бойня номер пять курта воннегута
Бойня номер пять, или Крестовый поход детей читать онлайн бесплатно
Бойня номер пять, или Крестовый поход детей
Автор Курт Воннегут,
американец немецкого происхождения (четвертое поколение), который сейчас живет в прекрасных условиях на мысе Код (и слишком много курит), очень давно он был американским пехотинцем (нестроевой службы) и, попав в плен, стал свидетелем бомбардировки немецкого города Дрездена («Флоренции на Эльбе») и может об этом рассказать, потому что выжил. Этот роман отчасти написан в слегка телеграфически-шизофреническом стиле, как пишут на планете Тральфамадор, откуда появляются летающие блюдца. Мир.
Посвящается Мэри О’Хэйр и Герхарду Мюллеру
Почти все это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти все правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник. Другой знакомый и в самом деле грозился, что перебьет всех своих личных врагов после войны при помощи наемных убийц. И так далее. Имена я все изменил.
Я действительно ездил в Дрезден на Гуггенхеймовскую стипендию (благослови их Бог) в 1967 году Город очень напоминал Дайтон, в штате Огайо, только больше площадей и скверов, чем в Дантоне. Наверно, там, в земле, тонны искрошенных в труху человеческих костей.
Ездил я туда со старым однополчанином, Бернардом В. О’Хэйром, и мы подружились с таксистом, который возил нас на бойню номер пять, куда нас, военнопленных, запирали на ночь. Звали таксиста Герхард Мюллер. Он нам рассказал, что побывал в плену у американцев. Мы его спросили, как живется при коммунистах, и он сказал, что сначала было плохо, потому что всем приходилось страшно много работать и не хватало ни еды, ни одежды, ни жилья. А теперь стало много лучше. У него уютная квартирка, дочь учится, получает отличное образование. Мать его сгорела во время бомбежки Дрездена. Такие дела.
Он послал О’Хэйру открытку к рождеству, и в ней было написано так – «Желаю Вам и Вашей семье, а также Вашему другу веселого Рождества и счастливого Нового года и надеюсь, что мы снова встретимся в мирном и свободном мире, в моем такси, если захочет случай».
Мне очень нравится фраза «если захочет случай».
Ужасно неохота рассказывать вам, чего мне стоила эта треклятая книжонка – сколько денег, времени, волнений. Когда я вернулся домой после второй мировой войны, двадцать три года назад, я думал, что мне будет очень легко написать о разрушении Дрездена, потому что надо было только рассказывать все, что я видел. И еще я думал, что выйдет высокохудожественное произведение или, во всяком случае, оно даст мне много денег, потому что тема такая важная.
Но я никак не мог придумать нужные слова про Дрезден, во всяком случае, на целую книжку их не хватало. Да слова не приходят и теперь, когда я стал старым пердуном, с привычными воспоминаниями, с привычными сигаретами и взрослыми сыновьями.
И я думаю: до чего бесполезны все мои воспоминания о Дрездене и все же до чего соблазнительно было писать о Дрездене. И у меня в голове вертится старая озорная песенка:
Бойня номер пять, или Крестовый поход детей
(Пляска со смертью по долгу службы)
Автор Курт Воннегут,
американец немецкого происхождения (четвертое поколение), который сейчас живет в прекрасных условиях на мысе Код (и слишком много курит), очень давно он был американским пехотинцем (нестроевой службы) и, попав в плен, стал свидетелем бомбардировки немецкого города Дрездена («Флоренции на Эльбе») и может об этом рассказать, потому что выжил. Этот роман отчасти написан в слегка телеграфически-шизофреническом стиле, как пишут на планете Тральфамадор, откуда появляются летающие блюдца. Мир.
Посвящается Мэри О’Хэйр и Герхарду Мюллеру
Ревут быки.
Теленок мычит.
Разбудили Христа-младенца,
Но он молчит.
Почти все это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти все правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник. Другой знакомый и в самом деле грозился, что перебьет всех своих личных врагов после войны при помощи наемных убийц. И так далее. Имена я все изменил.
