читать книгу о чем молчат ангелы
Читать книгу о чем молчат ангелы
О чем молчат ангелы
Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака, предал блюсти на суд для наказания…
This edition published by arrangement
with Ink Well Management and Synopsis Literary Agency
Перевод с английского Алина Курышева
© Вecca Fitzpatrick, 2009
© Алина Курышева, перевод
© ООО «Издательство АСТ», 2014
Хизер, Кристиану и Майклу.
Наше детство прошло в мире фантазий.
Спасибо, что не выбрал уроки
японской кухни – я люблю тебя.
Долина Луары, Франция
Когда началась гроза, Чонси был на изумрудном берегу Луары вместе с фермерской дочкой, и так как он отпустил своего жеребца пастись на лугу, возвращаться в замок нужно было на своих двоих. Он сорвал с сапога серебряную пряжку, вложил в ладонь девушки и проследил за ней взглядом, пока она убегала, забрызгивая юбки грязью. Потом натянул сапоги и отправился домой.
Дождь поливал темнеющие земли вокруг замка Ланже. Чонси легко шагал по скользким могильным холмам и кладбищенской земле – даже в самый густой туман он мог найти отсюда дорогу до дома и не боялся заблудиться. Сегодня тумана не было, но путнику могли помешать тьма и зарядивший дождь.
Вдруг Чонси уловил какое-то движение слева и резко обернулся. То, что поначалу показалось ему большой фигурой ангела, венчавшего монумент неподалеку, поднялось на ноги и выпрямилось. Это оказался юноша, не из камня и не из мрамора, с руками и ногами. Ноги были босы, торс обнажен, низко на бедрах висели крестьянские штаны. Он спрыгнул с монумента, и с кончиков черных прядей его волос брызнули капли дождя, скатившись вниз по смуглому, как у испанца, лицу.
Рука Чонси скользнула к рукояти меча.
На губах юноши появился намек на улыбку.
– Не стоит играть в игры с герцогом де Ланже, – предупредил Чонси. – Я спросил, кто ты. Назовись.
– С герцогом? – Юноша прислонился к кривому стволу ивы. – Или с бастардом?
– Возьми свои слова назад! Мой отец был герцогом де Ланже. Теперь герцог де Ланже – я, – неловко добавил он, проклиная себя в душе за эту неловкость.
Юноша лениво покачал головой:
– Старый граф не твой отец.
Чонси вскипел от невероятного оскорбления.
– А кто твой отец? – требовательно спросил он, вынимая меч. Он не знал еще всех своих вассалов, но это был вопрос времени. Имя этого мальчишки он железом выжжет в своей памяти. – Спрашиваю еще раз, – произнес он тихо, стирая с лица капли дождя. – Кто ты?
Незнакомец подошел, оттолкнув в сторону лезвие меча. Вблизи он оказался старше, чем предполагал Чонси, быть может, даже на год-два старше него самого.
– Один из рода Дьявола, – ответил он.
Чонси почувствовал, как внутри него все сжалось от страха.
– Ты бредишь, безумец, – процедил он сквозь зубы. – Убирайся прочь с дороги.
Внезапно земля под ногами Чонси пошатнулась. Перед глазами его взорвались золотые и красные искры. Согнувшись и впившись ногтями в бедра, он смотрел снизу вверх на юношу и моргал, задыхаясь и пытаясь понять, что происходит. Его разум метался, словно уже не подчинялся ему. Юноша наклонился, так что их глаза оказались на одном уровне.
– Слушай внимательно. Мне от тебя кое-что нужно. Я не уйду, пока не получу это. Понятно?
Стиснув зубы, Чонси покачал головой, чтобы выразить свое неверие и несогласие. Он попытался плюнуть в лицо незнакомцу, но слюна стекла по подбородку – язык отказывался повиноваться. Юноша сжал в своих ладонях руки Чонси, и тот вскрикнул, обжегшись их жаром.
