которые создавали связь звуков уже не с другим звуком, а с качеством. В конце концов ведь мы называем и те вещи, которые сами по себе никак не звучат. В XIX веке Якоб Гримм и Хейман Штейнталь развивали эту теорию введением условного, символического подражания, то есть подражания «не-звукам».
В результате некоторым звукам придавался символический характер, они называли что-то «мягкое» (лен) или «твердое» (дуб). Словно звуковой строй слов сохранил в себе те впечатления, что получил древний человек в момент их восприятия: слово «мёд», например, хранит в своем звуковом облике какое-то ощущения тягучести, а вот слово «нож» имеет остроту даже в произношении. По мысли Лейбница, с развитием новые языки уходили от этого первого языка и в них принцип звукоподражания уже не играет важной роли.
Однако обычно в языках таких слов очень мало, и довольно трудно представить, что на их основе сложилась целая языковая система. Некоторые ученые, опираясь на лингвистические исследования, утверждают, что в современных развитых языках намного больше звукоподражательных слов, чем в языках, находящихся на более ранней ступени развития. Это можно считать доказательством того, что механизм звукоподражания характеризует новое время, а не архаичное.
В любом случае роль звукоподражания и звукосимволизма в процессе рождения языка не стоит недооценивать. В конце концов, у древних людей могла быть своеобразная система ассоциаций, возможно, что и весьма развитая. Так, существует палеопсихологическая гипотеза о том, что наши предки либо не имели строгого разделения на два режима восприятия/мышления (лево- и право-полушарный), либо у них доминировало правое полушарие. В силу этого воображение у них было более сильным, часто мешавшим четко разделить реальность и выдумку.
Междометная теория
Теория происхождения языка из междометных слов также берет свое начало в античной философии, точнее в учении эпикурейцев. Суть теории заключается в том, что первыми естественными звуками человека были еще звериные выкрики, выражающие реакцию на происходящее, увиденное или услышанное. Так появились особые междометные слова, называющие определенные эмоциональные состояния древнего человека. Междометия легли в основу лексикона и стали производящими для всех остальных слов. Эта теория сохраняла популярность вплоть до XVIII века. Разделявший её Жан-Жак Руссо в трактате «Опыт о происхождении языков» писал:
«Итак, надо полагать, что первые жесты были продиктованы потребностями, а первые звуки голоса – исторгнуты страстями. И это вполне естественно. Вначале было не рассуждение, а чувство. Утверждают, будто люди изобрели слова, стремясь выразить свои потребности, но мне представляется это неправдоподобным. Так как первым побуждением к речи явились страсти, то первые выражения были тропами».
Эмоциональная теория Руссо превратилась в междометную теорию в трудах русского лингвиста Дмитрия Николаевича Кудрявского. Для эпикурейцев, Руссо, Кондильяка и Кудрявского было важно представить язык как живую связь с реальностью. Дело в том, что современные языковые знаки за исключением звукоподражаний совершенно произвольны. Это отсутствие связи знака и вещи смущало многих мыслителей, отчего и раз за разом возникала идея, что при зарождении языка подобный разрыв отсутствовал. И лишь впоследствии, по мере превращения междометий в слова, звук и значения разошлись, причем этот переход междометий в слова и был связан с возникновением членораздельной речи.
Действительно, междометия и производные от них слова можно найти в любом языке. Например, в русском языке это такие слова, как «ах» (ахать), «ох» (охать), «ух», «ай», «уф», «эх», «о», «у» и др. Однако этих слов в языке еще меньше, чем подражательных. Слабость теории в том, что она абсолютизирует лишь одну из множества функций языка – экспрессивную. Язык мог возникнуть и как средство общения и передачи информации, и как выражения эмоций, однозначное первенство здесь еще рано кому-то отдавать. К тому же, эмоциональные переживания свойственны и животным, но те не имеют речи. Поэтому ответить на вопрос, почему люди через выражение эмоций пришли к языку, а животные нет, с точки зрения междометной теории достаточно трудно.