Я действительно ездил в Дрезден на Гуггенхеймовскую стипендию (благослови их Бог) в 1967 году Город очень напоминал Дайтон, в штате Огайо, только больше площадей и скверов, чем в Дантоне. Наверно, там, в земле, тонны искрошенных в труху человеческих костей.
Ездил я туда со старым однополчанином, Бернардом В. О’Хэйром, и мы подружились с таксистом, который возил нас на бойню номер пять, куда нас, военнопленных, запирали на ночь. Звали таксиста Герхард Мюллер. Он нам рассказал, что побывал в плену у американцев. Мы его спросили, как живется при коммунистах, и он сказал, что сначала было плохо, потому что всем приходилось страшно много работать и не хватало ни еды, ни одежды, ни жилья. А теперь стало много лучше. У него уютная квартирка, дочь учится, получает отличное образование. Мать его сгорела во время бомбежки Дрездена. Такие дела.
Он послал О’Хэйру открытку к рождеству, и в ней было написано так – «Желаю Вам и Вашей семье, а также Вашему другу веселого Рождества и счастливого Нового года и надеюсь, что мы снова встретимся в мирном и свободном мире, в моем такси, если захочет случай».
Мне очень нравится фраза «если захочет случай».
Ужасно неохота рассказывать вам, чего мне стоила эта треклятая книжонка – сколько денег, времени, волнений. Когда я вернулся домой после второй мировой войны, двадцать три года назад, я думал, что мне будет очень легко написать о разрушении Дрездена, потому что надо было только рассказывать все, что я видел. И еще я думал, что выйдет высокохудожественное произведение или, во всяком случае, оно даст мне много денег, потому что тема такая важная.
Но я никак не мог придумать нужные слова про Дрезден, во всяком случае, на целую книжку их не хватало. Да слова не приходят и теперь, когда я стал старым пердуном, с привычными воспоминаниями, с привычными сигаретами и взрослыми сыновьями.
И я думаю: до чего бесполезны все мои воспоминания о Дрездене и все же до чего соблазнительно было писать о Дрездене. И у меня в голове вертится старая озорная песенка:
Какой-то ученый доцент
Сердился на свой инструмент:
«Мне здоровье сорвал,
Капитал промотал,
А работать не хочешь, нахал!»
И вспоминаю я еще одну песенку:
Зовусь я Ион Йонсен,
Мой дом – штат Висконсин,
В лесу я работают тут.
Кого ни встречаю;
Я всем отвечаю,
Кто спросит:
«А как вас зовут?»
Зовусь я Ион Йонсен,
Мой дом – штат Висконсин…
И так далее, до бесконечности.
Все эти годы знакомые меня часто спрашивали, над чем я работаю, и я обычно отвечал, что главная моя работа – книга о Дрездене.
Так я ответил и Гаррисону Старру, кинорежиссеру, а он поднял брови и спросил:
– Да, – сказал я, – похоже на то.
– А знаете, что я говорю людям, когда слышу, что они пишут антивоенные книжки?
– Не знаю. Что же вы им говорите, Гаррисон Стар?
– Я им говорю: а почему бы вам вместо этого не написать антиледниковую книжку?
Конечно, он хотел сказать, что воины всегда будут и что остановить их так же легко, как остановить ледники. Я тоже так думаю.
И если бы войны даже не надвигались на нас, как ледники, все равно осталась бы обыкновенная старушка-смерть.
Когда я был помоложе и работал над своей пресловутой дрезденской книгой, я запросил старого своего однополчанина Бернарда В. О’Хэйра, можно ли мне приехать к нему. Он был окружным прокурором в Пенсильвании. Я был писателем на мысе Код. На войне мы были рядовыми разведчиками в пехоте. Никогда мы не надеялись на хорошие заработки после войны, но оба устроились неплохо.
Я поручил Центральной телефонной компании отыскать его. Они здорово это умеют. Иногда по ночам у меня бывают такие припадки, с алкоголем и телефонными звонками. Я напиваюсь, и жена уходит в другую комнату, потому что от меня несет горчичным газом и розами. А я, очень серьезно и элегантно, звоню по телефону и прошу телефонистку соединить меня с кем-нибудь из друзей, кого я давно потерял из виду.