– Мне нужна клятва верности, – сказал юноша. – Встань на одно колено и поклянись.
Чонси повелел себе резко рассмеяться, но горло сжалось, и он подавился смехом.
Правое колено подогнулось, словно по нему ударили сзади, хотя за спиной никого не было; он упал вперед, в грязь, наклонился в сторону, и его вырвало.
– Клянись, – повторил юноша.
Жар прилил к голове Чонси; на то, чтобы сжать руки в два слабых кулака, ушли все его силы. Он рассмеялся над собой, но в этом смехе не было ни капли веселья. Он не знал как, но незнакомец смог вызвать в его теле слабость и тошноту. Это не кончится, пока он не поклянется. Он решил произнести все, что от него требуют, но в душе дал слово уничтожить наглеца за это унижение.
– Господин, я ваш слуга, – ядовито произнес Чонси.
Юноша поднял его на ноги.
– Жди меня здесь в начале еврейского месяца хешван. Две недели, от новолуния до полнолуния, мне нужна будет твоя служба.
– Две недели? – Чонси весь содрогнулся от гнева. – Я герцог де Ланже!
– Ты нефилим, – сказал юноша с тенью улыбки.
Нечестивая брань чуть не сорвалась с языка Чонси, но он проглотил ее. Вместо этого он спросил ледяным тоном:
– Ты принадлежишь к библейской расе нефилимов. Твой настоящий отец был ангелом, низвергнутым с небес. Ты – наполовину смертный, – юноша поднял темные глаза, встретившись взглядом с Чонси, – наполовину – падший ангел.
Откуда-то из глубин разума Чонси всплыл голос наставника, читающего главы из Библии об особой расе, произошедшей от союза изгнанных из рая ангелов и смертных женщин. О грозной и могучей расе. Холод, вызванный не только отвращением, заставил Чонси содрогнуться.
Юноша повернулся, чтобы уйти, и Чонси хотел было последовать за ним, но не сумел заставить себя подняться на ноги. Стоя на коленях, моргая от капель дождя, он заметил два толстых рубца на обнаженной спине юноши. Они сходились вверху, образовывая перевернутую букву «V».
– Ты – падший? – крикнул он. – Тебя лишили крыльев, да?
Юноша, ангел, или кто он там был, не оглянулся. Но Чонси не нуждался в подтверждении.
– То, что я должен буду сделать! – крикнул он. – Я желаю знать, что это!
Низкий смех незнакомца отозвался ему эхом.
Колдуотер, штат Мэн
Я зашла в кабинет биологии, и у меня отвисла челюсть. К доске непонятным образом были прикреплены куклы Барби и Кена. Их руки были соединены вместе, одежды на телах не было, за исключением нескольких искусственных листиков, прилепленных в традиционных местах. Над головами розовым мелом было жирно написано:
Добро пожаловать в систему репродукции человека (секс)
Ви Скай, стоявшая рядом со мной, сказала:
– Именно поэтому в школе запрещены телефоны с камерами. Фото вот этого в интернет-журнале стало бы для министерства образования доказательством, что биологию нужно запретить. И тогда мы смогли бы потратить этот час на что-нибудь продуктивное – например, на индивидуальное практическое обучение у симпатичных старшеклассников.
– Неужели, Ви? – отозвалась я. – Могу поклясться, что ты весь семестр ждала этой темы.
Ви опустила ресницы и лукаво улыбнулась.
– На этом уроке мне не расскажут ничего такого, чего я еще не знаю.
– Ви? Сама невинность.
– Не так громко, – подмигнула она, тут же прозвенел звонок, и мы сели на свои места за одной партой.
Тренер МакКонахи дунул в свисток, висевший у него на шее:
Обучение десятого класса биологии он рассматривал как своего рода побочную обязанность в работе школьного баскетбольного тренера, и все мы это знали.
Читать книгу о чем молчат ангелы
О чем молчат ангелы
Наше детство прошло в мире фантазий.
И Джастину. Спасибо, что не выбрал уроки японской кухни — я люблю тебя.
Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака,
Предал блюсти на суд для наказания…
Второе послание Святого Апостола Петра, 2:4
Долина Луары, Франция
Когда началась гроза, Чонси был на изумрудном берегу Луары вместе с фермерской дочкой, и так как он отпустил своего жеребца пастись на лугу, возвращаться в замок нужно было на своих двоих. Он сорвал с сапога серебряную пряжку, вложил в ладонь девушки и проследил за ней взглядом, пока она убегала, забрызгивая юбки грязью. Потом натянул сапоги и отправился домой.
Дождь поливал темнеющие земли вокруг замка Ланже. Чонси легко шагал по скользким могильным холмам и кладбищенской земле — даже в самый густой туман он мог найти отсюда дорогу до дома и не боялся заблудиться. Сегодня тумана не было, но путнику могли помешать тьма и зарядивший дождь.
Вдруг Чонси уловил какое-то движение слева и резко обернулся. То, что поначалу показалось ему большой фигурой ангела, венчавшего монумент неподалеку, поднялось на ноги и выпрямилось. Это оказался юноша, не из камня и не из мрамора, с руками и ногами. Ноги были босы, торс обнажен, низко на бедрах висели крестьянские штаны. Он спрыгнул с монумента, и с кончиков черных прядей его волос брызнули капли дождя, скатившись вниз по смуглому, как у испанца, лицу.
Рука Чонси скользнула к рукояти меча.
На губах юноши появился намек на улыбку.
— Не стоит играть в игры с герцогом де Ланже, — предупредил Чонси. — Я спросил, кто ты. Назовись.
— С герцогом? — Юноша прислонился к кривому стволу ивы. — Или с бастардом?
— Возьми свои слова назад! Мой отец был герцогом де Ланже. Теперь герцог де Ланже — я, — неловко добавил он, проклиная себя в душе за эту неловкость.
Юноша лениво покачал головой:
— Старый граф не твой отец.
Чонси вскипел от невероятного оскорбления.
— А кто твой отец? — требовательно спросил он, вынимая меч. Он не знал еще всех своих вассалов, но это был вопрос времени. Имя этого мальчишки он железом выжжет в своей памяти. — Спрашиваю еще раз, — произнес он тихо, стирая с лица капли дождя. — Кто ты?
Незнакомец подошел, оттолкнув в сторону лезвие меча. Вблизи он оказался старше, чем предполагал Чонси, быть может, даже на год-два старше него самого.
— Один из рода Дьявола, — ответил он.
Чонси почувствовал, как внутри него все сжалось от страха.
— Ты бредишь, безумец, — процедил он сквозь зубы. — Убирайся прочь с дороги.
Внезапно земля под ногами Чонси пошатнулась. Перед глазами его взорвались золотые и красные искры. Согнувшись и впившись ногтями в бедра, он смотрел снизу вверх на юношу и моргал, задыхаясь и пытаясь понять, что происходит. Его разум метался, словно уже не подчинялся ему. Юноша наклонился, так что их глаза оказались на одном уровне.
— Слушай внимательно. Мне от тебя кое-что нужно. Я не уйду, пока не получу это. Понятно?
Стиснув зубы, Чонси покачал головой, чтобы выразить свое неверие и несогласие. Он попытался плюнуть в лицо незнакомцу, но слюна стекла по подбородку — язык отказывался повиноваться. Юноша сжал в своих ладонях руки Чонси, и тот вскрикнул, обжегшись их жаром.
— Мне нужна клятва верности, — сказал юноша. — Встань на одно колено и поклянись.
Чонси повелел себе резко рассмеяться, но горло сжалось, и он подавился смехом.
Правое колено подогнулось, словно по нему ударили сзади, хотя за спиной никого не было; он упал вперед, в грязь, наклонился в сторону, и его вырвало.
— Клянись, — повторил юноша.
