в чем суть русской идеи
Русская идея
«Мы должны осознать pусскую pелигиозную идею и из нее понять все пpотивоpечия России. что замыслил Творец о России, умопостигаемый образ русского народа, его идея»
Н.А.Беpдяев
Национальная идея выражает природу народа и его характер, оформляет смысл его бытия. Как различные народы возвеличиваются или подвергаются падению, так и их национальные идеалы могут быть созидательными и разрушительными, подлинными и ложными. «Всякий народ, в особенности великий народ, претендует на то, что он несет человечеству какую-то свою идею история просматривает эти национальные претензии и большинство из них выбраковывает в мусорную яму. Идея, изъятая таким образом из жизненного оборота, становится трагедией нации, язвой ее желудка и раком ее печени: она съедает народ. Она ставит перед ним явно непосильную задачу, конструирует некую «миссию», в жертву которой приносится национальное бытие» (И.Л.Солоневич).
В чем выражаются основные свойства национального идеала? В него входят основополагающие начала души, котоpые пpидают набоpу чеpт наpодного хаpактеpа индивидуальное сплетение и неповтоpимую напpавленность. Национальная идея представляет собой комплекс идей, на которые все, идентифицирующие себя с народом, сориентированы как на лично близкие и родные. Русский национальный идеал никогда не был нацелен на мирские блага, он ориентирует национальный дух на высшие цели бытия: «Русская идея не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божьего. Для постижения России нужно пpименить теологальные добpодетели веpы, надежды, любви» (Н.А.Бердяев).
Унивеpсализм Русской идеи в том, что истина, котоpую стpемится постигнуть pусская душа, есть истина бытия в целом и всего в нем. Все в жизни должно быть пpиобщено к истине. Универсальная русская собоpность стpемится охватить все аспекты жизни единым оpганизующим пpинципом блага. Все в этом миpе должно устpоиться по Божией пpавде. Пытливость и безгpаничность познания и деятельности отpажают унивеpсализм pусского хаpактеpа, которому не свойственен партикуляризм. Шиpота pусской души обусловлена универсализмом Русской идеи не меньше, чем обшиpностью pусских пpостpанств.
Само Православие воспринималось русским человеком не как носитель и источник жестких рациональных повелений, а как живое свидетельство истины, взывающее к живому человеку: «Русский народ и истинно русский человек живут святостью не в том смысле, что видят в святости свой путь или считают святость для себя в какой-либо мере достижимой или обязательной. Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости; она свята лишь в том смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях познания или общественной справедливости, в торжестве культуры, в творческой гениальности. Для русской религиозной души святится не столько человек, сколько сама русская земля» (Н.А.Бердяев).
Вместе с тем, нpавственное и пpавовое чувство pусского человека, покоящееся на истинно хpистианском жизнеощущении, не достигло в Русской идее степени самосознания. Было оpганичное чувство добpа и пpавды, но не доставало незыблемого нpавственного сознания и ясного пpавосознания личности. Этим потенциям Русской идеи ещё пpедстояло и пpедстоит pазвиться.
Может быть, с этим мудрым реализмом связано то, что Православие, по словам Н.А.Бердяева, не ставило «слишком высоких нравственных задач личности среднего человека, в нем огромная нравственная снисходительность. Русскому человеку прежде всего было предъявлено требование смирения. Смирение и было единственной формой дисциплины личности. Лучше смиренно грешить, чем гордо совершенствоваться».
Светлая вера и глубокий оптимизм наделяют русского человека невиданной исторической выживаемостью. Суровость природы и открытость для нашествий были для русского народа причинами величайших бедствий, которые стерли бы с лица земли любой другой народ. Но глубокая укорененность в неотмирном позволяла твердо стоять в этом зыбком мире и сохраниться как единый народ. Несокрушимая и упорная выживаемость является не только биологической силой крови, но и жизненным принципом русского человека, ибо без него в истории не оказалось бы ни народа, ни его идеи. Бытийный оптимизм русского характера позволяет народу пережить страшные катастрофы, устоять перед невиданными испытаниями, подниматься после глубокого падения и восставать преображенным под крест жизни, на Крест Христов.
