в чем новаторство вахтангова
Основные принципы Вахтанговской режиссерской школы
Все приемы давали ощущение, что это с одной стороны театр, а с другой нет. Принцип организации действия взят из театра Дель Арте, например люди, которые занимали зрителей между сценами, стремился к полной серьезности игры и не терпел лицемерия. Сцена-это одновременно реально и безумно условно, т.е. (газета-чашка). В- был за реальные отношения 2-х людей актеров, убедительность самой игры. Станиславский считал, что излишне соединять условность и быт.
Основные х-ки театра Вахтангова:
На сцене происходила театрализованная яркая, праздничная игра.
Своего актера Вахтангов обрел в лице Михаила Чехова, в котором видел союзника своим идеям. Вахтангов утверждает приоритет личности актера над создаваемым им образом. Когда Вахтангов, захотел попробовать сыграть гл роль в своем спектакле, а ее играл Чехов, то понял, что это невозможно, т. к. все, что у него было он отдал Чехову.
Последний спектакль Вахтангова Принцесса Турандот К.Гоцци (1922) до сих пор воспринимается как самый знаковый. Турандот при всей далекости от революции звучала как «Гимн победившей революции». Вахтангов остро чувствовал поэтику игрового театра, его открытую условность, импровизационность. В таком театре многое от древних истоков сцены, народных игрищ, площадных и балаганных зрелищ. Игрой, кажется, заряжен воздух России 1920-х. А парадокс состоит в том, что 1921 год, голодный и холодный, и как будто вовсе не располагающий к веселью. Но несмотря ни на что, люди этой эпохи преисполнены романтическим настроением. Принцип «открытой игры» становится принципом Турандот. Игра актера со зрителем, с театральным образом, с маской становится основой спектакля. Спектакля-праздника. А праздник на то и праздник, что все меняется местами. И артисты Вахтангова играют трагедию комедийными средствами.
Сам Вахтангов не считал «Турандот..» эталоном, т. к. каждый спектакль-это новая форма худ выражения.
Римас Туминас о вахтанговских традициях, русской классике и оперном дебюте в Большом.
Наталья Витвицкая, Культура Москвы от 14 декабря 2015
От первого лица: Римас Туминас
Художественный руководитель Театра им. Вахтангова и один из самых сильных режиссеров мировой сцены Римас Туминас — о вахтанговских традициях, русской классике и оперном дебюте в Большом.
О вахтанговских традициях Как сказал Эфрос, главная традиция — это хороший спектакль. Конечно, я был бы не прав, сказав, что досконально изучил Вахтангова, что я его последователь. Ведь эти самые традиции не есть некая система правил. Это что-то невидимое. Чувство театра на сцене и в жизни. Праздник веры в красоту. Об умении учиться Вахтанговцы сегодня в эйфории. С одной стороны, это прекрасно. С другой — немного настораживает. Удача случилась, успех пришел, но до праздника еще далеко. Мы только идем к празднику. Может, этого праздника вообще нет. Может, мы опоздаем на него. Может, он закончился. Но идти все равно надо. Дорога — и есть главная радость. Я с болью в сердце это говорю, но в театре не все научились учиться. Вот это безразличие друг к другу, раздробленность, неумение осваивать чужой опыт меня огорчает. Часто вспоминаю актера Регимантаса Адомайтиса. Время менялось, эстетика театральная менялась. И он, уже будучи мэтром, приходил на репетиции, наблюдал за всеми и за всем, искал сегодняшнюю интонацию. Тогда я его еще раз полюбил. Человек в годах хочется учиться. Отстраненность и убежденность «я все знаю — умею» — огромная ошибка. Знаете, как в четвертом акте «Дяди Вани»: профессор уезжает, Епиходов говорит: «Ну вот, уезжает, будет жить в Харькове». А няня воркует себе: «Ну и хорошо, ну и уедут, ну и слава богу». Она счастлива, что снова