чилима во владивостоке что это
«Чилима» над сопками
Во Владивостоке вышел в свет долгожданный роман Игоря Кротова «Чилима». Его презентация состоялась во время очередного фестиваля «ЛиТР» — «Литература Тихоокеанской России». Долгожданный — не только потому, что его путь к читателю растянулся на несколько лет. Главным образом потому, что этой книги нам всем — жителям Владивостока, гостям, да и всем остальным, кому небезразличны место, время и хорошие книги, — не хватало.
«В Сан-Франциско всегда была своя литература, а теперь нет никакой», — говорит один из персонажей книги Джека Лондона «Смок Беллью», предлагая заглавному герою отыскать человека, способного написать серию рассказов — «романтических, ярких, полных настоящего сан-францисского колорита».
Владивосток сравнивали с Сан-Франциско — задолго до Хрущёва, выступившего с известной речью на стадионе «Авангард» в 1959 году, — их Джойс и наш Эренбург. Сходство действительно есть. И это не только море, сопки и мосты. Владивостоку нашего времени, как Сан-Франциско времен Джека Лондона, тоже остро не хватает прозы — яркой, романтической, полной, если продолжать цитировать Лондона (который, кстати, упомянул Владивосток в рассказе «Исчезнувший браконьер»), настоящего владивостокского колорита. Драгоценные ворохи фактов, пласты сюжетов, судеб и эмоций уходят под воду. Потому что не видно у нас ни Бабеля своего, ни того же Джека Лондона…
А ведь Владивосток 1990-х — тема интереснейшая и благодатнейшая, сопоставимая разве что со смутными временами интервенции и Гражданской войны. От тех времен, слава богу, нам остался ряд художественных свидетельств — Арсения Несмелова, Михаила Щербакова, Александра Фадеева, Жозефа Кесселя, Уильяма Джерхарди… О Владивостоке 1990-х до последнего времени наиболее адекватными, на мой вкус, книжками были учебное пособие для студентов юрфака ДВГУ «Организованная преступность на Дальнем Востоке: общие и региональные черты» под редакцией профессора Виталия Номоконова и «Ремонт японского автомобиля» механика Сергея Корниенко. Но ведь хочется — рассказов, романов, фильмов… Почему-то своего «гения места» долго не находилось. Вакуум частично заполнили песни Ильи Лагутенко о «Владивостоке две тыщи». Но музыка — искусство иного рода.
Чилима (ударение на последний слог) — владивостокское слово, сегодня знакомое не всем, но очень красивое и характерное. Это атмосферное явление не то состояние души самого Владивостока; нечто среднее между непроглядным туманом, собирающимся дождем, мелкой водяной пылью и серой влажной мглой.
«Чилима» — сгущенное, как морской туман, свидетельство времени и места. Со звуками, цветами, вкусами, запахами… На страницах «Чилимы» завязана в нервные узлы вся наша городская топонимика, новейшая история. Зафиксирован код Владивостока, социокультурная матрица, определяющая нашу жизнь. Судьбы, страсти, сюжеты… — то, о чем знает весь город, и то, что никто не сделал фактом литературы, пока не пришел Кротов. А ведь все, что не переплавилось вовремя в художественное слово, — забывается, растворяется, этого как бы и не было…
Машины, бандиты, море, дружба, любовь, «Зелёнка», порт, «первоначальное накопление»… Масса физически осязаемых деталей, таких знакомых и близких — от каждого «чокопая», от каждой рогатой «карины». Точно подмеченные, бережно перенесенные на бумагу приметы нашего времени, нашего пространства, нашей жизни.
И — неуловимое, но отчетливое, как ветер с моря, ощущение молодости.
