в чем суть фильма солярис
В чем суть фильма солярис
Тексты » А. Тарковский. Пояснения режиссера к фильму «Солярис»
А. Тарковский.
Пояснения к фильму «Солярис»
(выступление перед зрителями; Восточный Берлин, март 1973 г.)
. Я не знаю вообще ни одной [научно-фантастической] книги, где бы речь шла не о сегодняшнем. Потому что, в конечном счете, о будущем можно говорить, только оценивая скрытое до поры до времени сегодняшнее. Что же касается романа Лема, то я полагаю, что это лучшее из его произведений. У нас [в фильме] кое-что изменилось. У Лема совершенно нет Земли, у него совершенно иначе решен финал. Правда, мы постарались в своем финале выразить мысль, которую имел в виду Лем. У него там — человек, вставший на какую-то новую моральную ступень, решив в своей душе некий познавательный феномен, но именно потому, что он человек, он не теряет надежды. Мы же сделали финал, в котором Океан исторгает из себя новые трансформации, в основе которых — феномен того, как становятся человеком, — а именно мечту Кельвина: возвращение в свой дом. Для нас это было очень важно, потому что Земля — это наша родина, мы уже имеем сейчас право говорить, что нашей родиной является вся Земля. И мы не имеем права даже подумать о том, что можем освободиться от самых простых человеческих «вещей»: от любви, от деревьев, от воды. то есть — от той Земли, которую мы обязаны нести в себе и сохранить во что бы то ни стало. В определенном смысле, в отличие от Лема, нам хотелось не столько посмотреть на космос, сколько из космоса на Землю. То есть, преодолев какой-то новый рубеж, взглянуть опять на самое начало — в духовном и моральном, нравственном аспекте.
Действительно: картина трудная, длинная — ну, не короткая же. Но, видите ли, в чем дело: роман — очень большой, вернее, он очень плотный. Очень много всяких аспектов. И мне казалось, что если освободить его от «лишних» точек зрения, взглядов на проблему, то он мог бы совсем приблизиться к жанру научной фантастики, и от него осталось бы одно только действие. Может быть, фильм нужно было организовывать покороче, но я уже заметил за собой такую слабость: я люблю делать длинные картины, такие картины, которые совершенно «уничтожают» зрителя физически. Мне кажется, что фильм от этого превращается из развлекательного во что-то более серьезное. Отвечая на ваш вопрос, я хочу сказать, что «скучные» места должны быть в любом произведении. Вспомните, к примеру, «Волшебную гору» Томаса Манна. Или вспомните Толстого. Ведь это тяжелая работа — смотреть фильм или даже смотреть на живописное полотно. И я думаю, что это достойная работа — и для авторов, и для зрителей. Потому что, допустим, хороший фильм — не хороший, нет, не хороший: серьезный фильм — смотреть так же трудно, как сделать его. Так что во многом я и не хотел бы, чтобы фильм смотрелся легче.
Это не связано с характером, это связано с виной человека, это проблема совести, а не просто столкновение с собственным характером. Солярис как бы материализует самое гнусное, что было в этих людях, как бы придвигает к ним зеркало, и они вынуждены посмотреть на себя. ну, так сказать, без всяких возможных [уклонений] от этой встречи. Как говорит Снаут, это могло быть просто мыслью дурной, которая могла материализоваться. Он говорит: тебе-то хорошо, ты-то всего-навсего имеешь дело со своей женой. Ну, хорошо, — а если то, с чем ты сталкиваешься, ты никогда и не видел, не был знаком, а просто мелькнуло в сознании, подумал в минуту помрачения душевного? Что тогда? Проблема «Хари-Крис» взята в каком-то достаточно облагороженном смысле и виде. Это всё могло быть значительно страшнее, в натуральном смысле слова.