будет все, как прежде. Чай, обед, лапша… Это подсознательная тяга к спокойствию, к лапше, к порядку есть в каждом из нас, и в некоторых артистах моих есть. Многие мечтают вернуть прежние времена. Меня очень это обижает. Я думаю, что бессмысленно работаю, что все эти годы в Москве прошли мимо. Но сдаваться нельзя. Тем более что периоды уныния проходят, и эффект от постоянного брожения в театре куда сильнее. Люди ссорятся из-за премий, делят сцену, просят дополнительные залы. Это так красиво! Конечно, утомительно, но выходишь из театра и улыбаешься — молодцы! Стремятся! Хотят! О художественном руководстве Главное — это терпение. И умение интуитивно чувствовать, что важно, а что — нет. Хотя я и научился слушать, но не слышать, смотреть, но не видеть. Тем не менее главная моя слабость при мне — не умею говорить нет. Помните, в «Чайке», когда Треплев спрашивает Дорна: «Писать мне или не писать?», тот ему отвечает: «Конечно, пишите, только пишите про красивое и вечное». Так и я — «конечно, пишите, конечно, ставьте, конечно, играйте» (смеется). Когда человек живой, жадный до нового, это чувствуешь. И все для него делаешь и потом не жалеешь. В Театре Вахтангова немало артистов старшего поколения. Я думаю, мой долг — через театр помогать им, дотировать, поддерживать. Бросить их на нищенскую пенсию меня никто заставит. И, конечно, их всех надо воскрешать, чтобы они себя любили, а не уничтожали унижением. Когда я приехал, это был кошмар, унижение и стыд. Я мучился, подписывая бумаги о зарплате. Гордость, наверное, и есть самая главная вахтанговская традиция. Ходить с прямой спиной, с высоко поднятой головой, в бабочке или красивом платье. Да-да, вот это все — «в театр как на праздник». Это нужно было вернуть. И они сразу заиграли, засверкали. Горько, что не доходят руки до каждого. Я хотел бы, но не успеваю обнять всех. О Театре им. Вахтангова и Малом театре в Вильнюсе Малый театр в Вильнюсе — мое детище. Очень его люблю. Но бываю, к сожалению, нечасто. Слишком много задач я поставил перед собой здесь. Когда-то думал о равномерной жизни — три месяца в Вильнюсе работать, девять месяцев — в Москве. Но не получилось. Впрочем, я безумно рад тому творческому подъему, который царит сегодня в вахтанговском театре. Уже не понимаю, кто и что репетирует (смеется). Огромный репертуар, семь самостоятельных работ, две сцены, множество гастролей. Все живут с ощущением праздника. Но это не моя заслуга. Я просто помог вахтанговцам поверить в себя. Вся проблема заключалась в том, что им не верили. А человеку надо верить. И говорить всегда: ты красив, ты гениален, ты нужен и интересен. И не только актерам. Всем сотрудникам. Ужасное глупое предубеждение — артист тогда лучше играет, когда он беден, сир, убог, «весь в искусстве». Я убежден: гордость (не гордыня) за себя и свое дело необходимы каждому. Моя задача — поддержать и найти роли. Но артистов у нас так много, приходится нелегко. Я приглашаю разных режиссеров. К слову, «Бег» считаю лучшим спектаклем репертуара. Очень люблю Бутусова. Всегда ему верил и верю.
О вере в красоту Я не устаю от театра. Это моя жизнь. Единственное, что дает силы. Как бы ни разрушали, ни разъединяли, что бы ни говорили плохого. Мол, я кого-то предал, где-то не остался, куда-то уехал. Я уверен: нет никакой разницы, где ты. Главное — то, что ты делаешь. Как миссионер, который провозглашает одно и то же — вечное и красивое, несмотря ни на что. Театр — это мольба о мире и правде. И вера в то, что красота победит. Театр верит в саму веру. Шекспиру пришлось пять актов трагедии написать, чтобы привести всех героев к справедливости и гармонии. Но в том-то все и дело, что он не написал шестого акта… Идеал не достижим.