За двести лет до величайшей катастрофы начала ХХ века при Петре I Русская идея перестала быть господствующей государственной идеологией, подвергалась гонениям, была вытеснена из сферы интересов образованных сословий. Петром искусственно выведено правящее сословие, по природе своей чуждое Русской идее и русскому духу. Развивалась Русская идея подспудно, входя в официальную культуру только фрагментами. Жизнь русского народа, как и всякого другого, была преисполнена стремлением к своему идеалу, но и искажением его, многотрудным его историческим развитием. Все лучшее, выстроенное в русской истории, проистекает из Русской идеи и кристаллизуется в национальный идеал. В течение веков Русская религиозная идея сохранялась в глубине культуры и обогащалась в трагическом опыте истории.
МИССИЯ МЕССИАНСКИХ НАРОДОВ
Жизнеощущение, национальное самосознание и чувство исторического призвания еврейского и русского народов укоренены в вере в Спасителя-Мессию. Можно сказать, что эти два народа видели свою земную миссию в мессианизме. Но содержание мессианских идей у них различно, хотя судьбы русского и еврейского народов трагически переплелись.
Польский мессианизм соблазнителен и сегодня. Но, тем не менее, в этой национальной идее есть зерна великой истины: о национально-религиозном призвании польского католичества. Польское религиозное сознание способно поведать миру об уникальном опыте страдальческой судьбы польского народа. В нем есть своя неповторимая и, вместе с тем, спасительная для мира истина. Но раскрыться это может при искреннем и беззаветном служении подлинному Мессии и всечеловечеству.
Когда многострадальная, кровавая история нарождения религиозной истины в народе заканчивается воплощением Самой Истины в образе человека-единоплеменника, абсолютное большинство евреев не признает Воплотившегося Бога и предает Его распятию. Этим заканчивается всемирно-историческая миссия иудаизма как подготовления боговоплощения. Но этим начинается новая мировая миссия еврейства. Внутри народной души происходит болезненный разрыв («И вот, завеса в храме раздралась надвое. » Мф.27,51).
После распятия Христа внутри еврейства определилась малая часть, которая восприняла спасающую Истину, сохранила ее и донесла до других народов. Без этих людей мир не знал бы Откровения Христова. В лице немногочисленных избранников еврейский народ выполнил свою всемирно-историческую миссию, сохранил условия общенационального исцеления и спасения. Отныне только с принятием Креста Христова в еврействе возвращаются былой метафизический дух и нравственная твердость.
1) еврейской атеистической коммунистической идее, взращенной в русле западноевропейского рационализма, материализма и позитивизма;
2) грехах русской жизни в результате отпадения от Русской идеи, что создало почву и плоть для богоборческой мысли.
Этим объясняется тот факт, что противоречивые отношения мессианских народов превратились в антагонистические, и мировые силы антихристианского еврейства сконцентрировались на России. Ни один народ в мире не претерпел столько от этих сил, сколько народ русский в XX веке. Это провоцирует слепую месть, но для христианского народа таковая агрессия недопустима и может означать только духовную деградацию.
В чем заключается русская идея и нужна ли она сегодня?
Вы будете перенаправлены на Автор24
Сущность «русской идеи»
Русская идея – это термин, впервые введенный в литературно-публицистический оборот Ф. М. Достоевским в 1860 году и используемый отечественными мыслителями 19 – начала 20 века для определения характерных особенностей и значения русской культуры и истории, духовного облика русской нации и обоснования уникальной миссии России во всемирной истории человечества.
Понятие «Русская идея» имеет несколько значений:
В философских дискуссиях XIХ – ХХ вв., в ответ на комплекс наиболее сложных философских, социологических, политических, исторических, социально-психологических, культурных, историко-философских и этических проблем, возникли три основных подхода к определению «русской идеи»:
Готовые работы на аналогичную тему
Многие философы того времени не принимали участия в дискуссиях о «русской идее», потому что они считали такие споры устаревшими по политическим причинам. Но интерес к «русской идее» в ХХ веке был и остается характерной чертой русской философии, независимо от того, развивалась ли она в России или за границей после эмиграции, вызванной революцией. Этот интерес особенно усилился во время кризисов в истории России. Спор возобновился на рубеже XIX-XX веков. Некоторые интеллектуалы в России, которые обсуждали русскую идею, были напуганы быстрым ростом русского капитализма, который привел к пересмотру глубоко укоренившихся идей, традиций и исторического пути медленно развивающейся «патриархальной» России.
