читать бесплатно та что правит балом читать
Та, что правит балом книгу читать онлайн
ТА, ЧТО ПРАВИТ БАЛОМ
Путь мести не всегда прямой,
И на нем немудрено заблудиться.
Чертова погода! — злился Ник, глядя в окно.
Дождь вторые сутки лил как из ведра, однако я подозревала, что причина скверного настроения моего дорогого друга кроется вовсе не в дрянной погоде.
По большому счету, погода ему была безразлична, как и многое другое в этой жизни. Но уже несколько дней он проявлял повышенную нервозность, огрызался, злился, изводил меня придирками и хмуро таращился в окно, точно надеялся что-то там высмотреть. Может, Ник в душе романтик и желал увидеть луч света на горизонте, который вдруг мелькнет среди туч? Черт его знает. Почему бы и нет, в конце концов? Впрочем, я сильно сомневалась, что подобные чувства его посещают, но об истинной природе своего дурного настроения он не сообщит, следовательно, обращать внимание на его слова не стоит.
Именно этим я и занималась в тот момент: раскачивалась на стуле и пропускала его слова мимо ушей. Вряд ли ему это нравилось.
— Эй, — позвал он, хмуро понаблюдав за мной с минуту, — ты меня слышишь?
— Слышу. А также вижу, обоняю, восторгаюсь и люблю, — охотно ответила я, на некоторое время прекратив раскачиваться.
Он вроде бы собрался что-то ответить на это, но передумал. Покачал головой и, отвернувшись к окну, вновь пробормотал:
— Ненавижу дождь. Куда подевался твой Рахманов? — резко сменил он тему.
Я замерла, с удивлением глядя на Ника, потом вздохнула:
— Кажется, я не раз говорил: тебе стоит быть с ним поласковее. А ты что делаешь?
— А что я делаю? — решила я удивиться.
— Ни черта ты не делаешь. Парень должен по тебе с ума сходить, а вместо этого…
— Пошел к черту, Ники-бой, — с широкой улыбкой ответила я.
Еще полгода назад я бы вряд ли на такое рискнула. Было время, когда я до судорог боялась этого типа. И, если честно, у меня были на то основания. Но несколько месяцев назад Ник свалял дурака — открылся, как плохой боксер, пусть всего лишь на миг, но мне этого хватило. Так что теперь я знала: Никита Полозов вовсе не исчадие ада, воплощение вселенского зла, могущественное и непобедимое, он человек из плоти и крови, как все мы, грешные. Опасный, хитрый, изворотливый, подлый — список можно продолжить, — но все-таки человек. У него даже есть свои слабости. Теперь я это знала наверняка и не преминула воспользоваться. Иногда мне это сходило с рук, иногда нет. Но я неустанно экспериментировала.
Через мгновение стало ясно: назвать сейчас моего друга Ники-боем — плохая идея. Он отреагировал в своей обычной манере: сделал молниеносное движение и выбил из-под меня стул. Если быть честной, я к этому подготовилась и при желании легко бы удержалась на своих двоих, но решила, что небольшая радость скрасит Нику существование, а потому повалилась на пол. Он взирал на это настороженно, должно быть, гадал, чему обязан данным фактом: своей ловкости или моей покладистости.
Я поднялась, поставила стул и сказала без злобы:
— Сукин сын, — после чего продолжила раскачиваться.
— Что-то происходит, — понаблюдав за мной немного, выдал он ценную мысль.
— Конечно, — кивнула я. — В мире всегда что-нибудь происходит.
— Ты меня достала, — поморщился он. — Состояние твоей шкуры напрямую зависит от того, что там замыслили хозяева.