Об искусстве без национальности У искусства нет национальности. То, что ценно, красиво, совершенно, к национальности не имеет никакого отношения. У Эфроса, Любимова, Феллини нет национальности — они все наши. О сострадании в театре Театр в моем понимании зиждется на сострадании. Только здесь я нахожу нерв и сущность. Это моя религия, если хотите. Мир меняется, уходит, уплывает. Каждый грешен от рождения. Действительность — кровавая, жестокая — провоцирует на борьбу. Я давно отказался от борьбы. Даже от борьбы с болезнью. Сказал: бороться не буду, но и сдаваться тоже не собираюсь. Это помогает.
О театре и политике Никогда театр не будет решать социальные или политические задачи. Намеки на власть и конкретных ее представителей не люблю. Ко мне часто приходят молодые режиссеры и говорят: «Вот здесь мы Медведева покажем, а здесь — Путина». Я отвечаю жестко: «Идите в другой театр, извините». Все думают, что я боюсь, потому что иностранец. Но дело не в этом. Я считаю, что политика — не предмет искусства и не цель театра. Современность, смелость — ну, может быть. Но это не глубина жизни.
О героях Я никогда не осуждаю героев. Не думаю, что «вот этот плохой, потому что стремится к власти». А может, это его болезнь? Может, он несчастный? Или добра всем желает? О правде и смысле Не устаю бороться с имитацией правды на сцене, со сговором со зрителем. Когда так: «мой герой любит ее героиню. Я сказал, что любит, значит верьте. Зачем так уж страдать». Такой торг не ведет к творчеству. Это только шоу, развлекательная программа. Никто не взрывает суть человека и природу явлений. Французский поэт Пьер де Ронсар (не Шекспир, как все думают) сказал: «Весь мир — театр. Все мы — актеры поневоле. Всевышняя судьба распределяет роли, и небеса следят за нашею игрой». Вот это закон театра и актерского существования вообще. Не между собой играть, не зрителям даже, а небесам. Театр — это связь с небесами. Красивый обман, возможность помочь человеку, дать ему надежду на вечную жизнь и свет. Другого назначения у театра нет.
О дебюте в Большом театре В Большом театре я работаю впервые. Полтора года отказывался, боялся. Но в итоге решил: все к старости уходили в музыкальный театр. И Станиславский, и Немирович-Данченко. Им надоели драматические актеры (смеется), они все про них поняли. А тут музыка, поэзия, новые люди. Так что я решил, что это знак — старость пришла (смеется). Конечно, мне страшно. Сейчас устраиваю актерские психологические встречи. И очень рад, что солисты заинтересовались. С воодушевлением обсуждают вместе со мной, о чем поем, какая ситуация, что за обстоятельства. Я учу их раскрывать текст. Меня пугали, что в оперном театре артисты просто стоят и поют. Это неверно. Я увидел их заинтересованность. Они теперь частые гости в вахтанговском. Смотрят спектакли, расспрашивают меня, как достигать того или этого. Название для постановки я не выбирал — «Катерину Измайлову» мне предложили. Наверное, решили: «он, вроде, умеет ставить русскую классику, давайте попробуем». Сложное произведение. Но я, при всей его драматичности, хочу увидеть поэзию. Привнести ее в спектакль. Конечно, очень тяжело работать без Фаустаса (Фаустас Латенас — композитор, постоянно работающий с Римасом Туминасом. — Прим. Ред.). К тому же вижу: то, что смотрится в драматическом театре, в оперном не смотрится совсем. Еще один минус. Кто-то в январе приезжает, кто-то — в феврале. Собрать всех солистов вместе очень сложно, а я этого не люблю. Партию знают, но на сцену не выходят пока. Мне важен ансамбль. Задачу по его обретению сложно решать на расстоянии. Тем не менее я верю в этот театр и в этих солистов. О режиссерской лаборатории В январе на недавно открывшейся Новой сцене покажут свои работы Гульназ Балпеисова, Хуго Эрикссен, Максим Мальцев, Владимир Бельдиян, Анатолий Шульев — выпускники моей первой режиссерской лаборатории в Щукинском училище. Сначала она была немалая, сейчас остались всего пять человек. Так бывает, и