Актуализация Русской идеи в ХХ и XХI вв.
Русско-японская война 1904-1905 гг. способствовала возобновлению интереса к русской идее.
На рубеже веков озабоченность российской интеллектуальной элиты вызывалась не только и не столько опасностями, которые исходили от воинственных «желтых детей». «Беспредметные опасения» продолжали расти по мере того, как глубокие умы анализировали ситуацию в Европе, которая привела к Первой мировой войне, а затем к революциям в России и других европейских странах. В статье «Душа России», опубликованной в 1915 году, Н.А. Бердяев писал: «Мировая война ставит вопрос о русской национальной идентичности. Русская национальная мысль чувствует необходимость и обязанность разрешить этот вопрос. Всех волновала загадка России: понимание Русской идеи, определения ее задач и ее места в мире. Но это глубокое чувство сопровождается осознанием неопределенности, почти не поддающейся определению этих задач». О
Россия – особая страна, не похожая ни на одну другую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности. Она исходит из древней идеи: «Москва – третий Рим», идет через славянофильство к Достоевскому, Владимиру Соловьеву и современным неославянофилам. К идеям этого порядка можно относится по-разному, но в них отражено что-то подлинно национальное, истинно русское. Неудивительно, что статья Н. Бердяева, написанная в разгар Первой мировой войны, проникнута антигерманизмом и глубоким патриотизмом.
Поиск национальной идеи в посткоммунистической России ведется более 20 лет – и пока без заметных результатов (за исключением превращения культа потребления в подобие национальной идеи). Нужна ли современной России национальная идея? И если да, то какие ценности, принципы, идеалы могут лечь в основу?
Похоже, нашей стране еще нужна русская идея. Национальная идея способствует возникновению уверенности в себе, самоуважения и исторического оптимизма нации. Он позволяет описать и обосновать цели развития страны. Опыт Западной Германии (после 1948 г.) и новых индустриальных стран Юго-Восточной Азии показывает важность вдохновляющей идеи для экономического прорыва.
Национальная идея также может играть важную роль в процессе обретения российским обществом национальной идентичности, являясь одним из его существенных элементов. Она способна преодолеть ценностное разделение в российском обществе, внести свой вклад в его консолидацию и превратить население России в гражданскую нацию. Наконец, русская национальная идея может положительно повлиять на имидж нашей страны за рубежом.
Философия русской идеи
История русской идеи
Понятие «русская идея» сформировалась в XVI веке и получила свое воплощение в форме государственного устройства. Православная монархия стала воплощением того, что понималось под «русской идеей» в те времена. Христианский философ Петр Чаадаев впервые задался вопросом о предназначении русского народа, его особом смысле и призвании. Чаадаев не был убежден в исключительности России, но именно «Философическое письмо» Чаадаева, которое было опубликовано в журнале «Телескоп» в 1836 году положило начало разговору о предназначении народа.
«Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, — пишет Чаадаев в «Философском письме», — мы — народ исключительный»
Обособленность русского народа от исторических процессов в мире изначально оценивалась философом в негативном ключе, но со временем сменилась убежденностью в исключительному пути для России. Источником счастья и благополучия для русских Чаадаев считал религию.
