в чем смысл фильма иччи

Лучше это был бы сон: рецензия на фильм «Иччи»

Красиво сочиненный якутский хоррор с местным колоритом.

До экранов кинотеатров добрался «Иччи» — ещё один зловещий сувенир из Республики Саха, края, который периодически встряхивает весь отечественный кинематограф: то «Пугало» станет триумфатором «Кинотавра», то приз зрительских симпатий ММКФ уйдёт «Надо мной солнце не садится». За фестивальными лаврами кроется общая усталость от дихотомии мироздания в российском кино: либо на экране уютный и причёсанный мир двух столиц, Москвы и Санкт-Петербурга, либо те самые «страшные» сказки про невыносимую тщетность бытия в провинции. Якутское кино, которое пока сложно диагностировать однозначно, так или иначе не вписывается ни в один из двух полюсов. Фольклорная явь в кино стройно уживается с авторским вымыслом, открывая дверь в рутину, далёкую от нам привычной.

Марина Васильева в роли Лизы на кадре из фильма «Иччи»

Марина Васильева в роли Лизы на кадре из фильма «Иччи»

Среди плеяды якутских режиссёров Костас Марсаан выделяется тем, что, прочно стоя ногами на родной почве, он всё же рассуждает на киноязыке максимально универсальном. Его дебютный фильм «Мой убийца» — насыщенный и красноречивый триллер — ловко жонглирует жанровыми конвенциями и не обходится без якутских бриллиантов (реальная история в основе добавляет ассоциаций, скажем, с «Воспоминаниями об убийстве» Пон Чжун Хо). В «Иччи» режиссёр не стал изменять своему вокабуляру, правда, от триллера он перешёл к берегам хоррора, где центральным становится вопрос столкновения культур — и сценарно, и на уровне метода.

Надежда Лукинова в роли Мааппы на кадре из фильма «Иччи»

Надежда Лукинова в роли Мааппы на кадре из фильма «Иччи»

В отчий дом в глуши (одновременно ласковой и таинственной) возвращается Тимир с женой Лизой и сыном Мичилом (Илья Яковлев, Марина Васильева и Александр Андреев). Радость встречи вскоре омрачается поводом визита: в «большом городе» Тимир задолжал денег и теперь просит родственников продать участок. Если мать (Матрёна Корнилова) своей святой обязанностью считает спасение сына, то отец и брат Айсен (Борислав Степанов) настроены не так однозначно. Веретено бытовых неурядиц и подстегиваемых опрокинутыми стаканами споров крутится всё быстрее — договориться нет никакой возможности, учитывая, что временами беседа за одним столом ведётся буквально на разных языках.

Но разница менталитета, воспитания и мировоззрения не превращается в назидательную проповедь и разговоры о том, кто кому чужой, а кто кому свой (хотя, разумеется, престарелых родственников жутко раздражает смартфон в руках внука). Стоит солнцу зайти, как все они оказываются во власти места, той самой силы по ту сторону привычного, и здесь приходит время отворить шкатулку с легендами и прочими фольклорными радостями любого кинематографиста.

Борислав Степанов в роли Айсена на кадре из фильма «Иччи»

Борислав Степанов в роли Айсена на кадре из фильма «Иччи»

Пожалуй, нет манеры более вульгарной, чем выстраивать аналогии на ассоциациях с приставкой места (вроде переходящего титула русского «Твин Пикса»), но довольно сложно удержаться от желания назвать Якутию нашей Новой Англией, где, как и завещал всем потомкам Стивен Кинг, земля «давно прокисла». Почва Марсаана тоже бродит: в ледяных осколках прячется то ли грязь, то ли камни, птицы бьются в окно и кричат к беде, дорогу размыло, да и бежать, в общем-то, некуда: в любую сторону до горизонта земля, поля, леса, вода — вот уж где точно «твой крик никто не услышит». Несмотря на ауру проклятья богом забытого клочка земли, покидать дом никто стремится, и в диалоге обнажается очередной парадокс. Пока Лиза не может разобраться, из какой бочки набрать воды для чайника, мать Саина называет их с мужем людьми современными (что для столичного уха звучит, конечно, дико): в суеверия они верить отказываются, а потому переезжать им совсем не хочется.