Так я отыскал и О’Хэйра. Он низенький, а я высокий. На войне нас звали Пат и Паташон. Нас вместе взяли в плен. Я сказал ему по телефону, кто я такой. Он сразу поверил. Он не спал. Он читал. Все остальные в доме спали.
– Слушай, – сказал я. – Я пишу книжку про Дрезден. Ты бы помог мне кое-что вспомнить. Нельзя ли мне приехать к тебе, повидаться, мы бы выпили, поговорили, вспомнили прошлое.
Энтузиазма он не проявил. Сказал, что помнит очень мало. Но все же сказал: приезжай.
– Знаешь, я думаю, что развязкой в книге должен быть расстрел этого несчастного Эдгара Дарби, – сказал я. – Подумай, какая ирония. Целый город горит, тысячи людей гибнут. А потом этого самого солдата-американца арестовывают среди развалин немцы за то, что он взял чайник. И судят по всей форе и расстреливают.
– Гм-мм, – сказал О’Хэйр.
– Ты согласен, что это должно стать развязкой?
– Ничего я в этом не понимаю, – сказал он, – это твоя специальность, а не моя.
Как специалист по развязкам, завязкам, характеристикам, изумительным диалогам, напряженнейшим сценам и столкновениям, я много раз набрасывал план книги о Дрездене. Лучший план, или, во всяком случае, самый красивый план, я набросал на куске обоев.
Я взял цветные карандаши у дочки и каждому герою придал свой цвет. На одном конце куска обоев было начало, на другом – конец, а в середине была середина книги. Красная линия встречалась с синей, а потом – с желтой, и желтая линия обрывалась, потому что герой, изображенный желтой линией, умирал. И так далее. Разрушение Дрездена изображалось вертикальным столбцом оранжевых крестиков, и все линии, оставшиеся в живых, проходили через этот переплет и выходили с другого конца.
Бойня № 5
Аннотация
Доброволец в рядах американской армии во время Второй мировой войны, попавший в плен к немцам, свидетель почти полного уничтожения Дрездена, Воннегут перенес этот опыт на страницы своего самого знаменитого романа – «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», в котором стираются грани между настоящим и прошлым, миром и войной, реальностью и фантазией, безумием и трезвостью.
Рецензии читателей
Комментарии читателей
Книги автора
«Эта книга – мой подарок самому себе к пятидесятилетию.
В пятьдесят лет я так запрограммирован, что веду себя по-ребячески; неуважительно говорю про американский гимн, рисую фломастером нацистский флаг, и задики, и всякое другое.
…Думаю, что это – попытка все выкинуть из головы, чтобы она стала совершенно пустой, как в тот день пятьдесят лет назад, когда я появился на этой сильно поврежденной планете.
…По-моему, так должны сделать все американцы – и белые и небелые, которые подражают белым. Во всяком случае, мне-то другие люди забили голову всякой всячиной – много там и бесполезного и безобразного, и одно с другим не вяжется и совершенно не соответствует той реальной жизни, которая идет вне меня, вне моей головы».
Один из самых причудливых и загадочных романов Курта Воннегута, в котором он обыгрывает не только «мифологию искусства» ХХ века, но и архетипы «военной прозы» и мотивы древнегреческой мифологии. Автобиография вымышленного художника Рабо Карабекяна, карьера которого потерпела крах из-за некачественной краски, и история таинственной Цирцеи Берман, пытающейся изменить не только его жизнь, но и взгляды на искусство и свое место в нем, служат лишь обрамлением для притчи, по-новому трактующей известный сюжет творца, его Музы и поисков Вдохновения.
Два авторских сборника рассказов, цикл рассказов о Гельмгольце, мемуары и интервью.
«Поздний» Воннегут – во всей безжалостной жестокости его острого таланта. Странная история Руди Вальца – скромного фармацевта и незадачливого драматурга, снова и снова ищущего ответа на два вопроса. Как случилось, что много лет назад он, совсем еще ребенок, совершил убийство? И почему именно он, до сих пор терзаемый чувством вины, оказался одним из немногих уцелевших во время катастрофы, которая унесла тысячи жизней? Чувство вины личной перетекает для него в чувство вины «глобальной», общечеловеческой. И девиз его – никого не любить, никому не верить, ни во что не вмешиваться – обретает совершенно новый, философский смысл.