«…Меня повергает в изумление не то, что умы Европы под давлением неисчислимых потребностей и необузданных инстинктов не постигают этой столь простой вещи, а то, что вот мы, уверенные обладатели святой идеи, нам врученной, не можем в ней разобраться. А, между тем, ведь мы уже порядочно времени этой идеей владеем. Так почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мире? Уж не заключается ли причина этого в том самом духе самоотречения, который вы справедливо отмечаете, как отличительную черту нашего национального характера? Я склоняюсь именно к этому мнению, и это и есть то, что, на мой взгляд, особенно важно по-настоящему осмыслить. … По милости небес мы принесли с собой лишь кое-какую внешность этой негодной цивилизации, одни только ничтожные произведения этой пагубной науки, самая цивилизация, наука в целом, остались нам чужды. Но все же мы достаточно познакомились со странами Европы, чтобы иметь возможность судить о глубоком различии между природой их общества и природой того, в котором мы живем. Размышляя об этом различии, мы должны были естественно возыметь высокое представление о наших собственных учреждениях, ещё глубже к ним привязаться, убедиться в их превосходстве…».
Термин «русская идея»
Русская идея — это философия или совокупность понятий? Сам термин впервые употребил Ф.М. Достоевский в 1860 году. Мир узнал о нем после доклада В.С. Соловьева «Русская идея», который был прочитан в Париже в 1888 году. Философ А.В. Гулыга давал ему вполне четкое определение:
«Русская идея Достоевского — это воплощенная в патриотическую форму концепция всеобщей нравственности».
Русские философы Трубецкой, Франк, Карсавин и Федотов употребляли этот термин именно в таком значении. Они считали русскую идею связующим и объединяющим нацию звеном. Объединение достигалось в основном по следам Чаадаева — на основе религиозной мысли. Святая Русь — это Русь, объединенная почитанием святых Русской Православной Церкви.
В.С. Соловьев в статье «Русская идея» писал, что идея — «есть не то, что нация сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности».
И. Ильин отмечал значение патриотизма в философии русской идеи:
«Эта идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чем он прав перед лицом Божиим и самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь; это то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших детях и в грядущих поколениях и довести до настоящей чистоты и полноты бытия—во всем, в нашей культуре и в нашем быту, в наших душах и в нашей вере, в наших учреждениях и законах. Русская идея есть нечто живое, простое и творческое. Россия жила ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях». Иными словами, под русской идеей И. Ильин понимает лишь все великое, благое и только позитивное, что есть в истории, судьбе, культуре и духе российского народа. Н. Бердяев, напротив, включает в совокупность проблем и линий исследования русской идеи не только благое, лучшее, «правое» — он считает, что подойти к разгадке тайны «русской души», самобытности пути России, можно лишь в случае, если сразу признать «антиномичность России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание избавляется от лживых и фальшивых идеализации, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства».
Русская идея — это геополитический вопрос?
Ряд исследователей считал, что русская идея стала рассматриваться в геополитическом смысле и рассмотрение русского народа как народа-богоносца — это шовинизм. Подобных взглядов придерживался исследователь А. Л. Янов. Философ Гулыга видел в этом стремление «скомпрометировать духовную историю России».
Кроме того, термин «русская идея» он считал более широким, чем определение отношений общества и государства. Русская идея не заключалась, по его мнению, только в идее православной монархии.
Русская идея и современность
После распада СССР и духовного кризиса, который последовал за распадом, русская идея стала особенно актуальной.
«Сегодня русская идея прежде всего звучит как призыв к национальному возрождению и сохранению материального и духовного возрождения России. Русская идея актуальна сегодня как никогда, ведь человечество (а не только Россия) подошло к краю бездны…
…Русская идея — это составная общечеловеческой христианской идеи, изложенная в терминах современной диалектики», — писал Гулыга.
Русская идея играла и продолжает играть ведущую роль в возрождении Русской Православной Церкви.
О русской Идее
— Мы сегодня говорим о русской идее. А в мире как устроено? У каждой страны, нации — своя идея? Филиппинская, бразильская, кенийская?
— Важно понимать, что русская идея — это идея цивилизации. Цивилизаций гораздо меньше, чем стран. Есть страны, которые обладают собственными идеями, это, как правило, страны, создающие империи, объединяющие большие пространства или очень пронзительно, ярко и глубоко мыслящие. То есть идея есть не у всех стран и народов, но, как правило, она есть у всех цивилизаций. Там где есть цивилизация — есть идея, и, наоборот, там, где есть идея, там есть цивилизация, самостоятельная и уникальная. При этом носителем идеи может быть и маленький народ. Например, у евреев 2 тысячи лет вообще не было государства, но еврейская идея была всегда. У русских точно есть идея, и она не менее фундаментальная, значительная и яркая, как, например, еврейская идея или эллинская.