Теория «трудовых выкриков»
Возникнув в XIX веке, эта теория представила один из вариантов материалистического взгляда на коллективную природу языка, о которой писал Энгельс: «У формирующихся людей появилась потребность что-то сказать друг другу». Но в связи с чем вообще возникла такая потребность? В связи с тем, что люди стали трудиться коллективно, как отвечал Энгельс. Чтобы организовать совместный труд, людям надо было общаться друг с другом. При этом здесь еще не было языка – возможно, были жесты, движения, выкрики. Энгельс предлагал рассматривать происхождение языка вкупе с происхождением человека, так как без «человека» нет «языка» и наоборот.
Энгельс пытался облагородить более раннюю материалистическую теорию «звуковых выкриков» Л. Нуаре и К. Бюхера. По их мысли, первые слова выкрикивались во время коллективной работы для её ритмизации и не более. То есть функциональность языка сводилась только к поддержанию организованных действий трудящихся, и слова не выражали никакого смысла и чувства. По сути, язык, состоящий из слов, которые ничего не называют, не выражают и не сообщают, нельзя назвать языком в полном смысле. Поэтому Энгельс пытается вписать в нее человеческий интерес – а именно потребность в координации труда и распределения его продуктов.
Однако на эту теорию можно посмотреть и с другой стороны. Если предположить, что первые слова могли обозначать определенные способы деятельности в форме глагола, а затем стали называть остальные предметы и явления, связанные с трудовой деятельностью, то эта теория вполне может претендовать на правильное осмысление проблемы происхождения языка. Тем более, что многие языки обнаруживают значимость глаголов: в одних они наиболее древние и неизменные, в других – они основа предложения.
Теория социального договора
Теория социального договора, возникшая в XVIII веке, также базировалась на некоторых философских положениях античности, поскольку те отвечали духу нового европейского рационализма. Через призму этой теории на образование языка смотрел шотландский философ Адам Смит. В развитие теории общественного договора внес вклад и Руссо, который делил историю человечества на два этапа: природный (человек был частью природы и говорил на языке страстей, на образном, а не понятийном языке) и цивилизованный (человек вышел из природы и заговорил на языке, который стал результатом социальной договоренности).
Гуго Гроций, Гоббс, Локк и многие другие авторы в той или иной степени отмечали, что конвенциональность языковых знаков прямо или косвенно отсылает нас к тому, что язык – продукт общественных договоренностей. Собственно, уже номиналист Росцелин, критикуя позиции средневековых реалистов, подчеркивал, что отсутствие сходства в разных языках в звучании и написании общеизвестных объектов (солнце, луна, вода, огонь, лошадь, человек и т. д.) – явный довод в пользу социальности языка, а возможно и мышления.
Предпосылкой же к появлению языка считается естественная склонность человека к разумности. Иными словами, важная особенность этой гипотезы состоит в том, что язык (или точнее некий протоязык) сперва возникает как поддержка мышления, а только потом превращается в общий язык коммуникации. Этой точки зрения придерживался Томас Гоббс, и в современности остаются авторы, верные концепции индивидуального языка, служащего прежде всего мышлению. Появляясь из договора членов общества о том, как называть предметы и явления окружающего мира, язык также выполняет функцию сохранения и укрепления своего источника – общества. Таким образом, язык – одновременно и продукт общества, и причина его устойчивости, ведь обеспечить её можно только имея эффективное средство общения.
Проблема только в том, что прояснить обстоятельства возникновения языка с позиции этой теории сложно, так как возможность договора уже предполагает наличие языка. При этом если вы придерживаетесь версии о тесной связи языка и мышления, то в данной теории она рождает еще один парадокс: несовершенное сознание, не знающее языка, изобретает идею социального договора, которая ничуть не проще, а возможно и сложнее, чем идея языка. Несмотря на критику этой гипотезы, теоретические изыскания Руссо и Смита были полезны для понимания современного развития языков, в которых воздействие социальных факторов довольно сильно.
Альтернативный взгляд на проблему
Родовая проблема практически всех выше обозначенных теорий, как и многих других (религиозной, идеалистической, вульгарно-материалистической), заключается в абсолютизации функции языка, причем обычно какой-то одной. Меж тем язык оказался чертовски гибким инструментом, которым представители одного вида пользуются очень и очень по-разному.