Однако такой поступок требовал слишком большой смелости, и Вселенная вернулась всего на десять лет назад. А люди получили в подарок целых десять лет жизни и шанс переписать ее набело – ведь все ходы заранее известны! Это могли быть идеальные, лучшие десять лет жизни, но изо дня в день, неделю за неделей люди упрямо наступали на старые грабли, в точности повторяя рисунок судьбы…
А есть ли жизнь на Марсе? Да, есть – в фантастическом романе «Сирены Титана» Курта Воннегута читатель сможет побывать не только на Марсе, но и на Меркурии и Титане вместе с главным героем – богатым американцем, прожигателем жизни Малаки Константом.
На Марсе Малаки переродится в Дядька, потеряет память, лишится всего и будет выполнять приказы людей, встроивших в его мозг чип, причиняющий герою нестерпимую боль при любом отказе следовать распоряжениям начальства.
Вас ждет совершенно невероятный сюжет, увлекательные космические путешествия, а вместе с тем сложные философские размышления, пересмотр моральных, религиозных и эстетических ценностей, попытка найти смысл жизни.
В романе Курта Воннегута «Мать Тьма» повествование идет от имени американского шпиона в фашистской Германии, где он работал на радио и в своих передачах настолько успешно зачитывал нацистскую антиеврейскую пропаганду, что в итоге по совершенным злодеяниям приравнялся к самому Гитлеру.
«Колыбель для кошки» – один из самых знаменитых романов Курта Воннегута, принесший ему как писателю мировую славу. Роман повествует о чудовищном изобретении бесноватого доктора Феликса Хониккера – веществе «лед-девять», которое может привести к гибели все человечество. Ответственность ученых за свои изобретения – едва ли не центральная тема в творчестве Курта Воннегута, удостоенного в 1971 году почетной степени магистра антропологии, присужденной ему за этот роман Чикагским университетом.
Послушайте – когда-то, две жены тому назад, двести пятьдесят тысяч сигарет тому назад, три тысячи литров спиртного тому назад… Тогда, когда все были молоды… Послушайте – мир вращался, богатые изнывали он глупости и скуки, бедным оставалось одно – быть свободными и умными. Правда была неправдоподобнее всякого вымысла. Женщины были злы и красивы, а мужчины – несчастны и полны глупых надежд. И крутилась, крутилась жизнь, запутывалась все сильнее – как дикая, странная игра по имени «Колыбель для кошки»…
В «Галапагосе» рассказывается, с точки зрения призрака упомянутого Леона Траута, история последних дней современной цивилизации, какой она видится спустя миллион лет после происшедшего. После всемирной катастрофы в живых остается горстка людей, которые высаживаются на один из островов архипелага Галапагос. Где живут, мутируют и превращаются в некое подобие мыслящих рыб. Главное отличие бедолаг, которым повезло, от нас состоит в том, что они живут и мыслят намного проще: главным врагом человечества, по Воннегуту, являются слишком большие мозги, коими наделены современные люди.
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
The American Interest (США): блистательный провал
Ничего вразумительного о бойне написать нельзя, признавался Курт Воннегут в своей книге о бомбардировке Дрездена. Почему же мы зачитываемся ею полвека спустя?
Пятьдесят лет назад Билли Пилигрим (главный герой романа Воннегута «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» — прим. ред.) отключился от времени, и на свет появился легендарный роман двадцатого века. Роман вышел в 1969 году и сделал 47-летнего Курта Воннегута (американский писатель-сатирик XX века — прим. ред.) живым классиком. О страхах контркультурного поколения, техническом прогрессе, войне во Вьетнаме и ядерной катастрофе он говорил языком ярким и непосредственным. Как точно отметил в предисловии к юбилейному переизданию писатель и ветеран войны в Ираке Кевин Пауэрс (Kevin Powers), книги Воннегута трогают и современных солдат, у которых за плечами остался Ирак и Афганистан, и вообще никого не оставят равнодушным.
Перечитывая роман полвека спустя, я поразился, что сам Воннегут книгу, которая и сделала ему имя, называл не иначе как полным провалом.