С этим, конечно, глупо спорить, однако в тот момент меня мало волновало и даже, сказать по чести, мне было безразлично, что они там затевают и как это отразится на мне. Когда человек долгие годы живет в постоянном страхе, он привыкает к нему, как инвалид к коляске. А потом вроде бы и вовсе его не чувствует. Нечто подобное произошло со мной в тот момент, когда я поняла, что спасти Машку смогу лишь ценой предательства. То есть спасти могу, но сразу же потеряю, потому что она мне это предательство вряд ли простит. Сейчас Машка находилась в психушке, совершив якобы убийство в состоянии помутненного сознания, в котором она вроде бы до сих пор пребывает. Конечно, Машка никого не убивала, но ей пришлось согласиться с правилами игры, и мне тоже. На днях ее должны перевести в клинику, где режим помягче, а я вследствие своего незавидного выбора лишилась интереса к жизни.
Хотя страх все еще присутствовал во мне, но теперь он был иного рода. Я страшилась встретиться с Машкой. Я не знала, как смогу объяснить ей свой поступок, хотя наша затея засадить хозяев Ника в тюрьму всегда казалась мне невероятно глупой. Но Машка верила, что мы сможем, а я слишком любила ее, чтобы стоять в стороне и наблюдать, как она себя губит, потому и полезла в драку, ни мгновения не веря в победу. Развязка последовала незамедлительно: Машка в психушке по обвинению в убийстве, которого не совершала, а я с удвоенным рвением танцую под дудку все тех же хозяев, чтобы ее когда-нибудь оттуда вытащить. Человека, который был единственным свидетелем давнего преступления и чье заявление при известном везении помогло бы увидеть господина Долгих за решеткой, я сдала Нику, после чего свидетель скончался, а наши тщетные усилия оставили горечь в душе и бесполезный стыд за совершенное предательство.
Рахманов, о котором говорил Ник, — адвокат и близкий друг господина Долгих, мой любовник, что позволяло надеяться на вызволение Машки из психушки, и по этой причине я выделывала перед ним разные фокусы, вроде цирковой собачки за кусочек сахара (в роли сахара была все та же Машка). Теперь Рахманов вдруг исчез, не появлялся у меня уже несколько дней. Однако сам Ник не раз утверждал, что делать ставку на подобного типа вещь зряшная, так что не ясно, чем он сейчас недоволен.
Рахманов не только не появлялся у меня четвертые сутки, но и не звонил. Я ему тоже не звонила, по опыту зная, что это бессмысленно, но даже его внезапное охлаждение ко мне не вызвало никаких эмоций.
— Он тебе ничего не говорил? — не унимался Ник.
— Рахманов? — подняла я брови. — Конечно, нет. Иначе ты бы об этом знал.
— У них какие-то заморочки с химзаводом… — Ник поскреб затылок, с неудовольствием глядя на меня. — Эти придурки все никак не успокоятся и заваливают суд своими исками.
— Надо же людям чем-то себя занять, — пожала я плечами.
— Если бы только это… Однако нашелся полный придурок, пожелавший прищемить нашим кормильцам хвост. Причем дяде это вполне по силам, по крайней мере в том, что касается конкретного дела.
— И кто у нас такой отважный? — подивилась я. Наш кормилец господин Долгих со своими дружками представлялся мне едва ли не всемогущим, и чужая глупость вызвала удивление с легким восторгом в придачу.
— Литвинов, председатель областного суда, — буркнул Ник. — Слышала о таком?
— Если он заартачится, Долгих дело проиграет, а это колоссальные убытки.
— Хватит кривляться, — разозлился Ник, а я вздохнула.
— Ты-то чего о чужом добре печешься? Нам что за разница, лишится он завода или нет?
— Дура, — покачал Ник головой и даже поморщился, демонстрируя печаль ввиду моей бестолковости. — Он не проиграет дело. Никогда. Он не может себе это позволить, иначе кое-кто сообразит, что время, когда он тут хозяйничал, подошло к концу.