Книга Кротова — увлекательные истории о владивостокских пацанах, строящих свою жизнь. Новые «Три мушкетера» — с поправкой на эпоху и географию. Особенно ценна, как мне кажется, найденная автором интонация — простая, вроде бы разговорная… «Чилиму» отличают легкость и искренность. Последняя доходит до предельной откровенности, но ощущения «чернушности» нет. Это как будто разговор между близкими друзьями. Текст вроде бы непритязательный, но на самом деле выстроенный очень тонко и тщательно. Мы слышим речь не автора, а именно его героя, Игоря Колодина (он же Гоша, он же Колода). Автора в тексте как будто и нет — обстоятельство, свидетельствующее о подлинном мастерстве прозаика-дебютанта и обещающее нам его новые книги.
…Хочется, чтобы эту книгу узнал «широкий российский читатель».
Но в то же время понятно, что до последней запятой ее поймет только местный.
Здесь то и дело мелькают реальные фигуры — иногда даже под своими именами, как диджей Марти с радио VBC.
А как вам такая, например, сцена: хоронят «авторитета», утонувшего во время ныряния, и на прощании у театра Горького мелькает некий «высокий и рыжий» распорядитель… Сразу хочется снабдить текст примечаниями, чтобы не потерять самоцветные россыпи нюансов, считываемых на автомате лишь местными.
А чего стоит одно словечко — «ремпелевать»!
Да, читателю потустороннему многое надо растолковывать.
Зато тот, кто прожил во Владивостоке 1990-е, поймет автора и его героя с полуслова. Все эти «чайзер», «корч», «бурса», «черностой», Патриска, гостинка, ДВИСТ, «Мед» и «Рыба», «Третья смена», Череп, пян-се, «Акос», Торговка, Приморгражданпроект, Толстошеинский магазин, «Мэджик бургер», «Леон», «кондитерская фабрика»… — даже при простом перечислении накатывает ностальгическая волна.
Теперь все перечисленное — факт литературы. Но, помимо чисто литературной, «Чилима» имеет, не побоюсь этого слова, историческую ценность.
Отличный юмор, тонкий лиризм… Это веселая, печальная и в то же время теплая и светлая, очень живая книга, переполненная Владивостоком, как пузатый парус-спинакер ветром. Тот самый «владивостокский текст», о котором рассуждают наши филологи. В химически чистом виде.
«Я всегда радуюсь, когда на «вибиси» начинает тема из «Профессионала» звучать — значит, еще одного хлопнули. Хотя меня иногда посещает мысль: а вдруг невиновного убили? Но я ее всегда отметаю: если убили блябудового, значит, за дело».
«— Забирай у бати «сурфа», я на «спринтере» сюда не ездок, — больше мне ему нечего было сказать. Наша действительность очень часто задает нам вопросы, на которые ответить можно только матом. Но я все равно хочу попробовать ей не отвечать».
«Когда я ездил на «спринтере», мне казалось, что черностоев в городе почти нет, что это суперэксклюзивный автомобиль. Но когда у меня такой оказался в собственности, вдруг эти «марки» повылезали изо всех щелей. Они постоянно попадаются мне на пути, такое ощущение, что в один день со мной их купили еще несколько тысяч человек. Все в городе считают, что в таких автомобилях ездят бандиты, кроме самих бандитов, конечно. Но эта легенда лично мне была на руку — дураки стараются держаться подальше. Одно меня сильно огорчало: тупых стало гораздо больше после того, как я купил себе турбовый «марк».
«Пока они звенели бутылками и бокалами, я выехал на дорогу — на ту, которая берет правее, и потихоньку пополз по ней в сопку, получив от своих седоков строгий наказ ехать так, чтобы не расплескалось. Метров через двести густой кустарник постепенно сменился леском — нашими родными приморскими дубом и березой. Кто как, а я их обожаю. Они похожи на нас: вроде бы и называются «дуб» и «береза» и говорят по-русски, но отличаются и по виду, и по сути. Пусть стволы у нас не белые и не мощные в три обхвата, но листва наша яркая и зеленая, и все мы просто жить не можем без моря, потому и врастаем в камни на этих сопках, терпим злые, колючие ветры зимой и сырые, серые туманы летом».