так, наверное, должно быть. Даже из пяти, которые есть сейчас, я не могу знать, кто останется в профессии. Это их выбор и их воля, их любовь, их безумие. Без безумия не бывает театра. Но я бы очень желал, чтобы они состоялись как режиссеры. Все предпосылки к этому есть. Они уже поверили в то, что в театре нужно искать человека, а не создавать характеры и находить конфликты, как это велит делать вся театральная школа. Их спектакли («За закрытыми дверями» по Сартру, «Актерская гибель» по Чехову, «В Париже» по Бунину, «Король умирает» по Ионеско) — преддипломные и дипломные работы. Мы покажем их не только зрителям, но и всем худрукам и режиссерам, которых сумеем пригласить. Ребята должны рассредоточиться, перестать жить здесь, у нас. Я не очень хороший педагог, я — хороший практик. И приучал каждого к практике, они много наблюдали, буквально жили в театре, ассистировали мне и другим режиссерам. Если бы мне молодому выпало такое счастье, я бы очень завидовал сам себе. Это та самая практика, которая провоцирует профессионализм. Но пришло время разогнать всех по другим театрам. Жаль, конечно, их отдавать, как своих детей. Но это необходимо. О планах и мечтах Я хотел бы обратиться к грекам. Раньше ничего не понимал — какие-то боги, какой-то хор. А сейчас античность вдруг стала мне понятной, теплой, близкой. Пытаюсь согласовать работу с Национальным театром Афин, надеюсь сделать совместный спектакль — греческий хор, русские актеры, открытый амфитеатр. По-прежнему хожу вокруг русской классики. Главный для меня русский автор? Был, есть и остался — Чехов. Сегодня кажется очень актуальным Салтыков-Щедрин. Думаю о Данте. Во всех этих авторах есть загадка смерти и вечной жизни. Никуда не деться мне от этой темы.
«Человек, который настоит на своем»: как российскому режиссеру удалось поставить спектакли, пережившие его самого
Евгений Вахтангов в роли Тэкльтона. Фото: из книги Н. Эфрос «”Сверчок на печи. Инсценированный рассказа Ч. Диккенса”. Студия Московского Художественного театра»
Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Выдающийся советский режиссер-реформатор Евгений Вахтангов знаменит не только в России, но и по всему миру. Он вошел в историю как гений, который поставил два спектакля, переживших его самого. Первый, «Гадибук», шел в театре «Габима» более 40 лет, а «Принцессу Турандот» играли вплоть до 2006 года. Его имя носят театры в Москве и Владикавказе, самолет компании «Аэрофлот», улицы в Челябинске и Тель-Авиве. Его имя — это символ праздника души во время всемирной печали, светлой улыбки правды во время духовного голода всей страны.
«Гнев Господен нас в мир поверг, чтобы помнили люди — небо…» — писала ему влюбчивая молодая Цветаева и беспокойно ждала ответа. Ответа она не получила, но небо в театре увидела благодаря ему.
Сын табачного фабриканта-армянина, будущий гений мирового театра родился на Кавказе, во Владикавказе. После завершения гимназии он поехал поступать в Рижский политехнический институт, но слишком сильно был увлечен игрой в местном драмкружке и вступительные провалил, после этого отправился в Московский университет и поступил на юридический.
В 1911 году Вахтангова приняли в МХТ, там он работал педагогом и теоретическим разработчиком системы Станиславского. Но все это сухая биография, скажете вы. И будете правы. В пробелах и промельках дат и побед — живой учитель и молодой, горящий педагог. Уже в 1909 году, когда он был студентом подготовительной театральной школы, «черты лица Вахтангова были как бы до отказа пропитаны волевой энергией и какой-то стремительной мечтательностью, он казался человеком, который настоит на своем», так вспоминала о нем его однокурсница, будущая великая советская актриса Серафима Бирман.
Вахтангов основал свою студию, сперва подпольную, затем открытую. У него появились ученики, но он не хотел вести их под своим началом, не хотел культа личности. «Главная ошибка школ та, что они берутся обучать, между тем как надо воспитывать», — говорил он.