Я перестала раскачиваться на стуле и теперь разглядывала свои ноги. Причина скверного настроения Ника стала понятна. Если все так, как он сказал. Долгих придется сломить чужое сопротивление. Надеюсь, он попытается решить проблему миром. Подкупы, взятки и прочее здесь в большом ходу, насколько я знаю. Но если дядя всерьез заартачится? Если он действительно решил, что время таких, как Долгих, прошло, тогда. тогда с ним будет кончено, подобное Долгих тоже не раз проделывал. И тут уместно вспомнить замечание Ника о нашей шкуре. Моя его вряд ли особо интересует, но своей он, безусловно, дорожит. Предполагаемая мишень — лицо в городе далеко не последнее, следовательно, оставлять исполнителей в живых довольно глупо.
— Вот-вот, — закивал Ник радостно, что, должно быть, относилось к моей внезапной догадливости, иного повода для радости я не видела. — И окажемся мы в ненужном месте в самое неподходящее для этого время.
— Ты просто так языком болтаешь или…
— Я догадываюсь, — перебил меня Ник язвительно. — Приказы, как известно, не обсуждают, их выполняют…
— Тогда какого черта ты нервничаешь? Если они что-то решат, мы…
— Если бы ты не была круглой дурой, твой Рахманов увидел бы в тебе девушку своей мечты, а не пушечное мясо. Ты вообще-то понимаешь, как тебе повезло, что он оказался в твоей постели?
— Если честно, особого счастья в этом не вижу, — ответила я.
Ник опять разозлился, но все-таки не удержался и хмыкнул.
— Сочувствую, однако, когда он устраивается у тебя между ног, кое-какие мысли ты бы могла донести до его сознания.
Путь мести не всегда прямой,
И на нем немудрено заблудиться.
Чертова погода! — злился Ник, глядя в окно.
Дождь вторые сутки лил как из ведра, однако я подозревала,что причина скверного настроения моего дорогого друга кроется вовсе не вдрянной погоде.
По большому счету, погода ему была безразлична, как и многоедругое в этой жизни. Но уже несколько дней он проявлял повышенную нервозность,огрызался, злился, изводил меня придирками и хмуро таращился в окно, точнонадеялся что-то там высмотреть. Может, Ник в душе романтик и желал увидеть лучсвета на горизонте, который вдруг мелькнет среди туч? Черт его знает. Почему быи нет, в конце концов? Впрочем, я сильно сомневалась, что подобные чувства егопосещают, но об истинной природе своего дурного настроения он не сообщит,следовательно, обращать внимание на его слова не стоит.
Именно этим я и занималась в тот момент: раскачивалась настуле и пропускала его слова мимо ушей. Вряд ли ему это нравилось.
— Эй, — позвал он, хмуро понаблюдав за мной сминуту, — ты меня слышишь?
— Слышу. А также вижу, обоняю, восторгаюсь илюблю, — охотно ответила я, на некоторое время прекратив раскачиваться.
Он вроде бы собрался что-то ответить на это, но передумал.Покачал головой и, отвернувшись к окну, вновь пробормотал:
— Ненавижу дождь. Куда подевался твой Рахманов? —резко сменил он тему.
Я замерла, с удивлением глядя на Ника, потом вздохнула:
— Кажется, я не раз говорил: тебе стоит быть с нимполасковее. А ты что делаешь?
— А что я делаю? — решила я удивиться.
— Ни черта ты не делаешь. Парень должен по тебе с умасходить, а вместо этого…
— Пошел к черту, Ники-бой, — с широкой улыбкойответила я.
Еще полгода назад я бы вряд ли на такое рискнула. Быловремя, когда я до судорог боялась этого типа. И, если честно, у меня были на тооснования. Но несколько месяцев назад Ник свалял дурака — открылся, как плохойбоксер, пусть всего лишь на миг, но мне этого хватило. Так что теперь я знала:Никита Полозов вовсе не исчадие ада, воплощение вселенского зла, могущественноеи непобедимое, он человек из плоти и крови, как все мы, грешные. Опасный,хитрый, изворотливый, подлый — список можно продолжить, — но все-такичеловек. У него даже есть свои слабости. Теперь я это знала наверняка и непреминула воспользоваться. Иногда мне это сходило с рук, иногда нет. Но янеустанно экспериментировала.