— Можно я задам наивный вопрос? А что, если вы считаете русскую идею столь масштабной потому, что вы русский? Кениец или бразилец патриотично скажут, что у Кении и Бразилии есть свои идеи, причем могучие, планетарные.
— А ведь бразильская идея действительно есть, она связана с определенным преломлением португальской идеи. Это sebastianismo, saudade, о чем великолепно писали поэты Фернанду Пессоа и Тейшейра де Пескоаэш… Вот кенийской — нет. Но в Африке есть африканская идея. И разные африканские цивилизации несут в себе, если угодно, зародыши идей. В своей «Ноомахии» я как раз исследовал идеи цивилизаций в разных частях света, у разных народов. Иногда у больших цивилизаций маленькая идея, а у маленьких народов — великая. Глупо мерить качество идеи показателями ВВП или уровнем технического развития. Бахвалиться, говорить: у нас есть айфон и искусственный интеллект. Если необходим искусственный, значит, с естественным дело обстоит неважно… Айфон — это не идея! Вернее может быть и «идея», но для цивилизации мутантов и киборгов. Набором технических мощностей нельзя заменить идею. Идея, которая прячется в дебрях этих технических объектов как правило нечто куцее, ничтожное. Число доменных печей или произведенных автомобилей никак не говорит о ее сути. Идея — предельно тонкая, деликатная, возвышенная реальность. Есть вещи, о которых следует говорить, только тщатлеьно подбирая слова и интонацию. И когда мы произносим слово «идея», так же как когда мы слышим слово «Бог», слово «смерть», «благо», «красота», мы должны внутренне собираться.
— Чем различаются цивилизационные идеи? По масштабу, наполненности?
— Есть ли какие-то непременные составляющие для цивилизационной, и конкретно русской идеи кроме красоты? Энергия, может быть?
— Идея или жива, или ее нет. Если идею нужно включать в розетку, то это пылесос, в лучшем случае компьютер, а не идея. У Платона есть формула: идеи либо парят, либо умирают. Идея это то, что делает нас нами. Это наш язык, наша культура, наши страдания и наши грехи, и наша правильность и наши ошибки, наш выбор. Мы — органичная часть этой идеи.
Когда либералы говорят что ее нет, они не хотят, чтобы она была, они убивают ее таким образом. В этом смысле нет нейтральной позиции. Это не гадание: есть или нет. Очень важно сказать: «Будь!»,— это акт духовного творения. Если мы говорим русской идее «да!», она есть. Она и нам отвечает «да!». И тогда есть народ. А так… населеньеце…
— В вашем понимании, русская идея монолитна, или есть разные варианты ее развития?
— Я думаю, никто не может претендовать на то, что обладает монополией на оформление русской идеи. Тут ключевое — признать ее бытие. Потому что для одних русская идея обладает собственным бытием, а для других это продукт конструкции (какой мы ее построим, такой она и будет). Я отношусь к тем, кто считает, что русская идея есть, и различные лики русской идеи мы и читаем в русской истории. А вот если считать что русская идея — это продукт интеллектуального творчества, то есть она вторична и представляет собой надстройку над чем-то материальным, то в этом случае идея превращается в симулякр.
Если мы считаем что русская идея есть, то мы считаем что она — народ, потому что русская идея — это наша душа. В этом случае у нее есть, конечно, множество версий. Люди, которые осознают себя частью народа, отвечая на вопрос о русской идее, будут давать разные формулировки, но общей будет интонация, тональность. Это спор русских о национальной идее, как у Достоевского в «Братьях Карамазовых», например. Каждый брат, каждый Карамазов, каждый персонаж – свое издание русской идеи. Там даже в Смердякове есть какой-то – пусть искаженный – но отблеск русской идеи. Достоевский настолько русский писатель, что ничего нерусского изобразить не может. Все, что он пишет, в его русской душе становится русским. Даже когда он изображает маньяков и негодяев: у него и порок русский, и святость. Это пространство любви к русскому и приятия русского, это музыка русской идеи.