Однажды его любимейший учитель Станиславский сказал ему: «Художественный театр — способ гражданского служения России». И он сформулировал тот формат игры, в котором он мог принести пользу стране, искусству, ученикам. Он считал, что, когда страна в разрухе, в голоде, в междоусобных войнах, театр не может показывать страх, мучение, печаль и грусть, иначе он потеряет доверие зрителя.
Поэтому среди участников студии запрещалось говорить о войне. Все мысли — о достижении точной театральной формы. Любой спектакль — это праздник. Даже трагический. Наверное, трагический спектакль — это праздник в особенной, возвышенной степени. Это праздник преодоления смерти, праздник победы этого мира над болью и страданиями.
Сцена из спектакля «Принцесса Турандот»
Да, Вахтангов был болен. Лежа в больнице, он все равно писал в дневнике: «Пора бы мне думать о том, чтобы осмелеть и дерзнуть. Надо инсценировать Библию. Сейчас мелькнула мысль: хорошо, если б кто-нибудь написал пьесу, где нет ни одной отдельной роли. Во всех актах играет только толпа. Мятеж. Идут на преграду. Овладевают. Ликуют. Хоронят павших. Поют мировую песнь свободы».
Нет, таких масштабов в тогдашнем театре не снилось никому. Инсценировать Библию. Последний его спектакль — «Принцесса Турандот», — собственно, и был праздником. Итальянская радостная сказка о выдуманной стране несла в себе всю концентрированную мысль вахтанговской школы. Само содержание пьесы преподносилось в спектакле как вымысел, зрителю давали понять, что перед ним красота и «неправда». А что тогда же правда? Где красота? С этими вопросами умный зритель выходил из зала и продолжал жить в своем празднике жизни.
Вахтангов умер в тридцать девять. Перед самыми похоронами жена заметила, что туфли, в которых планировалось хоронить режиссера, ему оказались малы. Тогда ему надели туфли принцессы Турандот из его последнего спектакля.
Когда студия переехала на Арбат, в особняк, Вахтангов начал мечтать о том, чтобы сделать Арбат городом искусств. Чтобы здесь играли актеры, там музыка…. Так оно и есть. Вне зависимости от войн и проблем — там уже 100 лет играют спектакли актеры, считающие себя последователями вахтанговской школы, поют внесезонно радостные певцы, читают вдохновенные поэты.
Многие гости Белокаменной, гуляя по Арбату, встают у светлого памятника тонконогой принцессе, сидящей высоко-высоко на троне. Гости улыбаются. Гости оставляют в Instagram фото, гости посылают селфи своим друзьям в другие страны и города. Это то маленькое чудо и то тонкое касание Вахтангова, которые они, даже его особо не чувствуя, получают. Касание радости, касание чуда.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
Принцип Турандот: как студия на Арбате превратилась в легенду
В день рождения Театра Вахтангова 13 ноября в знаменитом доме на Арбате, 26 не будет торжественных речей, веселых капустников и фейерверков. По решению художественного руководителя Римаса Туминаса 100-летний юбилей обернется для всех «днем тишины». Главными героями праздника будут зрители. Для них в 12 часов театр распахнет свои двери, и каждый сможет пройтись по овеянным славой помещениям, погрузиться в атмосферу создания спектаклей, вспомнить ушедших кумиров и даже пообщаться с любимыми артистами.
Национальное достояние
— Театр — это не здание, это организм. А 100 лет — ничто: просто цифра и основание для того, чтобы поименно вспомнить всех тех, кто ему служил, — считает народная артистка России Ирина Купченко. — А еще это повод почувствовать счастье и гордость за то, что я причастна к этому организму. За 100 лет он не исчез, он жив. Думаю, еще лет через 100 он превратится в национальное достояние.
Когда в 1922 году умер Евгений Багратионович Вахтангов, это была Третья студия МХАТ, не театр. Театром она стала позже.
— В 1926 году студию хотели присоединить к какому-нибудь театру, — погружается в историю народный артист России Евгений Князев. — Но студийцы сказали: «Нет! Дайте нам сделать свой собственный театр. Мы дадим ему имя нашего учителя». И так созданная Евгением Багратионовичем студия стала Театром Вахтангова.