Через мгновение стало ясно: назвать сейчас моего другаНики-боем — плохая идея. Он отреагировал в своей обычной манере: сделалмолниеносное движение и выбил из-под меня стул. Если быть честной, я к этомуподготовилась и при желании легко бы удержалась на своих двоих, но решила, чтонебольшая радость скрасит Нику существование, а потому повалилась на пол. Онвзирал на это настороженно, должно быть, гадал, чему обязан данным фактом:своей ловкости или моей покладистости.
Я поднялась, поставила стул и сказала без злобы:
— Сукин сын, — после чего продолжилараскачиваться.
— Что-то происходит, — понаблюдав за мной немного,выдал он ценную мысль.
— Конечно, — кивнула я. — В мире всегдачто-нибудь происходит.
— Ты меня достала, — поморщился он. —Состояние твоей шкуры напрямую зависит от того, что там замыслили хозяева.
С этим, конечно, глупо спорить, однако в тот момент менямало волновало и даже, сказать по чести, мне было безразлично, что они тамзатевают и как это отразится на мне. Когда человек долгие годы живет впостоянном страхе, он привыкает к нему, как инвалид к коляске. А потом вроде быи вовсе его не чувствует. Нечто подобное произошло со мной в тот момент, когдая поняла, что спасти Машку смогу лишь ценой предательства. То есть спасти могу,но сразу же потеряю, потому что она мне это предательство вряд ли простит.Сейчас Машка находилась в психушке, совершив якобы убийство в состоянии помутненногосознания, в котором она вроде бы до сих пор пребывает. Конечно, Машка никого неубивала, но ей пришлось согласиться с правилами игры, и мне тоже. На днях еедолжны перевести в клинику, где режим помягче, а я вследствие своегонезавидного выбора лишилась интереса к жизни.
Хотя страх все еще присутствовал во мне, но теперь он былиного рода. Я страшилась встретиться с Машкой. Я не знала, как смогу объяснитьей свой поступок, хотя наша затея засадить хозяев Ника в тюрьму всегда казаласьмне невероятно глупой. Но Машка верила, что мы сможем, а я слишком любила ее,чтобы стоять в стороне и наблюдать, как она себя губит, потому и полезла вдраку, ни мгновения не веря в победу. Развязка последовала незамедлительно:Машка в психушке по обвинению в убийстве, которого не совершала, а я судвоенным рвением танцую под дудку все тех же хозяев, чтобы ее когда-нибудьоттуда вытащить. Человека, который был единственным свидетелем давнегопреступления и чье заявление при известном везении помогло бы увидеть господинаДолгих за решеткой, я сдала Нику, после чего свидетель скончался, а нашитщетные усилия оставили горечь в душе и бесполезный стыд за совершенноепредательство.
Рахманов, о котором говорил Ник, — адвокат и близкийдруг господина Долгих, мой любовник, что позволяло надеяться на вызволениеМашки из психушки, и по этой причине я выделывала перед ним разные фокусы,вроде цирковой собачки за кусочек сахара (в роли сахара была все та же Машка).Теперь Рахманов вдруг исчез, не появлялся у меня уже несколько дней. Однако самНик не раз утверждал, что делать ставку на подобного типа вещь зряшная, так чтоне ясно, чем он сейчас недоволен.
Рахманов не только не появлялся у меня четвертые сутки, но ине звонил. Я ему тоже не звонила, по опыту зная, что это бессмысленно, но дажеего внезапное охлаждение ко мне не вызвало никаких эмоций.
— Он тебе ничего не говорил? — не унимался Ник.
— Рахманов? — подняла я брови. — Конечно,нет. Иначе ты бы об этом знал.
— У них какие-то заморочки с химзаводом… — Ник поскребзатылок, с неудовольствием глядя на меня. — Эти придурки все никак неуспокоятся и заваливают суд своими исками.
— Надо же людям чем-то себя занять, — пожала яплечами.
— Если бы только это… Однако нашелся полный придурок,пожелавший прищемить нашим кормильцам хвост. Причем дяде это вполне по силам,по крайней мере в том, что касается конкретного дела.