. Появление при помощи Океана этих «гостей» вовсе не означает поступок в моральном смысле этого слова. Может быть, это просто. как бы вам сказать, ну, вот растение поглощает углекислоту и выделяет кислород (кстати — к нашему разговору о городах!), а Океан воспринял человека так, что от этого контакта в результате возникла такая реакция. Ну, если светит солнце, то падает тень от предмета. То есть речь идет об отсутствии у Океана сознания в человеческом понятии. В том-то всё и дело: человек сталкивается с объектом, не имеющим ничего человеческого, то есть человек и Океан, грубо говоря, ни на одно мгновение не могут понять друг друга, потому что у них ничего общего нет. Совершенно. Они могут друг сквозь друга проходить — и не понять друг друга. Тут совершенно другие категории, в том-то всё и дело. И речь идет о том, что контакт — если можно говорить о контакте — прежде всего возникает вот в этой душе, в духовной сфере: для человека, ну, конечно, а не для Океана, который, допустим, там «страдает» или решает какие-то супергигантские проблемы астрономической физики. Это остается вне доступности для человека.
[1] На этом запись прерывается. — Прим. ред.
Публикация Рут Херлингхауз и Л. К. Козлова.
Источник: журнал «Киноведческие записки». 1992 № 14
© Медиа-архив «Андрей Тарковский» (при републикации активная гиперссылка на медиа-архив обязательна)
«Солярис» Тарковского и «Солярис» Лема: разбираем, в чем разница, и какие важные смыслы есть именно в фильме
Приблизительное время чтения: 3 мин.
Лем ругался, что Тарковский в киноверсии «Соляриса» навязывает ему, научному фантасту, «достоевщину». Разница между книгой и фильмом, действительно, существенная. В чем именно, на мой взгляд, она заключается?
Лема интересовала именно проблема встречи с разумом, совершенно несхожим с человеческим. Он моделировал ситуацию-допущение, гипотезу. Его интересовали последствия такого контакта для двух интеллектов — человеческого и ино-мирного. А Тарковский — устами одного из героев — провозглашает прямо противоположный свой тезис: человеку никакой иной разум во Вселенной не интересен, человеку нужен человек. И Тарковский, начисто отвергая все научно-фантастические поиски Лема, просто пользуется его сюжетом как средством для постановки сугубо нравственной проблемы. «Тут что-то с совестью, Крис», — пытается исповедаться другу убивший себя Гибарян. И весь фильм — о совести и о покаянии.
Жил человек, и у него была жена. И он охладел к ней, разуверился в своих чувствах, не пожелал пощадить её чувства. И, по сути, довёл до самоубийства. С этим ничего невозможно поделать, и он вынужден жить с таким страшным грехом, глубоко спрятав память о нём и муки совести вглубь своей души. Но всё вокруг как-то. не так. Его любит отец, и он отца любит, — но не может по-детски прижаться к нему; такой прекрасный, тихий семейный дом о чём-то напоминает ему, и в доме нет для героя особенной радости. Рядом — урбанистический мир, в котором вообще можно сойти с ума от одной только поездки по хай-вею. И вот такой «убитый» грехом, закуклившийся человек, Крис Кельвин, пытается убежать на Станцию, в какой-то «космос», подальше от прошлого.
Но Станция, неожиданно для него, оказывается местом, где некий Творец (Бог или инопланетный разум — Тарковскому наплевать) заглядывает в самое сердце человека, находя там образ того, о ком тот особенно мечтал бы забыть. И воплощая в тело, посылает обитателям станции тех людей, перед которыми те особенно страшно виновны. Так к Крису приходит жена, которая давно умерла.
Сначала герой пытается отнестись к этой встрече так же, как иные обитатели станции (кроме Гибаряна, который предпочёл самоубийство) — начал пробовать уничтожить своё прошлое. Но на Станции от «прошлого» не убежишь. И Крис «вдруг» решился поверить и покаяться. Поверить, что перед ним его жена. И дать ей ту любовь и ту верность, на которые поскупился когда-то. И он начинает ОЖИВАТЬ, становиться настоящим, совестливым, сострадающим не только ей, но и всем несчастным мученикам этой Станции человеком. И сколько его ни пытаются убедить, что якобы это всё напрасно, поскольку тут «космос» и всё «ненастоящее» — он уже не даёт себя обмануть.
Именно его открытое сердце заставляет «странного» Творца заметить их страдания и ответить Крису осмысленно. Крис не удержал любимую женщину — она погибла. Но он наконец-то бросился на колени перед отцом. Или перед Отцом Небесным — это кто как хочет истолковать последнюю сцену фильма, которая полностью цитирует великое полотно Рембранта «Возвращение блудного сына».