В этом он признается в первой же главе, которая написана в постмодернистской манере и рассказывает вовсе не о Дрездене, Билли Пилигриме или планете Тральфамадор, а о том, что его побудило взяться за перо. Поначалу он думал, что сможет заявить о себе как о писателе немудреным описанием своего военного опыта, объясняет Воннегут — «все, что от меня требуется, это просто рассказать, что я видел». Однако 20 лет спустя, исписав тысячи неудачных страниц, в письме издателю он извиняется, что у него вышла полная путаница — потому что «ничего вразумительного о бойне написать нельзя». Много позже, уже в восьмой главе, он в очередной раз ломает четвертую стену и признается: «В нашем рассказе почти нет героев и всяких драматических ситуаций, потому что большинство персонажей этой книги — люди слабые, беспомощные перед мощными силами, которые играют человеком».
Воннегут признается, что его попытка написать антивоенный роман тоже провалилась. «А почему бы вам вместо этого не написать антиледниковую книжку?» — интересуется издатель. «Конечно, он хотел сказать, что войны всегда были и всегда будут, и что остановить их так же легко, как остановить ледники. Я и сам так думаю».
Так почему же именно «Бойня номер пять» — книга, которую автор называет своей неудачей — считается одним из лучших романов о Второй мировой войне? Полагаю, мы сможем ответить на этот вопрос, если, во-первых, порассуждаем, как этот шедевр вписывается в жизнь самого Воннегута, а во-вторых, рассмотрим, как Билли и тральфамадорцы воспринимают время, и поразмыслим, что здесь необычного.
Но перед тем как обсуждать, как Билли Пилигрим отключился от времени, давайте посмотрим, как в нем застрял сам Воннегут.
Точнее всего про Воннегута будет сказать, что он как бы приклеился к своей военной эпохе. Как отмечает Пауэрс в своем предисловии, всякий, кто воевал, знает, что прошлое оказывается «непреодолимой силой», особенно для тех, «у кого осталась психологическая травма».
Не будет преувеличением сказать, что время, к которому приклеился Воннегут, начинается примерно там, где от него отключается Билли: незадолго до Рождества 1944 года, где-то в Арденнском лесу, в самом начале битвы за Арденны. Плохо вооруженный, почти не обученный, замерзший и полуголодный, рядовой Воннегут вместе с тысячами соратников попал в окружение Вермахта. Их швырнули в товарные вагоны и разослали железной дорогой в трудовые лагеря по всей Германии. В конце концов, он оказался в Дрездене — днем работал на фабрике, где делали солодовый сироп для беременных женщин, а ночевал на заброшенной бойне (практически опустевшей, потому что к тому моменту мясо стало жутким дефицитом). В подвале бойни, среди развешенных на крючьях говяжьих туш, Воннегут, его друзья-арестанты и их охранники и спрятались в ту ночь, когда бомбардировщики Королевских ВВС сбросили на центр Дрездена тысячи авиабомб и снарядов с зажигательной смесью. Шквал огня превратил живописный город — его еще называли «Флоренцией на Эльбе» — в груду камней, пепла и трупов.
Утром в день святого Валентина 1945 года Воннегут и другие выжившие выбрались из укрытия — и увидели лунный пейзаж. Немцы отрядили Воннегута и других военнопленных доставать трупы из-под обломков. Воннегут назвал потом эту работу «поиском пасхальных яиц, причем невероятно сложным». Они разгребали груды пепла и битых кирпичей, спускали вниз лестницы и поднимали наружу тела тех, кому убежище стало могилой. «Так была заложена первая шахта по добыче трупов в Дрездене», — пишет Воннегут. Гробокопатели процветали.