ТА, ЧТО ПРАВИТ БАЛОМ
Путь мести не всегда прямой,
И на нем немудрено заблудиться.
Чертова погода! — злился Ник, глядя в окно.
Дождь вторые сутки лил как из ведра, однако я подозревала, что причина скверного настроения моего дорогого друга кроется вовсе не в дрянной погоде.
По большому счету, погода ему была безразлична, как и многое другое в этой жизни. Но уже несколько дней он проявлял повышенную нервозность, огрызался, злился, изводил меня придирками и хмуро таращился в окно, точно надеялся что-то там высмотреть. Может, Ник в душе романтик и желал увидеть луч света на горизонте, который вдруг мелькнет среди туч? Черт его знает. Почему бы и нет, в конце концов? Впрочем, я сильно сомневалась, что подобные чувства его посещают, но об истинной природе своего дурного настроения он не сообщит, следовательно, обращать внимание на его слова не стоит.
Именно этим я и занималась в тот момент: раскачивалась на стуле и пропускала его слова мимо ушей. Вряд ли ему это нравилось.
— Эй, — позвал он, хмуро понаблюдав за мной с минуту, — ты меня слышишь?
— Слышу. А также вижу, обоняю, восторгаюсь и люблю, — охотно ответила я, на некоторое время прекратив раскачиваться.
Он вроде бы собрался что-то ответить на это, но передумал. Покачал головой и, отвернувшись к окну, вновь пробормотал:
— Ненавижу дождь. Куда подевался твой Рахманов? — резко сменил он тему.
Я замерла, с удивлением глядя на Ника, потом вздохнула:
— Кажется, я не раз говорил: тебе стоит быть с ним поласковее. А ты что делаешь?
— А что я делаю? — решила я удивиться.
— Ни черта ты не делаешь. Парень должен по тебе с ума сходить, а вместо этого…
— Пошел к черту, Ники-бой, — с широкой улыбкой ответила я.
Еще полгода назад я бы вряд ли на такое рискнула. Было время, когда я до судорог боялась этого типа. И, если честно, у меня были на то основания. Но несколько месяцев назад Ник свалял дурака — открылся, как плохой боксер, пусть всего лишь на миг, но мне этого хватило. Так что теперь я знала: Никита Полозов вовсе не исчадие ада, воплощение вселенского зла, могущественное и непобедимое, он человек из плоти и крови, как все мы, грешные. Опасный, хитрый, изворотливый, подлый — список можно продолжить, — но все-таки человек. У него даже есть свои слабости. Теперь я это знала наверняка и не преминула воспользоваться. Иногда мне это сходило с рук, иногда нет. Но я неустанно экспериментировала.
Через мгновение стало ясно: назвать сейчас моего друга Ники-боем — плохая идея. Он отреагировал в своей обычной манере: сделал молниеносное движение и выбил из-под меня стул. Если быть честной, я к этому подготовилась и при желании легко бы удержалась на своих двоих, но решила, что небольшая радость скрасит Нику существование, а потому повалилась на пол. Он взирал на это настороженно, должно быть, гадал, чему обязан данным фактом: своей ловкости или моей покладистости.
Я поднялась, поставила стул и сказала без злобы:
— Сукин сын, — после чего продолжила раскачиваться.
— Что-то происходит, — понаблюдав за мной немного, выдал он ценную мысль.
— Конечно, — кивнула я. — В мире всегда что-нибудь происходит.
— Ты меня достала, — поморщился он. — Состояние твоей шкуры напрямую зависит от того, что там замыслили хозяева.
