что нужно для счастья бродский
Что нужно для счастья бродский
.
Отрывок из знаменитой речи Иосифа Бродского, которую он произнес на стадионе в декабре 1988 года перед выпускниками Мичиганского университета. Тогда критики и другие умные люди посчитали её «неуместной», «политически некорректной», а кое-кто умудрился усмотреть в ней даже расизм. Но Бродский — вне предубеждений, времени и пространства.
«Рассматривайте то, что вы сейчас услышите, просто как советы верхушки нескольких айсбергов, если так можно сказать, а не горы Синай. Проигнорируйте их, если…
… показать весь текст …
Страницу и огонь, зерно и жернова,
Секиры остриё и усечённый волос —
Бог сохраняет всё, особенно слова
Прощенья и любви, как собственный свой голос…
Изучать философию следует, в лучшем случае, после пятидесяти. Выстраивать модель общества — и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить — пусть не ловить — рыбу, делать приличный кофе. В противном случае, нравственные законы пахнут отцовским ремнем или же переводом с немецкого.
Но наступает какой-то момент, когда в общем уже не важно, кто и что о тебе думает, когда твоя деятельность становится просто твоим существованием. И это ты, и если даже ты не прав, это всё равно ты, это твоя жизнь, ни на чью не похожая.
Из интервью «Остаться самим собой…»
Поэзия — это не «лучшие слова в лучшем порядке», это высшая форма существования языка.
От горя защищаться бессмысленно. Может быть, даже лучше дать ему полностью вас раздавить — это будет, по крайней мере, хоть как-то пропорционально случившимуся. Если вам впоследствии удастся подняться и распрямиться, распрямится и память о том, кого вы утратили…
ИОСИФ БРОДСКИЙ Стихотворение было написано к 40-летию автором 24 мая 1980 года.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке.
Жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду.
Сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
… показать весь текст …
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
… показать весь текст …
Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.
Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
… показать весь текст …
БобрМудр.ru
Лучшая площадка для вопросов про отношения между близкими людьми, родственниками, друзьями, коллегами.
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
… показать весь текст …
Слепые блуждают ночью.
Ночью намного проще
Им перейти через площадь.
Слепые живут на ощупь
Трогая мир руками,
не зная света и тени
и ощущая камни
Из камня делают стены.
За ними живут мужчины.
Женщины. Дети. Деньги.
Поэтому, несокрушимые
Лучше обойти стены.
А музыка — в них упрется.
Музыку поглотят камни.
… показать весь текст …
… Я увидеть хочу то, что чувствуешь ты …
Что нужно для чуда? Кожух овчара,
щепотка сегодня, крупица вчера,
и к пригоршне завтра добавь на глазок
огрызок пространства и неба кусок.
И чудо свершится. Зане чудеса,
к земле тяготея, хранят адреса,
настолько добраться стремясь до конца,
что даже в пустыне находят жильца.
А если ты дом покидаешь — включи
звезду на прощанье в четыре свечи
чтоб мир без вещей освещала она,
вослед тебе глядя, во все времена.
… показать весь текст …
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.
Рождественская звезда
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь Матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы — Бальтазар, Каспар,
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была Звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях Ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
Звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
1987 год
Откуда ни возьмись —
как резкий взмах —
Божественная высь
в твоих словах —
как отповедь, верней,
как зов: «за мной!» —
над нежностью моей,
моей, земной.
Куда же мне? На звук!
За речь. За взгляд.
За жизнь. За пальцы рук.
За рай. За ад.
И, тень свою губя
(не так ли?), хоть
… показать весь текст …
Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота — доброта. От зла, от гнева, от ненависти — пусть именуемых праведными — никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете Вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять.
Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.
Но переживи миг.
И переживи век.
… показать весь текст …
РОМАНС ПОЭТА
Как нравится тебе моя любовь,
печаль моя с цветами в стороне,
как нравится оказываться вновь
с любовью на войне, как на войне.