«Мы остановились возле старого деревянного дома на светофоре перед бурсой. За остановкой повернули на Сипягина, там за старой полуразрушенной четырехэтажной квадратной башней из красного кирпича стоял большой серый дом, и мы медленно поехали вдоль него. Когда дом закончился, справа пошел серый бетонный забор, а слева — такая же серая подпорная стенка…»
Обращу внимание на последнюю цитату. Вроде бы ни о чем: ну, едут куда-то герои… Но это — для непосвящённого. А я, читая, сразу понял, что и сам много раз, направляясь на Маяк, так же внимательно рассматривал тот самый старый домик, и башня тоже всегда останавливала мой взгляд. А раз мой, значит, и очень-очень многих. Кротов бьет по болевым точкам с ненарочитостью и изяществом мастера боевых искусств.
Мне очень нравится, что «Чилиму» написал не профессиональный, так сказать, писатель — не «маститый», не «увенчанный». И даже не житель Владивостока. Игорь Кротов, проживший около 20 лет во Владивостоке, в начале нулевых по личным обстоятельствам перебрался в Петербург. Может, как раз и необходимо было уехать, чтобы так глубоко и точно написать о Владивостоке? Ну а местные «профессиональные писатели» пусть и дальше занимаются интригами и упражняются в доносах — жанр, который с советских времен удается им лучше всего.
Нечто подобное происходило в Великую Отечественную. Уже известные на тот момент писатели стали военкорами, писали военную прозу — Фадеев, Шолохов, Симонов, Эренбург… Но все-таки лучшие книги о войне, названные «окопными», написали чуть позже другие — те, кто во время войны находился в тех самых окопах: Некрасов, Курочкин, Бондарев, Воробьев, Носов… Вот и «Чилима» — тоже своего рода окопная литература, просто окопы тут иные. Автор в них был. Он, как это и положено, выдумывает. Но — не врет.
Текст Кротова очень кинематографичен: картинка, действие, диалог… Сейчас Владивосток хотят сделать центром киноиндустрии Азиатско-Тихоокеанского региона, здесь проходит кинофестиваль «Меридианы Тихого»… — так вот вам почти готовый сценарий хорошего сериала, покупайте права и снимайте!
«Чилима», с которой я познакомился, так вышло, еще в рукописи, — та самая книга, которую я давно хотел прочитать. Которой сам написать не мог. И которую буду теперь рекомендовать всем.
Чилим креветка (мелко-средняя)
Креветка чилим (мелко-средняя, 50-70 шт в килограмме)
Описание
Чилим креветка
Чилим креветка в наличии и под заказ. Поставки свежей креветки по всей России из Приморья (г. Владивосток). Купить дальневосточную чилим креветку вы можете по очень выгодной оптовой низкой цене. Делайте заказ прямо сейчас!
Размер креветки чилим
Чилим креветка имеет крупный размер. В длину достигает размера до 15 см, 1 креветка весит около 20 грамм. Поставляется до клиента в свежемороженом виде. Оптовая цена чилим креветки 900 руб за 1 кг морепродукта.
Особенности обитания и питания креветки чилим
Чилим креветка – это промысловый вид ракообразных. Распространен в водах Японского моря и у Южных Курильских островов. Обитает в прибрежных морских водах на глубине от 3 до 30 метров, питается водорослями и мелкими беспозвоночными, рачками, растительными остатками. Живет в зарослях морских трав и ведет очень подвижный образ жизни. Продолжительность жизни чилима около 4 лет. В пищу идет мясо брюшка.
Калорийность и пищевая ценность креветки чилим
Чилим креветка имеет очень ценное диетическое мясо. Оно содержит большое количество белка. Но при этом является низкокалорийным морепродуктом. В составе креветочного мяса есть следующие наиважнейшие витамины и микроэлементы: йод, калий, протеин, жирные кислоты, минеральные соли и незаменимый ценный белок. Люди, употребляющие креветку в пищу меньше страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями.