Споры вокруг точного числа погибших не утихают по сей день — особенно в немецкой политике — и как вы понимаете, ужасы Дрездена не отпускали Воннегута до конца его дней. Он принял оценку противоречивого историка (и отрицателя Холокоста) Дэвида Ирвинга (David Irving) и придерживался ее, даже когда ее опровергли. Даже в 2005 году Воннегут продолжал говорить о 135 тысячах погибших — эту цифру он почерпнул у Ирвинга. (Историческая комиссия, созванная Дрезденским муниципалитетом для борьбы с праворадикальной пропагандой, проверив хроники военных лет, оценила число погибших между 22 тысячами 700 и 25 тысячами человек). По мнению Воннегута, бомбардировка Дрездена стала «величайшей бойней в европейской истории» — если считать бойней «нечто внезапное». Сам Воннегут Холокоста не отрицал. Я не думаю, что завышая число жертв, он пытался поставить знак нравственного равенства между нацистской Германией и союзниками. Истинные цифры его не очень интересовали — ведь окажись жертв меньше, это умалило бы моральный вес трагедии, которую он пронес через всю свою жизнь.
После войны Воннегут пытался написать о том, что видел и пережил в Германии, но понял, что нужные слова не идут. Когда его спрашивали, чем он сейчас занят, он отвечал: «пишу большую книгу о Дрездене». И это напомнило ему песенку с бесконечным рефреном, которую он позднее включит в «Бойню номер пять».
«Меня зовут Йон Йонсон,
Мой штат родной — Висконсин.
Работаю на складе я, где досочки кладут.
И каждый первый встречный
Мне скажет: „О, привет! И как тебя зовут?»
А я в ответ: меня зовут Йон Йонсон…»
Пока с «дрезденской книгой» у него не ладилось, он поучился в аспирантуре Чикагского университета на социологическом отделении (но когда его диссертацию забраковали, он ее забросил, ученой степени так и не получив), поработал репортером и, в конечном итоге, устроился в отдел по связям с общественностью исследовательской лаборатории «Дженерал электрик» (General Electric) в городе Скенектади, штат Нью-Йорк.
Там, в лаборатории в северной части штата Нью-Йорк, среди машин, которые с каждым днем заменяли все больше и больше живых людей, он задался вопросом, что же будет с фабричными рабочими и их чувством собственного достоинства, когда их окончательно заменят машины? Как будет выглядеть наше общество, если автоматизация уничтожит вообще все рабочие места? Плодом этих размышлений стал его первый роман «Механическое пианино или Утопия 14» (1952). Но эти темы — слепое внедрение технологий и могучие, неконтролируемые силы, стирающие в порошок всех опоздавших — обретут продолжение в «Бойне номер пять». Издатели решили, что книга о машинах и социальных переменах придется по вкусу разве что любителям научной фантастики, поэтому за пределами жанра роман особого внимания не снискал. Ярлык писателя-фантаста будоражил у Воннегута смешанные чувства, переходящие во враждебность: «Складывается впечатление, что нельзя одновременно быть приличным писателям и разбираться в устройстве холодильника — подобно тому, как ни один респектабельный джентльмен в Сити не наденет коричневый костюм», — писал он.
Контекст
NYT: вечер с Анной Ахматовой
13 авторов, возненавидевших собственные книги
Невероятная история научной фантастики
Тем не менее в своем следующим романе, «Сирены Титана» (1959), он принял все условности жанра (чтобы хорошенько над ними поиздеваться). Книга построена вокруг вторжения марсиан и путешествий во времени, и в ней уже есть персонажи и декорации, которые впоследствии войдут в «Бойню номер пять» (1969), включая планету Тральфамадор и богатого аристократа из Новой Англии по имени Румфорд. В «Бойне» также всплывают фрагменты его последующих трех романов: «Мать Тьма» (1961) рассказывает историю двойного агента нацистов и американских спецслужб Говарда У. Кэмпбелла-младшего — впоследствии он будет прятаться в подвале скотобойни вместе с Билли Пилигримом. «Колыбель для кошки» (1963) рассказывает об ученом, чье изобретение, как несложно догадаться, приводит к мировому апокалипсису. А персонаж книги «Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисер перед свиньями» (1965) окажется соседом Билли по больничной палате с пачкой романов фантаста-графомана Килгора Траута, альтер-эго Воннегута.
Перечитывая собрание сочинений Воннегута с позиций 2019 года, складывается странное впечатление, что «Бойня номер пять» все время возвращается к началу литературного поприща Воннегута. Похоже, эта книга стала для него тем же, чем для Билли война — застывшим в янтаре фрагментом времени, который часто всплывает сам по себе, совершенно непрошенно. Дрезден преследовал самого Воннегута, а «Бойня» — эта «короткая и путаная книга» и «полный провал» — его литературную карьеру.