Как нравится писать мне об одном,
входить в свой дом как славно одному,
как нравится мне громко плакать днём,
кричать по телефону твоему:
— Как нравится тебе моя любовь,
как в сторону я снова отхожу,
как нравится печаль моя и боль
всех дней моих, покуда я дышу.
… показать весь текст …
Что нужно для счастья бродский
БобрМудр.ru
Лучшая площадка для вопросов про отношения между близкими людьми, родственниками, друзьями, коллегами.
Что далее. А далее — зима.
Пока пишу, остывшие дома
на кухнях заворачивают кран,
прокладывают вату между рам,
теперь ты домосед и звездочет,
октябрьский воздух в форточку течет,
к зиме, к зиме все движется в умах,
и я гляжу, как за церковным садом
железо крыш на выцветших домах
волнуется, готовясь к снегопадам.
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Звезда светила ярко с небосвода.
Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
Шуршал песок. Костер трещал у входа.
Дым шел свечой. Огонь вился крючком.
И тени становились то короче,
то вдруг длинней. Никто не знал кругом,
что жизни счет начнется с этой ночи.
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Крутые своды ясли окружали.
Кружился снег. Клубился белый пар.
Лежал младенец, и дары лежали.
В темноте у окна (1961)
В темноте у окна,
на краю темноты
полоса полотна
задевает цветы.
И, как моль, из угла
устремляется к ней
взгляд, острей, чем игла,
хлорофилла сильней.
Смотри без суеты
вперёд. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь твёрд.
И вечный бой! Покой нам только снится_____ Сквозь кровь и пыль. _____ Летит, летит степная кобылица_____ И мнет ковыль. __________ (А.Блок).
И вечный бой.
Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть еще Бессмертье…
… показать весь текст …
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костёл, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
— Прости меня.
Откуда к нам пришла зима,
не знаешь ты, никто не знает.
Умолкло все. Она сама
холодных губ не разжимает.
Она молчит. Внезапно, вдруг
упорства ты ее не сломишь.
Вот оттого-то каждый звук
зимою ты так жадно ловишь.
Шуршанье ветра о стволы,
шуршанье крыш под облаками,
потом, как сгнившие полы,
… показать весь текст …
Ни тоски, ни любви, ни печали,
ни тревоги, ни боли в груди,
будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.
Купи на эти деньги патефон
и где-нибудь на свете потанцуй
(в затылке нарастает перезвон),
ах, ручку патефона поцелуй.
Да, слушайте совета Скрипача,
как следует стреляться сгоряча:
не в голову, а около плеча!
Живите только плача и крича!
… показать весь текст …
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье — слепота, а чаще — свинство.
Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.
Однако интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.
У человека есть свой потолок,
держащийся вообще не слишком твёрдо.
Но в сердце льстец отыщет уголок,
и жизнь уже видна не дальше чёрта.
1965
Иосиф Бродский Стихи
«Мне говорят, что нужно уезжать. »
Мне говорят, что нужно уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
не следует. Да, я не потеряюсь.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
над родиной деревья поднимают.
Вези меня по родине, такси.
Как будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну
и над рекой, которую любил,
я расплачусь и лодочника крикну.
(Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради Бога.
Я в небо погляжу и подышу
холодным ветром берега другого.)
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
я к берегу пологому причалю.
Не осуждая позднего раскаянья,
не искажая истины условной,
ты отражаешь Авеля и Каина,
как будто отражаешь маски клоуна.
«Скучен вам, стихи мои, ящик. »
Кантемир
«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. »
О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счетчиком. А если войдет живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; еще одна будет лишней.
Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
памяти Федерико Гарсия Лорки
Существует своего рода легенда,
что перед расстрелом он увидел,
как над головами солдат поднимается
солнце. И тогда он произнес:
«А все-таки восходит солнце. »
Возможно, это было началом стихотворения.
Запоминать пейзажи
за окнами в комнатах женщин,
за окнами в квартирах
родственников,
за окнами в кабинетах
сотрудников.