калорийность 98 кКал
Доставка креветки чилим
Наша компания придерживается определенной технологии по заморозке креветки чилим. Благодаря этой технологии ее мясо полностью сохраняет все важные составляющие. И в таком виде поставляется клиенту.
Приморский чилим
Чем Приморье лучше Белоруссии, как во Владивостоке появился Анадырь и другие загадки истории
Открывая новую рубрику «Владивостокский характер», мы планируем рассказывать в ней об особенных людях, живущих в нашем городе. Особость, которую мы ищем, кроется вовсе не в сфере паранормального. Нас интересуют люди, которые добились чего-то значимого, работая на благо и во славу родного города и края. Которые преданы Владивостоку и открывают миру его красоту и неповторимость. Которые совершают ради этого и ради его жителей удивительные поступки и добрые дела. Которые благодаря этому становятся известны всем. И тогда мы говорим про них с гордостью: «Наш человек, из Владивостока».
Первым гостем новой рубрики «В» стал известный историк, журналист, сценарист Сергей Корнилов.
Не хочу быть эмигрантом
В советское время его назвали бы популяризатором исторической науки. Собственно, Корнилов, наряду с другими известными приморскими историками и краеведами, выполняет важную просветительскую миссию, продвигая историю Владивостока и края как актуальный тренд, постоянно подогревая интерес к новым, неожиданным деталям прошлого и восхищенное отношение приморцев к собственной родине.
При этом ему, как человеку энергичному, свойственна охота к перемене мест. Однако, уезжая куда-нибудь, порой очень далеко, он всегда возвращается.
– У меня есть целая философия по этому поводу, – признается Сергей. – Коротко она звучит так: самое лучшее, что может произойти с человеком в жизни, – найти применение своим силам на родине. Где родился, там и пригодился. Такая, казалось бы, простая формула, но очень емкая. Где бы ты ни оказался: в Москве, Нью-Йорке, Париже – ты все равно будешь чужим. Куда бы ты ни уехал, это в любом случае эмиграция и ностальгия будет преследовать тебя всю жизнь. А здесь ты свой, тебя все знают… Ты на родине. Один мой знакомый говорит, и я с ним согласен: «Владивосток – моя столица, Приморье – моя страна».
Путешествовать по Приморью можно всю жизнь, и все равно его полностью не узнаешь. Я путешествую здесь уже 40 лет, но не объездил и половины края. Есть еще масса мест, где я хотел бы побывать. Например, мечтаю увидеть недавно открытый гигантский каскадный водопад Красный Кит высотой 270 метров. Раньше считалось, что самый высокий водопад в Приморье – 49-метровый Черный Шаман, но затем был открыт Поднебесный в Милорадовке высотой 59 метров. И вот новое открытие. Поистине Приморье – край чудес!
– Сергей, я помню, когда ты только начинал искать материалы для публикаций, ты постоянно проводил время в архиве, а потом рассказывал, как много, оказывается, белых пятен в истории города и края…
– Еще бы! История – это бесконечность, даже бОльшая, чем будущее. В архивах я работаю со времени окончания университета: сначала в музее имени Арсеньева, потом научным сотрудником в Институте истории ДВО РАН, тогда еще ДВНЦ. Изначально я выбрал узкую специализацию по истории Владивостока, считая, что лет за 10–15 ее всю можно изучить. Но оказалось, что это невозможно. Чем больше узнаешь, тем шире становится горизонт. История Владивостока – это вселенная. Дело в том, что это уникальный город, международный порт. Здесь пересекались интересы разных держав: Владивосток был основан русскими, но развивали его также и немцы, и американцы, и шведы, и китайцы, и корейцы.