Но, разумеется, суеверия верят в них. Экскурсия по нравам оборачивается ночью беспрестанного бдения. Костас юлит и играет с чувствами времени и пространства, путает зрителей и рассказчиков, всё глубже затягивая семью в зыбкую материю потустороннего сознания. При этом та самая сила (или энергия, или фатум — кто разберёт), рассыпанная по экрану жанровыми скрепами, вместе рождает на экране довольно причудливый портрет. Порой кажется, что Марсаану фигурки лошадок, тени на окнах и язычки пламени куда милее сердцу, чем собственно люди: каждому из персонажей отведена роль второго плана при солирующих вибрациях потревоженного и пробуждённого мифа. Впрочем, речь идёт не о тактильном и осязаемом появлении того самого монстра, а об ощущении главенства земли над людьми (живописные декорации пасторалей республики лишь его подкрепляют).

Интонационно и стилистически «Иччи» дышит тем же тревожным воздухом, что и слоубёрнеры студии A24 вроде «Оно приходит ночью» или «Другого». Это стройный и кропотливо выстроенный фильм, который при этом не стремится перевернуть понимание жанра с ног на голову, а уверенно идёт по размытой и разбитой дороге где-то в якутской глуши. Будем надеяться, что и впредь Костас Марсаан не собьётся с пути.

Источник

Костас Марсаан о хорроре «Иччи»: «Мы могли придумать что‑то с рожками, копытами и хвостом»

Костас Марсаан уже был замечен в российском прокате с триллером «Мой убийца». Его новый якутский хоррор «Иччи» побывал на фестивале в Ситжесе, скоро будет показан на Шанхайском кинофестивале, а также уже вышел в кинотеатрах. Режиссер рассказал Наталье Серебряковой о том, как создавался фильм.

— Почему вы выбрали для своего фильма такой сложный миф с историческим контекстом?

— Существует какой‑то народный якутский миф об иччи, который все с детства знают в Якутии?

— В Якутии все знают, что есть особые места, где обитает иччи, и в этих местах надо максимально соблюдать некие правила поведения. Но есть также и места, которые иччи покинул. Визуально они никак не отличаются от других мест. Ну как, лес да и лес, река да и река, дом да и дом.

— В вашем фильме показана как раз такая местность?

— Да, как раз одна из героинь об этом говорит, что это покинутая территория.

— Почему вы выбрали для съемок осень, а не традиционную суровую якутскую зиму?

— Мы подумали, что осенью будет интереснее визуально.

— Режиссер «Пугала» Дмитрий Давыдов говорит, что якутское кино до определенного времени делалось на коленке. Ваш фильм это опровергает. В нем качественное изображение, звук, монтаж и все остальное. Дорого обошелся фильм?

— Наш продюсер называет цифру бюджета — 24 миллиона. Вот примерно где‑то так.

— А какой исторический контекст имеет место быть в фильме?

— Вы использовали какие‑то архивы во время написания сценария?

— Да, у нас была в основе достаточно реальная история, как в XIX веке одну такую сумасшедшую девушку держали в амбаре. Родители ее стеснялись, и вот так она там до самой смерти жила. И была еще одна история, такая тоже таинственная, когда на ферме погибла вся семья непонятным абсолютно образом. Вот несколько таких мотивов мы просто взяли для написания сценария.

— Долго работали над сценарием?

— Да, достаточно долго, причем здесь в Москве. Мы работали с московскими сценаристами Олегом Богатовым, Артемом Золотаревым, Павлом Полуйчиком. У нас была такая сценарная группа, которая прорабатывала разные темы, которые я предлагал. В итоге постепенно такую историю придумали.

— Так можно сказать, что это не сто процентов якутское кино?

— Да. Дело в том, что в съемочной команде у нас были московские и питерские специалисты. Например, оператором фильма был Леонид Никифоренко. Поэтому у нас была такая полноценная копродукция.

— «Иччи» начинается как такая обычная драма в традициях современного российского кино. Какие у вас отношения с российским кино?

— Вот героиня Марины Васильевой, девушка европейской внешности, она в фильме специально, чтобы нести скрытую угрозу? Ведь для якутских жителей она другая: смотрит все время в телефон, курит. Одним словом, эмансипированная.

— Для нас она была символом все-таки городских жителей. Вот они пришли со своими проблемами, не обращая внимания на родственные связи.