Весь этот фильм — единый призыв не запирать свою совесть на замок и верить — и в великую силу любви, и в ужасную силу равнодушия. Которое убивает. Это — о том, что от мук совести никуда не уйдёшь, пока не изменишься, пока не станешь другим. И конечно же, это не экранизация аналитического романа Лема, а притча, которая в каком-то смысле — отповедь автору повести. Потому-то Станислов Лем надолго рассорился с Тарковским, и лишь спустя много лет, намного пережив режиссёра, стал постепенно смягчаться. Особенно после появления американского ремейка, который привел писателя в ужас.
Читайте также:
• Возвращаясь к «Солярису». Ещё два слова о сходствах и различиях
Добрый день, уважаемые читатели.
Честно говоря, эту статью я планировал написать, как сравнительный анализ двух экранизаций романа Станислава Лема. Для этого я посмотрел версию Андрея Тарковского, потом версию Стивена Содерберга и понял, что сравнивать несравнимое просто бессмысленно.
Сордерберг превратил глубокую философскую притчу-размышление в банальную мелодраму, происходящую в антураже космической станции. Ну а наличие чернокожей актрисы в роли Сарториуса окончательно убедило меня в том, что голливудские сценаристы просто сумасшедшие. Неудивительно, что голливудское «творение» полностью провалилось в прокате, тем самым подтверждая, что зрители в начале двухтысячных еще были способны отделить зерна от плевел.
Кадр из фильма «Солярис» (2002)
Как многие, наверняка, слышали, автор «Соляриса» Станислав Лем был не в восторге от того, что наснимал Андрей Тарковский, и его можно понять: советский режиссер, как обычно пошел своим путем и, пропустив содержимое книги через себя, создал что-то совершенно уникальное, рассчитанное на зрителя, готового погрузиться в эстетику искусства и философии.
Кадр со съемок фильма «Солярис» (1972)
Кадр из фильма «Солярис» (1972)
Второй очень важный вопрос, ответ на который пытается найти Тарковский в своем фильме, звучит так: «что есть человек?» «Гости», как и обычные люди обладают сознанием,чувствуют боль и испытывают эмоции. Все отличие состоит в том, чтоони были созданы из воспоминаний, тем самым не вписываясь в классическую схему: человек рождается, постепенно растет и обретает навыки. Но так ли важна эта схема на фоне той бесконечности, что представляет собой космос?
Кадр со съемок фильма «Солярис» (1972)
Кадр со съемок фильма «Солярис» (1972)
С вами был Павел, журнал «Советское кино», смотрите хорошие фильмы.
Андрей Курбатский. Возвращение домой
В России и за её пределами хорошо известно о творчестве выдающегося кинорежиссера Андрея Арсеньевича Тарковского (1932–1986). Его фильмы отличаются глубокими, непростыми сюжетами, в которых режиссер размышляет о серьезных философских проблемах человеческого бытия.
Кого-то может смутить наше обращение именно к творчеству кинорежиссера, а не писателя или поэта. Ведь кино, неразрывно связанное с лицедейством, считается в православной среде развлекательным видом искусства и, как правило, противопоставляется хорошим книгам. Однако кино может быть серьезным, и Тарковский был одним из тех кинорежиссеров, кто доказал это своим творчеством. Свою цель как художника он видел в том, чтобы с помощью киноискусства помочь человеку духовно измениться, вырасти. Фильмы Тарковского необычны: в них мало действия, нет ярких спецэффектов, но зато много диалогов и монологов главных героев, мучительно размышляющих о добре и зле, о нравственном поведении человека, о смысле жизни. Его фильмы заставляют задуматься над важнейшими вопросами человеческого бытия. Они требуют вдумчивого просмотра и размышления. В этом они сближаются с книгами: их нужно не только смотреть, но и «читать». Иногда по нескольку раз, чтобы уловить и понять глубинные смыслы, заложенные в зрительных образах и поступках главных действующих лиц.