Дальше ученики Вахтангова стали искать человека, который мог бы продолжить его традиции. За всю историю театра у него было не так уж много руководителей. Лишь в 1939 году худруком был назначен Рубен Николаевич Симонов. После него Вахтанговским руководил Евгений Рубенович Симонов, потом — Михаил Александрович Ульянов. И вот уже 14 лет — Римас Владимирович Туминас.
Москва слезам не верит. А московский театр — тем более. Это мир жестокий, не каждый в нем может выжить. Тут главное — не только талант, везение и удача, но еще и умение подождать.
— Когда Евгений Рубенович Симонов пригласил меня, студента третьего курса, здесь работать, я впервые зашел в театр со служебного входа, — вспоминает Евгений Князев. — Не успел я войти, как мне навстречу летит Василий Семенович Лановой. Потом вижу Этуша. От шока я влипаю в стену. Потом иду по коридору — а из кабинета выходит Михаил Александрович Ульянов. Вокруг него люди, и он на ходу решает важные государственные вопросы. «Боже! Куда я попал?» — думаю. Выживу ли я в этом театре или нет? Примут или нет? А на третьем году в театре я увидел себя в очередном распределении ролей в конце списка. Расстроился, пришел в училище и жалуюсь своему руководителю. И он меня быстро на место поставил: «А ты что, хочешь, чтобы в театре забыли, что у них есть Лановой, Шалевич, Яковлев, и дали тебе главную роль? Надо подождать, потерпеть. Надо полюбить этот театр. Стать истинным вахтанговцем. Вот тогда, может быть, у тебя что-нибудь получится!» Я прислушался к этому совету.
Ирина Купченко и Евгений Князев после премьеры постановки «Война и мир»
Ирина Купченко тоже не сразу стала играть главные роли. Пришлось побегать в массовке, потанцевать, постоять в толпе. Все актеры через это проходят.
— Раньше не брали так много артистов в труппу. В нее могли попасть один-два человека в год, — рассказала актриса. — Это было великое счастье — стать одним из избранных. В тот год, когда я пришла, тоже приняли только двоих. Я хотела работать только в этом театре, поэтому даже мысли не было смотреть на сторону. Хотя предлагали роли в разных местах, приглашали в другие театры. Но меня Вахтанговский устраивал более чем.
Неутомимый Римас
Когда Римас Туминас стал худруком Театра Вахтангова, он говорил: «Я приехал строить театр! Не разрушать созданное до меня, а строить».
В Литве у него уже был организованный им театр. И терять режиссеру здесь было нечего: Римас Владимирович мог в любой момент собрать чемодан и вернуться на родину. Тем более что поводов психануть и обидеться вполне хватало. Но Туминас не из тех, кто легко сдается. Он постепенно собрал вокруг себя людей, с которыми ему комфортно творить, и убедил старожилов, что ему можно верить.
Его тандем с директором Кириллом Кроком на протяжении последних 11 лет — это вехи, наполненные свершениями. Они всё делали и делают с огромной любовью к Мельпомене. Так в Вахтанговском появились не две и не три сцены, а шесть! Столько нет ни у одного академического театра. И на каждой сцене играются спектакли. А к 100-летию театра Крок и Туминас восстановили справедливость и вернули в «семью» дом Вахтангова во Владикавказе. Расселить, отремонтировать, создать музей. И ежедневно следить за процессом с помощью камер, установленных на стройплощадке.
Этот дом во многом обязан своей благополучной судьбой народной артистке СССР Юлии Борисовой. Еще в 1970-х, будучи на гастролях во Владикавказе, она узнала, что дом Вахтангова должны снести. Когда она отыграла спектакль и вышла на сцену на поклоны, то попросила, чтобы это решение отменили. Актрису тогда услышали. Дом не тронули, на него повесили памятную табличку.