— Вам близки традиции американского хоррора?

— Я очень хорошо знаю американский хоррор, с удовольствием смотрю и некоторые фильмы мне очень нравятся.

— Можете перечислить из последнего?

— «Маяк» и «Ведьма» Эггерса. А из исторических мне нравится, например, фильм «Невинные» 1961 года по сценарию Трумена Капоте, где играет Дебора Керр в главной роли.

— А что именно, как вам кажется, пугает зрителя?

— У нас идея в том, что сущности нижнего мира, демоны, как существа другого измерения, не могут быть восприняты на слух и зрение. Как можно показать существо другого измерения, абсолютно другого мира? Ну, конечно, мы могли придумать что‑то с рожками, копытами и хвостом. Но, во-первых, это смешно. Во-вторых, как только появляется подобное, как правило, зрители говорят: «Ну да, отвратительно», но страх, сам страх пропадает. То есть все становится ясно.

Источник

Неясный пень: «Иччи» — новый якутский хоррор, который стоит досмотреть до конца

Станислав Зельвенский — о новинке режиссера заметного триллера «Мой убийца» Костаса Марсаана. «Иччи» продолжает эстафету якутских фильмов в кинотеатрах и рискует стать самым успешным среди них в общенациональном прокате. Это чистейший жанровый хоррор, колыбелью для которого вновь стала богатая на мифы Республика Саха.

В доме посреди леса, в относительном отдалении от цивилизации, оказываются шесть человек: хозяева, пожилая пара (Матрена Корнилова и Дмитрий Михайлов), двое их сыновей, Айсен (Борислав Степанов) и Тимир (Илья Яковлев), жена Тимира (Марина Васильева) и их ребенок. Молчаливый положительный Айсен живет там же, с родителями. Тимир же завел семью в городе, пошел по дурной дорожке, задолжал много денег опасным людям и теперь приехал уговаривать отца продать их дом и землю. Земля эта между тем окутана нехорошей славой, и скоро выяснится почему.

Параллельно якутское кино вполне способно вызывать нишевый интерес и за границей: внимание к мало-мальски экзотическим культурам и разного рода аутентичному фолку — очевидный мировой тренд. «Иччи», хоррор Костаса Марсаана, который пять лет назад дебютировал триллером «Мой убийца», запросто можно представить рядом с жанровыми фильмами аналогичного скромного размаха из стран Азии (что логично) или, например, Южной Америки — неудивительно, что осенью его показывали на фестивале в Ситжесе.

«Иччи» — лоуфай, безусловно, но в целом довольно отполированное кино; заметнее всего, но не драматично, качество провисает в сценарии (хотя в титрах целых четыре сценариста) и отдельных актерских работах. Структура для хоррора классическая: в первой половине фильма ничего не происходит, но атмосфера потихоньку сгущается, во второй начинается чертовщина в полный рост, зато разговаривать герои почти перестают. Последнее, в принципе, только к лучшему — если вспомнить, например, исповедальную притчу про морилку из первого акта.

Придумано все тоже очень традиционно: отъезд одного из братьев «в город», совершенные там ошибки (не совсем понятно, считается ли таковой женитьба на блондинке, которая этнически не якутка) и нахальная попытка расплатиться за счет отчего дома не прямо, но косвенно провоцируют лесную хтонь на асимметричный ответ. Формально потревоженные трактором, вокруг дома собираются злые духи — с предысторией, которую нам со временем расскажут, — а «иччи», волшебный защитник от них, где‑то ходит.

Другое дело, что из‑за проблем с ритмом нет нагнетания ужаса, и даже «страшная» половина фильма пугает-то, откровенно говоря, не слишком. Финал, впрочем, хороший — хотя и заставляет в очередной раз задуматься о том, что любая этнография в наше время — в большой степени маркетинговый миф, и авторы «Иччи», кажется, не столько прислушивались к духам тайги, сколько внимательно смотрели хорроры.

Источник

«Иччи» — якутский хоррор, снятый как будто не в России

Рассказываем, почему «Иччи», хоть и начинается как типичный хоррор, это колоритное и увлекательное кино.

Феномен якутского кино за последнее время проявляется удивительным образом. Эти фильмы похожи своими положительными чертами на американское кино, а не на классическое российское, неудачно копирующее американское. И «Иччи» Костаса Марсана — наглядное тому подтверждение.