Сейчас, например, впервые вышла книга, посвященная японской диаспоре Владивостока и охватывающая период до 1950-х годов, она затрагивает в том числе историю военнопленных японцев. Скоро выйдут книги о китайской диаспоре, французской. Так вот, автор японского исследования сказал, что таких книг можно написать еще штук десять. А ведь это только одна маленькая тема – «японский Владивосток».
– Тут можно вспомнить еще, что в советские времена изучение истории осложнялось тем, что многое просто замалчивалось…
– Когда я пришел работать в музей имени Арсеньева, я почти ничего не знал. У меня были определенные представления об истории Владивостока и Приморья, но они быстро развеялись, так как были почерпнуты из советских учебников. Начав работать в архиве, я понял, что события, о которых я имел представление, происходили не совсем так, как написано в учебниках, а порой совсем не так. Архивы дают совсем иное понимание событий, иногда переворачивая все с ног на голову. Там можно работать бесконечно: миллионы документов, главное – найти нужное. Оцифровка только началась, полных каталогов нет, берешь опись наугад – и вдруг открытие! Маленькие открытия делаются постоянно.
Именно поработав в архивах, я понял, что наша родная история намного интереснее, обширнее, увлекательнее, чем мы знаем. Так у меня появилось желание поделиться этим с другими…
Нужно уезжать. Чтобы возвращаться
– При всей своей любви к Владивостоку десять лет назад ты уехал жить в Белоруссию. Но вернулся…
– Без всякого пафоса: я патриот своего города и края. Я урожденный приморец, меня отец называл «приморский чилим». Я родился в Большом Камне, но прожил там всего пять месяцев, а вырос во Владивостоке.
Но, несмотря на то что я люблю наш город и край, считаю, что выезжать отсюда надо. Порой подальше. Потому что нужно иногда поскучать.
У меня мама из Белоруссии, а папа из Питера, в советские времена мы постоянно ездили по стране. А потом я долго, лет десять, никуда не ездил. И однажды меня это так достало, что я рванул к родственникам в Минск. Это было в 2004 году.
Вышел с вокзала и офигел. Я думал, это несчастная страна, где правит диктатор. А попал в нормальную европейскую страну. Я ехал поездом через Тамбовскую губернию, Рязанскую, и там развалины какие-то, деревни брошенные, дороги разбитые. Только переехали границу – все, Европа. Беленькие домики, черепичные крыши, все покрашено. Цивилизованное государство, стабильная жизнь, народ сыт и доволен, все голосуют за Лукашенко. По телевизору шутят про президента, в любом киоске продается оппозиционная пресса. Все, что мы знали о Белоруссии из наших СМИ, оказалось неправдой. Развивается мелкий и средний бизнес, средний класс растет. Недвижимость дешевая. Русских там любят, в отличие от Украины. Белорусы часто говорят вместо «русские» просто «наши».
На деньги, которые я выручил за свою гостинку здесь, купил там шикарную квартиру, и на ремонт еще осталось. Устроился на работу в газету и думал, что попал в рай. Минск – это город, который создан для жизни. Продукты очень дешевые. Я прожил там полгода и вообще ни о чем не жалел…
И вдруг меня накрывает жуткая ностальгия. Страх, что я не увижу Владивосток, своих друзей. Море не увижу. Журналистика в Белоруссии крайне скучна. Ничего особенного не происходит. Молодежь, мобильная ее часть, которая хочет движняка, из Белоруссии валит, и в основном в Москву. Решил валить и я.
Вернулся во Владивосток летом: туман, морось, слякоть, но все такое родное. Наше. Море любимое. В Минске мне не климатило: там жара, кожа буквально сохла. Влажности мне не хватало. Мороси.
В общем, я приехал в свой родной город и понял, что больше мне ничего не надо. Жить и работать хочу только здесь. Отдыхать – где угодно.