По свидетельству многих ныне воцерковленных и глубоко верующих людей, фильмы Тарковского сыграли важную роль в их жизни. Они сумели разбудить их душу от духовной спячки, заставили задавать вопросы, мучительно искать на них ответы, «горняя мудрствовати и горних искати». Эти фильмы стали важной ступенью на их непростом и извилистом пути к вере и церкви. Известно, что сам Тарковский был верующим человеком, мучительно искавшим свой путь к Истине. Находясь в духовном поиске, Тарковский закономерно обращался в своем творчестве к таким важнейшим идеям христианского учения, как вера и любовь, покаяние и жертвенность, надежда и прощение. Очень часто в своих работах он использовал евангельские (библейские) сюжеты и притчи. Фильмы Тарковского пробивали брешь в глухой стене официального советского безбожия, что не могло не осложнить творческую жизнь самого режиссера. Во многом Андрей повторял судьбу своего отца, прекрасного русского поэта Арсения Тарковского (1907–1989), сохранившего дух нравственной свободы и высокий уровень культуры словесного мастерства в сталинское время.
Рецензия на фильм «Солярис» Андрея Тарковского
Фильм «Солярис» был снят в 1972 году по мотивам одноименного фантастического романа польского писателя Станислава Лема. Однако Тарковский творчески переосмыслил роман и значительно расширил его философское содержание. Станислава Лема волновали пути познания космического «неизвестного». Тарковского — нравственные проблемы личности. «Я хотел доказать своей картиной, что проблема нравственной стойкости, нравственной чистоты пронизывает все наше существование, проявляясь даже в таких областях, которые на первый взгляд не связаны с моралью, например, таких, как проникновение в космос, изучение объективного мира», — писал Тарковский. В основу своего фильма режиссер положил известную евангельскую притчу о блудном сыне.
У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.
Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся.
Евангелие от Луки (15.11–24)
…XXI век. По орбите далекой планеты Солярис движется космическая станция, много лет назад запущенная с Земли. Ученые тщетно пытаются установить контакт с планетой, которая представляет собой странное явление — мыслящий Океан, способный влиять на сознание работающих на станции людей. В центре управления полетами решают отправить в космос психолога Криса Кельвина (литовский артист Донатас Банионис), чтобы тот, разобравшись в сложной ситуации, принял окончательное решение о судьбе и «соляристики» вообще. Прилетев на станцию, Крис неожиданно для себя встречает свою бывшую жену Хари (Наталья Бондарчук), которая умерла много лет назад, не сумев пережить измену мужа. Постепенно становится понятно, что Хари, как и «гости» других членов экипажа, — это некая матрица, нейтринная модель: она вычитана «мыслящим» Океаном из человеческого подсознания и является материализацией угрызений совести, порожденных совершенными грехами.
В своем заключительном монологе Крис вопиет:
А, может быть, мы вообще здесь [в космосе] только для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви. Гибарян умер не от страха, он умер от стыда. Стыд — вот что спасет человечество.
Глубокое покаяние Криса преобразует Хари, женщину-матрицу. «Я люблю, а, значит, я — человек», — говорит Хари, выражая одну из ключевых идей фильма. В минуту невесомости Крис и Хари, взявшись за руки, медленно парят в воздухе под звуки органной музыки. Это образ возвышающей и преображающей любви. Покаяние Криса считывается и мыслящим океаном Соляриса: неожиданно «гости» исчезают, исчезает и Хари. Вместо нее во сне Крису видится давно умершая мать, которая ухаживает за ним, как за маленьким ребенком, омывает и исцеляет его. Крис возвращается домой. В последних кадрах фильма он стоит на пороге отчего дома, на коленях у ног отца в позе блудного сына, точь-в-точь как на известной картине Рембрандта. Трудно понять, состоялось ли его возвращение в реальности или это плод фантазии Криса, материализованной Океаном Соляриса. Кадр отдаляется от нас, и отчий дом постепенно превращается в крошечный островок в необозримом Океане планеты Солярис.
Последние кадры — это символический образ возвращения домой, возвращения к покинутому Отцу, а, значит, — Богу. Возвращения через стыд, через покаяние, через спасительную горечь ностальгии о потерянном рае.