День-ночь-утро

День: классическая завязка хоррора

В дом среди леса к пожилым родителям приезжает старший сын из города со своими женой и сыном. Со стариками живёт младший брат, помогающий им по хозяйству, тихий, нелюдимый, не очень-то радующийся приезду городского родственника, в отличие от родителей, которые в том души не чают.

Знакомство с героями и жуткие истории от бабушки заставляют невестку (а вместе с ней и зрителей), которая и без того в доме родителей мужа чувствует себя чужой, напрячься ещё больше. А ещё ведь есть ребёнок — любимый инструмент хоррор-режиссёров, который у опытного зрителя сразу же начинает вызывать подозрения.

Отдельно в завязке стоит отметить ручную камеру Леонида Никифоренко, дрожащую и блуждающую по лицам героя. Зритель подобным образом почти всегда смотрит на происходящее от первого лица, кроме кадров со статичными общими планами пейзажей, на фоне которых происходят события.

В начале «Иччи» на фоне развивается бытовая драма, раскрывающая причину приезда старшего сына и показывающая взаимоотношения всех со всеми. Никакой мистики, только быт. Причём очень грустный такой быт по Быкову: муж третирует жену, мать неодобрительно относится к невестке, при возможности закатывая глаза и вздыхая, младший сын отодвинут на задний план и воспринимается всеми только как рабочая сила. Герои истории очеловечены так, что начинаешь верить в них как в действительно существующих. Но затем наступает ночь…

Ночь: страх темноты

Одно из самых красивых решений, которые я подметила в «Иччи», — это работа со светом во тьме. Так же как и основная канва «день-ночь-утро», ночь делится на логические фрагменты, но не по времени, а по объёму и природе света в кадре. Сначала это светящийся всеми окнами дом, потом, люди, покидая дом, начинают будто забирать с собой этот свет. Когда все выходят из дома, свет в нём гаснет как по мановению ветра. У героев ещё остаются фонарики и телефоны, но по ходу развития событий, конечно же, абсолютно мистических и жутких, света становится всё меньше и меньше. Когда свет гаснет, понимаешь, что это кульминация. Если и до этого было жутко, то тут готовишься к чему-то совсем ужасному.

В общем мороке «Иччи» Костас Марсан разбросал подсказки для зрителей, ни одна деталь не случайна, постепенно они складываются в одну историю о местных шаманах и духах, которые и стали причиной бед этой ночи. А ещё появляется новый вид света — огонь.

Новый источник света даёт истории иной виток развития, ещё сильнее погружает в происходящее, освещает прошлое. Огонь здесь как символ очищения и обряда погребения, как один из главных инструментов проведения ритуалов. В предрассветном мороке для героев он выглядит тревожно и чуждо: огонь — это нечто опасное, это не про свет и поиск пути, он про дикость и помешательство.

Здесь, пожалуй, стоит остановиться, так как дальше без спойлеров будет трудно рассказать о том, что на самом деле затеял режиссёр. А игра в «угадай, что в кадре было реальным» максимально интересна и даёт широкое поле для интерпретации, но не оставляет много вопросов без ответов.

Фильм держит в напряжении до финальных кадров

Картина Костаса Марсана захватывает с первых секунд и держит до самого последнего кадра. Режиссёр не даёт времени подумать об отсылках (хотя можно углядеть вдохновение «Ведьмой» Роберта Эггерса), ведь казалось бы весьма клишировано начинающаяся история начинает разворачиваться в нечто абсолютно непредсказуемое, или предсказуемое лишь для того, кто хорошо знаком с якутским фольклором и менталитетом.

Перед просмотром не помешает узнать немного больше о якутских шаманах и их видении мира для того, чтобы в полной мере оценить магический мир картины и то, насколько она пронизана этой логикой потустороннего. Даже после фильма, отвечая на вопросы журналистов, режиссёр говорит о мистических событиях его истории, как о чём-то самом собой разумеющемся. Сам Иччи — это абстрактная мистическая сила места/вещи, это дух, не имеющий конкретной формы, который по каким-то причинам приобретается местом или вещью. Это сила, с которой нужно считаться. Как и якутское кино, подарившее нам очередной фильм, который мы не забудем.