Жар прилил к голове Чонси; на то, чтобы сжать руки в два слабых кулака, ушли все его силы. Он рассмеялся над собой, но в этом смехе не было ни капли веселья. Он не знал как, но незнакомец смог вызвать в его теле слабость и тошноту. Это не кончится, пока он не поклянется. Он решил произнести все, что от него требуют, но в душе дал слово уничтожить наглеца за это унижение.
— Господин, я ваш слуга, — ядовито произнес Чонси.
Юноша поднял его на ноги.
— Жди меня здесь в начале еврейского месяца хешван. Две недели, от новолуния до полнолуния, мне нужна будет твоя служба.
— Две недели? — Чонси весь содрогнулся от гнева — Я герцог де Ланже!
— Ты нефилим, — сказал юноша с тенью улыбки.
Нечестивая брань чуть не сорвалась с языка Чонси, но он проглотил ее. Вместо этого он спросил ледяным тоном.
— Ты принадлежишь к библейской расе нефилимов. Твой настоящий отец был ангелом, низвергнутым с небес. Ты — наполовину смертный, — юноша поднял темные глаза, встретившись взглядом с Чонси, — наполовину — падший ангел.
Откуда-то из глубин разума Чонси всплыл голос наставника, читающего главы из Библии об особой расе, произошедшей от союза изгнанных из рая ангелов и смертных женщин. О грозной и могучей расе. Холод, вызванный не только отвращением, заставил Чонси содрогнуться.
Юноша повернулся, чтобы уйти, и Чонси хотел было последовать за ним, но не сумел заставить себя подняться на ноги. Стоя на коленях, моргая от капель дождя, он заметил два толстых рубца на обнаженной спине юноши. Они сходились вверху, образовывая перевернутую букву «V».
— Ты — падший? — крикнул он. — Тебя лишили крыльев, да?
Юноша, ангел, или кто он там был, не оглянулся. Но Чонси не нуждался в подтверждении.
— То, что я должен буду сделать! — крикнул он. — Я желаю знать, что это!
Низкий смех незнакомца отозвался ему эхом.
Колдуотер, штат Мэн
Я зашла в кабинет биологии, и у меня отвисла челюсть. К доске непонятным образом были прикреплены куклы Барби и Кена. Их руки были соединены вместе, одежды на телах не было, за исключением нескольких искусственных листиков, прилепленных в традиционных местах. Над головами розовым мелом было жирно написано:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СИСТЕМЫ РЕПРОДУКЦИИ ЧЕЛОВЕКА (СЕКС)
Ви Скай, стоявшая рядом со мной, сказала:
— Именно поэтому в школе запрещены телефоны с камерами. Фото вот этого в интернет-журнале стало бы для министерства образования доказательством, что биологию нужно запретить. И тогда мы смогли бы потратить этот час на что-нибудь продуктивное — например, на индивидуальное практическое обучение у симпатичных старшеклассников.
— Неужели, Ви? — отозвалась я. — Могу поклясться, что ты весь семестр ждала этой темы.
Ви опустила ресницы и лукаво улыбнулась.
— На этом уроке мне не расскажут ничего такого, чего я еще не знаю.
— Ви? Сама невинность.
— Не так громко, — подмигнула она, тут же прозвенел звонок, и мы сели на свои места за одной партой.
Тренер МакКонахи дунул в свисток, висевший у него на шее:
Обучение десятого класса биологии он рассматривал как своего рода побочную обязанность в работе школьного баскетбольного тренера, и все мы это знали.
— Это скучно! — крикнул кто-то с задней парты.
— То, по чему у меня отвратные оценки, — добавил другой.
Тренер провел взглядом по первому ряду, остановившись на мне:
— Изучение чего-либо, — ответила я.
Он подошел и ткнул указательным пальцем в парту передо мной.
— Знание, полученное путем экспериментов и наблюдений.
Замечательно. Звучало так, будто я собиралась записывать аудиоверсию нашего учебника.
Я дотронулась до верхней губы кончиком языка и попыталась найти синоним.