Полный учебник церковнославянского языка
Уникальное издание «Полный учебник церковнославянского языка» с примерами из грамматики 1648 года — первая книга на русском языке, которая содержит исчерпывающее внутреннее описание церковнославянского языка, а также множество таблиц с примерами. Учебник написан без использования специальной филологической терминологии и предназначен для самого широкого круга читателей. Он будет незаменимым пособием для желающих во всей полноте понимать церковные книги и старинные русские источники, написанные с соблюдением правил церковнославянского языка.
Святое Евангелие.
Прямой перевод с церковнославянского
Первый прямой перевод старого русского Евангелия на современный русский язык, доносящий до нас то, как читали и понимали Священное Писание наши предки. Перевод был сделан с церковнославянского дораскольного Евангелия Московской печати 1651 года. В книгу вошли все четыре канонических Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Для удобства, в книге приведено синодальное разбиение на главы и стихи, а также церковное деление на зачала. Двухцветная печать с киноварью. Предназначено для самого широкого круга читателей.
Понравился материал?
Лучшая благодарность за нашу работу — это подписаться на наши каналы в социальных сетях и поделиться ими со своими друзьями!
Комментарии (7)
Отменить ответ
Лем — фуфлыжник обыкновенный фантастический…»материализация» всякого такого — тема в фантастике кем только не заезженная…навскидку «совершенное оружие» экранизировано в ссср там герой от своих материализация спасался под одеялом и опять во всем виновата была планета…. то есть ничего нового….а вот что касается Тарковского ….скажем так если это фуфло с материализациями нельзя было не экранизировать вовсе то Тарковский сделал все от него как русского человека зависящее чтобы это западное фуфло превратилось в исполненную высокого смысла вещь…я даже догадываюсь почему именно за формальную научно-фантастическую основу был взят западный автор хотя тогда польша и входила в варшавский блоку…это был наш ответ выморочной космической одиссее с ее летающим в космосе квадратом малевича и столь же унылой и пыльной как сам квадрат…и ответ я считаю удался на славу….так держать…мы таким же макаром мэри поппинс экранизировали… это наш восточный византийский ответ …
Тарковский к Лему не прибавил НИЧЕГО. И, судя по комментарию, Лем остался не читан….
Т.е. восточная византиснутость, экранизировавшая макарами (ну, хоть не с калашами, и за то спасибо) прогнившую западную литературу, на деле — безграмотная кисель-TVшная-ура-патриотичность.
На «Солярис» мы, студентами, ходили в основном смотреть ломку Хари после жидкого азота.
Художник этого фильма Иван Гаврилов 27 лет служит попом под г. Мышкиным
Фильмы свои Тарковский под уколом героина или по накурке снимал! «Размыслитель» еще тот.. Но, что общего у его фильмом с христианами?
Ну не знаю. В фильме «Андрей Рублев» очень тонко показана душа Андрея.
Свежим взглядомПланета без женщин: Выдерживает ли «Солярис» проверку временем
Как роман и его экранизации выглядят в XXI веке
В 2021 году исполняется 100 лет со дня рождения фантаста и философа, уроженца польского Львова Станислава Лема. Это год двойного юбилея: в 1961 году вышло первое издание самого известного романа Лема — «Солярис». Роман был начат в 1959-м и написан за год, он вышел на польском в год полёта Гагарина, в начале первой главы космической одиссеи.
Текст: Ирина Карпова
Психолог, исследователь планеты Солярис Крис Кельвин отправляется на космическую станцию с важной миссией — ему предстоит принять решение о целесообразности дальнейшей работы станции, стоит вопрос о её закрытии. Но Солярис, куда он прибывает, вступает в контакт с учёным непредсказуемым образом — материализуя его воспоминания и страхи.
Пытаясь понять, что представляет собой фантом, посланный ему мыслящим океаном Соляриса, Крис Кельвин берёт у неё анализ крови. Фантом — жена Кельвина по имени Хари, покончившая с собой в возрасте девятнадцати лет. Рассматривая образец крови в силовой микроскоп, Кельвин видит кровяные тельца и клетки, но не находит следующего уровня — атомов. Мыслящий океан создал женщину, идентичную его умершей возлюбленной, из частиц меньших, чем атом, даже силовой микроскоп не может их разглядеть. Кельвин и ещё один сотрудник космической станции, кибернетик Снаут, предполагают, что фантомы состоят из нейтрино. Что, разумеется, невозможно: нейтрино движутся со скоростью света, имеют крайне малую массу и почти не вступают в соединения. Для описания своей теории планеты и океана Солярис Станислав Лем использовал существующие термины из разных областей физики, из-за этого возникает смысловая — но не идейная! — чехарда.