Запоминать пейзажи
за могилами единоверцев.
Запоминать,
как медленно опускается снег,
когда нас призывают к любви.
Запоминать небо,
лежащее на мокром асфальте,
когда напоминают о любви к ближнему.
Запоминать,
как сползающие по стеклу мутные потоки дождя
искажают пропорции зданий,
когда нам объясняют, что мы должны
делать.
Запоминать,
как над бесприютной землею
простирает последние прямые руки
крест.
Лунной ночью
запоминать длинную тень,
отброшенную деревом или человеком.
Лунной ночью
запоминать тяжелые речные волны,
блестящие, словно складки поношенных
брюк.
А на рассвете
запоминать белую дорогу,
с которой сворачивают конвоиры,
запоминать,
как восходит солнце
над чужими затылками конвоиров.
Иосиф Бродский
Прощай
Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
Иосиф Бродский
Пилигримы
«Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигримов»
В. Шекспир
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
. И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
Иосиф Бродский
«Теперь я уезжаю из Москвы. »
Теперь я уезжаю из Москвы.
Ну, Бог с тобой, нескромное мученье.
Так вот они как выглядят, увы,
любимые столетия мишени.
Ну что ж, стреляй по перемене мест,
и салютуй реальностям небурным,
хотя бы это просто переезд
от сумрака Москвы до Петербурга.
Теперь я уезжаю из Москвы,
с пустым кафе расплачиваюсь щедро.
Так вот оно, подумаете вы,
бесславие в одеже разобщенья.
А впрочем, не подумаете, нет.
Зачем кружил вам облик мой случайный?
Но одиноких странствований свет
тем легче, чем их логика печальней.
Живи, живи, и делайся другим,
и, слабые дома сооружая,
живи, по временам переезжая,
и скупо дорожи недорогим.
• Текст приводится по СИП.
Иосиф Бродский
Глаголы
Каждое утро они идут на работу,
раствор мешают и камни таскают,
но, возводя город, возводят не город,
а собственному одиночеству памятник воздвигают.
И уходя, как уходят в чужую память,
мерно ступая от слова к слову,
всеми своими тремя временами
глаголы однажды восходят на Голгофу.
И небо над ними
как птица над погостом,
и, словно стоя
перед запертой дверью,
некто стучит, забивая гвозди
в прошедшее,
в настоящее,
в будущее время.
Никто не придет, и никто не снимет.
Стук молотка
вечным ритмом станет.
Земли гипербол лежит под ними,
как небо метафор плывет над нами!
Иосиф Бродский
Камни на земле
Эти стихи о том, как лежат на земле камни,
простые камни, половина которых не видит солнца,
простые камни серого цвета,
простые камни,— камни без эпитафий.
Камни, принимающие нашу поступь,1
белые под солнцем, а ночью камни
подобны крупным глазам рыбы,
камни, перемалывающие нашу поступь,—
вечные жернова вечного хлеба.
Камни, на которых напишут: «свобода».
Камни, которыми однажды вымостят дорогу.
Камни, из которых построят тюрьмы,
или камни, которые останутся неподвижны,
словно камни, не вызывающие ассоциаций.
Так
лежат на земле камни,
простые камни, напоминающие затылки,
простые камни,— камни без эпитафий.
* Стихотворение отсутствует во 2-м изд. СИБ.
1 В неизв. ист. «понимающие» вместо «принимающие».
Песенка
«Пролитую слезу
из будущего привезу,
вставлю ее в колечко.
Будешь глядеть одна,
надевай его на
безымянный, конечно».
«Носи перстенек, пока
виден издалека;
потом другой подберется.
А надоест хранить,
будет что уронить
ночью на дно колодца».
Иосиф Бродский
А. А. Ахматовой
За церквами, садами, театрами,
за кустами в холодных дворах,
в темноте за дверями парадными,
за бездомными в этих дворах.