— Наука — это исследование, — произнесла я так, что это прозвучало больше как вопрос.
— Да, наука — это исследование, — повторил тренер, потирая руки. — Наука превращает нас в шпионов.
Если смотреть на это так, то наука кажется почти интересной. Но я достаточно долго училась у тренера, чтобы не начинать надеяться.
— Хорошая слежка требует практики, — продолжил он.
Мы приглушенно засмеялись, а тренер предупреждающе погрозил комментатору пальцем.
— Этого я вам сегодня на дом не задам. — Затем он снова повернулся ко мне. — Нора, вы с Ви сидите вместе с начала года. — Я кивнула, опасаясь того, что последует дальше. — Вы вместе пишете в школьный журнал. — Снова кивнула. — Готов поспорить, вы многое друг о друге знаете.
Ви пнула меня под столом. Я поняла, что она хотела этим сказать. Он даже представить не мог, как много мы знаем друг о друге. И я имею в виду не только секреты, которые обычно поверяют дневнику. Ви — мой близнец наоборот. У нее зеленые глаза, светлые волосы и несколько фунтов лишнего веса. У меня глаза серые, а волосы темные и настолько кудрявые, что бессилен любой выпрямитель. А еще ноги у меня точь-в-точь, как у барного стула. Но есть невидимая нить, которая связывает нас, — мы обе можем поклясться, что она существовала еще до нашего рождения. И мы обе можем поклясться, что она будет держать нас вместе до конца жизни.
— На самом деле, готов поспорить, что каждый из вас хорошо знает соседа по парте. Вы ведь не просто так места выбирали, правда? Близость. Какая незадача, ведь хорошие разведчики избегают близости. Она притупляет исследовательский инстинкт. Поэтому сегодня мы будем рассаживаться по новой схеме.
Я открыла рот, чтобы возразить, но Ви опередила меня:
— Что за бред? Сейчас апрель. Почти конец года. Вы не можете такое устраивать.
Тренер слегка улыбнулся.
— Я могу устраивать такое до последнего дня семестра. А если ты не сдашь экзамен, то в следующем году снова окажешься здесь и я опять буду устраивать такое.
Ви сердито посмотрела на него. Она славилась этим своим взглядом — настолько сердитым, что разве что вслух не шипит. Но у тренера, видимо, был к нему иммунитет, потому что он снова дунул в свисток и стал объяснять.
— Каждый, кто сидит слева, двигается на одну парту вперед. Те, кто сидят на первых партах, — да, в том числе и ты, Ви, — садятся назад.
Ви сунула тетрадь в рюкзак и застегнула молнию. Я прикусила губу и помахала рукой на прощание. Потом слегка обернулась, окинув взглядом класс позади. Я знала имена всех одноклассников… кроме одного. Новичка. Тренер никогда его не вызывал, и ему, кажется, такое положение вещей нравилось. Он сидел, ссутулившись, за партой позади меня, холодные черные глаза пристально смотрели вперед. Как всегда. Но мне совсем не казалось, что он сидит здесь день за днем, просто пялясь в пространство. Он о чем-то думал, однако интуиция подсказывала мне, что я едва ли хочу знать, о чем.
Он положил учебник на стол и опустился на бывший стул Ви.
— Привет. Я — Нора, — улыбнулась я.
Взгляд его черных глаз впился в меня, уголки губ чуть приподнялись. Сердце неуверенно стукнуло у меня в груди, и в это же мгновение меня словно окутала непроглядная тьма. Ощущение тут же исчезло, но я все еще пялилась на него. Улыбка его не была дружелюбной. Эта улыбка говорила о неприятностях. Сулила их.
Я сосредоточила внимание на доске. Барби и Кен смотрели на меня в ответ с неуместно веселыми лицами.
— Размножение человека может быть изматывающим…
— Фууу! — завыл класс хором.