Кстати, в своем романе Достоевский отношение к либералам тоже вывел. Пародия на либералов — в Смердякове. Помните, он там, вспоминая 1812-й год, говорит: «Хорошо кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе». Вот так и мыслят сейчас либералы в России, включая либеральное руководство страны! Это выпадение из гнезда. И Смердяков у Достоевского совершает отцеубийство. Пусть Карамазов — гнилой корень, но это наш, русский корень!
Мои знакомые, уже покойные, к сожалению — Юрий Мамлеев и Эдуард Лимонов — в юности решили: здесь в СССР коммунисты какие-то ужасные, поеду-ка я на Запад, там свобода, буду там писать. Приехали туда, и увидели, что Россия в любом состоянии, даже коммунистическом, которое они не любили, — это их судьба, а Запад — не их. Эта глубже, чем нравится/не нравится идеология, устраивает ли политический режим. Россия — суть Мамлеева, Лимонова, вас, меня, любого русского человека. Кем бы мы не были, религиозными православными фундаменталистами или светскими агностиками, русское живет и в том, и в том, и в святом, и в грешнике. И это составляет наше единство.
У либералов русской идеи быть не может, потому что для их философии мерой всех вещей является индивидуум. Индивидуум в либеральной идеологии — это человек, лишенный всех связей с коллективной идентичностью. Вначале его отделили от церкви с помощью протестантской реформы, потом от традиционных средневековых сословий; он стал буржуа-индивидуалистом, потом его освободили от национальных границ, сделали космополитом, а сегодня его освободили и от гендерной принадлежности. Поэтому говорить о либеральной версии русской идеи — это противоречие в предмете. Коммунистическая или националистическая русская идея — сомнительные конструкции, но либеральная — открытое противоречие.
Если и есть какая-то русская идея у русских националистов, то крайне искаженная: русские всегда жили в полиэтническом государстве, почитайте Льва Гумилева. Мы никогда не были чисто расово славянами, всегда в нас были тюркские, финно-угорские и другие вкрапления. Русский национализм — явление искусственное, почти столь же нерусское, как и либерализм.
И еще более сомнительная связь с русской идеей у русских коммунистов, которые пытаются соединить русское стремление к справедливости и благому обществу и идеалы коммунизма. По-моему, это интеллектуальное слабоумие, но при этом некоторую связь у советского периода с русской идеей отрицать нельзя. Но это говорит только о силе русского начала, способного переварить даже русофобский марксизм, интернационализм и материализм.
И вот когда мы отбросили эти 3 версии (либерализм, коммунизм и национализм), вынесли мусор из России, все остальные вектора для поиска русской идеи, все то, что строится на искренней любви к русскому народу, все то, что вытекает из внимательного прочтения русской истории — вполне возможно. Русская идея не утверждает, что точно совпадает с евразийством, славянофильством, православием, но четко обозначает, что ей чуждо.
И теперь за пределами чисто западных модернистских политических идеологий (либерализма, коммунизма и национализма) мы можем увидеть
— Правильно ли я вас поняла, что русской идее можно следовать при любом государственном строе?
— И все же то, что идет от государства, выглядит больше конструированием, симулякром.
— Очень похоже. Государство как бы симулирует русскую идею — достаточно посмотреть на физиогномические характеристики людей, ответственных за внутреннюю политику. Какая русская идея? Посмотрите на этот портретный ряд! Но их цикл мелкий гешефт, у элиты временщиков короткий срок существования, а у русской идеи — длинный. Поэтому народ может воспринять эту конструкцию совершенно по-другому, как коммунизм перетолковали, могут и этот симулякр перетолковать. Мы, конечно, видим подделку, недоразумение в лице современного российского патриотизма, но он обращается не к нейтральной инстанции, не в пустоту, из которой модно лепить что угодно. В глубине общества спит народ. И этот народ, реагируя на определенные знаки, — Крым наш, Русская весна, Русский мир, — слышит совсем другое, нежели говорят чиновники, имеющие целью решение каких-то своих сиюминутных проблем. Народ эти сигналы воспринимает иначе, чем те, кто их посылает, поэтому нельзя сказать, что это полный симулякр. Гегель называл это хитростью мирового разума: каждый человек думает, что действует по своей логике, но все вместе люди действуют не по своей. Русская идея — это наш мировой разум – разум соборного русского человека.