За пустыми ночными кварталами,
за дворцами над светлой Невой,
за подъездами их, за подвалами,
за шумящей над ними листвой.
За бульварами с тусклыми урнами,
за балконами, полными сна,
за кирпичными красными тюрьмами,
где больных будоражит весна,
за вокзальными страшными люстрами,
что толкаются, тени гоня,
за тремя запоздалыми чувствами
Вы живете теперь от меня.
Закричат и захлопочут петухи,
загрохочут по проспекту сапоги,
засверкает лошадиный изумруд,
в одночасье современники умрут.
И помчатся, задевая за кусты,
невидимые солдаты духоты
вдоль подстриженных по-новому аллей,
словно тени яйцевидных кораблей.
Так начнется двадцать первый, золотой,
на тропинке, красным солнцем залитой,
на вопросы и проклятия в ответ,
обволакивая паром этот свет.
Но на Марсовое поле дотемна
Вы придете одинешенька-одна,
в синем платье, как бывало уж не раз,
но навечно без поклонников, без нас.
Только трубочка бумажная в руке,
лишь такси за Вами едет вдалеке,
рядом плещется блестящая вода,
до асфальта провисают провода.
Я не видел, не увижу Ваших слез,
не услышу я шуршания колес,
уносящих Вас к заливу, к деревам,
по отечеству без памятника Вам.
В теплой комнате, как помнится, без книг,
без поклонников, но также не для них,
опирая на ладонь свою висок,
Вы напишите о нас наискосок.
Иосиф Бродский
Сад
О, как ты пуст и нем!
В осенней полумгле
сколь призрачно царит прозрачность сада,
Где листья приближаются к земле
великим тяготением распада.
О, как ты нем!
Ужель твоя судьба
в моей судьбе угадывает вызов,
и гул плодов, покинувших тебя,
как гул колоколов, тебе не близок?
Великий сад!
Даруй моим словам
стволов круженье, истины круженье,
где я бреду к изогнутым ветвям
в паденье листьев, в сумрак вожделенья.
О, как дожить
до будущей весны
твоим стволам, душе моей печальной,
когда плоды твои унесены,
и только пустота твоя реальна.
Прощай, мой сад!
Надолго ль. Навсегда.
Храни в себе молчание рассвета,
великий сад, роняющий года
на горькую идиллию поэта.
Иосиф Бродский
«В деревне никто не сходит с ума. »
В деревне никто не сходит с ума.
По темным полям здесь приходит труд.
Вдоль круглых деревьев стоят дома,
в которых живут, рожают и мрут.
В деревне крепче сожми виски.
В каждой деревне растет трава.
В этой деревне сквозь шум реки
на круглых деревьях шумит листва.
Господи, Господи, в деревне светло,
и все, что с ума человека свело,
к нему обратится теперь на ты.
Смотри, у деревьев блестят цветы
(к былому мосты), но ведь здесь паром,
как блещет в твоем мозгу велодром,
умолкшей музыки ровный треск
и прямо в зубы кричит, кричит.
Из мертвой чаши глотает трек,
к лицу поднося деревянный щит.
на поезд успеешь наверняка.
А ты не уедешь, здесь денег нет
в такую жизнь покупать билет.
На всю деревню четыре письма.
В деревне никто не сходит с ума.
В пальто у реки посмотри на цветы,
капли дождя заденут лицо,
падают на воду капли воды
и расходятся, как колесо.
Иосиф Бродский
«Воротишься на родину. Ну что ж. »
Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь?
Воротишься, купи себе на ужин
какого-нибудь сладкого вина,
смотри в окно и думай понемногу:
во всем твоя одна, твоя вина,
и хорошо. Спасибо. Слава Богу.
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо, что никогда во тьму
ничья рука тебя не провожала,
как хорошо на свете одному
идти пешком с шумящего вокзала.
Как хорошо, на родину спеша,
поймать себя в словах неоткровенных
и вдруг понять, как медленно душа
заботится о новых переменах.