Чтобы более полно представить себе возникновение языка, стоит обратить внимание на то, что выпало из поля зрения большинства исследователей вплоть до середины ХХ века. Язык – не только коммуникация, состоящая из называния вещей, передачи команд, запросов и знаний. Язык – не только средство выражения, прямого и опосредованного – в форме эмоциональных выкриков, вокализаций или простых форм слово- и звуко-творчества. Язык – наконец, не только инструмент мышления, позволяющий внести в него регулярность, ясность и удобное контейнирование мыслей. Язык – это еще огромное пространство удовольствий и неудовольствий, заставляющих вновь и вновь пользоваться им или пытаться его изменить.
Именно психологический аспект, при котором язык используется для получения очень странного, чисто человеческого удовольствия (причем удовольствия как связанного со смыслом, так и нет), часто был проигнорирован серьезными рациональными теориями. Это при том, что на него прямо указывают уже некоторые мифы разных народов.
Петер Слотердайк как-то обратил внимание на то, что исток языка вполне возможно евлогический, т. е. хвалебный. Есть целая серия мифов, рассказывающих о том, что боги дали язык людям, чтобы те могли хвалить и славить их в песнях, молитвах и гимнах. Более того, человек, получивший подобный дар, вместе с тем стал обладателем как явного отличия от других существ, так и права самому пользоваться этим даром – хвалиться тем, что он может говорить. Именно этот пунктик не ускользнул от наблюдательности Ницше и Слотердайка (числящего себя его учеником): говоря что-либо, люди неявно гордятся самой способностью говорить.
На это указывают поздние теоретические разработки Жака Лакана, отмечавшего, что языковое символическое буквально пропитано материей наслаждения. И использование его ради прибавочного удовольствия (получившее у него название «lalange») мы можем наблюдать очень часто: в гулении ребенка, в болтовне подростков, в сплетне и жалобе взрослых. Причем подобный разрез не противоречит, и даже косвенно подтверждается естественнонаучным взглядом.
Так, приматолог Роберт Данбар обнаружил очень любопытную связь между груммингом (практика взаимной чистки, объединяющая удовольствие и социальную регуляцию) и численностью группы. На её основе он сделал простое и элегантное предположение: с ростом группы растет время, затраченное на грумминг, однако оно имеет пределы.
Там, где предел достигнут (без ущерба для выживания – поиска корма, сна и т. п.) – должно появиться что-то иное, выполняющую ту же функцию. Это и есть язык, который буквально встраивается, а затем и перестраивает социально-психологическую модель общества у людей. Так что когда Ролан Барт говорит о том, что речь – это еще и способ коснуться другого (а также создать его в речи, чтобы это сделать), возможно, это отнюдь не отвлеченная метафора, а указание на самую суть.
В еще более откровенной форме эту идею озвучивал и эволюционный психолог Джеффри Миллер. В своем исследовании он отмечает, что мозг, способный к беседе, поэтическим метафорам и сложному синтаксису – чудовищно странная вещь для природы, часто «экономящей на спичках». Но его появление и развитие перестает быть загадкой, «если мы представим себе человеческий мозг как набор индикаторов сексуальной пригодности, то его высокие затраты окажутся неслучайными. В них и заключена вся суть. Затраты мозга делают его хорошим индикатором пригодности».
Люди говорят, чтобы выделяться, чтобы соблазнять и манипулировать друг другом. И без этого аспекта любое обсуждение природы языка подобно попытке описать танец языком механики – по сути верно, но самое главное (эффект) утеряно.
Язык – удивительное изобретение, которое позволяет сказать, позволяет солгать, способно радовать и причинять страдание, калечить и лечить, упрощать и усложнять мир, а также жизнь живущему в этом мире. Будучи очень гибкой и адаптивной системой, он никогда не перестает изменяться, реагируя на жизнь людей. Именно поэтому кажется бессмысленным вопрос о развитии языка, особенно сетования некоторых людей на то, что современные языки только упрощаются. Все упрощения и усложнения в языке временные и относительные. Сама же мощь языка обозначать то, что существует и не существует благодаря метафоре поистине огромна. Именно поэтому точно о нем можно сказать только известной тавтологией: «Живой как жизнь».