Из какой материи создана женщина, скопированная силой мыслящего океана из сна Криса Кельвина? Конечно же, она сделана из клише старого доброго патриархата. Но эта пригоршня патриархального видения не только не портит грандиозный, на мой взгляд, футуристический роман Лема, но проводит в облаке метафор и загадок прямой и яркий луч, который сегодня мы можем прочесть как социальный комментарий о взаимоотношениях женщин и мужчин.
Отношения Кельвина и Хари — это метафора отношений человека и его мечты об идеальном партнёре, обернувшейся для него кошмаром
Самой первой экранизацией «Соляриса» стала постановка для «Центрального телевидения» режиссёров Бориса Ниренбурга и Лидии Ишимбаевой, роль Криса Кельвина сыграл Василий Лановой. Сегодня она вытеснена из поля зрительского внимания, и совершенно незаслуженно — двухсерийный фильм, сделан на уровне телесериалов BBC: каждая эмоция нюансирована, все сценарные ходы объяснены, зрителям не нужно разгадывать непроницаемое выражение лица Донатаса Баниониса и энигму Натальи Бондарчук. Не знаю, связано ли это с тем, что одна из постановщиков — женщина, но именно в этой экранизации мы видим трансформацию двойника Хари. Да, Хари по-прежнему не имеет никаких свойств, кроме нежности, юности и красоты, но неуловимо похожая на Ирен Жакоб Антонина Пилюс наполняет свою героиню чувством и смыслом, она играет женщину, осознающую себя как двойника другой, покончившей с собой девятнадцатилетней девушки, и принимает самостоятельное решение разорвать их с Кельвином отношения, пока у неё есть на это смелость. В решающие моменты — и этого нет ни в одной другой экранизации — камера находится рядом с Хари и смотрит ей прямо в лицо.
В сознании киноманов и кинозрителей роман неразрывно связан с визионерской экранизацией Андрея Тарковского, вышедшей в 1972 году. Известный факт: Лем остался недоволен экранизацией. Сосчитайте кадры из фильмов Андрея Тарковского, где в помещении идёт дождь. Если какой-то образ не отпускал режиссёра, он использовал его неоднократно. Фильмы Тарковского — галерея образов, многие из которых остаются в памяти навсегда. «Солярис» в его интерпретации рассказывает не о встрече человека и непознанного, о загадке мыслящего океана, он рассказывает об одиноком человеке, о тоске по ушедшему детству — по собаке, матери, отцу, по игре в снежки на покрытых снегом холмах, похожих на холмы с картины Брейгеля. Путешествие на космическую станцию — это путешествие во взрослую жизнь, где красивые женщины приносят только боль и мучение. Фильм начинается на Земле и заканчивается там же, тогда как книга Лема происходит от начала до конца на планете Солярис. Тарковский собрал элементы, дорогие ему: вазы с полевыми цветами, «Охотников на снегу», неестественно, как на натюрморте, лежащее на скатерти яблоко, диалоги о смысле жизни, музыку Баха, — и аккуратно вставил в предложенные Лемом фантастические обстоятельства. «Солярис» Тарковского следует оригиналу, отталкивается от него, но говорит совсем о другом, об уходящем мире детства, об ушедших дорогих людях. Мысль, к которой Кельвин приходит, пройдя через попытку отношений с «воскресшей» Хари, она же озвучивает её: «Человеку нужен человек». В романе Лема нет этой фразы. Эта гуманистическая, сентиментальная нота чужда холодному произведению Лема, часть которого написана и читается как реальное исследование несуществующей планеты.