Иосиф Бродский
Утренняя почта для А. А. Ахматовой из города Сестрорецка
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Что нужно для чуда?
По мне, самые лучшие уроки — это те, когда вдруг для тебя самого происходит открытие и ты понимаешь, что вне урока, вне духовного общения с учениками оно не могло бы состояться. За этими открытиями, по-моему, и стоит на уроки ходить — не для того же, чтобы услышать от ребят то, что и так знаешь сам. Другое дело — как взрыхлить для чуда почву?
Еще одна изначальная посылка. Хороший урок мировой художественной культуры сродни не искусствоведческой беседе, но скорее проповеди (предвижу неоднозначное восприятие этого слова, но употребляю его). Это — через искусство — разговор о человеке и его жизни. Мы будто бы разматываем клубок в обратную сторону: от культуры — к человеку. И делаем открытие.
Об одном таком открытии и хочется рассказать — прежде всего для того, чтобы осмыслить его самому, так как с трудом верится в возможность его повторить.
Материалы урока по теме “Музыка эпохи Возрождения”
• “Ave Maria” композитора Джулио Каччини.
• Рождественские стихотворения Иосифа Бродского.
• Возрожденческая живопись на религиозные сюжеты.
Домашнее задание к уроку
1. Прослушать композицию Джулио Каччини “Ave Maria”.
2. Найти информацию об истории создания этой музыки.
3. Прочитать цикл рождественских стихотворений Иосифа Бродского.
4. Выбрать стихотворение, созвучное с музыкой, и выучить его фрагмент наизусть.
Слышу, как учащенно забились уже сердца преподавателей мировой художественной культуры и музыки, заметивших в материалах и заданиях вопиющую ошибку. Однако именно эта заведомая ошибка и обеспечивает главный смысл того, что произойдет на уроке. Но обо всем по порядку.
Урок проходит уже после того, как изучены основные эстетические категории эпохи Возрождения, архитектура и живопись итальянского Возрождения, даны общие сведения о развитии музыкальной культуры в данную эпоху. Задача урока, лежащая на поверхности, — дать представление о конкретном музыкальном произведении, попутно развивая навыки синтеза различных видов искусства (в данном случае музыки, поэзии и живописи). Цель — внешняя — актуализировать у учащихся понимание эстетических категорий Возрождения. К внутренней цели вернемся позже.
Звучит “Ave Maria”. Пауза повисает в самом начале урока, сразу после просьбы рассказать об истории создания композиции: кто-то об этой части задания забыл, а кто-то стесняется указать учителю на ошибку. А ошибка, согласно интернет-энциклопедии “Википедия”, вот в чем:
“Ave Maria”, популярная и часто исполняемая ария, сочинена Владимиром Вавиловым около 1970 года. Это музыкальная мистификация, ошибочно приписываемая композитору Джулио Каччини. Вавилов включил эту музыку в пластинку, выпущенную “Мелодией” в 1972 году, с указанием: “Музыка неизвестного автора”. Считается, что работа была приписана Каччини после смерти Вавилова органистом Марком Шахиным, одним из ее исполнителей, открывшим новое произведение другим музыкантам. Затем, в 1987 году, оно было исполнено органистом Олегом Янченко и певицей Ириной Архиповой, после чего стало известно по всему миру.
Вот такая ошибочка. К слову, тот же Вавилов на той же пластинке представил и мистифицированную канцону Франческо да Милано, известную всем как музыка культовой песни “Под небом голубым” в исполнении Бориса Гребенщикова.
Собственно, на этом месте урок можно закончить — какой тут разговор о музыке Возрождения, если очевидно, что музыкой Возрождения тут и не пахнет. Можно закончить — а можно и начать. Начать с разговора о том, что считать ошибкой, и меняет ли что-то время написания музыки. Ведь выходит, что вся разница в информации: я говорил вам, что это музыка Каччини, и вы принимали это на веру; не будь в Интернете другой информации, вы бы продолжали верить в это; а музыка остается той же самой и в том и в другом случае. И вот эта “ошибка” дает нам возможность поговорить о неоднозначности информации и ее восприятия человеком.