В оформлении использованы иллюстрации Anastasia Borsuk. На превью – кадр из анимационного фильма Яна Шванкмайера «Возможности диалога» (1982).
Звукоподражательная теория происхождения языка
Лекция № 9.
Проблема происхождения языка
1. Как возник человеческий язык?
2. Основные теории происхождения языка:
1) Логосическая теория происхождения языка.
2) Звукоподражательная теория происхождения языка.
3) Междометная теория происхождения языка.
4) Теория происхождения языка из жестов.
5) Теория общественного договора.
6) Теория трудовых выкриков.
7) Трудовая теория происхождения языка.
Как возник человеческий язык?
На протяжении многих веков человечество волновал и продолжает волновать извечный вопрос, как и почему люди начали говорить. Этот любопытный вопрос, однако, не поддавался и не поддаётся научному решению.
В современной науке принято считать, что проблема происхождения языка является частью более общей проблемы происхождения человеческого общества. При этом процесс становления человека как биологического вида Homo sapiens связывают с очеловечением обезьяны.
В существующих теориях происхождения языка условно можно выделить два подхода к решению этой проблемы: 1) язык появился естественным путём, 2) язык был создан искусственно некоей активной созидающей силой. Вторая точка зрения долгое время была преобладающей, расхождения наблюдались лишь в вопросе о том, кто создал язык и из какого материала.
Наибольшее число гипотез породил первый вопрос — кто создал язык, какова природа тех сил и причин, которые вызвали к жизни язык?
Логосическая теория происхождения языка
В библейской традиции носителем слова был Бог. Эту божественную теорию происхождения языка разделяли такие крупнейшие мыслители, как древнегреческий философ Платон (IV до н.э.), немецкие просветители XVIII в. И. Гердер, Г.Лессинг и др. Слово, согласно этой теории имело не только божественное, но и человеческое происхождение, поскольку человек, созданный по образу и подобию Божию, получил от Бога и дар слова.
Первые сомнения в божественном происхождении языка появились ещё в античности. Некоторые древнегреческие и древнеримские мыслители пришли к выводу о том, что язык создали сами люди без участия богов. Тогда же были выдвинуты другие гипотезы происхождения языка. Однако распространение христианства в средние века вновь привело к победе логосической теории.
В 17-18 веках логосическая теория стала подвергаться сомнению. Появление в европейских странах научной картины мира и исторического поддхода к изучению человеческого общества привели к тому, что мыслители 17-18 вв. начали искать новые объяснения появления языка. Человек ещё считался божьим творением, но творение языка уже рассматривалось как дело человеческое. К 18 в. стало окончательно ясно, что языки изменяются, что не все языки мира существуют изначально, что одни языки произошли от других и т.п.
Недостатком логосической теории является то, что человек в ней предстаёт как пассивное существо, которому язык дан в дар от высших сил.
Звукоподражательная теория происхождения языка
Проблема происхождения языка никогда так активно не обсуждалась как в 18 веке. Люди были будто опьяненными идеей о происхождении языка. Практически все ведущие учёные того времени высказывали те или иные идеи.
Одной из самых популярных была звукоподражательная теория,согласно которой язык возник из подражания звукам природы. Суть этой гипотезы заключалась в том, что древний человек осознанно или неосознанно стремился подражать звукам окружающего мира (крикам животных, шуму стихии), поэтому первые слова были звукоподражаниями. Эту теорию отстаивали древнегреческий философ Демокрит, немецкий философ и учёный Г.Лейбниц, американский учёный У.Уитни и др. Они понимали звукоподражание широко: как собственно звукоподражание и как звукосимволизм— обозначение в звуках свойств предметов (например, слова типа бублик, боб, губы обозначают что-то круглое).
В этой гипотезе остаётся много неясного. Даже если звукоподражания были первыми словами, то непонятно, как от них люди перешли к основной массе слов, совсем непохожих на звуки природы. И чтобы «звукоподражать», надо в совершенстве уметь управлять речевым аппаратом, чего первобытный человек с неразвитой гортанью делать не мог.
Таким образом, недостатком звукоподражательной теории является то, что
в ней не учитывались биологические, психические и общественные
предпосылки возникновения языка. Однако существование звукоподражательных слов не позволяет нам утверждать о её «неправильности».