А самое главное: чем бы я занимался в Белоруссии? Я историк, специализация – Владивосток. Нас тут таких специалистов – краеведов – немного. Нелли Григорьевна Мизь, Геннадий Петрович Турмов, Алексей Михайлович Буяков, Иван Николаевич Егорчев – мы все друг друга знаем. Я считаю: историков здесь не хватает, потому что история у нас гораздо более обширная, чем мы все вместе можем охватить. Короче, мне интересно заниматься именно этой историей.
Сергей Корнилов – фанат родного города до такой степени, что стал коллекционером. Он собирает все, что связано с Владивостоком в мировом масштабе: от значков, марок, наград до песен, книг и фильмов, в том числе иностранных. Особенно увлечен кино. В его коллекции есть фильмы, где показывают Владивосток, упоминается Владивосток, натурные съемки проходили во Владивостоке. Его интересуют все выдающиеся люди, так или иначе связанные с нашим городом. И, конечно, он сторонник того, чтобы память о них честно отражалась в современном облике Владивостока. Именно поэтому он сотрудничает с городскими властями в качестве исторического консультанта.
– Мой хороший знакомый Павел Шугуров начал привлекать меня на разные проекты, которые реализовывались в администрации города, – рассказывает Сергей. – Я входил, например, в экспертный совет, когда встал вопрос о присвоении Владивостоку звания города воинской славы: обсуждалось сооружение памятной стелы, рядом с ней должны были стоять тумбы, на которых высечены сюжеты из военной истории города, и мы с другими историками выбирали эти сюжеты. Кроме того, когда обсуждался герб Владивостока, я готовил экспертные оценки. Меня приглашали в комиссию по топонимике, я делал исторические справки по районам города, в частности справку по скверу Веры и надежды, она связана с именем Осипа Мандельштама.
Кстати, о Мандельштаме. Один из новых выпусков нашей программы «Приморье with love» посвящен великому поэту и будет несколько сенсационным. Я там доказываю на основе документов, что лагерь, где он погиб, находился не на территории Экипажа, как принято считать, а недалеко от моря, в районе улицы Овчинникова. Фактически могила Мандельштама находится в нынешнем сквере Веры и надежды, построенном на месте братской могилы лагерных заключенных, умерших в 1938-1939 годах. Совершенно правильно там создали сквер, хотя были споры, и табличку «Памяти жертв политических репрессий» поставили верно.
Вообще, я уважаю позицию нашей мэрии, которая максимально бережно относится к этим вопросам. Мне импонирует отношение властей Владивостока к истории и нравится многое из того, что делается для сохранения исторической памяти в городе.
Приморье с любовью
– Сергей, ты упомянул о телевизионном проекте «Приморье with love», популярном несколько лет назад, а потом закрытом. Как удалось его возродить?
– Программа «Приморье with love» – «Приморье с любовью» – была запущена в 2010 году. Мне тогда пришлось осваивать профессию сценариста. За два года, до 2012-го, наша команда – режиссер Юрий Миронов, ведущий Иван Панфилов и я – создала больше 50 программ.
– Как вы выбираете тему для сюжетов, где можно почерпнуть столько идей?
– Когда меня только попросили написать несколько сценариев, я растерялся: о чем? Но когда мы начали работать, темы просто посыпались как из рога изобилия. И сейчас я могу сказать, что программу можно снимать бесконечно. Так же, как бесконечна история Владивостока и Приморья. Кстати, сюжеты о городе и крае у нас идут в пропорции 50 на 50, хотя самая богатая история, конечно, у Владивостока. Тем не менее мы много снимали в Арсеньеве, Дальнегорске, Хасанском районе, на острове Петрова.
Что касается новых выпусков, то, помимо упомянутого Мандельштама, сделаны сюжеты, посвященные Элеоноре Прей, единственному случаю реальных военных действий во Владивостоке – обстрелу города японцами в 1904 году, а также другим историческим фактам.