Трейлер:

Источник

Долой «Астрал»ьный кинофастфуд, или Как «Иччи» возвращает жанр ужасов к истокам

Сегодня для любителей кино настал долгожданный с прошлого года день — на большие экраны вышел новый якутский фильм «Иччи», снятый Костасом Марсааном и Марианной Сиэгэн. Почему фильм нельзя назвать ужасом в чистом его виде? Стал ли фильм новой вехой для развития якутского кино? Внушает ли страх история, рассказанная в кинокартине? На эти и другие вопросы корреспондент ЯСИА попытался дать ответы после премьерного показа.

При слове «хоррор» многие сразу могут представить в своих мыслях такие фильмы, как «Астрал», «Паранормальное явление», «Заклятие» и другие. Все больше клонов этих кинокартин начали заполонять большие экраны и «рубили кассу», как это принято говорить. Ведь кино — это часть большого бизнеса индустрии развлечений, а жанр ужасов — настоящая золотая жила для любого продюсера. Низкие бюджеты и феноменальные сборы. К примеру, первая часть «Паранормального явления» обошлась создателям в… 15 тысяч долларов и окупилась почти в 13 тысяч раз (общие сборы порядка 200 млн долларов).

Мы не утверждаем, что упомянутые фильмы по качеству (содержательно и технически) на низком уровне. Нет, каждый из них внёс свой вклад в жанр ужасов. Особенно первые части: все «явления» пугали зрителей реалистичностью, а «Заклятия» завораживали неплохим сюжетом, прекрасной актерской игрой и вечными вопросами веры, добра и зла. То же самое касается и первых «Астралов». Просто они породили «монстра», который привёл жанр к стагнации.

Долгий путь к зрителю

Поэтому на новый якутский фильм «Иччи» редакция ЯСИА шла с долей скепсиса, ожидая увидеть что-то похожее. Но как же мы ошибались. Об этом позже. Начнём с предыстории. Фильм начали снимать летом 2017 года. Работа над ним шла довольно долго и в прошлом году новая работа Марианны Сиэгэн и Костаса Марсаана должна была выйти на большие экраны, но случился COVID-19 и премьеру пришлось отложить. Как рассказала в сюжете передачи MOVIE Марианна, идея снять фильм ужасов зрела с 2014 года и было желание работать над ним параллельно с другой кинокартиной — «Мой убийца», который в 2016 году произвёл настоящий фурор в отечественной киноиндустрии. Но решено было сконцентрироваться на одном проекте и начать заниматься разработкой нового позже. И, наверное, создатели «Иччи» не прогадали.

Настоящий страх кроется в другом

По сюжету, который и может ввести в заблуждение, семья из города приезжает в деревню навестить родственников. Земля, на которой они живут, имеет кровавую историю и в один момент прошлое начинает тесно сплетаться с настоящим. Мир мертвых встречается с миром живых. Смогут ли члены семейства остаться в живых?

Что в итоге?

Резюмируя, скажем следующее: фильм, от которого ожидаешь резкого спуска с высоты по американским горкам, становится новой вехой развития жанра ужасов в якутском кино. Да и не только в якутском, но и в российском, так как жанр особо не развит в нашей стране. Вышедшие ранее «Яга» и «Пиковая дама» все же шли по пути не раз упомянутых творений BlumHouse. А «Иччи» избрал для себя иной путь, на который вступить посмеют только отважные. Тут, наверное, стоит отдать дань уважения скандинавским киноделам с их атмосферными триллерами, а также Роберту Эггерсу с его «Ведьмой» и другим людям, чьи творческие стремления способствуют развитию совершенно другого кино.

Фильм многогранен, навеян якутским фольклором и заставляет задуматься над хрупкостью жизни, семейными взаимоотношениями, возникновением зла в человеческой душе и его влиянии на окружающее, столкновением рационального мышления с необъяснимым, а также над противостоянием человека перед рядом искушений. В этом и главная особенность «Иччи»: подать сквозь мистику простые человеческие истины.

В целом, «Иччи» от ArtDoydu невозможно назвать ужасом/хоррором в чистом виде. Одним словом вряд ли можно передать всю его глубину. Мы бы назвали так: магический реализм с элементами всепоглощающего страха.

Источник