Как же осознание трех уникальных временных перспектив «Бойни номер пять» — нашей собственной, Билли и тральфамадорцев — помогает нам понять эту «провальную» книгу?
Как воспринимаем время мы сами, объяснять не нужно. Вы этим занимаетесь прямо сейчас.
Взгляд Билли Пилигрима на время поначалу ничем не отличается от нашего, но где-то в Арденнском лесу он начинает случайным образом перескакивать туда-сюда через события своей жизни. Он смотрит собственную жизнь, будто потоковое видео на сайте «Нетфликс», разве что за пультом управления на веки вечные уселся лукавый Бог, перематывающий жизнь Билли взад и вперед по собственной прихоти. В теории Билли может воспользоваться своими знаниями о прошлом, настоящем и будущем и поступить по-другому, но — как ни странно — никогда так не делает. Он даже нанимает специальный самолет, хотя прекрасно знает, что он разобьется и все погибнут — кроме него самого.
У тральфамадорцев, зеленых инопланетян в форме прибора для прочистки труб, которые похищают Билли Пилигрима и выставляют его на всеобщее обозрение в зоопарке, представление о времени панорамное. Они видят прошлое, настоящее и будущее одновременно — как мы видим целый горный хребет со всеми его вершинами и долинами. Это высшие и низшие точки жизни, объясняют они Билли. Низшая точка наступит, когда они случайно уничтожат всю вселенную, включая Землю, «испытывая новое горючее для летающих блюдец». Если вам это известно наперед, спрашивает Билли, почему же вы ничего не измените? Потому что, объясняют они слегка презрительно, «такова структура момента».
Разумеется, Билли нам кажется жалким, пассивным фаталистом. «Выглядел он нелепо, — описывает его Воннегут — высокий, шесть футов три дюйма, грудь и плечи как большой коробок спичек. Он был совершенно не похож на солдата. Он походил на немытого фламинго». Это каким надо быть дураком, чтобы сесть в самолет, который точно разобьется? И каким надо быть трусом, чтобы не предупредить остальных о смерти?
Тральфамадорцы же кажутся нам невероятно чужими, до смешного безразличными. Что за монстр затеет научный эксперимент, который, как известно заранее, уничтожит всё и вся?
И каждый из нас — по-своему Билли. Мы можем взять и закричать: «Не садитесь в этот самолет, он разобьется!». Но Билли смолчал — «зачем зря трепаться». Молчим и мы.
«Бойня номер пять» — одновременно провал и шедевр, потому что это антивоенный роман, автор которого знает, что занимается безнадежным делом, потому что по сути пишет «антиледниковую книгу». И, несмотря ни на что, он смеется и заставляет смеяться нас. Безусловно, этот смех — защитный механизм перед невыразимым страданием и утратами, но по своей природе он скорее болеутоляющий, чем панический. Своим черным юмором Воннегут, как пишет в предисловии Пауэрс, «облегчает и предотвращает человеческие страдания перед лицом их неизбежности». «И я не могу назвать никакой более смелой нравственной позиции, чем эта», — добавляет он.
В конце первой главы Воннегут вспоминает историю Содома и Гоморры и особенно судьбу жены Лота. Она знает, что люди у нее за спиной — дурные, и что миру без них будет только лучше. Она знает, что сам Бог велел ей не оглядываться. Точно так же богоподобные тральфамадорцы советуют Билли «сосредоточиться на счастливых минутах жизни и забывать несчастливые — и вообще смотреть только на красоту». Но с травмой это не выходит — ни у Билли, ни у кого из нас. Не оглядываться назад мы не можем. «Но она оглянулась, за что я ее и люблю, потому что это было так по-человечески» — пишет Воннегут. «А книга эта не удалась, потому что ее написал соляной столп», — продолжает он. Таким образом книга не только обвиняет нас всех в неудачах — как личных, так и коллективных — но и предлагает раскаяние и утешение. «Бойня номер пять» — провал, потому что автор требует невозможного, и сам это понимает. И это неописуемое желание вопреки неминуемой неудаче так человечно.
Совсем недурно для провала.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.