Вообще, выбирая тему, мы отталкиваемся от чего угодно – от личности, события, знакового места, но главное, чтобы был материал для съемок. Потому что есть очень интересные темы, но нет картинки. Например, мы обсуждали программу о Сергее Довлатове, вернее, о его семье со стороны отца – они же все наши. Увы, нет материала, нет даже фотографий, а дом, где жил дед Довлатова, снесен. Что снимать? Пустое место, где стоял дом?
– Вы отсняли все программы по гранту. У этой истории будет продолжение?
– Планы есть. Грант подразумевает, что мы создаем программу и отдаем ее людям: РГО – общественная организация, проект тоже некоммерческий. Наши планы связаны со зрительским и профессиональным признанием. «Приморье with love» имеет награды двух фестивалей.
Сегодня я точно могу сказать, что программа востребованна. Когда ее выпуск приостановили, на разных мероприятиях подходили люди, даже незнакомые, спрашивали: «Где ваша программа? Мы ее любим и ждем».
Истории от Сергея Корнилова
История настолько увлекательна, что можно изучать историю даже одного здания во Владивостоке. Например, дом на Светланской, 37 (рядом с ГУМом) в 1899 году построил немец Адольф Даттан, управляющий фирмы «Кунст и Альберс». До революции этот дом назывался «Анадырь», с ударением на третьем слоге.
История названия такова: к Даттану из Германии приехала сестра его жены Анна – погостить на краю света. Здесь у нее случился роман со служащим компании Корнелиусом. Они поженились и жили какое-то время во Владивостоке. Их роман происходил, когда строился этот дом, и Даттан решил подарить им квартиру (там были огромные апартаменты на первом этаже, сейчас это коммуналки). Адольф пригласил свояченицу в новый дом, открыл дверь ногой и сказал: «Anna dir» – «Анна, тебе!». Русские, которые стояли рядом, услышали в этом «Анна дир!» слово «Анадырь». Так дом и называли долгие годы.
В 2013 году мы в издательстве «Русский остров» делали альбом, посвященный 75-летию Артема. И в ходе своих изысканий выяснили, что городу как минимум в два раза больше лет, 150 точно. Артемовцы справедливо считают, что город начался с шахт, а первые шахты Скидельского открылись там в 1913-м – в месте, где были Зыбунные копи, поселок Зыбунный существовал там долгое время. Но оказалось, что на этой территории еще в 1863 году был основан военный пост, который потом превратился в почтовую станцию, затем в поселение. Это же непрерывная история! А если брать весь Артемовский городской округ, куда сегодня входят Кролевцы, Суражевка, Кневичи, то это богатейшая история, и не только шахтерская.
В ходе этих изысканий я сделал еще одно маленькое открытие. В 1913 году в южном Приморье, в том числе на территории Артема, действовал отряд по борьбе с хунхузами и в нем вместе воевали будущие знаменитые военачальники и будущие антагонисты – красный маршал Буденный и белый генерал атаман Семенов. Но в своих мемуарах эти исторические личности о таком факте своей биографии почему-то не упоминали…
Недавно я писал материал о своем однофамильце – основателе Белого движения командующем Добровольческой армией Лавре Георгиевиче Корнилове. Он служил на Русском острове и командовал бригадой в составе двух стрелковых полков. А под его началом служил такой знаменитый человек, как Макс Кюсс – известный во всем мире автор вальса «Амурские волны». Это небольшое открытие, но я считаю, что такие пересечения всегда очень интересны и важны.
Всем известна история, которую открыл миру приморский писатель Владимир Лупач, о том, как капельмейстер Кюсс написал знаменитый вальс: он влюбился в жену командира своего полка Веру Кириленко. Но как он попал на Русский остров? Дело в том, что, когда вышли ноты «Амурских волн» с посвящением Вере Кириленко, разразился страшный скандал и Макса Кюсса, можно сказать, сослали на остров. Так он оказался в полку, которым командовал генерал Корнилов.