— …предметом. Оно требует опытного подхода. Как и в любой другой науке, исследование здесь — лучший способ познакомиться с предметом. Оставшуюся часть урока мы посвятим практике — узнайте как можно больше о своем новом соседе. Завтра вы должны принести отчет в письменном виде, и поверьте мне, всю информацию я проверю на подлинность. Это биология, а не литература, так что даже не думайте ничего сочинять. Я хочу увидеть сотрудничество и командный дух.
Невысказанное «…а не то…» повисло в воздухе.
Я сидела совершенно неподвижно. Мяч был на его стороне поля — я улыбнулась, и посмотрите, что из этого вышло. Я наморщила нос, пытаясь понять, чем от него пахнет. Это не сигареты. Запах более глубокий и сильный.
Посмотрела на стенные часы и постучала карандашом в такт секундной стрелке. Потом поставила локоть на стол и оперлась подбородком о кулак. Затем вздохнула.
Прекрасно. Это задание я точно провалю.
Я смотрела прямо перед собой, но слышала мягкое шуршание его ручки. Он что-то писал, и мне хотелось понять что. Те десять минут, которые мы просидели за одной партой, едва ли могли дать ему возможность сделать обо мне какие-то выводы. Бросив взгляд в его сторону, я увидела, что он написал уже несколько строк и продолжал писать.
— Что ты пишешь? — спросила я.
— И она говорит по-английски, — сказал он, тут же записав это. Каждое движение его руки умудрялось быть одновременно ленивым и быстрым.
Я наклонилась к нему так близко, как только посмела, в попытке прочесть, что еще он обо мне написал, но он сложил лист вдвое, скрыв написанное.
— Что ты написал? — настаивала я.
Он потянулся за моим чистым листком, подтащил его к себе, смял в комок и, прежде чем я успела возмутиться, бросил в мусорную корзину за столом тренера. И попал. Мгновение я смотрела на корзину, разрываясь между изумлением и гневом. Потом раскрыла тетрадь на чистой странице.
— Как тебя зовут? — спросила я, приготовившись писать.
Я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы успеть увидеть еще одну мрачную ухмылку. Эта, казалось, подбивала меня попытаться выудить из него хоть что-то.
— Зовут тебя как? — повторила я, надеясь, что мне только показалось, будто мой голос задрожал.
— Зови меня Патч. Серьезно. Так и зови.
Он подмигнул, произнося это, и я была совершению уверена, что он надо мной издевается.
— Чем занимаешься в свободное время? — спросила я.
— У меня нет свободного времени.
— Я думаю, за это задание будут ставить оценки, так что уж окажи любезность.
Он откинулся на спинку стула, заведя руки за голову.
Он определенно меня провоцировал, и я стала отчаянно искать возможность сменить тему.
— В свободное время, — задумчиво повторил он, — я собираю кадры.
Я записала в тетради печатными буквами слово «фотография».
— Я не закончил, — сказал он. — Например, очень интересный экземпляр — автор школьного журнала, которая ратует за то, что истина — в натуральной пище, втайне пишет стихи и содрогается от мысли, что придется выбирать между Стэнфордом, Йелем и… как называется тот, большой, на «Г»?
Мгновение я глазела на него, потрясенная тем, что он попал в точку. Это не было похоже на удачную догадку. Он знал. И я хотела знать откуда — сейчас же.
— Но в итоге ты не попадешь ни в один.
— Почему? — спросила я, не успев подумать.
Он взялся за сиденье моего стула и притянул меня ближе к себе. Так и не решив, должна ли я сбежать и показать страх или же ничего не делать и изображать скуку, я выбрала последнее.
— Хоть ты и преуспела бы в любом из них, ты отвергнешь их все из-за того, что это штамп, символизирующий жизненные достижения. Принципиальность — твоя третья самая большая слабость.
— А вторая? — спросила я с тихой яростью.
Кто он такой? Это что, неудачная шутка?
— Ты не умеешь доверять. Нет, не так. Ты доверяешь, но совсем не тем людям.
— Ты держишь жизнь на коротком поводке.