А теперь представим себе, что после атомной катастрофы ходят по земле люди в скафандрах, и единственная информация, оставшаяся у них о том, как проходит свидание между мужчиной и женщиной, — это пародийная сцена из какой-нибудь современной комедии. И они верят, что так и было. Они ошибаются? С нашей точки зрения — да. Но для них эта ошибка ляжет в основу представлений о мире и уже не будет ошибкой. Не так же ли и мы во многом достраиваем свои представления о беломраморной Античности, темном Средневековье и блистательном Возрождении?
И, воспользовавшись все той же ошибкой, мы можем поговорить о мифологичности нашего мышления и представлений о мире.
Почему же Вавилов мистифицировал? Зачем ему нужен был этот обман? И та же ошибка позволяет перейти к разговору о советском времени, которое для современного подростка не менее неизведанно и мифологично, чем эпоха Возрождения: о том, почему религиозная музыка могла дойти до слушателя 1970-х только с помощью такой мистификации. И тогда, выходит, вавиловская “ошибка” — это поступок, и поступок по-своему трагический, когда настоящее подменяется прошлым ради права на существование.
А отсюда куда как естественно вытекает разговор об Иосифе Бродском, поэте, чьи стихи тоже имели особые отношения со временем, в которое появлялись. Однако ошибочным будет думать, что здесь мы преследуем цели социально обличительные. Нет-нет, что вы. А для этого давайте сейчас попросим кого-нибудь из учеников прочитать фрагмент одного из стихотворений Бродского, написанных им к Рождеству, благой вести о котором и посвящена “Ave Maria” (и не дай нам бог заранее знать, какое именно стихотворение прозвучит, — тогда открытие, ясное дело, не состоится). Разумеется, не важно, читает ученик его наизусть или по книжке, не так уж и важно, звучит при этом его чтении музыка или нет.
Не важно, что было вокруг, и не важно,
о чем там пурга завывала протяжно,
что тесно им было в пастушьей квартире,
что места другого им не было в мире.
Во-первых, они были вместе. Второе,
и главное, было, что их было трое,
и всё, что творилось, варилось, дарилось
отныне, как минимум, на три делилось.
Морозное небо над ихним привалом
с привычкой большого склоняться над малым
сверкало звездою — и некуда деться
ей было отныне от взгляда младенца.
Костер полыхал, но полено кончалось;
все спали. Звезда от других отличалась
сильней, чем свеченьем,
. казавшимся лишним,
способностью дальнего
. смешивать с ближним.
А другой читает вот что:
Что нужно для чуда? Кожух овчара,
щепотка сегодня, крупица вчера,
и к пригоршне завтра добавь на глазок
огрызок пространства и неба кусок.
И чудо свершится. Зане чудеса,
к земле тяготея, хранят адреса,
настолько добраться стремясь до конца,
что даже в пустыне находят жильца.
А если ты дом покидаешь — включи
звезду на прощанье в четыре свечи,
чтоб мир без вещей освещала она,
вослед тебе глядя, во все времена.
И мы подмечаем (и подмечаем здесь и сейчас, все видим это впервые), как в повествование о евангельском сюжете Рождества Бродский вплетает “пастушью квартиру” и “включенную звезду” — детали не двухтысячелетнего, а явно современного, ближнего к нам происхождения. А когда вслушиваемся в завершающие строки каждого из стихотворений, то догадываемся: свечение звезды “во все времена” и способность “дальнего смешивать с ближним” — вот что совершается Бродским в этих стихах.