Римас Туминас совершил подвиг, за который ему благодарны все, кто чтит сцену. К 90-летию театра он создал спектакль «Пристань» и занял в нем всех народных и забытых. Режиссер сделал то, что многие только декларировали, но никто не стремился реализовать. Он дал роли корифеям, уходящей натуре. В его «Пристани» на сцену вышли Юлия Борисова, Василий Лановой, Владимир Этуш, Галина Коновалова, Вячеслав Шалевич, Людмила Максакова, Юрий Яковлев. Второго состава не было. На этот спектакль было невозможно попасть, люди рвались увидеть своих кумиров. Со временем «Пристань», как и почти все занятые в нем легенды, стал историей, которая больше не повторится.
— «Пристань» была подарком театру на 90-летие, — поделился воспоминаниями Римас Туминас. — Тогда я пообещал артистам, что вот на 100-летие-то я сделаю настоящий концерт, капустник в традициях театра. В зале повисла пауза, все были удивлены. «А что, на 100-летие мы еще будем вместе?» — говорили некоторые. Вообще-то я так шутил. Я не думал, что дождусь этого дня. Но прошло 10 лет, и я всё еще здесь.
Василий Лановой в сцене из спектакля «Пристань»
Римас Владимирович не сдержал слова. Капустник он не поставил. Худрук преподнес театру другой подарок: в афише появился спектакль «Война и мир». Неподъемный роман Льва Толстого, который не все могут прочесть, на сцене играется легко, азартно и при этом глубокомысленно. Пять часов — как на одном дыхании. Эта постановка Туминаса с самых первых показов тут же стала самым обсуждаемым событием в театральной среде Москвы. Теперь «Войну и мир» хотят увидеть даже те, кто ни разу не был в Вахтанговском.
— Самое сложное в работе с Римасом Туминасом — это соответствовать его масштабу, — признался «Известиям» заслуженный артист России Виктор Добронравов. — В его спектаклях нет ничего случайного. Если он так решил, значит, так должно быть. Римас Владимирович намеренно избегает спецэффектов, не дает артистам прятаться за декорации. Ему хочется, чтобы у зрителей осталось что-то в сердце. Я сыграл здесь Онегина, Яго, Ахилла, Хлудова, царя Эдипа, а сейчас играю Андрея Болконского. Я даже не мечтал об этих ролях. Но они как-то приходят ко мне, и радость моя безмерна.
Виктор Добронравов в роли Андрея Болконского в постановке «Война и мир»
— Нам повезло, что в Театре Вахтангова есть один из последних настоящих режиссеров, который любит театр, понимает его и хочет, чтобы он по-настоящему был искусством — хоть иногда, хотя бы тут, — говорит Евгений Князев. — Спектакли, которые поставил Римас Туминас, войдут в золотой фонд XXI века. Я благодарен ему за то, что он держит наш театр, которому исполнилось уже 100 лет, в идеальном состоянии. За то, что он вложил дух Вахтангова в мальчишек и девчонок, пришедших из Щукинского театрального училища.
За 14 лет, что Театром Вахтангова руководит Римас Туминас, на его шести сценах было поставлено 107 спектаклей. Это треть от общего числа постановок за всю 100-летнюю историю Вахтанговского. Сейчас в репертуаре — 52 спектакля! А посещаемость театра — одна из самых высоких: более 96%. Даже в пандемийный 2021 год, когда многие опустили руки и не знали, как выживать после катастрофы, Театр Вахтангова умудрился сыграть больше спектаклей, чем в благополучном 2019 году. И это говорит о его принципиальной непотопляемости.
Письмо принцессы Турандот
Как говорит худрук, сегодня — время «крутого» театра: «Круто играем, круто решаем, крутая трактовка». И он в последние годы вынужден это терпеть. «А на самом деле сейчас должно наступить время няни, бабушки, которая бы рассказала на ночь сказку, — мечтает Римас Туминас. — И мы бы могли видеть добрые сны, а утром проснуться и с хорошим настроением идти на работу».
Одну вахтанговскую сказку последователи создателя театра сохранили. «Принцесса Турандот» не сходит с прославленной сцены уже сотню лет, став ее символом. Второй исполнительницей роли китайской принцессы была народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда Юлия Константиновна Борисова. Она около 80 лет служит верой и правдой этому дому на Арбате.