С этим, конечно, глупо спорить, однако в тот момент меня мало волновало и даже, сказать по чести, мне было безразлично, что они там затевают и как это отразится на мне. Когда человек долгие годы живет в постоянном страхе, он привыкает к нему, как инвалид к коляске. А потом вроде бы и вовсе его не чувствует. Нечто подобное произошло со мной в тот момент, когда я поняла, что спасти Машку смогу лишь ценой предательства. То есть спасти могу, но сразу же потеряю, потому что она мне это предательство вряд ли простит. Сейчас Машка находилась в психушке, совершив якобы убийство в состоянии помутненного сознания, в котором она вроде бы до сих пор пребывает. Конечно, Машка никого не убивала, но ей пришлось согласиться с правилами игры, и мне тоже. На днях ее должны перевести в клинику, где режим помягче, а я вследствие своего незавидного выбора лишилась интереса к жизни.
Хотя страх все еще присутствовал во мне, но теперь он был иного рода. Я страшилась встретиться с Машкой. Я не знала, как смогу объяснить ей свой поступок, хотя наша затея засадить хозяев Ника в тюрьму всегда казалась мне невероятно глупой. Но Машка верила, что мы сможем, а я слишком любила ее, чтобы стоять в стороне и наблюдать, как она себя губит, потому и полезла в драку, ни мгновения не веря в победу. Развязка последовала незамедлительно: Машка в психушке по обвинению в убийстве, которого не совершала, а я с удвоенным рвением танцую под дудку все тех же хозяев, чтобы ее когда-нибудь оттуда вытащить. Человека, который был единственным свидетелем давнего преступления и чье заявление при известном везении помогло бы увидеть господина Долгих за решеткой, я сдала Нику, после чего свидетель скончался, а наши тщетные усилия оставили горечь в душе и бесполезный стыд за совершенное предательство.
Рахманов, о котором говорил Ник, — адвокат и близкий друг господина Долгих, мой любовник, что позволяло надеяться на вызволение Машки из психушки, и по этой причине я выделывала перед ним разные фокусы, вроде цирковой собачки за кусочек сахара (в роли сахара была все та же Машка). Теперь Рахманов вдруг исчез, не появлялся у меня уже несколько дней. Однако сам Ник не раз утверждал, что делать ставку на подобного типа вещь зряшная, так что не ясно, чем он сейчас недоволен.
Рахманов не только не появлялся у меня четвертые сутки, но и не звонил. Я ему тоже не звонила, по опыту зная, что это бессмысленно, но даже его внезапное охлаждение ко мне не вызвало никаких эмоций.
— Он тебе ничего не говорил? — не унимался Ник.
— Рахманов? — подняла я брови. — Конечно, нет. Иначе ты бы об этом знал.
— У них какие-то заморочки с химзаводом… — Ник поскреб затылок, с неудовольствием глядя на меня. — Эти придурки все никак не успокоятся и заваливают суд своими исками.
— Надо же людям чем-то себя занять, — пожала я плечами.
— Если бы только это… Однако нашелся полный придурок, пожелавший прищемить нашим кормильцам хвост. Причем дяде это вполне по силам, по крайней мере в том, что касается конкретного дела.
— И кто у нас такой отважный? — подивилась я. Наш кормилец господин Долгих со своими дружками представлялся мне едва ли не всемогущим, и чужая глупость вызвала удивление с легким восторгом в придачу.
— Литвинов, председатель областного суда, — буркнул Ник. — Слышала о таком?
— Если он заартачится, Долгих дело проиграет, а это колоссальные убытки.
— Хватит кривляться, — разозлился Ник, а я вздохнула.
— Ты-то чего о чужом добре печешься? Нам что за разница, лишится он завода или нет?
— Дура, — покачал Ник головой и даже поморщился, демонстрируя печаль ввиду моей бестолковости. — Он не проиграет дело. Никогда. Он не может себе это позволить, иначе кое-кто сообразит, что время, когда он тут хозяйничал, подошло к концу.
Я перестала раскачиваться на стуле и теперь разглядывала свои ноги. Причина скверного настроения Ника стала понятна. Если все так, как он сказал. Долгих придется сломить чужое сопротивление. Надеюсь, он попытается решить проблему миром. Подкупы, взятки и прочее здесь в большом ходу, насколько я знаю. Но если дядя всерьез заартачится? Если он действительно решил, что время таких, как Долгих, прошло, тогда. тогда с ним будет кончено, подобное Долгих тоже не раз проделывал. И тут уместно вспомнить замечание Ника о нашей шкуре. Моя его вряд ли особо интересует, но своей он, безусловно, дорожит. Предполагаемая мишень — лицо в городе далеко не последнее, следовательно, оставлять исполнителей в живых довольно глупо.