— Ты боишься всего, чего не можешь контролировать.
Волосы у меня на затылке встали дыбом, а в классе как будто вдруг сильно похолодало. В другой раз я бы просто подошла к столу тренера и попросила пересадить меня. Но я не могла дать понять Патчу, что ему удалось взволновать или напугать меня. Я почувствовала необъяснимое желание защититься и тут же решила, что не сдамся раньше него.
— Ты спишь голая? — спросил он.
Моя челюсть пригрозила отвалиться, но мне удалось ее удержать.
— Вот уж тебе я едва ли об этом скажу.
— Ходила когда-нибудь к психиатру?
На самом деле я консультировалась у школьного психолога, доктора Хендриксона. Это был не мой выбор, и говорить об этом мне не хотелось.
— Нет. — Превышение скорости время от времени не считается. Не для него. — Почему ты не спросишь у меня что-нибудь нормальное? Хотя бы… какая музыка мне нравится?
— Я не буду спрашивать о том, что могу угадать.
— Ты не знаешь, какую музыку я слушаю.
— Барокко. У тебя все по порядку, все под контролем. Спорим, ты играешь… на виолончели? — добавил он таким тоном, словно это предположение висело в воздухе.
— Нет, — снова солгала я, но в этот раз покрылась мурашками.
Кто он все-таки такой? Если знает, что я играю на виолончели, что еще он знает?
— Что это? — Патч указал ручкой на мое запястье.
Я инстинктивно убрала руку.
— Похоже на шрам. Пыталась покончить с собой, Нора? — Его взгляд встретился с моим, и я почувствовала его насмешку. — Родители женаты или развелись?
— Его не стало в прошлом году.
— Его… убили. Уж прости, но это личное.
Настала тишина, и выражение глаз Патча словно чуть смягчилось.
— Должно быть, это очень тяжело, — его голос звучал искренне.
Когда прозвенел звонок, Патч поднялся и пошел к выходу.
— Постой, — позвала я. Он не обернулся. — Послушай! — Он уже был на пути к двери. — Патч! Я ничего не узнала о тебе.
Он развернулся и подошел ко мне. Взяв мою ладонь, он что-то написал на ней, прежде чем я додумалась ее отдернуть.
Я посмотрела на семь цифр, красной ручкой написанных на моей ладони, и сжала ее в кулак. Мне хотелось сказать ему, что его телефон сегодня определенно не зазвонит. Мне хотелось сказать, что это он виноват в том, что потратил все время, задавая вопросы мне. Мне много чего хотелось сказать, но я стояла с таким видом, словно не умею открывать рот. В конце концов я выдавила из себя:
— Я тоже, — ухмыльнулся он и исчез.
Я стояла, словно приклеенная, переваривая то, что только что произошло. Неужели он потратил все время, спрашивая меня, специально? Чтобы я получила «неуд.»? Неужели он думал, что одна мимолетная улыбка его оправдает? Да, подумала я. Да, так он и думал.
— Я не позвоню! — крикнула я ему вслед. — Ни за что!
— Ты закончила статью для завтрашнего выпуска журнала? — спросила Ви. Она встала рядом, как всегда записывая что-то в блокнот. — Я думаю о том, чтобы написать о несправедливости парных заданий. Мне пришлось сидеть с девчонкой, которая только сегодня закончила курс лечения от вшей.
— Мой новый сосед, — пропустила я ее слова, показывая в коридор, на спину Патча.
У него была раздражающе уверенная походка, какую обычно сопровождают линялая футболка и ковбойская шляпа. Патч не носил ни того, ни другого. Он был из парней а-ля темные джинсы — темная водолазка — темные туфли.
— Второгодник? Наверное, не особенно учился в первый раз. Или во второй, — она многозначительно посмотрела на меня. — Бог любит троицу.
— Он меня пугает. Он знает, какую музыку я слушаю. Без единой подсказки сказал «барокко», — я безуспешно попыталась изобразить его низкий голос.