Человек, пишущий сегодня о Рождестве, не замыкается в прошлом, но, напротив, размыкает границы времен, делая эту, дальнюю, историю ближней — ведь для чуда достаточно включить звезду, смешав “щепотку сегодня” с “крупицей вчера”. И “трое в квартире” — это не какая-то далекая семья, это каждая семья, каждого из тех, кто есть сейчас в этом классе, и это для них важно, что они вместе. Выходит, сверхзадача Бродского как художника — используя мелочи, проговорки, как будто бы ошибки (какая у пастухов квартира?), соединить времена, дать этой вечной истории возможность случиться сегодня.
Ничего себе урок о Возрождении, в котором до этого момента искусство Возрождения вовсе не фигурирует! Вот теперь, здесь, и вспомним о живописи Возрождения: художники осмелились писать религиозные сюжеты не в пространстве обратной перспективы и иконописных канонов, а как если бы всё происходило здесь и сейчас — и создавали мистификацию трехмерного изображения, и “ошибочно” добавляли элементы архитектуры, моды, пейзажа, современных им (живописный материал здесь безграничен — к примеру, “Благовещение” Боттичелли и “Бичевание Христа” делла Франчески). Художники Возрождения, как Бродский, так и Вавилов, дабы воздействовать на современного им человека, ошибались, мистифицировали и разрушали границу времен, делая пространство единым.
Антон Павлович Чехов. “Студент”
Студент опять подумал, что… то, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к нему самому, ко всем людям…
…Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
Вот и выходит, что та самая задача, которую так остро почувствовали художники-возрожденцы, — сделать так, чтобы, дотрагиваясь до одного конца, ты чувствовал, как дрожит другой, сделать вечное звучащим по-живому. А отсюда — и разговор в целом о культуре, вынесенной в название нашего замечательного предмета. О культуре как шаре (идеальная возрожденческая форма), который одно поколение бережно передает другому. И твоя миссия в этой жизни — не уронить его, не растерять ничего из того, что его составляет, и передать его дальше, по возможности вложив и свою щепотку. Потому что, опять же из Бродского:
…Никто не знал кругом,
что жизни счет начнется с этой ночи.
Тогда, в Вифлееме, никто не знал о чуде, не знаем точно и мы сейчас — может быть, чудо случается в эту самую секунду.
Пора признаться, что я намеренно умолчал до поры до времени еще об одном данном к уроку задании. Нужно не просто выучить фрагмент из Бродского, но и найти в гимназии то место, в котором ты мог бы прочитать это сам себе, где могли бы тебе прийти эти строки — и прочитать их там вот так, не декламируя, самому себе. И отсюда — девчонка в черном, читающая о Рождестве, сидя на верхней ступеньке огромной белой лестницы, и над этой ступенькой, и над девчонкой — еще вверх уходит огромное белое пространство до потолка. А мы стоим внизу, у основания лестницы, и для нас эта девчонка, произносящая слова Бродского, — что черная точка между белым и белым. И тут можно вскользь поговорить о любви возрожденцев к композиции картины и о том, как композиция помогала выразить смысл: ведь что-то похожее совершила и наша девчонка, выбрав это место для чтения, а значит, возрожденческий художник, высчитывающий свое “золотое сечение”, — это тоже не кто-то далекий, скучный и непонятный.
Важно в этих “играх с пространством” для меня еще вот что: разомкнуть границы класса, сделать произведение искусства длящимся в жизни, чтобы культура и искусство не ассоциировались с кабинетом номер такой-то, в то время как физика и математика — с кабинетами под другими номерами. Да, Бродский, или “Ave Maria”, или “Благовещение” могут происходить на окне столовой, в раздевалке, на лестнице — в этот момент времени, в этой жизни, у этих детей, таких, какие они есть, если урок мировой художественной культуры помог им смешать дальнее с ближним.
Вот такой вышел урок о музыке Возрождения… Стоит заметить, что перед уроком учитель знал только о том, что музыка Каччини написана Вавиловым. Зачем он предложил детям ее слушать? Зачем он дал им читать и учить Бродского? Как это все связано с эпохой Возрождения? Он об этом совсем не имел понятия, правда. И как случилось все остальное, он не понимает до конца, как и не знает в точности, что нужно для чуда…