— Вот-вот, — закивал Ник радостно, что, должно быть, относилось к моей внезапной догадливости, иного повода для радости я не видела. — И окажемся мы в ненужном месте в самое неподходящее для этого время.
— Ты просто так языком болтаешь или…
— Я догадываюсь, — перебил меня Ник язвительно. — Приказы, как известно, не обсуждают, их выполняют…
— Тогда какого черта ты нервничаешь? Если они что-то решат, мы…
— Если бы ты не была круглой дурой, твой Рахманов увидел бы в тебе девушку своей мечты, а не пушечное мясо. Ты вообще-то понимаешь, как тебе повезло, что он оказался в твоей постели?
— Если честно, особого счастья в этом не вижу, — ответила я.
Ник опять разозлился, но все-таки не удержался и хмыкнул.
— Сочувствую, однако, когда он устраивается у тебя между ног, кое-какие мысли ты бы могла донести до его сознания.
Путь мести не всегда прямой,
И на нем немудрено заблудиться.
Чертова погода! — злился Ник, глядя в окно.
Дождь вторые сутки лил как из ведра, однако я подозревала,что причина скверного настроения моего дорогого друга кроется вовсе не вдрянной погоде.
По большому счету, погода ему была безразлична, как и многоедругое в этой жизни. Но уже несколько дней он проявлял повышенную нервозность,огрызался, злился, изводил меня придирками и хмуро таращился в окно, точнонадеялся что-то там высмотреть. Может, Ник в душе романтик и желал увидеть лучсвета на горизонте, который вдруг мелькнет среди туч? Черт его знает. Почему быи нет, в конце концов? Впрочем, я сильно сомневалась, что подобные чувства егопосещают, но об истинной природе своего дурного настроения он не сообщит,следовательно, обращать внимание на его слова не стоит.
Именно этим я и занималась в тот момент: раскачивалась настуле и пропускала его слова мимо ушей. Вряд ли ему это нравилось.
— Эй, — позвал он, хмуро понаблюдав за мной сминуту, — ты меня слышишь?
— Слышу. А также вижу, обоняю, восторгаюсь илюблю, — охотно ответила я, на некоторое время прекратив раскачиваться.
Он вроде бы собрался что-то ответить на это, но передумал.Покачал головой и, отвернувшись к окну, вновь пробормотал:
— Ненавижу дождь. Куда подевался твой Рахманов? —резко сменил он тему.
Я замерла, с удивлением глядя на Ника, потом вздохнула:
— Кажется, я не раз говорил: тебе стоит быть с нимполасковее. А ты что делаешь?
— А что я делаю? — решила я удивиться.
— Ни черта ты не делаешь. Парень должен по тебе с умасходить, а вместо этого…
— Пошел к черту, Ники-бой, — с широкой улыбкойответила я.
Еще полгода назад я бы вряд ли на такое рискнула. Быловремя, когда я до судорог боялась этого типа. И, если честно, у меня были на тооснования. Но несколько месяцев назад Ник свалял дурака — открылся, как плохойбоксер, пусть всего лишь на миг, но мне этого хватило. Так что теперь я знала:Никита Полозов вовсе не исчадие ада, воплощение вселенского зла, могущественноеи непобедимое, он человек из плоти и крови, как все мы, грешные. Опасный,хитрый, изворотливый, подлый — список можно продолжить, — но все-такичеловек. У него даже есть свои слабости. Теперь я это знала наверняка и непреминула воспользоваться. Иногда мне это сходило с рук, иногда нет. Но янеустанно экспериментировала.