Стивен Содерберг снял ещё одну оду любви и её месту в памяти. Роль Кельвина сыграл друг Содерберга, Джордж Клуни, а физик Сарториус поменял имя и пол и стал учёной по имени Гордон — её сыграла тогда ещё восходящая звезда Виола Дэвис. Хари стала Рэей и, сыгранная загадочно улыбающейся Наташей Макэлхоун, наконец-то — впервые! — обрела историю, профессию и страсть. Теперь она поэтесса, её мать страдала от душевного расстройства, которое передалось по наследству дочери. Её предсмертная записка — стихи Дилана Томаса: «Теряют любящие, но любовь цела. У смерти никогда не будет власти». Ментальное расстройство, аборт, ссора, самоубийство — тайна отношений Кельвина и Хари/Рэи перестала быть тайной. Содерберг снял фильм о том, как долго возлюбленный может оставаться в памяти любящего и что любящий делает, чтобы эту память удержать. Мыслящий океан Соляриса остался в его экранизации за бортом, фантомы уже не просто состоят из нейтрино, а аннигилируют в поле Хиггса под бомбардировкой антибозонов (по-научному — ох и ах). Неудивительно, что мелодрама о любви в космосе Содерберга понравилась Лему ещё меньше меланхоличного этюда о бренности бытия в космосе в постановке Тарковского.
Солярис — планета исследователей, и все они без исключения мужчины. Океан достаёт из их подсознания самое потайное, самое болезненное — то, чего они жаждут, и одновременно то, от чего бегут и чего боятся. В романе Лема все фантомы, являющиеся действующим сотрудникам космической станции, — женщины. Одному из исследователей являлся его погибший ребёнок. В экранизациях Тарковского и Содерберга фантомом Сарториуса становится беспокойный карлик, Сноу/Cтауту является его брат-близнец.
Человек летит в космос, а сталкивается с собственным бессознательным. Из всех профессий Лем делает своего героя психологом
Лем берёт за основу формулу устройства мира, знакомую постсоветским читателям из рассказа Рея Брэдбери «О скитаньях вечных и о земле», написанного за десять лет до выхода «Соляриса», в 1950-м. В рассказе машина времени на несколько часов похищает выдающегося американского писателя Томаса Вульфа из объятий смерти, чтобы он мог написать о новой Америке эпохи холодной войны и гонки вооружения. Вульф пишет этюд «День ракеты» о женщине, которая остаётся на Земле. «Он описал всего лишь один день самой обыкновенной провинциалки… невиданный расцвет науки, грохот космических ракет, а её жизнь почти такая же, как была у женщин в каменном веке» (пер. с англ. Норы Галь). Женщина в такой системе осталась за бортом прогресса и продолжает стирать пелёнки. Взгляд Лема, по моему мнению, не мизогиничен сам по себе, он лишь копирует системную мизогинию того времени, считающего человека по умолчанию мужчиной, тем более учёного, тем более космонавта. Лем следует этой модели, не рефлексируя её, его взгляд устремлён на другие вещи.
Крис Кельвин — это архетип человека, соприкоснувшийся с непознанным — внутри и вне себя. Человек летит в космос, а сталкивается с собственным бессознательным. Из всех профессий Лем делает своего героя психологом. Космос общается с человеком, обращаясь к его воспоминаниям.
Но роман Лема — глыба, подобная её главному герою — мыслящему океану непонятной структуры, свойств и происхождения. Соляристы исследуют океан, как талмудисты — Священное Писание, одна теория сменяет другую. Массив знания нарастает, но океан непознанного и не думает уменьшаться. Главы посвящены тому, как ведёт себя красный океан под розовым небом на планете, над которой восходят два солнца — красное и голубое. Это то, чего нет ни в одной экранизации, — классификация форм, которые принимает океан. Он рождает из пены пористые структуры, похожие на пемзу, но легче её по весу, напоминающие соборы и города.
Роман Лема — о религии, которой стала наука, и собственно о религии. Загадка океана не разгадана, в конце книги Кельвин высаживается на мимоиде, одной из океанических форм, и смотрит на океан — он ждёт новых загадок. Метафора не поддающегося человеческому пониманию океана так же остра и многогранна, как и 60 лет назад.
А если вернуться к людям, экранизация Содерберга показывает, как прекрасно роман адаптируется и расширяется вместе с расширяющимся представлением о человеческом спектре: Хари становится полноценной личностью, главной на космической станции становится учёная Гордон.
ФОТОГРАФИИ: Twentieth Century Fox, Мосфильм