читать книгу что я видел житков
Читать книгу что я видел житков
Житков Борис Степанович
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
ПРО ЧТО МАМА С ПАПОЙ ГОВОРИЛИ
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
КАК МАМА НА МЕНЯ РАССЕРДИЛАСЬ
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
КАК СОБИРАЛИСЬ В ДОРОГУ
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала.
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике. Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.
— Это касса-автомат. Без такого билета меня к поезду не пустят вас провожать.
Папа быстро пошёл со мной, куда все шли с чемоданами и узлами. Я смотрел, где мама и где носильщик, но их нигде не было. А мы прошли в дверь, и там у папы взяли билет и сказали:
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Житков Борис Степанович
Книга «Что я видел. Рассказы»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Эта книга — о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет.
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Я боюсь Почемучку везти — он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
— А если он хоть раз кашлянет, — говорит мама, — с ним нельзя ехать.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Ах, да, — сказал папа, — совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка — она толстая и сердитая — и говорит:
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
— Всё равно — он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
— Вот, — сказал папа, — билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
— А потому, — сказал папа, — что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала…
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике… Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал — это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что — папа сказал даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.
В сборник произведений известного детского писателя вошли рассказы из циклов «Что я видел», «Что бывало», сказки, рассказы о животных.
«Что я видел» — увлекательная повесть-энциклопедия, «полная необычайных событий, ярких впечатлений, незабываемых встреч», поможет ребенку познать мир. Ведь рассказ об этом удивительном мире ведет такой же Почемучка, каким является сам внимательный слушатель.
Для младшего школьного возраста.
Борис Житков. «Что я видел». Рассказы и сказки. Издательство «Вэсэлка». Киев. 1988.
Эта книга — о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет.
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Я боюсь Почемучку везти — он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
— А если он хоть раз кашлянет, — говорит мама, — с ним нельзя ехать.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Ах, да, — сказал папа, — совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка — она толстая и сердитая — и говорит:
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
— Всё равно — он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
— Вот, — сказал папа, — билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
— А потому, — сказал папа, — что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала…
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике… Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал — это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что — папа сказал даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.
Читать книгу что я видел житков
Эта книга — о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет.
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Я боюсь Почемучку везти — он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
— А если он хоть раз кашлянет, — говорит мама, — с ним нельзя ехать.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Ах, да, — сказал папа, — совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка — она толстая и сердитая — и говорит:
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
— Всё равно — он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
— Вот, — сказал папа, — билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
— А потому, — сказал папа, — что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала…
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике… Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал — это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что — папа сказал даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.