Через мгновение стало ясно: назвать сейчас моего другаНики-боем — плохая идея. Он отреагировал в своей обычной манере: сделалмолниеносное движение и выбил из-под меня стул. Если быть честной, я к этомуподготовилась и при желании легко бы удержалась на своих двоих, но решила, чтонебольшая радость скрасит Нику существование, а потому повалилась на пол. Онвзирал на это настороженно, должно быть, гадал, чему обязан данным фактом:своей ловкости или моей покладистости.
Я поднялась, поставила стул и сказала без злобы:
— Сукин сын, — после чего продолжилараскачиваться.
— Что-то происходит, — понаблюдав за мной немного,выдал он ценную мысль.
— Конечно, — кивнула я. — В мире всегдачто-нибудь происходит.
— Ты меня достала, — поморщился он. —Состояние твоей шкуры напрямую зависит от того, что там замыслили хозяева.
С этим, конечно, глупо спорить, однако в тот момент менямало волновало и даже, сказать по чести, мне было безразлично, что они тамзатевают и как это отразится на мне. Когда человек долгие годы живет впостоянном страхе, он привыкает к нему, как инвалид к коляске. А потом вроде быи вовсе его не чувствует. Нечто подобное произошло со мной в тот момент, когдая поняла, что спасти Машку смогу лишь ценой предательства. То есть спасти могу,но сразу же потеряю, потому что она мне это предательство вряд ли простит.Сейчас Машка находилась в психушке, совершив якобы убийство в состоянии помутненногосознания, в котором она вроде бы до сих пор пребывает. Конечно, Машка никого неубивала, но ей пришлось согласиться с правилами игры, и мне тоже. На днях еедолжны перевести в клинику, где режим помягче, а я вследствие своегонезавидного выбора лишилась интереса к жизни.
Хотя страх все еще присутствовал во мне, но теперь он былиного рода. Я страшилась встретиться с Машкой. Я не знала, как смогу объяснитьей свой поступок, хотя наша затея засадить хозяев Ника в тюрьму всегда казаласьмне невероятно глупой. Но Машка верила, что мы сможем, а я слишком любила ее,чтобы стоять в стороне и наблюдать, как она себя губит, потому и полезла вдраку, ни мгновения не веря в победу. Развязка последовала незамедлительно:Машка в психушке по обвинению в убийстве, которого не совершала, а я судвоенным рвением танцую под дудку все тех же хозяев, чтобы ее когда-нибудьоттуда вытащить. Человека, который был единственным свидетелем давнегопреступления и чье заявление при известном везении помогло бы увидеть господинаДолгих за решеткой, я сдала Нику, после чего свидетель скончался, а нашитщетные усилия оставили горечь в душе и бесполезный стыд за совершенноепредательство.
Рахманов, о котором говорил Ник, — адвокат и близкийдруг господина Долгих, мой любовник, что позволяло надеяться на вызволениеМашки из психушки, и по этой причине я выделывала перед ним разные фокусы,вроде цирковой собачки за кусочек сахара (в роли сахара была все та же Машка).Теперь Рахманов вдруг исчез, не появлялся у меня уже несколько дней. Однако самНик не раз утверждал, что делать ставку на подобного типа вещь зряшная, так чтоне ясно, чем он сейчас недоволен.
Рахманов не только не появлялся у меня четвертые сутки, но ине звонил. Я ему тоже не звонила, по опыту зная, что это бессмысленно, но дажеего внезапное охлаждение ко мне не вызвало никаких эмоций.
— Он тебе ничего не говорил? — не унимался Ник.
— Рахманов? — подняла я брови. — Конечно,нет. Иначе ты бы об этом знал.
— У них какие-то заморочки с химзаводом… — Ник поскребзатылок, с неудовольствием глядя на меня. — Эти придурки все никак неуспокоятся и заваливают суд своими исками.
— Надо же людям чем-то себя занять, — пожала яплечами.
— Если бы только это… Однако нашелся полный придурок,пожелавший прищемить нашим кормильцам хвост. Причем дяде это вполне по силам,по крайней мере в том, что касается конкретного дела.