Есть много факторов, говорящих о том, что скорее это русская идея воспользовалась симулякром в своих целях, чем наоборот.
— Как вы видите русскую идею в мировом контексте?
— Если смотреть на мир как на многополярный, то в нем Запад, конечно, должен утратить свою гегемонию. Свое право выступать судией, обвинителем и палачом…
— Совершенно верно. И если мы имеем дело с многополярным миром, рано или поздно две составляющие Западной цивилизации — США и Европа — разойдутся, став самостоятельными полюсами. Цивилизация США и Европы близки, но не тождественны. Америка очень далеко пошла по пути глобализма и сегодня европейская цивилизация — по сути антиевропейская. Все европейские ценности подвергаются канселлингу, шеймингу, зачистке. Политкорректными признаны только новейшие гендерные исследования, феминизм, гипериндивидуализм, технократия, превозношение меньшинств. А корни европейской культуры, сама европейская Идея в ее классическом античном и средневековом оформлении сегодня оболгана и поставлена в не закона. Пока Европа двигается в этом направлении, конечно, с ней никакого диалога вести невозможно, с ней вообще в таком состоянии разговаривать не о чем. И чем дальше мы будем от нее, тем спокойнее, надежнее и здоровее будет для всех, и для нас и, для них. Не надо русского медведя бесить гей-парадами. При этом если Европа вернется к своим традиционным корням, как очень многие там хотят, такая Европа, вернувшаяся к корням и следующая своим интересам и ценностям, станет для нас очень интересным партнером для диалога в многополярном мире. Но я думаю, европейцам нужно будет какое-то время пожить с самими собой. Не надо спешить с ними соединиться, можно побыть в условиях нейтралитета – прежде чем стать союзниками. А вообще у нас есть чему у них поучиться, в истории уж точно. Но и им у нас тоже есть чему.
— А неевропейский мир — исламский, Азия, Китай — кто они для нас?
— Надо сказать, что и они — совсем не-русская идея. Там есть несколько идей: китайская, индийская, исламская, причем внутри исламской есть шиитская и суннитская идеи. Но не-русская идея еще не значит анти-русская. В случае либерализма и западничества это именно агрессивная русофобия. Но никто из культур Востока так жестко и методично не претендует на контроль над Россией, как Запад. Поэтому в многополярном мире они имеют все шансы быть нашими союзниками, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, а кто-то завтра — конкурент. Это нормально.
— В вашей книге о геополитике Россия фигурирует как «собиратель империи». Такой ориентир, по-вашему, достижим, если согласно Йордису Лохаузену, «мыслить тысячелетиями и континентами»?
— Империя — это же всего-навсего организация наднациональных территорий. И Евросоюз сегодня — в каком-то смысле империя. Советский союз был империей, американоцентричный мир — тоже империя, Китай — империя, так как это не только национальное государство. Если говорить об империи как наднациональной системе контроля, это прекрасный способ организации общества. Другое дело, что империя противоположна империализму. Империализм — это навязывание в глобальном масштабе только одной модели, а империя — создание некоей инстанции, которая могла бы уравновешивать самые разнообразные группы — этнические, религиозные, социальные, культурные, объединять огромные пространства, гармонизировать целые миры… Так что судьба России, несомненно, — быть империей. Но империей нового типа: демократической, полицентричной, многополярной, не претендующей на единственность, допускающей другие империи — китайскую, исламскую, европейскую, африканскую, латино-американскую…
Исторически мы построили Россию на стыке двух имперских традиций: с одной стороны объединили значительные территории Восточной Европы, и с другой стороны — огромные пространства Евразии. В этом смысле евразийство говорит, что мы — наследники не только религиозной и цивилизационной византийской традиции, но и туранской империи Чингизхана. Я считаю идеал империи прекрасным. Империя должна быть высшей формой гармоничного бытия разных культур и народов.